Хулиганка

      Когда я возвращаюсь из ванной с полотенцем в руках, утреннее солнце освещает разбросанные по кроватям вещи из открытых сумок, валяющихся на полу. Девушки, приехавшие утром и сотворившие весь этот беспредел, уже упорхнули на завтрак. Маруся стоит спиной к двери и, напевая какую-то незамысловатую мелодию и подтанцовывая в такт, сушит волосы.       — Ты зачем Вадима вчера к нам прислала? — шепчу ей в ухо, легонько шлепнув полотенцем. Подруга даже не вздрагивает, хотя моей целью было напугать девушку.       — Зеркало, — почти что мурлычет она, кивая на небольшой отражающий круг. — А ты же вроде как спала? — в глазах Маруси загорается тот самый огонек, которым она буквально загоняет меня в угол, и мои зардевшиеся щеки выдают меня с потрохами. Дверь открывается, пропуская двух о чем-то тихо переговаривающихся девушек. Они словно и не замечают нас, но мне не хочется говорить о чем-то личном при них. — Ладно, потом, — наигранно куксится подруга, и, посмеявшись, мы начинаем собираться на завтрак.       И только после шумного, сегодня еще не упорядоченного, завтрака я понимаю, что три недели пронесутся быстро и даже весело. Мы не успеваем спуститься с лестницы корпуса, отведенного под столовую, как к нам подходят старшие вожатые и просят помочь с тысячей и одним важным делом. Так что теперь мы носимся туда-сюда-обратно по всей территории лагеря, то помогая детям заселяться, то заполняя какие-то документы, то украшая большой зал к вечерней дискотеке.       Я даже успеваю познакомиться с некоторыми из вожатых отрядов с самыми младшими детьми и парой таких же педагогических кружков, как у нас: девушкой и парнем, которые будут вести что-то связанное с рисованием и историей изобразительного искусства. Евгения я сегодня видела лишь из окна, пока с нами утверждали расписание: он тащил чей-то ярко-оранжевый чемодан. А вот Вадима гораздо ближе. Кольцов несколько минут назад принес целую коробку с каким-то декором, торжественно поставил ее на стол, обнял нас с Марусей в знак приветствия и, подмигнув и как-то непривычно для меня улыбнувшись, ушел. «До вечера», — вот и все, что он нам сказал.       — Так что там с Вадимом? Вы говорили? — подруга не отвлекается от своего занятия: сосредоточенно завязывает ленточку от шарика на почти слившийся со стеной гвоздь.       — Ты про утро или вечер? — уточняю я, намеренно разжигая ее интерес.       — Очевидно, про все, — Маруся лишь на секунду одаривает меня взглядом, означающим, что, если сию секунду я не выложу ей все, она вопреки всем законом физики и анатомии завяжет меня в тот же узелочек.       И я, переходя на шепот, чтобы никто вокруг не услышал лишнего, рассказываю ей все. Начинаю с сообщения Единорога, что сопровождается слишком громким восклицанием: «Да и пусть катится, не больно-то и нужен был!» — но вожатые слишком увлечены, так что никто не поворачивает голову даже на несколько градусов. Продолжаю разговором с Вадимом возле купе, за что моментально ловлю подзатыльник от Маруси и, ойкнув, щипаю ее за бок. Мой рассказ и развешивание светящейся гирлянды прерывается незапланированной баталией. Когда мы обе выглядим лохматым и раскрасневшимися, я все-таки продолжаю, чувствуя, как начинает гореть мое лицо. Рассказываю не совсем все: как-то даже не специально упускаю тот момент истории, где моя голова лежит на плече Вадима. Сразу перехожу к странной сказке, буквально в начале которой я уснула. Надо спросить, чем все закончилось.       Утро незаметно сменяется днем, а, когда мне кажется, что я пообедала минут пятнадцать назад, замечаю, как в помещении уже зажгли свет: солнце почти спустилось к самому горизонту. Без пяти начало дискотеки я, еле перебирая ногами, иду по коридору в нашу комнату, всерьез задумываясь о том, чтобы прямо сейчас завалиться в кровать.       — Ох, ты не готова, — констатирует Маруся, когда открывает дверь с противоположной стороны почти что мне в лицо.       