Год Фестрала

— Слушай, Муди, ты не знаешь, когда в этих краях перестанут расти грибы? Середина октября, а они прут и прут, прут и прут! Как думаешь, это нормально? — Понятия не имею, Фил. Почему бы тебе не спросить у Мэри? Она точно в курсе.       Филипп в сердцах пнул очередную попавшую под ногу поганку. Бледно-рыжие осколки гриба разлетелись по опавшей листве. Снейп ехидно хмыкнул, Муди неодобрительно покачал головой, Мэри сделала вид, что не заметила: она потом с ним поговорит.       Четверо волшебников уже более получаса неспеша поднимались на самый высокий в этой местности холм. Чтобы не привлекать внимания к цели путешествия аппарацией или использованием портала, решено было от подножия идти пешком.       Кстати, Шеклболт собирался к ним присоединиться, но в последний момент отказался, заявив, что кто-то должен оставаться на связи, ибо мало ли что. Аластор улыбнулся: он давно знал, что Кингсли всем лесам на свете предпочитает каменные джунгли.       Муди покосился на Филиппа, взмокшего и очень хмурого. Горожанин до мозга костей, Фил не то чтобы не любил лес, он относился к нему с некоторым недоверием, и даже, кажется, немного побаивался. Не удивительно, что сейчас несчастный француз не получал никакого удовольствия ни от аромата грибов, опавшей листвы и пихтовой хвои, ни от торжественной красоты осеннего леса.       Благодаря Мэри, Филипп этой осенью проводил в лесу больше времени, чем когда-либо, что его совсем не радовало.       Впрочем, сам виноват.       Когда до Аластора дошло, что Фил отчаянно ревновал Мэри, но не к полумифическому жениху, на чьё недавно полученное от деда колдофото девушка могла пялиться часами, а к Северусу Снейпу, смеялся он долго.       Повод-то у Филиппа был, хоть и надуманный. Ну да, всё потому, что Мэри и Снейп каждую субботу уходили в лес и проводили там, по мнению ревнивца, неоправданно много времени. На заверения Аластора, что эти двое всего лишь занимаются боевой магией, ну, ещё кое-какие ингредиенты для зелий собирают, Филипп заявил, что вообще-то этого никто не проверял. Возразить было нечего, но Муди считал, что неплохо знает свою ученицу. Он был абсолютно уверен, что Фил ревнует напрасно, только объяснить этого не умел, да и не собирался: сами разберутся. К счастью бедняга Шартье не устраивал сцен, не строил козней и даже никого не упрекал. Он страдал молча. Пока однажды не совершил ошибку, ставшую роковой.       Как-то раз, потеряв терпение, он спросил… Нет, это был даже не вопрос, это был крик души, брошенный в пустоту, и, на горе Филиппа, услышанный.       В тот день французу пришлось дожидаться возвращения Мэри особенно долго. Она и Снейп где-то «слегка» задержались, вернулись уже в сумерках, отдохнувшие, посвежевшие, довольные и жутко голодные. То, что эти двое притащили из леса большую корзину грибов, охапку каких-то травок и большой пакет волос единорога — дела не меняло. — Позвольте! — возопил Филипп, совершенно потерявший самообладание, — чем можно заниматься в лесу столько времени, объяснит мне кто-нибудь, наконец?       Мэри ничего ему объяснять, понятное дело, не стала (ещё чего!), зато пригласила за грибами «завтра с утречка». Сам, мол, всё увидишь и поймёшь. Филу бы насторожиться, но он обрадовался и зачем-то пообещал пойти с ней куда угодно и когда угодно. И отправились они в лес по грибы, а потом ещё раз, и ещё… Теперь бедняга тешил себя надеждой, что грибы в этом лесу однажды иссякнут, а вместе с ними закончатся и воскресные лесные прогулки. Муди начинал подозревать, что француз надеется напрасно.       Фил и сегодня потащился за ними из-за глупой своей ревности. Теперь он проклинал всё на свете, отчасти потому, что возлюбленная и её предполагаемый ухажёр, вопреки всем опасениям, никакого видимого интереса друг к другу не проявляли, знаков внимания не оказывали и даже не общались друг с другом без крайней необходимости. Филипп, похоже, чувствовал себя идиотом.       Волшебники между тем благополучно добрались до цели своего путешествия. Закончив подъём, они остановились, переводя сбившееся дыхание, и осмотрелись.       Вершина холма представляла собой небольшую, не более акра, относительно ровную площадку, покрытую пожухлой травой, окруженную чахлыми низкорослыми деревьями. Деревья были иссушены и искривлены ветром, который здесь, на высоте, никогда не утихал. Только юго-западный склон, каменистый и почти отвесный, не мог похвастаться никакой растительностью, кроме редких травинок, жалких пятен лишайника и мха. Зато отсюда открывался великолепный вид на Чёрное озеро, прилегающие к нему холмы, покрытые по-осеннему пёстрым лесом, и древний замок, где юных магов обучали волшебству.       Если много лет назад здесь и стояли лагерем Упивающиеся Смертью, их следы давно стёрло время. О былом присутствии людей говорили остатки древнего капища — воспоминание о некогда живших здесь друидах, да старое, поросшее травой и мхом костровище. Кто разжигал здесь огонь? Соратники Тома Реддла, замышлявшие очередное злодейство? Случайный охотник? Или вечно нарушающие школьные правила студенты Хогвартса однажды устроили здесь пикник? Кто знает, кто знает…       Ясно было одно: люди в эти места давно не заглядывали, а если кто и забредал, то спешил дальше своей дорогой. Четверым магам, посетившим сегодня вершину холма, тоже можно было возвращаться. — Бог мой, какая красота! Фил, ну чего ты расселся? Да ты только посмотри! — Мэри смеялась от восторга, — Когда война кончится, я накоплю денег, куплю самую лучшую колдофотокамеру, и приду сюда. Ты же пойдёшь со мной, Фил, правда? — Обязательно! — раздраженно буркнул Филипп, пытаясь изобразить улыбку. У него было отвратительное настроение, к тому же в его левый ботинок каким-то образом попал маленький, но очень острый камешек, который мужчина сейчас безуспешно пытался вытрясти.       Девушка сникла, как-то погасла сразу, пожала плечами и отошла в сторону. Муди хотел было сказать Шартье пару ласковых за непотребное поведение, но тут его взгляд упал на Снейпа. Зельевар стоял над обрывом, сцепив за спиной пальцы рук. Высокий и неподвижный, как статуя из чёрного камня, он напряжённо и хмуро вглядывался куда-то в долину. Аластор подошёл и проследил за взглядом Северуса. — Действительно, Снейп, замок отсюда виден как на ладони, и теплицы, и квиддичное поле — всё. И не скроешься! — Почему? Есть несколько слепых зон: западная часть двора, небольшое пространство за Астрономической башней, ещё вон там, видишь? — Значит, рекогносцировка была?       