Хулиганка

      Хлопает входная дверь, но я даже не дергаюсь. Я давно уже проснулась, но шевелиться, не то что вставать с кровати, мне совершенно не хочется. Край одеяла уполз куда-то на пол, но я знаю: стоит только дернуться, потянуть руку и затащить его обратно, все сразу разрушится. Сонный мир полумрака комнаты разобьется. Придется включить свет, ненавидя его яркость, а после долго согреваться от доводящего до сумасшедшей дрожи утреннего холода.       Поэтому я просто закрываю глаза. А когда открываю, солнце уже освещает, но не согревает мою комнату. «Мороз и солнце», — проносится в моей голове, и я с трудом заставляю свое тело высунуться из-под одеяла и пойти в ванную. Без какого-либо энтузиазма чищу зубы, разглядывая свое не слишком радостное, заспанное лицо, и думаю над тем, пощадят ли меня родители.       Вчера, когда я вернулась домой, агрессивно скинула обувь, повесила куртку на вешалку, чуть не сорвав ее с перекладины, и хлопнула дверью, мама и папа ничего не сказали мне. Боковым зрением я видела, как они лишь наблюдали за всеми моими действиями. Утром родители проснулись раньше меня и, как и всегда, не заглядывая в мою комнату, ушли на работу. Они ничего и не заметили вчера? Устроят серьезный разговор о вреде и распитии вечером? Или, на что я надеюсь больше всего, просто не станут поднимать эту тему. Никогда.       Все еще пытаясь проснуться, лениво натягиваю домашнюю одежду и в непривычном для меня медленном темпе начинаю раскидывать вещи по своим местам. Перемещаюсь по дому словно замученное привидение и чувствую себя очень странно. От выпитого вчера вина, от слишком долго сна, от скомканного разговора с Вадимом, от теперь кажущейся странной ссоры с Марусей? Или от всего это разом? Мне совсем не хочется об этом думать прямо сейчас. И я, обещая себе обязательно позвонить подруге вечером, продолжаю ленивую уборку.       Проходит несколько часов, прежде чем я заканчиваю. Квартира выглядит чистой, но какой-то одинокой. Солнце снова спряталось за серыми низкими тучами, которые сделали из светлого пространства совсем хмурое и замершее. Мне не хочется включать телевизор, музыку, хотя это обычно немного оживляет. Бросаю взгляд на телефон, одиноко лежащий на кровати. Мелькает мысль позвонить маме и спросить, как у нее дела, но я не успеваю сделать и шаг в его сторону. Кто-то стучит в дверь.       Вздрагиваю, испугавшись громкого неожиданного звука. Слишком рано, чтобы родители возвращались с работы. Слишком поздно для почты. Слишком странно для буднего дня. Сбрасываю тапочки и на цыпочках крадусь к двери. По дороге моя ненормальная фантазия, разумеется, вспоминает все странные и страшные истории. Как всегда пугаюсь собственного отражения в зеркале в полумраке коридора, а в трех шагах от цели, чуть не подпрыгивая на месте от очередного стука, уже подумываю даже не выяснять, кто там. Детский сад какой-то. Дверь заперта на ключ, и ничего не случится, если я просто взгляну в глазок.       — Маруся! — облегченно выдыхаю я.       Спешно поворачиваю ключ в замке и распахиваю дверь. Раньше, чем подруга успевает сказать хоть что-то, буквально затаскиваю ее в квартиру и обнимаю так крепко, будто мы не виделись целую вечность. И дело вовсе не в том, что я уже придумала, будто за дверью стоит убийца с топором, которым он разрубит дверь. Я совсем забываю о своем детском страхе перед незнакомцами, ломящимися в квартиру.       Просто после вчерашнего все стало очень странно. Если между мной и Вадимом регулярно происходили множество неловких ситуаций и вчерашняя была далеко не первая (и, я уверена, совсем не последняя), так что они уже особо не вызывают никаких эмоций, то недосказанность по отношению к лучшей подруге тревожила меня. И я даже не представляла насколько, пока не увидела ее на пороге квартиры.       — Ты больше не злишься? — спрашивает она. — Не злишься? — повторяет Маруся свой вопрос, пока я обнимаю девушку так, что уже чувствую каждое ее ребро. — Даясик, — она и сама сжимает меня, и так, переступая и шатаясь из стороны в сторону из-за подобного положения, мы проводим несколько минут.       — Я даже сама не поняла, почему так разозлилась, — честно признаюсь я, все-таки отпуская Марию. Девушка, сняв верхнюю одежду, идет в мою комнату, и мы привычно усаживаемся на пол.       — И все-таки я пришла, чтобы все рассказать, — говорит она, улыбаясь.       — Это необязательно, если тебе не хочется…       — Даяна, — мягко прерывает меня подруга. — Слушай, — и я киваю, облокачиваясь спиной на свой диван и вытягивая ноги. Девушка ложится на бок и прокашливается, готовясь начать историю. А я вспоминаю, как несколько лет назад, когда мы были в шестом классе, она и я сидели точно так же, в этой же комнате, пусть и с другой мебелью. Наша дружба перенесла несколько лет, но стала только крепче. Пусть и случались трудные периоды, но в последнее время все было гладко. Я понимаю, что мы не могли так просто разругаться, и это меня успокаивает окончательно.       