Я не видела ее последние несколько часов. С тех самых пор, как один из старших вожатых попросил «кого-то поответственнее», и подруга оказалась единственной, кто повернул голову на просьбу. Понятия не имею, где она была все это время, но теперь она стоит абсолютно готовая к дискотеке: уже в своей любимой блузке с рукавами-воланами и юбке. Она даже волосы успела завить и глаза подвести! Осматривая ее идеальный внешний вид, понимаю, что ни за что не успею сделать ни прическу, ни тем более макияж.       — Иди без меня, — практически умоляю я, потому что знаю: сегодня она точно не даст мне остаться в комнате.       — Ну уж нет! Натягивай свое платье и идем! — она резким движением распахивает скрипучую дверцу шкафа и указывает на вешалку, на которой из-под пары футболок и бомбера виднеется подол красного платья.       Я вижу, как ей не терпится скорее оказаться там. Незнакомая компания, громкая музыка, сходящие с ума дети, пусть ответственность за которых и не лежит на ее плечах сегодняшним вечером, — все это для нее отдых. Меня же на такие мероприятия обычно выгоняли мама или же обязанность убирать после них, ведь я была плюс-минус их организатором. И мне вроде бы даже нравилось танцевать, наблюдать за другими, отвечать на чьи-то бессмысленные вопросы такими же бессмысленными репликами. Но сейчас я еле держалась на ногах, и будь одна в комнате, уже давно бы с наслаждением шумно плюхнулась на кровать и, не раздеваясь, уснула.       — Ладно, иди, я догоню, — плавно прикрываю шкаф, стараясь избежать противного звука, и легонько тяну Марусю к двери.       — Если тебя не будет через пятнадцать минут, будь уверена, я вернусь, — она не вернется. Посмотрит на время, позлится ровно тридцать секунд, побеседует с самой собой в голове о том, что устроит мне завтра лекцию на тему «Основы веселья, или как плохо оставлять лучшую подругу одну». А после успокоится и будет смеяться над очередным конкурсом, устроенным лишь для того, чтобы дети быстрее познакомились друг с другом. — Даясик, — я улыбаюсь, — совесть не даст тебе уснуть, — Маруся предпринимает еще одну попытку. Срабатывает. Тем более в голову приходит мысль, что и Вадим там наверняка будет.       — Хорошо, — я снова открываю шкаф, уверенно вытаскиваю нужную вешалку и принимаюсь стягивать с нее яркую ткань. — Вот, — демонстрирую ей платье. Девушка кивает, тыкает на время в телефоне, напоминая мне о том, что не забывает о своем обещании вернуться в случае чего, и закрывает дверь, оставляя меня одну.       — Черт, ты опять? — через пару минут шепчу я.       Нитки платья издают характерный звук: где-то лопнул шов. Спустив подол вниз и попытавшись застегнуть замок, я понимаю, а точнее нащупываю пальцами, почти что негнущимися от злости на платье, что случилось. Участок молнии оторвался от ткани, образуя дырку и вместе с тем не давая потянуть ее вверх, чтобы закрыть. Прелестно. Не успеваю даже подумать о том, чтобы послать куда подальше желание принарядиться и пойти в чем есть, как откуда-то со стороны двери раздается что-то похожее на вздох.       — Ого, — Вадим стоит прямо на пороге, даже не думая закрывать дверь с какой-либо стороны. У него-то вид куда лучше моего: выглаженная (и где он только нашел утюг?) рубашка и джинсы. — У тебя платье порвалось, ты в курсе? — он самодовольно улыбается, а я хоть уже и стою к нему лицом, трогаю рукой спину, надеясь, что дырка хотя бы не ниже поясницы. — Нет, я бы, конечно, тебе что-нибудь предложил, но у меня только рубашки, — продолжает издеваться парень.       Я уже готова съязвить. Что-нибудь о том, что для начала было бы неплохо и постучаться. Ведь я могу тут и полуголая, а может даже совсем голая ходить. Минуту назад все так и было. Один бюстгальтер был уже не на мне, а другой — еще не на мне — валялся на кровати рядом с платьем.       — Неси, — неосознанно приподнимаю бровь, уже представляя себя в длинной рубашке, подпоясанной моим узким ремешком.       Выражение лица Вадима говорит о том, что он не очень-то мне верит, приняв все за шутку. Но, кажется, мой взгляд дает ему понять, что я вполне серьезно, и парень выходит за дверь, качая головой и чему-то смеясь. Когда он возвращается, я пытаюсь найти в глубине своей полки черные шортики.       — Спасибо в щечку не чмокнешь, — нагло заявляет Кольцов, когда я, на ходу благодаря его, пытаюсь забрать вещь. Я делаю еще одну попытку, но Вадим заводит руку назад, все время хаотично болтая рубашкой из стороны в сторону.       