***
Летом солнечные дни — застывшие картинки. Ни ветра, ни людей, никаких шевелений. Только душный воздух и редкие тени. Сейчас, сидя на скамейке одной из аллей, мне также казалось, что кто-то остановил время. Все дети послушно разбежались по своим комнатам на сончас, педагоги кружков занялись подготовкой всего необходимого к вечерним занятиям, вожатые организовывали очередное развлечение на вечер, так что на территории лагеря никого не было видно. А я, бессовестно свалив все дела на Марусю (она, лишь узнав о приглашении Вадима встретиться, разве что пинком меня не отправила), пришла сюда, на встречу с Вадимом и теперь ждала его, наслаждаясь теплом и играясь носком подошвы с солнечным пятнышком на асфальте. Смотрю на часы и, убедившись, что у меня еще есть время, решаю несколько минут прогуляться вдоль аллеи к корпусу и обратно. До здания остается несколько метров, и я уже собираюсь медленным шагом вернуться к прежнему месту, но слышу знакомые голоса неподалеку. Заглядываю за угол, где на зеленой траве, которую всем строго-настрого запретили топтать, вижу слишком знакомых парней. Женя не без злости трет руку, его нос разбит, а рядом с бровью и под глазом алеют пятна, что скоро превратятся в синяки. Вадим стоит спиной ко мне. Чуть подаюсь вперед, собираясь сорваться с места и скорее выяснить, что происходит, но замираю, когда Женя начинает, а может, и продолжает, что-то говорить. — После дискотеки я решил, что неплохо бы отомстить, что ли. В своем стиле. Сначала я хотел просто взломать твою страницу в какой-нибудь соцсети, найти что-нибудь и распространить по драмкружку, школе, ну ты понял. Но нашел кое-что поинтересней. Спасибо твоей переписке с другом, обнаружил Серьезного Единорога, — Евгений смеется прямо Вадиму в лицо, и я замечаю, как кулаки Кольцова сжимаются, но парень остается стоять на месте. Как и я. — На одном занимательном сайте, где стало значительно интереснее. Сначала я просто читал. Наблюдал, — будто исправляет сам себя он. — Ты действительно не замечал, что нравишься ей, да? — он снова усмехается, за что получает толчок в грудь, и морщится, но тут же превращает гримасу боли в ухмылку. Я невольно удивляюсь: он всегда был милым, добрым парнем, который каждую секунду готов помочь, а теперь все с точностью противоположно. В моей голове информация, что он озвучивает, наполняя каждое слово ядом, никак не желает усваиваться и приниматься просто потому, что такого Женю я не знаю. Мне стоит большого труда оставаться на месте. Я не понимаю, почему Евгений упоминает Единорога, если сам им и является, зачем вообще рассказывает об этом Вадиму. Слишком интересно знать, к чему ведется этот полумонолог, и я остаюсь за углом, воровато выглядывая из-за него. — Потом я зашел на страницу Даяны-Драмы, — в его голосе ничего кроме насмешки. А мое сердце учащает ритм, как только я слышу свое имя. — Агафонова, кстати, могла бы и как-то постараться над ником, знаешь ли, а то банально как-то. Ну, Единорога, — по слогам произносит он, — конечно, не переплюнуть, но да мы не об этом. — Давай рассказывай, тут никто твоей оценки креативности не просил, — Вадим складывает руки на груди и переступает с ноги на ногу, а я хватаюсь за стену, удерживая себя там, где стою, лишь бы не сорваться и не помчаться требовать более ясных объяснений. Еще немного, Даяна, еще пару минуточек. — Ты ведь и так все знаешь, — с вызовом заявляет Евгений, кажется, передумывая заканчивать то, что наговорил. — Уже даже избил меня за это. Что ты еще хочешь услышать? Я зажмуриваюсь, захожу за угол и прислоняюсь к кирпичному зданию спиной. Рука Скобенко в быстром жесте поднялась наверх. Дальше я не видела. Надо было крикнуть, побежать к ним. Почему я осталась стоять на месте? Я прямо сейчас выйду и закричу, чтобы они отстали друг от друга, что бы там не случилось. Сердце стучало как бешенное, когда я вновь, как и прошлые минуты, выглядывала проверить обстановку. Диалог продолжался, никто не избивал другого до полусмерти, как нарисовало мне мое воображение, и я решила остаться. —Мне стало скучно просто читать, к тому же я, ты