Марионетка

      Он стоял у стеклянной, но закрытой жалюзями двери и пытался собраться с мыслями. Несколько бессонных ночей, несколько проведённых дней на скамейках у её палаты сделали своё дело: его плечи поникли, глаза были красными и уставшими, но сейчас Киллиан был не в том состоянии, чтобы думать о себе. Всё, чего ему хотелось — добиться разрешения на встречу с Эммой.       Несколько дней назад она вышла из комы, и посещения стали под запретом. Любые попытки пробраться тайком оказались тщетными, и вскоре он сдался. Ночи проходили в окружении гробовой тишины города и компании, состоящей из стакана виски, а днём он дежурил у двери, наблюдая, как медицинский персонал то и дело снуёт туда-сюда. И хоть его и отправляли, а порой и заставляли вернуться домой, он всё равно настаивал на своём и продолжал верить, что однажды ему всё-таки удастся увидеться с Эммой.       Грэм же больше боялся, чем переживал, однако его дни проходили куда спокойнее: голова продолжала работать в нужном направлении, что порой Джонсу было необходимо. Но сейчас и он сидел на больничной скамейке, запустив пальцы в волосы и склонившись к своим коленям. Ведь именно сегодня он сможет увидеть Свон. Увидеть ту, которая чуть не лишилась жизни по его вине.       А стоит ли?       Этим вопросом Грэм задавался с того самого дня, как Эмма пришла в себя, потому что страх перед тем, как она отреагирует на его присутствие, пугал его. Он боялся худшего. — Вы можете пройти к ней, — едва слышно выдохнула медсестра, но эти слова обоим показались оглушительными. Киллиан громко выдохнул, запустив пальцы в волосы, а Грэм лишь сглотнул, готовясь.       Джонс рванул к двери и аккуратно прошёл в палату, тут же устремляя взгляд на Эмму. Сейчас ему не было важно то, что находилось в её палате. Только Свон, только её глаза и улыбка, которая коснулась её лица, как только он появился. — Кил… — шёпотом произнесла она и медленно потянула к нему руку, желая коснуться его. Силы был невелики, но Эмма не могла этого не сделать.       От её голоса сердце Киллиана тут же сжалось и, кажется, ухнуло куда-то вниз, лишая возможности вдохнуть воздух, пусть и насквозь пропитанный медикаментами и дезинфицирующим средством. Он замер, словно вкопанный, и уставился на неё, совершенно не веря своим глазам — да и всему происходящему, в общем.       Киллиан медленно подошёл к ней и осторожно, словно боясь навредить, взял за руку, почувствовав эти на сей раз тёплые, а не прохладные пальцы. Тяжело вздохнул и опустился на колени перед её кроватью, прижав губы к тыльной стороне руки Эммы. Горло сжимало неимоверной болью, заставляя глаза заполниться слезами, и Джонс крепко зажмурился, судорожно выдохнув. — Свон… — прошептал он, стараясь проглотить больной ком.       Она сморгнула слёзы, повернув голову вбок, и, вытащив свою ладонь из его, коснулась чуть колючей щеки, желая чувствовать его каждой клеточкой и осознавать, что он с ней.       Джонс чуть улыбнулся и накрыл своими пальцами её руку, сильнее прижав к своей щеке. — Я знал, что ты справишься, — уверенно прошептал он, смотря прямо в её глаза, так и продолжая стоять на коленях. — Ты же Свон, а… — А Своны не сдаются, — закончила она так же шёпотом.   — Правильно, — он снова улыбнулся. — А из Свон ты единственная…       Киллиан снова поцеловал её ладонь.       Его нежное прикосновение разлилось приятным теплом по всему телу, заглушая боль, и Эмма прикрыла глаза, чуть расслабившись и выдохнув. В голове крутилось только одно: Он рядом. Он здесь. — Думаю, глупо спрашивать о том, как ты себя чувствуешь? — усмехнулся Киллиан, решая хоть как-то прервать молчание. — Ты пришёл, и стало легче, — улыбнулась она, но эта улыбка была скорее вымученной, чем радостной. — И, пожалуйста, Киллиан, встань с колен. — Нет, — он покачал головой, снова прижав её руку к своим губам, стараясь сдержать вырывающиеся наружу эмоции. — Я… я так боялся потерять тебя, Свон. Боялся… но надеялся, а точнее, знал, что ты вернёшься ко мне. Но… если бы я ехал впереди, если бы сработали рации… сейчас бы ничего этого не было, — Киллиан остановился и тяжело вздохнул, подняв глаза на Эмму и сильнее сжав её руку в своей. — Я должен быть на твоём месте, потому что именно я заикнулся о том, что у нас есть человек на примете. Именно я заставил тебя ввязаться во всё это, и мне… мне очень жаль, Свон. Этого не должно было быть.       