А с другой стороны, мне ведь и самой этого хочется. И я, мысленными руками и ногами запихиваю свое смущение в мысленное куда подальше и поворачиваю щеку в сторону парня. Тот и сам, кажется, смущен в последней степени, хотя я даже не могла предположить, что этот парень знает о таком чувстве. Я успеваю лишь почувствовать, как мурашки просыпаются в кончиках пальцев, а Вадим уже отстраняется и выходит за дверь, давая мне время на переодевание.       Слишком торопливо, отчего времени уходит гораздо больше, чем могло бы, стаскиваю платье сначала с плеч, вниз по талии, а после переступаю через него. Чуть ли не одновременно надеваю шорты и застегиваю пуговицы рубашке. Несколько раз не попадаю по отверстию на ремне, но спустя несколько минут я все-таки оказываюсь одетой. Разглядываю себя в узком зеркале, расположенном на дверце шкафа, выправляя немного ткани на талии. Подзакатать рукава и идеально.       — Не поможешь? — остановившись на пороге, Вадим открывает дверь после моего громкого «Заходи», послужившим ответом на его стук. Вытягиваю правую руку вперед и головой показываю на уже готовую левую. С ней справиться было в разы легче. Парень с радостью принимается за рубашку. Он выглядит так, будто хочет что-то сказать, но все не решается, и я удивляюсь: куда же подевалась его уверенность вперемешку с шутливым самодовольством? Но уже через минуту они почти что врываются в небольшую комнатку. Я почему-то начинаю дрожать.       Вадим же, в своей привычной манере, делая шаг вперед, приближается ко мне. А я, вопреки своим привычкам, остаюсь стоять на месте. Рука парня с манжеты рубашки перемещается к кончикам моих пальцев. Чувствую исходящее от них тепло. Вадим чуть наклоняется ко мне. Бешеный ритм сердца заставляет дрожать все тело, и, чтобы не рухнуть, хватаюсь за плечи парня. Он принимает это за знак согласия и уже через секунду чувствую его пальцы на своей спине. Его губы касаются щеки, я прикрываю глаза, прислушиваясь к странному чувству внутри себя.       — Ты вкусно пахнешь, — шепот сменяет мягкий поцелуй в скулу. Уголки моих губ приподнимаются, но я не успеваю улыбнуться широко: Вадим отвлекает меня новым поцелуем. Но теперь он целует меня по-настоящему.       — Ты тоже, — зачем-то говорю я. Закусываю губу и крепко-крепко обнимаю парня, умоляя себя заткнуться, чтобы не сказануть очередной бред. Хочу унять биение сердца, так что решение прижаться к парню всем телом так себе: последнее время от любого контакта с ним начинаю страдать тахикардией, которой у меня никогда в жизни не было. Мы все еще молчим, и мне начинает казаться, что эту тишину надо непременно заполнить какими-нибудь словами. Первая делаю пару шагов назад.       От корпуса с комнатами до большого зала идти совсем немного. Но если брать в расчет продолжающееся молчание, то выходит достаточно долго. Сначала я слышала только сверчков, упрямо пытаясь уловить шум волн. Бесполезно. Чем ближе мы подходим, тем отчетливей становятся звуки музыки. Я несколько раз набираю воздух в легкие, чтобы сказать какую-нибудь из тех бредовых мыслей, что то и дело всплывают в моей голове, но в конечном счете успокаиваю себя: он крепко держит мою руку и улыбается своим мыслям, так что все в порядке. Все как надо.       — Ох, это Марина Леонидовна, — Вадим останавливается, чтобы прочитать только что пришедшее сообщение. — Пишет, чтобы я срочно подошел, — парень чуть сжимает мою руку и отпускает ладонь. — Извини, я постараюсь побыстрее.       — Ерунда. Но учти, с тебя танец, — я угрожающе выставляю палец, и мы смеемся. Я облегченно выдыхаю: кажется, неловкость между нами начинает испаряться.       — Я весь твой, — парень смешно поигрывает бровями, и я окончательно расслабляюсь. Он быстрым шагом удаляется в ту сторону, откуда мы только что пришли, и я захожу в зал одна.       В толпе с трудом отыскиваю Марусю и пытаюсь добраться до нее сквозь слишком веселую толпу. Попутно оглядываюсь и замечаю много взрослых, но совершенно мне незнакомых лиц. Как будто у лагеря был целый резерв вожатых поопытнее, чем молодые студенты и выпускники школ, для дискотек и прочих развлекательных мероприятий.       — Я думала, ты уже не придешь, — подруга то ли недовольна тем, что я превысила ее лимит в пятнадцать минут, то ли рада тому, что я все-таки пришла. Но я так и не успеваю ничего вставить: замечаю, как черты ее лица меняются, вырисовывая изумление, пока она с ног до головы оглядывает меня. — Это же мужская рубашка, — она руками делает странное движение, кажется, проверяя на какую сторону должны застегиваться женские блузки. — Точно мужская!       — Ага, — я гордо киваю, собираюсь продержать интригу совсем чуть-чуть.       — Нам еще три недели жить в одной комнате, — напоминает Маруся. — Не боишься? — я смеюсь. Она что, угрожает мне? Не желая рисковать своей жизнью, наклоняюсь близко-близко к ее ухо.       — Это рубашка Вадима. И на самом деле, мне многое нужно тебе рассказать, — я и не замечаю, как улыбка расползается по моему лицу.       — Наконец-то мы увиделись! — раздается откуда-то сзади голос Жени.       — Евгений! Тебя прям не хватало, — улыбается Маруся, не обходясь без сарказма, который, кажется, остается незамеченным.       Следующие несколько минут мы пытаемся поговорить: о поездке, о детях, о классной солнечной погоде. Но слова все время слишком быстро исчезают: подруга как можно быстрее пытается замять любую пытающуюся развиться тему, а я отвечаю так, будто у меня установлен лимит на слова, ведь мне не терпится поделиться с подругой последними новостями.       — Даяна, мне очень надо с тобой поговорить, — я беспомощно оглядываюсь на Марусю. Она еле видно качает головой из стороны в сторону, и всем своим видом умоляет меня отложить это на потом. Но, с другой стороны, в голове звучит голос мамы. Она всегда говорит, что, если человек хочет что-то мне сказать, надо его выслушать. — Я уложусь всего лишь в танец, идет? — вопрос выглядит скорее риторическим, ведь я уже оказываюсь оттянутой от подруги на несколько метров.       Что ж, послушаем, что он мне скажет.       — Мою страницу взломали, так что я не имел понятия про то сообщение, — сразу же начинает Женя.       — Какое сообщение? — не понимаю я, почему-то улыбаясь. Мне отчего-то кажется это странным способом завести диалог, но лицо парня остается серьезным.       — Мария мне сказала, что ты очень расстроена, тем, что я якобы написал. Но это был не я, — продолжает одноклассник, и я оглядываюсь.       — Мария? — зачем-то переспрашиваю, совсем теряясь. Не вижу подругу на том месте, где мы стояли практически только что, и возвращаю свой взгляд на парня. Что он только что сказал? «Мне очень жаль, что все так выходит»? Я не уверена.       — В общем, это я, — перед этим Женя долго смотрит куда-то в сторону, а потом, будто с трудом собравшись с мыслями, говорит. Я несколько секунд жду продолжение, но он молчит и выжидающе заглядывает мне в глаза.       — Что — ты? — спрашиваю я. Из тех слов, что он говорил предыдущие несколько минут, я, кажется, начинаю понимать то, чего совсем не могло быть. И это один из тех случаев, когда я боюсь развивать мысль. Нарочно отгоняю от себя догадки, хотя уже бессмысленно. Не хочу думать, что все это — действительность. Все ведь просто так совпало. Или все-таки нет?..       — Я тот, с кем ты переписываешься уже почти год. Это я исправлял все твои запятые. Помогал с сюжетными дырами. Слушал про свою же драку с этим придурком. Я — Единорог, Даяна.       Тащу Евгения в сторону: прочь от шума музыки, восторженного верещания детей, незатейливой болтовни вожатых. Все должно было быть не так. Я много раз представляла возможную встречу с Единорогом. Даже слишком много. В моих фантазиях было бесчисленное количество разнообразных вариантов, начиная со случайного знакомства где бы то ни было и заканчивая банальным предложением встретиться, но ни в одном из них Единорогом не оказывался Женя. По крайней мере всерьез, ведь, надо признаться, пару раз я забавлялась мыслью, что редактором может оказаться уже знакомый мне человеком.       