знаешь, сдаваться пока не собирался. Уже даже больше из принципа, чем из каких-то чувств к ней, я начал удалять твои сообщения, её сообщения, оставляя лишь ваши странные диалоги про никому ненужные идиотские скучные рассказики, — он выдохнул, а после сделал глубокий вздох, видимо, готовясь к новой непрерывной порции выплескиваемого яда. Я задумалась, как ему так ловко удавалось играть хорошего парня Евгешу, которого обожали все, кроме Вадима и моей подруги. Последняя не питала к нему теплых чувств, наверное, лишь потому, что слишком сильно хотела, чтобы я выбрала Вадима. — Я продумал, все. Единорог постепенно должен был исчезнуть из ее жизни и мыслей, а я — наоборот, занять значимое место. Я даже уговорил математичку на то, чтобы она разрешила мне заниматься с ней, буквально внушил, что это ее решение. И, наконец, долгожданная финальная сцена. Она тебе показывала то сообщение? Это было даже слишком просто: написать, дождаться вечера и выболтать ей главный секрет, — парень изобразил в воздухе кавычки с наигранным весельем. — Если бы ты все не испортил своим состраданием. — Что он, интересно, испортил? — Евгений прерывает свою фразу. Не знаю, чем он собирался закончить свою длинную речь, но я поняла только одно: он врал. Долго и не мне одной. Быстро приближаюсь к парням, но в паре метров от них замираю, не собираясь приближаться ни к одному, ни ко второму. — Ты все слышала? — напуган почему-то Вадим, а Скобенко стоит с таким же нахально уверенным видом, чему-то откровенно радуясь. — Да, я случайно подслушала, — начинаю оправдываться, но тут же одергиваю саму себя: мне не за что чувствовать себя виноватой. Вадим делает несколько шагов в мою сторону и обнимает. Только через секунду понимаю, что он шепчет мне на ухо, одновременно пытаясь подтолкнуть меня в противоположную от Евгения сторону. «Пошли, я тебе все расскажу сам», — разбираю я, но медленно качаю головой. Касаюсь ладонями его плеч и отступаю на шаг, создавая между нами дистанцию величиной с длину моих рук, смотря в его глаза, почему-то полные сожаления. Опускаю глаза ниже, на губы, и замечаю у их уголка крохотный, едва заметный кровоподтек. Бросаю взгляд на тыльную сторону его ладоней, пока он нежным движением ведет от моих локтей к кистям. Они тоже в крови. — Женя, — я смотрю на Скобенко и запинаюсь в его имени. — Евгений, — быстро исправляюсь я. Парню все равно, называю я его полным именем или тем, что, по моему мнению, ему больше подходит, но сейчас, после всех его слов и интонаций мне самой не хочется быть той, кому он сам позволяет называть себя так, как хочется. — Что ты имел в виду? Что он мог испортить? — Наши с тобой хорошие отношения, — усмехается одноклассник, сокращая расстояние и протягивая руку вперед. Его тон теперь такой, к какому я привыкла, но за ним я буквально слышу издевку и наигранность. Я делаю шаг назад, не давая Скобенко коснуться себя. — Ой, да к черту, — он неожиданно вскидывает руку, будто действительно посылая к черту все: и саму ситуацию, и нас с Вадимом заодно. — Так и знал, что надо было просто сказать тебе, что меня взломал Вадим. Вышло бы забавно. — При чем здесь Вадим? — Ты так и не поняла? — Евгений странно смотрит на Вадима, и я так же смотрю на своего парня. Тот почти одними губами шепчет: «Остановись». — Он и есть Единорог. Серьезный Единорог, — Женя выжидающе смотрит на меня, но я не собираюсь делать то, чего он ждет: показывать свои эмоции. — И что дальше? Я бы все равно не стала встречаться с тобой. — Но и ему бы ты больше не поверила. Наверняка даже слушать бы его не стала, — констатирует Евгений, а я отрицательно мотаю головой. Почему он так уверен в том, что людьми, в частности мной, можно управлять, как марионетками, можно просчитать все шаги и мысли наперед, даже если они чужие. Но так ведь не бывает. Возможно, в моей голове зародилось бы зерно сомнения, но я бы просто пошла к Вадиму и заставила все рассказать, но вряд ли бы придумывала себе планы его предательства, не выслушав совсем. — Может, ты и считаешь, что я доверчивая дура, но это совсем не так, — я предпочитаю развернуться и уйти быстрым