Она опешила от всех только что услышанных слов. Его глаза были на мокром месте, а руки едва заметно тряслись, и она почувствовала, как слева что-то зажало, сдавливая грудь невыносимой болью. На глазах выступили слёзы.       Эмма повернула голову в противоположную сторону, проглотив слёзы, но всё равно почувствовала, как какая-то часть всё же стекла по щекам, и поджала губы, тяжело вздохнув. Хотелось рвать и метать, ударить его за такие слова, хотелось избавиться от этой боли. Но в одном Киллиан всё же был прав: этого ничего бы и не было, если бы рации сработали… если бы прошло всё так, как надо, её бы здесь не было, и эта боль не сопровождала бы её изо дня в день. — Не ты заставил меня ввязаться во всё это, — наконец выдохнула Свон, — я сама сделала такой выбор, ты лишь предложил. — Но ведь ты из-за меня сделала это… Ты ведь не хотела. — Это был мой выбор, который я сделала, посчитав, что так будет лучше. Ты здесь ни при чём.       Их прервал стук в дверь, заставивший повернуться. На пороге стоял лечащий доктор Эммы. — Ладно, — выдохнул Джонс, сдавшись, — поговорим об этом как-нибудь потом… А сейчас мне нужно поговорить с твоим врачом, думаю, Грэм составит тебе компанию.       При упоминании его имени Эмма заметно напряглась и сжала кулаки, лично опешив от этих эмоций. — Конечно, — лишь выдохнул она, стараясь совладать со своими эмоциями.       Он несильно сжал её руку и вышел из палаты, оставив одну всего на несколько минут, но этого вполне хватило, чтобы перед глазами пронеслись все картинки пережитого: машина Грэма, летевшая в кювет, чувство паники при виде мчавшейся навстречу фуры, удар, звук бьющегося стекла, скрежет металла и боль — дикая боль, пронзившая всё тело. — Эмма… — едва слышный хриплый голос заставил её подскочить и повернуть голову на проход, тут же поморщившись от боли. — Грэм… — так же хрипло произнесла она, тут же почувствовав боль в районе живота.       Свон окинула его взглядом, тут же отметив небритую щетину, красные опухшие глаза и поникшие плечи — они с Джонсом были как братья-близнецы, нёсшие одну и ту же ношу. — Рад видеть тебя, — неуверенно произнёс он, робко заходя в палату и нервно сжимая пальцы рук. — Ведь… Боже, Свон, прости, я виноват, я свернул… — Иначе ты бы погиб, — нарочно перебила его, не желая слушать очередную речь, и вскинула глаза на его явно ошарашенный взгляд. Она видела, как он боялся, как тряслись его плечи, как на лице нервно ходили жевалки, то и дело дёргаясь каждые несколько секунд. — Но так чуть не погибла ты… — Но я жива… — выдохнула она, стараясь перестать нервничать и утихомирить боль, пронзающую тело с каждым вздохом. — Эмма… — Сколько… — Свон на мгновение прикрыла глаза и поджала губы, — сколько прошло времени с… — Два месяца, — поняв, что ей тяжело говорить, он не дал закончить, уже зная, что именно она имела в виду, и подошёл ближе. — С того дня прошло два месяца.       «Два месяца».       Эти слова эхом отдались в голове, заставив её снова тяжело вздохнуть, вжаться в подушку и крепко закрыть глаза. Обезболивающие уже начинали отходить, поэтому на сей раз каждое движение, каждый вздох не обходились без сопровождения растягивающей, а то и резко режущей боли, но она терпела, глотая в себе слёзы.       Два месяца с момента аварии. Два месяца с того, как тот роковой день приковал её к больничной койке.       Понимание этого давило, доставляя ещё большую боль. Словно толпа из сотни человек проходила по живой плоти, совершенно не думая о том, что ей могло быть больно. Внутренне хотелось кричать, и она делала это, но только тихо, молча, в себя и без привлечения внимания. — Ты помнишь… — Грэм не знал, можно, да и уместно ли вообще задавать этот вопрос, но язык словно отключился от мозга и выдал это. — Увы, — лишь выдохнула Эмма, сжав кулаки так, что костяшки заметно побелели.       