Но я оказалась настолько глупой, что буквально не смогла сложить два и два. Скобенко — Серьезный, Единорог — Евгений, все до смешного просто. Неожиданное дружелюбие? Нет, простое знакомство в десять лет. Внезапная влюбленность? Отнюдь. Просто он узнал меня чуть глубже. Куча совпадений, все чаще случающиеся в последнее время, оказываются вовсе не совпадениями. Как можно было быть такой слепой?       Мы выходим на балкон, где, пусть и не абсолютная тишина, но по крайней мере от сливающихся в одно звуков не закладывает уши. Легче дышать не становится, хоть и прохладный ветер мягко обдувает как будто бы сразу с нескольких сторон. Опираюсь локтями о перила, смотря прямо. Боковым зрением замечаю, что Евгений встает рядом, повторяя мою позу.       — А ты ведь мне нравился, — зачем-то говорю я, но быстро спохватываюсь. — Точнее, не совсем ты. А тот. Другой. Ну, то есть не другой, — совсем путаюсь в формулировках, и бросаю эти бесполезные попытки объясниться. К чему это? Что вообще в таких ситуациях говорят люди? И надо ли…       — А теперь как? — спрашивает он, поделив фразу молчанием в несколько секунд. Я качаю головой: не нужно было затевать всего этого.       — А теперь все по-другому. Но даже если бы и нет, — я на полминуты задумалась. — Мне кажется, мы все равно не смогли бы. Одно дело переписываться, а совсем другое — смотреть в глаза человеку и понимать, что он вовсе не тот, кем ты его считала, — мне все казалось, что я говорю что-то мало вразумительное. Все не то.       — Но тебе же нравится, — он запинается и тут же исправляет сам себя. — Нравился настоящий вариант меня. Я никому не рассказывал того, что знаешь ты из наших с тобой переписок, — он грубым движением поворачивает меня к себе, становясь совсем близко. Невольно вспоминаю о Вадиме: еще один любитель привлечь ближе, схватиться за плечи, задержать за руку, но его касания никогда нельзя было называть действительно грубыми. Быстро делаю несколько шагов назад, и останавливаюсь лишь в дверном пороге, оставляя Евгения в метре от себя. Он смотрит, все еще ожидая ответа на свою реплику.       — Дело ведь совсем не в этих откровениях, — я и сама не знаю, в чем дело. Во мне. В Вадиме. В чем-то более реальном между нами, чем личные переписки со случайно найденным, но бесспорно хорошим другом. — Прости, — сама не знаю за что. Я просто разворачиваюсь и ухожу.       «Нравилась тебе. Нравлюсь тебе. Тогда почему ты не сказал обо всем раньше? Почему перестал писать? Почему? Почему, » — вопросы, которые я не задаю, но которые заглушают все мысли в моей голове.       Прячусь целую вечность в общей душевой. Сначала принимаю кажущийся слишком горячим душ, а после, усевшись прямо на кафель пола, не позволяю себе думать о том, что случилось сегодня вечером. Открываю первую попавшуюся игру на телефоне и принимаюсь проходить один за одним бесполезные уровни. Красный вправо. В какой момент он понял, что я — это я?. Синий вверх. Черт возьми, я ведь рассказывала ему о каждом своем шаге, идиот бы все понял. Перемещение еще одной синей фигурки и образуется цветочек — сейчас я сильно приближусь к достижению цели в уровне. Но он ведь мог сказать сразу, как понял? Тогда было бы легче всем. Тогда было бы все по-другому.       А с другой стороны, хочу ли я, чтобы сейчас все было не так, как есть?       Возвращаюсь в комнату, кажется, совсем поздно. Час назад ответила на сообщение Вадима стандартным «Все окей», через несколько минут добавив, что у меня разболелась голова от шума. С Марусей бы все так просто не получилось, и я пообещала, что расскажу ей все подробности, но позже. И это позже никак не могло быть сегодня, и именно поэтому я до последнего болталась по коридорам, сбегая от звуков шагов и чужих голосов.       Заправленная постель и вид спящих соседок совсем не вызывает во мне желания прилечь, закрыть глаза и погрузиться в сон. Неожиданная информация о том, что Женя — вполне обычный Евгений — оказался саркастичным и всегда правым Единорогом, немного выбила меня из колеи и наполнила голову внезапным нашествием беспорядочных, шумных мыслей. Поэтому, застегнув рубашку Вадима, накинутую на пижаму, на все пуговицы, чтобы было потеплее, я выхожу из комнаты, стараясь как можно тише закрыть дверь, и спускаюсь в маленькую общую кухню.