Они познакомились раньше, чем мы с Марусей обратили друг на друга свое детское внимание. Подруга, закончив четвертый класс, с удовольствием, по ее словам, приходила в школьный лагерь. Она была достаточно общительной, чтобы получать от этого удовольствие. Я же в те времена уже проявляла иголки своего характера и предпочитала в одиночестве развлекаться телевизором, книгами и дурацкими компьютерными играми. А Вадим, слишком взрослый, чтобы развлекаться в лагере, приходил в школьный двор погонять мяч с друзьями.       В обед им было жарко на солнце, и они, достаточно наглые, забредали в школу, где Вадим и Маруся и познакомились. Целую неделю он засыпал то траву, то листики с божьими коровками, а то и пожеванные жвачки в портфельчик. Мальчик был аккуратен, играя в своеобразную шпионскую игру: прокрасться в класс, пока все, включая учителей, обедали в столовой, найти нужный, марусин, портфель, а после совершенного «преступления» незамеченным выйти на улицу. Но как-то раз Вадим попался. Попался совсем глупо, задержавшись на минуту, только для того чтобы рассмотреть и по-мальчишески жестоко посмеяться над марусиным рисунком, а подруга вернулась в класс за забытыми салфетками. Он испуганно потупился, но бежать было некуда: девочка стояла прямо в дверном проеме. Она же сначала ничего не поняла: подошла, взглянула на него, на свой рисунок в его руках, на приоткрытый портфель, из которого торчала трава и комья грязи. И все поняла. Вадим воспользовался заминкой, чуть оттолкнул ее в сторону и побежал так быстро, что потом ему еще целых полчаса казалось, будто его легкие разодраны в клочья, а ровный ритм сердца никак не мог вернуться. То ли от адреналина, то ли от стыда.       С тех пор Маруся носила все свои вещи при себе, и при каждом удобном случае бросала злостные взгляды на Вадима. Она все думала, как бы ему отомстить, но была недостаточно жестокой, чтобы придумать что-либо. Закончилось лето, начался новый учебный год. Первого сентября он бросил неловкое «извини», она кивнула, и после они надолго сделали вид, что их друг для друга не существует.       В шестом классе почему-то, я до сих пор не знала почему, мы подружились. И все было бы вроде хорошо. Пока мы не перешли в девятый класс. Директор сообщил на общешкольном собрании в актовом зале, что ему нужен помощник, кто-то ответственный, активный, справедливый. Михаил Кириллович долго рассказывал о том, что это будет полезно в первую очередь нам: навыки, приобретенные сейчас в ходе помощи, окажутся нам полезны в университете, а в будущем и на рабочем месте. Подруга моментально загорелась. И после закрутилась в водовороте этих дел.       Мы начали ссориться и сильно отдалились. Почти на целый год. За это время и случилось все. Она ходила на танцы и там познакомилась с парнем, с которым встречалась почти весь девятый класс. Он был сильно старше, и не считал отношения с Марией чем-то серьезным. Но у моей подруги все случилось с ним впервые: первые взрослые отношения, первый поцелуй, первые ночевки и первые серьезные секреты от мамы. Она видела в нем будущего мужа, а он видел в ней лишь развлечение на время. Но это она понимала сейчас. Тогда все было по-другому.       Под новый год он обошелся с ней грубо, но не бросил. И под новый год она столкнулась с Вадимом снова. Они со смехом вспоминали детство и много времени проводили вместе. Он влюбился, а она забылась. Случилась подростковая нежность и скромные поцелуи. Но, по словам обоих, ничего больше.       «Он как будто дал мне за эти пару недель то, чего мне не хватало в отношениях с тем другим, понимаешь?», — спросила меня Маруся с какой-то давно пережитой, но, видимо, до сих пор иногда беспокоившей болью в глазах, а я лишь кивнула.       Однажды он уснул у нее дома. Действительно просто уснул, пока они смотрели ее любимый фильм. И никто из них не рассчитывал ни на что более. Просто ее родители уехали праздновать свою годовщину на пару дней. Просто ей стало страшно оставаться одной.       Утром позвонил ее почти что уже бывший. Сказал, что скучает, и прочую ерунду, которую в таких случаях вешают на уши парни вроде него. А она поверила. Зачем-то поверила, ведь думала, что он и никто кроме — ее будущее. Разумеется, никакого будущего у них не получилось. Ее не дающее покоя чувство вины перед Вадимом, странное поведение парня, бесконечное вранье и ссоры отрезвили.       И мы снова с ней сблизились.