Хамберт видел её состояние, и мысль о том, что именно по его вине произошло всё это, разрывала его на куски. Хотелось метать, рвать на себе волосы, бить кулаком в стену, но вместо всего этого он по-прежнему стоял рядом с ней, подавляя в себе какие-либо эмоции, рвущиеся наружу. — Прости, Свон, — горько произнёс Грэм, легонько касаясь её руки кончиками пальцев. — За всё прости.       Она лишь прикрыла глаза, выдавливая из себя лёгкую улыбку, но очередной стук — явно спасающий её — снова послышался, заставляя обратить внимание на вновь вошедших. — Эмма! Как самочувствие?! — всё такой же радостный и позитивный голос доктора разнёсся по всей палате, заставляя Свон чуть поморщиться. — Никак… — прохрипела она, наблюдая за ним одним лишь взглядом. — А чего так? Кажется, у тебя сегодня должен быть самый лучший день, — он кинул взгляд на Джонса и Хамберта. — Знаешь, как они рвались к тебе все эти дни. — Представляю, — улыбнулась Эмма, на секунду встретившись со взглядом Киллиана и Грэма, которые стояли у кровати, как два охранника, готовые кинуться на любого, кто посмел бы приблизиться к ней. — Но было бы просто здорово, если бы обезболивающее не прекращало своё действие в такой неподходящий момент. — Ой, — он вскинул глаза на подставку у кровати и тут же снял пустую банку с обезболивающим лекарством. — Попрошу поставить тебе новую, но для начала… прости, Эмма, но придётся потерпеть. — Да уж сказали бы: придётся привыкнуть, — горько хмыкнула она, уже прекрасно зная, что последует за этими словами. — Ну нет, привыкать пока рано, — усмехнулся доктор, поддержав её, и одарил мягкой улыбкой. — У меня для тебя, да и для вас всех есть прекрасные новости.       Все замерли в ожидании, пока доктор надевал латексные перчатки, откидывал лёгкое одеяло и внимательно осматривал ноги девушки.       Его лёгкие, едва ощутимые касания доставляли дискомфорт, но Свон так или иначе уже привыкла к этому чувству, учитывая то, что проходила через это как минимум раза два за день. — Основной источник — эпицентр — проблемы кроется непосредственно в позвоночнике, — начал он. — При столкновении основной удар пришёлся на правую часть бедра и поясничного отдела. Что же касается левой части, то тут удар пришёлся на рёбра и ключицу. Но главные опасения вызывали у меня сместившиеся позвонки в основной части позвоночника. — Почему? — подал голос Грэм. — Когда сработал ремень безопасности, он удержал тело на месте в то время, как оно продолжало двигаться по инерции удара. Обычный рикошет. Это и привело к тому, что во время операции нам пришлось установить несколько штифтов, — всё так же спокойно пояснил тот, даже не глянув на присутствующих. Он словно разговаривал сам с собой, осматривая очередной объект исследования. — Вы боялись, что она потеряет способность ходить, — выдохнул Киллиан, до сих пор помня те слова, которые он сказал ему тем же днём, когда и произошло всё это. — Вот именно, что боялся, — доктор бросил на них взгляд, чуть улыбнувшись, и провёл кончиком чего-то острого.       Все как заворожённые наблюдали за происходящим, затаив дыхание.       Доктор кольнул в нужную точку одной ноги, и та едва заметно дёрнулась, заставив Свон зашипеть от боли и зажать простынь в кулаках, сильнее вжавшись в подушки. То же самое он повторил со второй ногой и расплылся в победной улыбке, подняв глаза на шокированные лица. — Конечно, вероятность была слишком маленькой и оставалось только надеяться на чудо, — он развёл руками, снял перчатки и поправил лёгкое одеяло, — но, кажется, оно произошло. Нижние конечности всё ещё подвижны, даже несмотря на то, что повреждения были настолько серьёзными. — Подождите… — Киллиан выставил руку перед собой, зажмурился, но потом всё же произнёс: — вы хотите сказать, что Эмма… — Да, мистер Джонс. Восстановим функцию повреждённых внутренних органов, назначим курс реабилитации, и ваша девушка обязательно встанет на ноги.