Снейп усмехнулся. — А зачем? Если нужна карта Хогвартса, она есть, даже с поэтажным планом всех построек, во многих изданиях. Это раз. Во-вторых, поверь, Муди, среди Упивающихся Смертью, конечно, встречаются выпускники других школ, но большинство проучились или же дурака проваляли в этом вот замке как минимум пять лет. — И каждый из них знает замок как свои пять пальцев, в том числе некоторые помещения и коридоры, которые на официальных картах не обозначены. — Именно. — Я тебя понял. Следовательно, во время прошлой войны Тому со товарищи делать здесь было нечего. — Я этого не говорил. Взгляни на замок повнимательнее. Отсюда очень хорошо просматривается, какая его часть построена первой и в каком порядке достраивалось остальное. Я искал эти сведения во всех доступных мне библиотеках. Безрезультатно. Лорд, вероятно, тоже ничего не нашёл, а отсюда и так прекрасно всё видно. — И что? — А то, что Кэрроу в самой древней части замка каждую стену и весь пол по кирпичику осматривают, простукивают и ощупывают. — Ищут неучтённые помещения? \       Снейп кивнул. — Я думаю, кабинет первого директора, прежде всего. Если, конечно, Тёмный Лорд владеет той же информацией, которую мы получили на днях. Не забывай, он пытается любым способом избежать смерти и получить власть, что для него одно и то же. — То есть, он ищет вход в Авалон. — Думаю, да. Если при этом случайно обнаружится дюжина-другая полезных артефактов, Лорд, вероятно, против не будет. — Но что они ищут на самом деле, ты не знаешь. — Разумеется. Я мог бы, конечно, поинтересоваться у Кэрроу, я мог бы даже сделать это без их ведома, но о моей любознательности немедленно станет известно Тёмному Лорду, и тогда вы точно ничего не узнаете. — Ты сказал «вы»? — Ну не я же! Меня в этом случае он в порошок сотрёт, или, что вероятнее, скормит змее. — Да? А я слыхал, что тебя считают чуть ли не его правой рукой! — Степень доверия Тёмного Лорда к моей скромной персоне сильно преувеличена, Аластор!       Муди усмехнулся. Сильно преувеличена, значит. Ну, ну. А Том, как это ни печально, не дурак. Аластор тоже предпочёл бы такого субъекта, как Снейп, держать на коротком поводке и, главное, на виду. Снейп не прост, ох, как не прост, и, при этом, очень опасен. Том это понимает. Отсюда следует, что Северус жив, пока зачем-то нужен Тому, потом его аккуратно ликвидируют. Без вариантов. М-да. — Аластор, что это? Во-он там!       Муди не заметил, когда подошла Мэри. Девушка стояла рядом и показывала куда-то в сторону Запретного Леса. — О чём это ты? — Да вон же, смотрите, мёртвые деревья, покрыты чем-то белёсым, что это? — Это паутина, — хмуро буркнул Снейп. — Акромантулы?       Зельевар кивнул. — После того, как Хагрид похоронил своего Арагога, колония быстро растёт. Сдерживал он их как-то, что ли? Когда всё закончится, эту дрянь нужно будет уничтожить. Проследишь, Муди? — Сам проследишь! В ответ на это Снейп только мрачно усмехнулся. Мэри смерила его долгим взглядом и нахмурилась.

***

      В последнее время жизнь Марью не баловала.       То, что бывшую Смит мягко говоря не жаловали все без исключения сотрудницы архива, было неприятно, не ново, но не так уж и плохо: меньше под ногами путаются. Без них проблем хватало.       С копированием не везло. Целенаправленно искать нужные документы было, конечно, можно, но небезопасно, пока приходилось довольствоваться тем, что попадётся под руку. Под руку попадались в основном досье на Меченных далеко не Ближнего круга, гордое звание «Упивающиеся смертью» для этой мелкой сошки казалось неуместным. В Мэноре такая добыча интересовала только Шеклболта. Вот уж кто радовался! Кингсли то составлял какие-то списки, то рисовал какие-то диаграммы, и ни разу не поблагодарил Марью за добытую информацию. Собственно, его благодарность не очень то была нужна, но девушка догадывалась, что для темнокожего волшебника она представляет собой что-то вроде домового эльфа, а домовых эльфов он за людей не считал.       Так и жили.       Между тем мисс Велесову трижды вызывали на заседания Комиссии по учёту магловских выродков, допрашивали с применением веритасерума (спасибо Северусу, антидот работал отлично), тщательно проверяли подлинность документов, даже делали какие-то запросы в российское посольство.       Документы-то были в полном порядке, Марья больше боялась, что некоторые эпизоды её биографии вызовут пусть совершенно безобидные, но такие не нужные сейчас вопросы. К счастью, комиссию не интересовало ничего, кроме её происхождения.       Стоило девушке немного успокоиться и расслабиться, как она получила приглашение на чай от Амбридж, не принять которое было смерти подобно. Допрос с применением веритасерума повторился, теперь уже в неформальной обстановке.       Тут Марье тоже повезло. Накануне той памятной встречи она получила долгожданный пакет от деда — невзрачный серый конверт без марок и печатей. Внутри обнаружились две колдографии молодого мужчины, якобы жениха, подробное досье на него и «обручальное» колечко, искусно вырезанное из бивня мамонта, украшенное изящным лиственным орнаментом. Тем же вечером досье было выучено наизусть, кольцо надето на палец и до времени скрыто заклинанием (якобы оно там с лета), а колдографии вставлены в дешёвые деревянные рамочки, купленные в магловском фотомагазинчике.       На одной из колдографий «жених», по-магловски одетый в брезентовую штормовку, такие же штаны и резиновые болотные сапоги, позировал на фоне невероятной красоты пейзажа. Она-то и была оставлена в Мэноре, увеличена и повешена на стенку — любоваться.       Вторая колдография смотрелась куда колоритнее. Коля (это для краткости, на самом деле «жениха» звали Кэчгынтакъяв Итекович Васильев) был запечатлён в своём шаманском обличии, с бубном, на фоне заснеженной тайги, какой-то яранги и парочки северных оленей. У левой ноги молодого человека улыбалась, вывалив розовый язык, и весело виляла хвостом крупная лохматая лайка чёрно-белой масти. Именно это изображение Марья гордо водрузила на свой рабочий стол, и недели три развлекалась, наблюдая за реакцией на него коллег.       Амбридж со странным выражением лица долго рассматривала колдографию. «Обручальное кольцо» тоже произвело на неё странное впечатление. Подозревая подвох (уж очень необычно для Великобритании выглядел «жених»), загадочно прищурившись, чиновница ненавязчиво поинтересовалась, почему они так тянут со свадьбой. На это Марья без раздумий и запинок ответила, что Кэчгынтакъяв Итекович, потомственный шаман страшно подумать в каком поколении, в этом году заканчивает своё обучение, и в день весеннего равноденствия должен пройти главную, обязательную для каждого уважающего себя шамана инициацию, а жениться раньше этого события ему магия не позволяет. Эту зиму её суженый проведёт, в одиночестве предаваясь медитации, камланию и другим шаманским магическим практикам, среди тайги и диких зверей. Иногда его будет навещать Учитель, тоже, разумеется, шаман, но все прочие контакты ученику строжайше запрещены. Поэтому сейчас Кэчгынтакъяв Итекович, лишенный связи с внешним миром, обретается где-то в верховьях Подкаменной Тунгуски, примерно в тех краях, где в начале века упал знаменитый Тунгусский Метеорит.       Кстати, про отсутствие связи и Подкаменную Тунгуску была чистая правда, но остальное… Под одновременным действием веритасерума и противоядия к нему девушка врала особенно вдохновенно, несла, конечно, полную чушь, зато получала от этого огромное удовольствие.       