***

      Карантин заканчивается с началом новой недели. Сообщение субботним утром от классной совсем не вселяет в меня энтузиазма: «Дети, с понедельника по прежнему расписание. Буду рада всех видеть! Не забудьте про домашнее задание!» Понедельник выдается крайне тяжелым. Он предоставляет мне полный комплект: невыносимые уроки, шумные коридоры, адская толкотня. Каждый из учителей стремится дать столько заданий, что, кажется, их было бы нереально успеть сделать к следующему разу, даже если бы у нас был один единственный предмет, а необходимость спать, есть, дышать и моргать полностью отсутствовала.       Но я стойко выдерживаю ритм «галопом по Европам» семь уроков подряд и чуть ли не вприпрыжку отправляюсь в административный корпус. Конечно, логичнее всего было бы идти прямиком домой, за учебники: разгребать гору задач, уравнений, конспектов и бесконечных текстов, чтобы хоть немного подготовится к завтрашним самостоятельным и тестам, ведь учителя решили, будто это лучший способ наверстать упущенные возможности проставить оценки.       Но в драмкружке ведь тоже кипит жизнь. Вадим, как только мы все собираемся, почему-то радостно объявляет, что с Восьмым марта мы, девочки, пролетели, ведь из-за затянувшегося карантина никто ничего не успел подготовить. «Что по майским?» — обращается парень ко всем, и тут же начинается обсуждение, которое время от времени перерастает в негромкую перепалку, но та быстро стихает. Отлично. Я смертельно соскучилась по всей этой атмосфере. Так что, видимо, к черту полноценный сон и не дергающийся глаз. Высплюсь на тех же майских праздниках, а пока пора получать удовольствие от неожиданно приобретенного увлечения!       — Танцуйте свой вальс на последнем звонке, — уже битый час твердит Вика не менее упертому, чем она сама, Вадиму.       Пишу конспект по литературе, слушая вполуха спор о постановке на Девятое мая. Вадим хочет начать все с парного танца, а Вика утверждает, что это ни к чему — лучше начать какой-то бытовой сценкой.       — Вальс на последнем звонке — слишком банально. У нас другие планы, — отрываюсь от тетради, разминая руку. Смотрю на Вадима, на Вику. Возвращаю взгляд на парня и тихонько смеюсь. Они оба выглядят так, будто вот-вот вцепятся друг в друга. Бой не на жизнь, а на вальс. — Даяна, а ты что думаешь? — старшеклассник замечает мой пристальный взгляд и, видимо, решает найти поддержку в моем лице.       — Прости, но я как корова на льду, когда танцую что-то такое, — пожимая плечами, кошусь на Вику. Та подмигивает мне, а я чуть приподнимаю бровь. Идеальное преступление.       — Да брось, — тянет парень и идет прямо ко мне.       Он, даже не ожидая моего согласия, тянет меня за руку, вынуждая встать. Ручка катится по столу и, ударившись о стул, падает на пол. Чувствую все взгляды на себе. Еще бы. Каждый в драмкружке пристально следил за каждым нашим шагом друг к другу после драки Вадима и Жени, слухи о которой разбежались с ультразвуковой скоростью по школе.       — Я все равно не умею, — бормочу я, чувствуя руку Вадима на своей спине. Другую он так и не отпускает, но, невзначай переплетая наши пальцы, чуть приподнимает в сторону.       — Глупости, — уверенно говорит он, вставая еще ближе.       Я совсем краснею, глядя в пол, на наши ноги. Между носками обуви ровно пять сантиметров. И я цепляюсь взглядом за его черные ботинки, как за спасательный круг. Лишь бы не поднять взгляд, не нарушить ту границу, за которую я его к себе не подпускала. Вадим делает шаг, второй, третий, чуть поворачивается на месте, и все повторяется снова.       — Видишь, у тебя очень здорово получается, — говорит он тихо-тихо. Только мне. Я киваю, улыбаюсь. И почему-то смущаюсь. — Только вот, — его пальцы отрываются от моей спины, и прикасаются к подбородку, приподнимая его вверх и возвращаются обратно, почти неощутимо оставаясь на прежнем месте. — Никто не танцует вальс, смотря в пол, — Вадим вглядывается так пристально, не давая отвести от него глаз. Я чувствую, как каждая мышца в теле напрягается. Чуть дергаюсь, но продолжаю переставлять стопы вслед за парнем. Буквально спиной чувствую все взгляды, направленные на нас. Силой отрываюсь от его взгляда. Смотрю не вниз, но куда-то в сторону. — Успокойся, Даяна, — я слышу, что Вадим явно улыбается, если не смеётся. — Я умею дружить.       И тут же чувствую, как рука парня плотнее вжимается в мою спину, как его пальцы уверенней сжимают мою ладонь, а ноги начинают ускоряться. То ли от услышанной фразы, то ли от слишком быстрого темпа, то ли, испугавшись зазвонившего телефона, я спотыкаюсь сначала о его ногу, следом о свою и, по-дурацки попытавшись удержать равновесие, валюсь к двери.       — Кажется, Даяна теперь точно против вальса, — подводит итог Вика.       И пока они помогают мне вставать, а я поднимаюсь на ноги, одновременно потирая ушибленное колено и пытаясь оправить задравшуюся буквально со всех сторон юбку, телефон все продолжает звонить. Раз за разом. Замолкая лишь на секунду, он начинает играть и без того давно заученную песню. Вика протягивает мне смартфон, и я вижу, что мне зачем-то названивает Скобенко.       — Я сейчас, — неловким движением я опускаю телефон экраном в пол, невольно бросая взгляд на Вадима.       Парень даже не обращает внимания на мой жест: он смеется шутке, брошенной Викой о том, во что превратится актовый зал, если все разом упадут со сцены во время вальса, а это непременно случится, если он не согласится начать с банальной, но проверенной временем бытовой сценки из довоенного времени. Они что-то говорят о домино, когда я тихонько выскальзываю за дверь.       Вадим умеет дружить. Я вижу это, несмотря на то, что иногда в его фразах, взглядах, прикосновениях проскальзывает нечто мало похожее на дружбу. Но дружить умею и я. Поэтому стараюсь не давать ни ему, ни Жене лишний повод для злости друг на друга.        Евгений: «Ты еще там?», — вижу на заблокированном экране телефона. Печатая на ходу «да», захожу за угол. Пританцовываю под играющую прямо в голове музыку, жду ответа. Минуту, две, три. Он просмотрел сразу же, но не ответил. «Ты живой?», — быстро набираю я. Он трезвонил мне с завидным упорством, но как только я ответила на его сообщение, в ту же минуту, что оно было отправлено, между прочим, он куда-то исчез.       — Уставший, но живой! — сначала слышу, а потом уже и вижу Женю. Он поднимается по лестнице.       — София Александровна не замучила тебя до смерти? — наигранно удивляюсь я. Женя способен улыбаться после пары часов с ней наедине, и это уже сходит за чудо.       — Как раз о ней я и хотел поговорить, — говорит Евгений, останавливаясь и очевидно не собираясь идти дальше. Ошарашенная я чуть пошатываюсь.       — О математичке?       — Она очень недовольна твоими знаниями. В частности по геометрии, — начинает он, а меня уже начинает потряхивать от злости. Мало ей, что ли, издевок и колкостей в мой адрес на уроке? Другим-то зачем рассказывать о моих умственных способностях? Я, может быть, слишком творческий человек, чтобы возиться с равенствами, подобиями, теоремами и их доказательствами. — Она сама тебе завтра все скажет, но я хотел, чтобы ты узнала от меня. София Александровна очень попросила меня с тобой позаниматься в свободное время. Так что, думаю, теперь мы немало времени проведем вместе.