шагом, совсем не думая о направлении. — Неужели он бы смог так? — спрашиваю не столько Вадима, не сразу нагнавшего меня, сколько саму себя. — Притворяться дальше и врать в глаза, если бы все-таки сделал, как собирался? Замедляю шаг, пытаюсь дышать ровно, лишь бы успокоить сумасшествие внутри себя: неровно бьющееся сердце, беспорядок в голове, нервозное потряхивание всего тела. Вадим берет меня за руку, но я высвобождаю ладонь. Вместо этого обхватываю его плечо и прижимаюсь к нему, обнимая, будто это может как-то помочь. И это помогает. — Не думаю, что это далось бы ему сложнее, чем то, что он уже провернул, — замечает Вадим, и я просто киваю. Евгений действительно совершенно спокойно, без капли вины во взгляды последние несколько месяцев мило улыбался мне в глаза, говорил какие-то слова о симпатии, дружбе, о том, что все понимает и не станет давить. Он ведь как настоящий друг помогал мне и — я даже могу сказать — был всегда рядом. Скобенко без сомнения двигался к своей цели: испортить отношения между мной и Вадимом, а я никак не могла этого понять. Видимо, потому что сама не способна на подобную подлость. И это несправедливо. Почему для кого-то все средства хороши и абсолютно буднично не просто перешагивать, но буквально идти по головам, а для кого-то даже немыслимо, что такое возможно? Что такие люди не просто существуют, живут счастливо и частенько получают то, чего хотят, искренне недоумевая, что такого в их поступках. Что такие люди не просто окружают. Что Евгений Скобенко — такой человек. — Это несправедливо, — повторяю я, сильнее вжимаясь пальцами в кожу Кольцова. Тот останавливается, и я замечаю, что мы дошли до какого-то парка, и я понятия не имею, принадлежит ли он территории лагеря, или я так глубоко ушла в свои мысли, что мы ушли куда-то далеко. — Моя мама говорит, что справедливости не существует, — отвечает Вадим и мягким движением усаживает меня на скамейку. Я усмехаюсь, моя твердит мне фразу «справедливости не существует» перед завтраком, обедом и ужином. — Лучше расскажи мне ту сказку, — прошу я, желая хоть ненадолго отвлечься. — Ты знаешь, я ее написал, — Вадим достает из заднего кармана джинсов сложенный листок и вкладывает его мне в ладони. — Почти печатное издание. Тираж, правда, пока небольшой, всего один экземпляр, — я смеюсь и разворачиваю чуть замявшуюся бумагу, опуская взгляд вниз и пытаясь выкинуть крутящиеся в голове мысли. Из-за их назойливости мне приходится несколько раз перечитать первую строчку, но я наконец вникаю в их смысл и продолжаю водить глазами по листу дальше. Кто-то просил сказку. Кхм. Что ж.
Хотел бы я просто дописать сюда ту часть, которую ты благополучно проспала, как милый суслик. Но на горизонте замелькал соавтор. Ладно, тогда читай: новая версия!
В королевстве принцессы Даяны, которая, как мы помним, любила писать книги, был свинопас Евгений. Прости, без него никак, этот чудак сам влез в мою сказку, какая наглость. Я бы мог ещё смириться с наблюдением со стороны, но он предпочёл вклиниться в сюжет и перевернуть его.
Вернёмся пока к принцессе. Даяна существовала, писала свои книги, дружила с классным парнем Вадимом (ты уже и сама поняла, что он действительно классный) и переписывалась голубиной почтой с главным фанатом ее писанины. Она называла его Единорогом. И была в него влюблена. А Вадим и придурок свинопас были влюблены в неё. Но, откровенно говоря, у Евгения не было никаких шансов, он и сам это понимал.
Тогда он стал перехватывать письма и жечь их. Даяна была слишком ранимой и печалилась из-за каждого письма, на которое не получала ответа. Свинопас был слишком продуманный и пытался как можно ближе подобраться к сердцу принцессы. Отлынивая от своих собратьев-свиней, он занимал всё её свободное время собой, но девушка совсем не была этому рада, всё ещё вспоминая славные времена дружбы с Единорогом. Тогда свинопас пошел на крайние меры и обманул принцессу, сказав, что и есть её друг по переписке. Но он опоздал, ведь классный парень Вадим просто был собой и покорил красавицу Даяну.
И, всё, стреляйте салют, история закончена хэппи эндом!