За чаем Марья поведала Долорес всё, что знала о Тунгусском Метеорите, прибавив кое-что от себя. Она даже трансфигурировала из какой-то салфетки физическую карту уже не существующего Советского Союза, чтобы показать, где находится Подкаменная Тунгуска. Потом девушка собиралась рассказать начальнице много интересного о шаманских инициациях, но Амбридж неожиданно вспомнила о каком-то очень срочном деле и выставила гостью из кабинета. Женщины расстались почти подругами, но Долорес Марью больше на чай не звала и старательно избегала с ней встреч. Зато и работой не перегружала.       «Жених», надо сказать, Марье понравился. Девушка уже мечтала познакомиться когда-нибудь с Колей Васильевым, попросить прощения за враньё и всё объяснить. А потом набиться в гости на его родину, на Камчатку (давно мечтала!), и поехать туда в свадебное путешествие — с Филом, конечно. Если он согласится.       Филипп всё больше огорчал её в последнее время. О том, что он совсем не разделяет любви Марьи к диким лесам и их обитателям, стало ясно вскоре после того, как компания обосновалась в Мэноре. Чему тут удивляться? Истинный горожанин, Фил и леса-то настоящего не видел. Значит, надо показать, так? Так. Сам Филипп, как ни странно, инициативы не проявлял, третий месяц жил на краю более-менее диких дебрей, но ни разу даже не попытался облазить хотя бы опушку. Марья этого не понимала. Сама она тратила каждую свободную минутку на то, чтобы обследовать окрестности: интересно же!       Вести разъяснительную работу очень не хотелось, Марья считала, что гораздо правильнее будет как-нибудь вытащить друга на долгую лесную прогулку, пусть он попробует взглянуть на мир её глазами.       В тот день, возвращаясь после занятий боевой магией и анимагией одновременно, они с Северусом наткнулись на заросли орешника, через которые недавно продиралась стайка единорогов, оставляя на ветвях гирлянды серебристых волос. Пройти мимо такого богатства было бы преступлением, но сбор волос этих по-настоящему сказочных существ — дело непростое, кропотливое. Они потратили уйму времени, и ни на секунду об этом не пожалели.       Заждавшийся девушку Филипп возмущался долго и громко, он никак не мог понять, что можно делать в лесу целый день. Ну, если его это интересует…       Поймав друга на слове, Марья намекнула, что объяснять ничего не собирается, но будет рада взять его с собой по грибы, завтра утром. А чего время тянуть? Филипп с радостью согласился, и неосторожно пообещал идти за ней куда угодно и когда угодно: сейчас, завтра, через неделю, через год…       Марья была очень довольна.       Через пару недель стало понятно, что лесные прогулки, к сожалению, ожидаемого эффекта не приносят, скорее наоборот.       Филипп, как всегда, не подавал вида, что ему что-то не нравится. Мужчина лучезарно улыбался спутнице и радостно соглашался с каждым её словом. Но Марья-то чувствовала, что Фил безропотно исполняет её желания, как потакают капризам избалованного ребёнка в надежде, что он когда-нибудь повзрослеет и станет более покладистым. Ничего, ничего! Марья тоже упряма, настойчива, и, главное, очень терпелива!       Со временем выяснилась удивительная вещь. Фил, оказывается, даже жалел подругу, полагая её интерес к дикой природе следствием крайней нищеты в юные годы. Конечно, что оставалось бедной девочке? Слоняться по лесам, общаясь с его обитателями, если уж на другие развлечения не доставало средств. Ничего, придёт время, он покажет ей совсем другую жизнь, полную приятного общения, безмятежного веселья и блеска! От этих перспектив необщительная от природы Марья приходила в ужас.       Но впереди маячила война, все обещания и далеко идущие планы Филиппа значили сейчас так мало, что девушка запретила себе даже думать об этом. Придёт время, всё разрешится само собой. Если они, конечно, останутся в живых.       Пока её больше беспокоило то, что Филипп, утверждая, что она ему дорога, похоже, не очень-то воспринимает её всерьёз. В оценке умственных способностей подруги француз, судя по всему, был даже солидарен с Шеклболтом, ни во что Марью не ставившим. Эти двоим ничего не стоило посмеяться над любыми её словами или просто пропустить их мимо ушей. Однажды Фил с милой улыбкой посоветовал Марье «не забивать свою очаровательную головку мировыми проблемами», предоставив их решение умным людям. Это было обидно. Она чувствовала, конечно, что, в отличие от Кингсли, которого ужасно раздражала манера девушки без зазрения совести влезать в разговоры мужчин, и даже (о, ужас!) спорить, Филипп всего лишь пытается уберечь возлюбленную от жестокой действительности.       А действительность — вот она, куда от неё денешься!       Не аристократы, не приспешники Тёмного Лорда, простые жители Хогсмида, оказывается, смотрят на грязнокровок свысока.       Это не могло не задеть за живое человека, которого этой самой грязнокровкой считали много лет.       Когда Филипп узнал, что его воспоминания заставили Марью здорово задуматься и надолго испортили ей настроение, он удивился и посоветовал девушке выбросить из головы всю эту чушь. Анекдот, который мужчина рассказал, чтобы развеселить подругу, Марья слышала от него раз, наверное, в пятый. Пришлось смеяться. Хотелось взвыть.       Аластор на её «почему» только нахмурился и буркнул: «Нашла кого слушать — болтунов деревенских!»       А вот Снейп уходить от ответа не собирался, как и щадить Марьины чувства. — Я надеюсь, мисс, вы не верите во все эти сказки о всеобщем равенстве волшебников, — он усмехнулся, — я имею в виду исключительно магический аспект, разумеется. В частности, как колдобиолог, вы должны понимать, что магическое ядро маглорождённых… — Органически несколько примитивнее магического ядра чистокровного волшебника. Но его можно развивать, не так ли? — Увы, до определённой степени. Маглорождённые, как правило, неплохо учатся и не хуже остальных сдают СОВ, но потом начинаются проблемы, и к концу седьмого курса такие студенты достигают предела в развитии, в то время как потенциал чистокровных и полукровок только начинает раскрываться. — Но мои однокашники, маглорождённые, учились ничуть не хуже чистокровных магов! — Не думаю, что у вас в те годы было достаточно квалификации, чтобы оценить их практические навыки! — Что, всё так плохо? Но, Северус, неужели это повод, чтобы…. — Не бойтесь, мисс! — горько усмехнулся Снейп, заметив, как девушка напряглась, — Да, я давно ношу метку, но я не считаю и никогда не считал, что маглорождённых следует презирать и, тем более, уничтожать по этой, либо по какой-то другой причине. — Простите, я… Я знаю. Знаю. Вы не такой. — Вот как? Знаете. — от голоса Северуса повеяло холодом, — Да вы чертовски самоуверенны, мисс!       Он долго молчал, думал о чём-то. Дрова потрескивали в камине, на кухне Люси звенела посудой, в чашках остывал травяной чай. Марье стало стыдно и почему-то горько: действительно, она ничего не знает о Снейпе. Жаль. — Впрочем, я имел намерение говорить с вами о другом, — наконец неожиданно спокойно сказал он, — Вечно вы сбиваете меня с мысли! — Я?! — А кто? Люси? Она, в отличие от вас, ведёт себя тихо, пожалуй, даже подозрительно тихо, не находите?       На кухне что-то упало, разбилось, но после секундной паузы было с лёгким щелчком склеено при помощи магии. Марья хихикнула в кулачок, Снейп остался невозмутимым. — Итак, вернёмся к теме нашего разговора.       Северус взял менторский тон, и Марья немедленно почувствовала себя студенткой на лекции. — Между чистокровными и маглорождёнными волшебниками есть ещё одно существенное различие, которое многие недооценивают, — Снейп кашлянул, прочищая горло, отпил из кружки, — я говорю об отношении к магии. — Отношение? К магии? А что в этом… — Скажите, мисс, при каких обстоятельствах вы узнали, что вы волшебница? — М… Не помню. Кажется, я всегда об этом знала. — Вашим воспитанием, насколько мне известно, занималась миссис Росс? — Да, Мистер и миссис Росс. Я очень много времени когда-то проводила в их доме. — И магия для вас самая естественная вещь, как зрение, как слух, как способность говорить, не так ли? — Ну конечно! Я об этом никогда не задумывалась! — Ничего удивительного, — усмехнулся Северус, — об этом никто никогда не думает. Теперь представьте, что маглорождённые за малым исключением узнают о том, что они волшебники, получив письмо с приглашением в Хогвартс. Интересно, что в школу они являются, имея о магии несколько своеобразные, но совершенно чёткие представления. Догадываетесь, откуда эти представления берутся? — М… Думаю, что из сказок, из кино, больше-то неоткуда. — Совершенно верно. А теперь вспомните, какими предстают в этих сказках волшебники. Забыл уточнить, вы в детстве сказки читали? Читали. Замечательно. Значит, знаете, что сказочные волшебники — люди исключительные, таинственные, могущественные, иногда даже всемогущие. Среди них встречаются добрые феи и злые чародеи. Или добрые волшебники и злые ведьмы, как вам больше нравится. Свет и тьма. Белое и чёрное. Никаких теней. Никаких полутонов. Ну и как по-вашему, на какой факультет попадёт ребенок, имеющий такое представление о волшебном мире? — На Гриффиндор, — вздохнула Марья. — На Гриффиндор. И здесь совершенно ни при чём статус крови, что бы об этом ни говорили. — Разве все маглорождённые учатся на Гриффиндоре? — Разве вся магловская культура — это волшебные сказки для маленьких детей? — Вот только мало кто догадывается об этом в одиннадцать лет! — криво усмехнулась Марья. Снейп молча кивнул. — Знаете, мисс, когда маглорожденным рассказывают… обо всём, им кажется, что они попали в сказку, — с непонятной тоской в голосе тихо сказал Снейп после долгого молчания, — Это чудовищно, но, взрослея, большинство из них ничуть не меняются. И однажды иллюзии неожиданно начинают рушиться. Вам повезло, Марья, вас воспитала миссис Росс. — Она была очень строга со мной. — Все волшебники строги со своими детьми. Магия опасна. Овладение магией требует большой ответственности и жёсткого самоконтроля. Волшебники приучают к этому своих детей с младенчества. Мы все лишены беззаботного детства, мисс. — Скажите, Северус, вы в детстве завидовали маглам? Ну хоть чуточку? — мягко улыбнувшись спросила Марья, — Только честно!       Зельевар беззлобно усмехнулся, у него потеплели глаза. — И да, и нет. У меня была очень строгая мать, мисс. Пока мои сверстники играли на ближайшем пустыре в войну или в футбол, я читал, изучал некоторые волшебные дисциплины. Конечно, иногда мне хотелось к ним! Но у меня была магия, а у них нет. Со временем я, к сожалению, пришёл к выводу, что завидовать должны мне. — Так что же, у вас совсем не было друзей? — ужаснулась Марья. — У меня была… подруга, — пару секунд помявшись ответил Снейп, — маглорождённая волшебница. Ей нравилось, когда я рассказывал о магии, о Хогвартсе. Она воображала себя доброй феей: всем помогала, всех лечила, обо всех заботилась. И очень не любила тёмную магию, совсем не представляя, что это такое. — Но это же замечательно! — Да, разумеется. Она поступила на Гриффиндор, была одной из лучших учениц школы, но так и не повзрослела. — Где она теперь? — Она умерла. Давно. Убита. Её убийца — полукровка, выросший в магловском приюте, когда-то вообразивший себя всемогущим злым чародеем. Такая вот… ирония.       Снейп замолчал, сжимая в ладонях большую глиняную кружку с давно остывшим чаем. В чёрных глазах плескалась боль.       Дежурное «мне жаль» застыло у Марьи на губах. ***       Это было время разочарований и крушения иллюзий — пока не всех и не до конца. Не иначе, звёзды в небе как-то не так встали, и никто не знал, не станет ли только хуже, когда, наконец, изменится их таинственный узор.       К началу октября у Марьи возникли большие проблемы с боевой магией. То есть, пока она отрабатывала полученные от Снейпа задания на кривой сушине, служившей ей манекеном, всё было замечательно.       Снейп оказался на удивление хорошим учителем. Да, он был ужасно строг, груб, насмешлив, нетерпелив, вспыльчив и временами совершенно невыносим, но на Марью это не производило ни малейшего впечатления. Она старалась изо всех сил, и, пусть ни разу не удостоилась похвалы, замечала, что в глубине души Снейп ею очень доволен.       Северус работал с ней увлечённо, изобретал для девушки простые в исполнении связки, идеально подходящие для её руки, её волшебной палочки и её манеры двигаться. Марья прилежно изучала новые заклинания, иногда ей казалось, что Снейп выдумывает их на ходу. Пару раз обнаруживалось, что так оно и было.       А потом дело дошло до спаррингов. Девушка была уверена в своих силах, но когда Северус в стареньком свитерке и видавших виды джинсах встал против неё в боевую стойку, ударить она не смогла. Что только ни делал Снейп, чтобы вызвать её хотя бы на попытку атаки! Он язвил, хамил, сквернословил, в конце концов, сам пошёл в атаку, получил достойный отпор в виде почти виртуозно поставленных щитов, но контратаки так и не дождался.       Окончательно потеряв терпение, Северус очень сурово исподлобья глянул на девушку и молча убрал палочку. Он устало опустился на ствол поваленного дерева и кивком головы приказал ученице сесть рядом. — В чём дело, мисс?       Стальные нотки в его голосе заставили её сжаться в комок. Всё. Надежд не оправдала. Этот урок был последним. Чёрт возьми, она готова на всё, чтобы продолжить занятия! Невероятно, но факт: в последнее время их еженедельные уроки и долгие беседы на не самые простые и приятные темы стали для девушки единственной отдушиной в том болоте, куда она попала. Дожила: кроме как со Снейпом и поговорить не с кем! И так глупо всё потерять! Сейчас вот как пошлёт её подальше и вернётся в свой Хогвартс — и всё! Решения Северуса Снейпа отмене и обжалованию, как известно, не подлежат. — Я задал вопрос и всё ещё рассчитываю получить на него ответ. — Я боюсь… боюсь вас… боюсь причинить вам боль! — сквозь слёзы пролепетала Марья. — Я, простите, не понял, вы просто боитесь, боитесь меня или наивно полагаете, что сможете вот так запросто пробить мою защиту при помощи связок, которые я же для вас и составил? — Нет, что вы! — Замечательно! И на какой из трёх моих вопросов вы только что ответили?       