***
По сложившейся традиции, новогодняя дискотека проводится в спортзале. Шум, весёлые школьники, громкая музыка, часто мигающий свет. И никакого алкоголя! Конечно, это правило действовало и в прошлом году, но на этот раз мы перенесли фуршет в столовую, где каждому лично в руки и под пристальным контролем дежурных учителей выдается сладкий напиток. «Как празднично!» — язвительно замечает кто-то из учеников, когда я заглядываю проверить, всё ли здесь в порядке. «Зато без последствий», — проносится в моей голове, и я возвращаюсь обратно в зал. Ёлка в этом году, надо сказать, огромная. Не знаю, откуда у нашей школы такие деньги, что удалось её заполучить, но, чтобы её нарядить, понадобилась пара небольших и три высоченные стремянки, по несколько игрушек от каждого ученика и, собственно, почти всех, кто здесь учился. В первый день прибежала толпа начальных классов, которые украшали там, где могли достать со своего небольшого роста и высоты стула. Во вторник, среду и четверг украшением плотно занялись все остальные желающие, можно было даже залезать на низенькие стремянки, но только с обязательным условием, чтобы кто-нибудь придерживал их снизу. Самые верхушки и главнейший атрибут праздника — звезду доверили мужчинам, работающим в школе. А прямо сейчас эта ёлка может посоревноваться даже с главной — на площади города. — Тебя там ищут, — мурлычет Маруся мне в ухо, появляясь почти что из ниоткуда. Вадим, успешно закончив школу, свалил на мои хрупкие плечи драмкружок, а я, будучи недостаточно самостоятельной и не умеющей принимать какие-либо решения, разделила эту «должность» с лучшей подругой. — Кто? — я оглядываюсь вокруг, потом туда, куда, как мне показалось, она махнула рукой, но вижу лишь Евгения, стоящего со своей новой компанией. В драмкружке он больше не появлялся. Впрочем, как и в моей жизни. После того разговора в летнем лагере, я ни разу с ним не разговаривала, лишь изредка обменивалась взглядами: с моей стороны презрительным, с его — усмехающимся. — Да вот же, — ей приходится развернуть меня за плечи в сторону дверного проема, и я чуть не пища сразу бегу туда, пытаясь растолкать всех и сразу. Вадим стоит, опершись о стену и с улыбкой смотрит на меня. Он как будто бы стал выглядеть старше. Либо мне, привыкшей видеть его вечно дурачащееся лицо в маленьком экране смартфона, так кажется. Либо целый костюм, который, кажется, остался у него с выпускного, делает из него серьезного взрослого парня. Я была уверена, что Кольцов приедет только послезавтра, как он сам мне вчера по телефону и сказал, и никак не ждала его на сегодняшнем новогоднем празднике. Но я так рада его видеть, что забыв все слова на свете, впечатываюсь в его грудь и долго стою, обнимая и чувствуя, как его руки крепко прижимают меня. — Мне, кажется, я пьян и вот-вот пойду на сцену, — говорит он, а я нахожу его бок и щипаю. Парень даже не вздрагивает. — Не смей портить мой идеальный праздник, — подыгрываю я. — Пойдем, проветришься, — не разжимая рук, делаю шаг, заставляя и его переместить ногу в сторону коридора. Но уже через три метра парень перехватывает инициативу в свои руки, и теперь сам ведет меня по школьным коридорам, приподнимая над лестницами: я споткнулась уже на первой, а после он, видимо, решил не рисковать. Тот самый кабинет биологии снова оказывается открытым, и мы снова выбираем его. Не включая свет, мы на ощупь находим стулья и садимся за парты близко-близко друг к другу. За окнами снова метет, но на этот раз мы решаем не высовываться на балкон. Но пиджак я у парня все-таки отбираю: кажется, с началом каникул, тут решили сэкономить на отоплении. Так мы и сидим. Сначала в неловком молчании, держась за руки и обнимаясь, потом обсуждая то, что наша история началась вовсе не с того вечера, когда я, по его твердому убеждению, искала себе парня, а никак не бету. Она началась ровно год назад в нескольких метрах, на балконе, хотя я сама считаю, что это случилось часом позже, когда я заявила ему, что хочу его поцеловать. — Ладно, исполню твою прошлогоднюю мечту, — улыбается он, тянет меня к себе и наконец, после расставания в четыре учебных месяца, Вадим целует меня.