Слёзы высохли в один момент. Марье до мурашков на коже захотелось запустить в этого злыдня чем-нибудь тяжёлым, так, без магии. Жаль, под рукой ничего не было. — Хорошо, предположим, вы ответили на третий из них, — продолжал изверг, вертя в пальцах сухой прутик, — тогда я должен вас разочаровать: квалификации не хватит. — Да где уж мне! — процедила сквозь зубы девушка. — Здравая мысль! — усмехнулся зельевар, — В таком случае позвольте задать вам совсем нескромный вопрос: за каким нарглом вас понесло в Аврорат? Молчите? Молчите. Чего и следовало ожидать. Напрасно, я интересуюсь не из праздного любопытства. У вас есть проблема, я намерен помочь её решить, но не для вашего удовольствия, как вы, вне всякого сомнения, себе возомнили, а исключительно собственного спокойствия ради, и я это сделаю, как бы вы ни сопротивлялись.       Марья отвернулась, упрямо поджав губы. — И всё равно молчите, — продолжал глумиться Снейп, — Допустим. Мне известны три основные причины, по которым юные леди стремятся в структуры, где им абсолютно нечего делать. Итак, вы полезли в мракоборцы в поисках весьма сомнительной романтики, как ваша подруга Нимфадора? Нет. Для этого вы слишком умны. Может быть, вы таким образом рассчитывали завоевать сердце некоего бравого аврора? Тоже маловероятно, при вашем-то здравомыслии. Следовательно, месть. Ну и чем вам так насолили Упивающиеся Смертью, мисс? — Упивающиеся Смертью? Они-то здесь… Неужели вы думаете, что у мракоборцев нет других забот? — А что, есть? В самом деле? Как же, как же! Уголовники всех мастей, а именно убийцы, грабители, контрабандисты, жулики, спекулянты и прочие сексуальные маньяки. Да неужели угадал! Итак? — Ну, хорошо. Из-за меня погиб человек, я не смогла его защитить. — Вы?! Защитить?! — Северус рассмеялся, — Посмотрите на себя! Да вас саму защищать надо! — Ну вот, и вы туда же! — тяжело вздохнула Марья, — Хорошо. Слушайте.       В последний год моей работы в Отделе контроля за магическими популяциями мы собирали материалы для исследований в одном магловском заповеднике, в Ирландии. Группа была разношёрстная: колдозоологи, колдоботаники, антропологи даже. Был среди нас один парень, лаборант-ботаник, Майкл Уиггинс. Волшебник он был слабенький, почти сквиб, хоть и полукровка, можно сказать. — «Можно сказать» — это как? — Его отец маглорождённый волшебник, мать — магла. Майкл рассказывал, что из Хогвартса ушёл со второго курса, не потянул программу. Учился на дому, палочку имел, но мало что мог, разве что простейшие бытовые чары. Даже аппарировать не умел, представляете? Но парень добрый, мы были в хороших отношениях…       Марья задумалась. Эту историю в подробностях она не рассказывала никому, а уж Снейпу…       Зачем ему знать, что Уиггинс неуклюже пытался ухаживать за ней с первых дней знакомства, и всего через два месяца не слишком тесного общения предложил стать его женой? А она взяла и согласилась.       Тот день не задался с самого утра. Она проспала. Ерунда, конечно, Марья всего-то пропустила завтрак, но, как на грех, срочно понадобилась начальнику группы. Оказалось, что вчера, разбирая образцы перьев гиппогрифа, она перепутала кое-какие этикетки. Тоже мелочи жизни, сегодня она всё равно собиралась упаковывать это добро для отправки в лабораторию, вот и обнаружила бы ошибку, всё бы исправила, но шеф заметил ляп первым и устроил ей выволочку, прибавив пару ласковых за нарушение трудовой дисциплины. Настроение было ни к чёрту. На шефа обиделась, в Лондон не хотелось, и просто она в тот день встала не с той ноги.       Весь день она вертелась, как белка в колесе. Работы было много, вечером следующего дня они возвращались домой, собраться хотелось сегодня. И она собралась. Успела всё, не иначе, со злости.       В конце рабочего дня мистер Уоткинс, их шеф, начисто забыв утренний инцидент, похвалил Марью за рвение и исполнительность, и даже пообещал взять её на вакантную должность старшего лаборанта. Это было заманчиво, девушка до сих пор числилась стажером. Жить приходилось на мизерное жалование, она еле сводила концы с концами, но терпела: через это прошли все. Обольщаться, однако, не стоило. Мистер Уоткинс обещал часто и много, но память у него была что решето, сегодня сказал, завтра забыл.       На должность претендовали ещё две девушки, подруга Марьи с Хогвартса, Холли Хант, и первая красавица отдела, Джессика Фаулер. Повышение по службе уже не по разу было обещано каждой, но вакансия в отделе сейчас была всего одна, и Марья подозревала, что её шансы получить должность минимальны.       Жаль. При нынешнем уровне доходов, девушка могла позволить себе либо новую зимнюю мантию, либо тёплую обувь. Привести в порядок старую мантию что магией, что без неё, гораздо проще, чем починить изношенные вдребезги зимние сапоги, так что выбор очевиден. О других обновах и прочих радостях жизни не было и речи. Марье ещё повезло: её ученичество оплатила миссис Росс, которая и сама была не богата. Девушка считала себя должником.       После ужина, чтобы отвлечься от грустных мыслей, девушка принялась разбирать и упаковывать для перевозки материалы собственных исследований.       Брезентовый полог палатки — ненадёжная защита, особенно от посторонних звуков. Снаружи шумел на ветру лес, попискивали синицы, потрескивали сучья в костре, из какой-то палатки доносились взрывы хохота, кто-то пел под гитару — всё как всегда. Марья не замечала этих звуков, она увлеклась работой и обратила внимание на голоса снаружи, только когда поняла, что речь идёт о ней.       Разговаривали две женщины. — Интересно, что Старина Пол в ней нашёл? — сказала одна из них.       Голос показался Марье знакомым. Ещё бы: посторонних здесь не водилось. К тому же Стариной Полом в Отделе по контролю за магическими популяциями называли шефа группы колдозоологов — за глаза, конечно. Чужие этого не знали. — Не боись, подруга! Что нашёл, то потеряет, отвечаю! — со смехом сказала вторая собеседница.       Этот голос Марья узнала бы из тысячи, он принадлежал Холли Хант, её лучшей подруге. — Послушай, а может они с Полом того… этого… а? Замечала? В палатке нашего шефа по ночам кто-то возится, стонет, иногда даже кричит, протяжно так! Я-то была уверена, это Марго, ну, та ботаничка, блондинка крашенная, теперь даже не знаю, что и думать!       Ого! Так это Фаулер! С каких это пор они с Холли стали подругами? С утра вроде бы не ладили! — Помилуй, Джесс! Чтобы наша недотрога — с этим?! Не-а, не верю! Она у нас кристальной честности <i>леди, и чтобы она, карьеры ради… А если не ради карьеры, тем более — нет, нет и нет! Она у нас принца ждёт, знаешь? И не надо ей мешать, хоть посмеёмся! Но с другой стороны… — Хо-олли! Вы же подру-уги! Как тебе не сты-ыдно! — Ещё чего! Какая, к Мордреду, дружба? Не-а, у нас с Мэри симбиоз, с Хогвартса. А что? Мне нравится! Она мне эссе, всякие контрольные, курсовые и прочее, а я ей свои обноски по сходной цене. Кстати, сбагрить ей мою старую зимнюю мантию, галлеонов за тридцать, а? Ну ту, синюю, помнишь? Она из моды вышла, а для Смит вполне сойдёт: дырок нет, и ладно, найдёт — заплатку поставит. Видела бы ты, как лихо она это делает!       Девушки рассмеялись. — Ладно, Хант, повеселились и хватит! — неожиданно строго сказала Джессика, — Давай ближе к делу! Она точно ничего не заметит? — Не заметит, отвечаю! Признаю, с этикетками промашка вышла. Кто же знал, что шеф за чем-то полезет в ящик с перьями? — Хорошо, я поняла. Куда ты их засунула? — В ящик с экспонатами для музея. — Ты что, свихнулась? Что в ящике? — Несколько окаменелостей, какой-то череп, парочка шкур, небольшой гербарий… Да не бойся же ты! Камням и черепу ничего не грозит, шкурам тоже: лукотрусы не моль, шерстью не питаются. Да, когда они проснутся, будут рваться на волю, ящик пустят на целлюлозу. Ну что, ну гербарий может пострадать, разве это наши проблемы? Ботаники новый соберут. Зато представляешь, сколько будет шума? — А то! Когда они проснутся? — Если я верно рассчитала дозу снотворного, послезавтра к полудню. Ящик в музей уже доставят, но разобрать не успеют. — Отлично! — Оплата как договорились? — Триста галлеонов по факту, пятьсот, если её уволят. Можешь ей сунуть полтинник на бедность: возмещу. И с тебя непреложный обет о неразглашении. — Не доверяешь? Боишься, что шантажировать начну? — Боюсь? Тебя? Я? Много о себе мнишь, полукровка! Руки о тебя марать… Итак? — Да согласна я, согласна! — проворчала Холли, — Не корчи такую мордашку, тебе не идёт! Слушай, а зачем тебе эта должность? — Не твоя забота, дорогуша! Когда уезжаешь на континент? — У отца контракт с начала года, но мы уедем раньше, думаю, в декабре. — Везёт тебе, Холли! В Париже жить будешь! — Ха! А зачем ещё, думаешь, мне деньги?       Когда девушки ушли, оживлённо обсуждая планы на будущее, Марья какое-то время сидела в полной тишине, пытаясь осознать услышанное.       Пожалуй, она просидела бы так до утра, но сейчас была дорога каждая минута. Бесшумно, под дезиллюминационными чарами, девушка пробралась в палатку, где хранились упакованные для перевозки материалы. Она аккуратно достала из-под горы коробок, пакетов и прочей тары ящик, предназначенный для отправки в музей, вскрыла его. Действительно: два некрупных лукотруса мирно посапывали между гербарных папок.       Марья завернула миниатюрных, похожих на прутики существ в носовой платок и сунула в карман штормовки. Она уже знала, в каком дупле оставит их — досыпать.       Когда спасённый от разорения ящик был закрыт и водружён на прежнее место, девушка присела на единственный в палатке табурет и расплакалась от обиды на весь белый свет и жалости к себе.       Действительно, кому она нужна — в качестве жены или в качестве сотрудника — какая разница? Нищая. Безродная. Увы, не красавица. А она так устала от нищеты, от постоянных бесплодных попыток заработать хоть что-то существенное, а не крохи, что получала за те немногие ингредиенты для зелий, которые возможно было заготовить и качественно высушить, не попавшись начальству! Она вспомнила жалкую горстку волос единорога, которые ей удалось урвать летом. Скудная добыча, но и за это её могли уволить. Хорошо, Холли не знает о её маленьком «бизнесе»!       Холли. Она считала её лучшей подругой. Наивная. Что ж, поделом! Но кому верить и как жить — теперь?       Да, время от времени ей случалось жалеть себя, благо причин для этого было хоть отбавляй, но это занятие Марье совсем не нравилось, так что избавляться от подобных мыслей она умела давно. Девушка решительно встала, вытерла слёзы, парой простейших заклинаний привела себя в порядок и отправилась в лес.       С детства лес был для неё добрым другом, который согреет, накормит, укроет от врагов, поймёт, успокоит и, главное, никогда не предаст.       На лагерь экспедиции опускались густые осенние сумерки, значит, в лесу было уже хоть глаза выколи. Марью это совершенно не смущало.       Впоследствии девушка страшно жалела, что не набросила на себя какую-никакую дезиллюминацию, но в тот момент она была обижена, расстроена и настолько выбита из колеи, что об этом даже не подумала.       Майкл перехватил её на опушке. — О, Мэри! — парень был до крайности взволнован, — Я тебя повсюду ищу, где ты бродишь? — Да я…       Майкл Уиггинс, по сути, замечательный парень, был страшно, невероятно, ужасающе болтлив. Вечно тараторил без умолку и никого никогда не слушал. Будучи эмпатом, Марья чувствовала, что для молодого человека это всего лишь способ скрыть природную робость, но нескончаемый поток слов всё равно действовал на нервы. — Ты хотела напоследок пройтись по лесу? Отличная идея! Ты же не будешь против, если я составлю тебе компанию, правда?       Может быть, Марья и была против, но всё уже решили за неё.       Утруждать себя признаниями, а также ходить вокруг да около Майкл не собирался. Стоило им углубиться в лес шагов на десять, как он заявил, что, по мнению его матери, ему давно пора завести семью, и в качестве спутницы жизни, ему подходит она и только она — Мэри Смит. Сам он в этом абсолютно согласен с матушкой (она знает Мэри с его слов), так что рассчитывает на немедленный положительный ответ. Вот так.       При других обстоятельствах Марья покрутила бы пальцем у виска и послала бы такого «жениха» куда подальше ближайшим лесом, но сегодня день был явно не её.       Молодой человек витиевато и увлечённо развивал только что высказанную мысль, по-хозяйски подхватив «невесту» под локоток, а она, не слушая его, шла и размышляла о том, что Майкл человек в сущности не плохой, симпатичный и весьма не бедный, к тому же у них есть общие интересы. Так почему она должна упускать этот шанс? Марья, не вполне осознавая, что делает, бесцеремонно развернула Майкла к себе лицом, прикрыла ладошкой его рот, вынуждая замолчать, и сказала: «Я согласна!» Слегка обалдев, Майкл умолк на целых две минуты. Ещё бы он не удивился, если Марья и сама не ожидала от себя ничего подобного. Когда к «жениху» вернулся дар речи, было много-много слов, и даже робкие поцелуи под мокрой от недавнего дождя кроной громадной пихты. Марья же вдруг почувствовала себя страшно усталой и заявила, что намерена немедленно отправиться спать, а поговорят они завтра. Расстроенный Майкл прекратил свои излияния и почти молча проводил её до палатки. — Мэри, скажи, ты меня любишь? — робко спросил он напоследок. — Угу! — соврала Марья и задёрнула полог у него перед носом.             Она разделась и легла не зажигая света. Сон, как и следовало ожидать, не шёл. Пожалуй, стоило бы сделать пару глотков Сна без сновидений, чтобы ни о чём больше не думать, а просто отключиться до утра, но с этим зельем легко было ещё раз проспать. Нельзя. Не сейчас.       Девушка лежала, глядя в темноту, и думала, думала, думала.       А вот сама виновата! Разве она не чувствовала неискренность Холли? Ещё как чувствовала, с первого дня их знакомства, тогда, в Хогвартсе! И что? Нельзя было ей доверять, а Марья верила! Что, получила?       Но чего уж — теперь! Она может только дать себе слово впредь быть умнее и доверять собственной интуиции, которая никогда её не подводила.       И ещё она может отомстить. Как? Да очень просто: она обязательно получит эту должность, будь она проклята! Эта простая мысль показалась Марье очень удачной, придала ей решимости, и, как ни странно, немного успокоила.       И вот тогда девушка вспомнила о Майкле Уиггинсе. Вспомнила, и пришла в ужас от содеянного.       Нет, ну Майкл Уиггинс нравился ей, конечно, — своей улыбчивостью, незлобивостью и мягкостью характера, удивительной доброжелательностью и просто добрым отношением ко всему живому.       Но до чего же раздражала Марью его манера громко чавкать во время еды! И эта его феноменальная болтливость — она просто в ужас её приводила! Девушка поймала себя на мысли, что неделя более тесного, чем обычно, общения с этим человеком, точно доведёт её до применения Непростительных.       Кстати, ей вспомнилась одна интересная деталь: они с Майклом до сих пор ни разу не смогли найти ни одной интересной обоим темы для разговора. Неплохо, да? А ещё Марью очень настораживало, что Майкл постоянно ссылался на мнение матери, но собственного не высказывает никогда. Оно у него вообще было?       Стоп, стоп, стоп! Ей показалось, или она уже рассуждает так, как будто действительно замуж за него собралась? Да она точно не в себе до сих пор!       Что ж, завтра Марью ожидал очень непростой день. Она должна будет делать вид, что ничего не произошло, улыбаться бывшей лучшей подруге и прикидываться, что всё хорошо. А ещё завтра она обязана поговорить с Майклом, чем раньше, тем лучше, объясниться и попросить прощения!       Разговора не получилось. До самого рассвета Марья пыталась в деталях продумать его, но не учла самого главного: болтливости своего незадачливого кавалера.       После завтрака они неспеша брели по роняющему последнюю листву осеннему лесу, и Марья безуспешно пыталась вставить хоть словечко в монолог спутника. Майкл говорил без умолку. Он строил планы на их совместную жизнь, свадьбу, знакомство с родственниками, медовый месяц. Он придумывал имена их будущим детям, клички их будущим собакам, кошкам и лошадям. Он даже выбирал цвет обоев для их будущей гостиной и фасон подвенечного платья для Марьи, и всё это в совершенно невообразимом порядке.       Через четверть часа у девушки разболелась голова. Ещё через четверть часа она решилась на крайние меры: Силенцио в комплекте с Инкарцеро. Применить чары она не успела.</i>       О том, что произошло дальше, пожалуй, можно было рассказать Снейпу. — Утром того дня, сразу после завтрака, мы с Майклом собирались поговорить с глазу на глаз, — продолжила Марья своё повествование, — мы направились в лес, и ушли от лагеря довольно далеко. Дело в том, что накануне вечером он неожиданно предложил мне стать его женой. Вот об этом, собственно…       В тех краях есть очень красивое место, Северус: небольшая пещера в склоне холма, заросшего вереском, у входа в пещеру скала, у подножия какой-то ручей… Драконы любят селиться в таких местах, ну и там, собственно, они были.       Я не знаю, почему мы пошли именно туда. Когда такое происходит, я начинаю верить в судьбу. Возле пещеры какие-то… нелюди свежевали детёныша валлийского зелёного. Драконыш месяца три назад вылупился. Чешуя не затвердела, крылья не сформировались, огнём ещё не плевался толком, к тому же он совершенно не боялся людей, потому что наши ребята вели за этим гнездом наблюдение. Лёгкая добыча.       То, что осталось от матери, нашли к вечеру того же дня милях в двух от грота. Браконьеры разделали её накануне, когда она охотилась. Так что детёныш ещё и голодный был, из пещеры сам на шум вылез…       Тут Марья неожиданно ощутила, что Снейп почувствовал себя очень неуютно, не иначе покупал в Лютном драконью кровь и прочие ингредиенты по дешёвке. Ясно же, откуда они взялись! Марья его не очень-то осуждала, она слишком хорошо знала, что значит — нет денег. Теперь его мучит совесть — уже хорошо, в следующий раз подумает.       Кашлянув в кулачок, чтобы скрыть заминку, девушка продолжила рассказ. — Всё, что случилось дальше — это из-за меня. Я не сразу поняла, что происходит возле пещеры. Браконьеры были одеты в ту же магловскую камуфляжку, что и наши ребята, может, в том же магазине покупали, не в мантиях же по лесу-то… Майкл их просто не заметил, пока я не показала. Понимаете, я думала, это наши, и очень не хотела, чтобы нас видели вдвоём, хотела предложить вернуться.       Майкл в отличие от меня всё разглядел и всё понял, только мне ничего не сказал. Он велел мне оставаться на месте, а сам быстро-быстро пошёл в сторону пещеры, почти побежал. Он вдруг начал прямо на бегу читать этим гадам нотации, стал им объяснять, что охотиться в заповеднике — это в корне неправильно, а убивать детёнышей отвратительно и даже преступно, ну, и всё в таком духе. — Какая глупость! — Точно. Я, когда он заговорил, всё, конечно, уже поняла и побежала следом. Разумнее всего в тот момент было бы аппарировать за подмогой, но не могла же я сбежать, а его бросить! Дальше всё происходило очень быстро, и я не успела.       Майкл совершил ещё одну большую глупость. Он вынул палочку. Что он собирался с ней делать, я так и не поняла. Его силёнок хватало только на Люмос-Нокс и ещё почему-то Репаро, но браконьерам-то откуда об этом знать? Они восприняли его жест, как сигнал к атаке. — Сколько их было? — Четверо. Я попыталась прикрыть Майкла Протего, но мой щит тут же снесли. — Вы совсем не применяли боевых чар? — А что я тогда умела? В России девочек учат только элементарной самозащите, но я совсем не практиковалась, некогда было. Как преподают защиту в Хогвартсе, вы лучше меня знаете, а в список моих интересов боевая магия никогда не входила, так что… Короче говоря, я применила первое, что в тот момент взбрело мне в голову (только не смейтесь!), Силенцио в связке с Инкарцеро. — Вы что, свихнулись? — Можно и так сказать. Накануне у меня был ужасный день, потом не менее ужасная бессонная ночь… — Предложение руки и сердца — один из этих кошмаров? — Почти. Я утащила Майкла в лес, чтобы ему отказать. Я просто не успела.       Не знаю, почему браконьеры не прикончили нас сразу, возможно, оставили в живых на всякий случай, чтобы использовать в качестве заложников, например. Они же не дураки, должны были понимать, что мы в этом лесу не одни, и лагерь наш относительно близко.       Нас связали обычными верёвками, чтобы не тратить сил на поддержание заклинаний, бросили в грот и занялись своими делами. Когда они вышли, я обратилась в ящерку, так и освободилась. А вот аппарировать нас обоих у меня не вышло. Обычно получалось, а тут… Я сказала Майклу ждать и не геройствовать, а сама аппарировала в лагерь.       Как потом выяснилось, браконьеры услышали хлопок. Я вернулась минут через семь, вместе со мной вся мужская часть экспедиции, это человек пятнадцать. К счастью, ребята дружно занимались сворачиванием лагеря, поэтому собрались быстро. У пещеры кто-то сразу установил антиаппарационный барьер, так что никому не удалось сбежать. Но и без боя они не сдались, среди наших были раненые, один тяжело. Наши ребята, они, знаете ли, в боевой магии не специалисты. Двое браконьеров погибли на месте, на них обвалилась часть свода грота, когда они попытались там укрыться, два выживших сейчас должны быть в Азкабане, хотя при нынешнем бедламе они могут быть и на свободе. — А Майкл? — Его успели освежевать, как того драконыша. Как? Когда успели? Не понимаю! У них вроде бы и времени-то не было — что такое десять минут! Только если заклинанием… Скажите, Северус, они могли пустить человека на ингредиенты, как дракона?       Снейп ответил не сразу. — Да, могли. Теоретически. Но я не представляю, где и как они могли бы сбыть… продукцию. Зелья с применением экстрактов и вытяжек из человеческих органов существуют, я об этом читал. В древности некоторые маги практиковали кое-какие забытые сейчас обряды, что-то связанное с некромантией, с изготовлением вредоносных амулетов. Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь проводил их в наше время, но чисто гипотетически — почему бы нет. Если вы подумали о Тёмном Лорде — исключено, я бы знал. Мимо меня может пройти всё что угодно, но не зелье такого уровня. Вы не договорили, как вы оказались в Аврорате? — Ну, мы вернулись в Лондон, и мне всё же удалось получить эту чёртову должность. — Какую должность? — удивился Снейп, — О чём это вы? — Должность старшего лаборанта в нашем отделе, с хорошей прибавкой к жалованию. Я тогда даже новую зимнюю мантию себе купила, будь она неладна! Но работать в отделе я больше не смогла, не шла из ума та пещера. Зиму промучилась, гадая, что делать дальше. Пока искала варианты, узнала, что в Аврорате есть спецподразделение по борьбе с браконьерством. Когда объявили набор в Академию, поступила туда, они же всех подряд берут, это уже потом больше половины отсеивают, но я удержалась. А они стали готовить из меня не то аналитика, не то шпиона. — Они правы, не находите? — Не знаю. Может быть. Хотя почему «может», — вздохнула Марья, — вы правы, конечно, Северус, какой из меня оперативник? Мне совершенно нечего там делать! — Хорошо, что вы сами это понимаете! — Зато не понимаете вы! — девушка вскочила, нервно прошлась по поляне, остановилась и неожиданно твёрдо посмотрела в глаза Снейпу, — Вы же в курсе, что я эмпат, верно? Да, я гораздо слабее деда, да, я чувствую не всех и не всегда, но если эмоции по-настоящему сильны… Например, если человек ранен, если ему по-настоящему больно. Я же всё чувствую, Северус, понимаете? Всё! — Да неужели! Насколько известно мне, эмпаты считывают исключительно эмоциональный фон. Вы что-то путаете, мисс! — Всё верно! — она тяжело вздохнула, сделав вид, что не заметила сарказма, — Исключительно эмоциональный фон. Но припомните-ка, мистер Снейп, когда вы ранены (а опыт у вас, надо полагать, немалый), разве вам плохо только физически?       Знаете, что самое ужасное? Все эти милые ощущения я очень легко могу себе вообразить, когда только собираюсь нанести удар. Точнее, они всплывают у меня сами, каждый раз, когда я собираюсь атаковать. Поверьте, я не предвидела такого развития событий, когда поступала в Академию. Я надеялась от этого избавиться, когда просила вас помочь мне с боевой магией. Судя по всему, я безнадёжна. Простите, что вынудила вас потратить на меня столько времени! Снейп долго изучающе глядел на неё, о чём-то сосредоточенно размышляя. — Я так не думаю, — вынес он свой вердикт, — прежде всего, сядьте, от вашего мельтешения уже голова болит. Так. Успокоились? Очень хорошо. Видите ли, мисс, те браконьеры… Не думаю, что даже у вас нынешней, кое-что умеющей, хватило бы сил справиться со всеми четырьмя. Но я не сомневаюсь, если бы вы в тот момент знали, как ударить, вы бы ударили в полную силу. Я прав? — Правы, чего уж там! — проворчала Марья, — От этих уродов просто жутко фонило: страх, потом паника, злоба на всех нас, досада, что потеряли добычу, что так глупо попались… А мне было этого мало. Мало, Северус! Я хотела, чтобы они страдали, чтобы мучились! И, главное, я поняла, что при определённых обстоятельствах вполне способна убить. Мне стало страшно. — Должен разочаровать вас, мисс, в вашей реакции нет ничего экстраординарного, — с нехорошей улыбкой констатировал зельевар, — вы стали свидетелем жестокого преступления и не остались равнодушной. Это похвально. Можете осуждать меня, мисс, но я не сторонник всепрощения. А то, что вас напугала собственная реакция — что ж, это совершенно естественно. Вы же не Беллатрикс Лестрейндж и даже не Алекто Кэрроу!       Предлагаю взглянуть на сложившуюся ситуацию с большей долей оптимизма. Я уверен, что если, не приведи Мерлин, вы ещё раз окажетесь в ситуации, когда вам, вашим близким либо кому-то ещё будет что-то угрожать, вы примените полученные навыки раньше, чем успеете об этом подумать. Но вот вам мой совет на подобный случай: бегите!       А для менее критических обстоятельств у меня есть одна идея, предлагаю попробовать её реализовать. Вот вам задание на неделю. Первое. Подумайте о том, что нейтрализовать противника возможно не убивая его и не калеча. Второе. Вспомните известные вам бытовые чары и что-нибудь из арсенала целителей, способное вывести на какое-то время человека из строя, или, как вариант, его деморализовать. Поройтесь в литературе, покопайтесь в собственной памяти, придумайте что-нибудь, наконец. А потом мы подумаем, как это можно использовать. — Хорошо, я поняла, сделаю, — Марья встала и вынула палочку, — попробуем ещё раз? — Нет уж, увольте! — улыбнулся Северус, тоже вставая, — Сейчас это бесполезно. И, кстати, нам пора возвращаться. — Возвращаться? Но как же ваши занятия анимагией? — А разве я ещё не всё умею? — делано удивился Снейп, — М-да. Но я хотел бы получить у вас небольшую консультацию по одному деликатному вопросу. Всю последнюю неделю меня не покидает ощущение, что я делаю что-то не так, когда обращаюсь в василиска. — С чего вы взяли? — Меня не вполне устраивает результат. — Да? А мне ваш василиск очень даже нравится! — Это от недостатка информации, уверяю вас! — Так просветите! — Разумеется. Идёмте в Мэнор, по пути расскажу.       Действительно, в лесу уже темнело: осень есть осень. Шли неспеша, Снейп рассказывал о своих наблюдениях подробно и долго, Марья задавала вопросы для уточнения некоторых деталей. Выяснилось, что возникшая проблема куда серьёзней и глубже, чем казалось на первый взгляд. Происходила она от неопытности обоих анимагов, поэтому было решено обратиться за консультацией к мистеру Велесову.       Владислава Николаевича со дня на день ждали в Лондоне, и, общаясь с внучкой через сквозные зеркала, он высказывал большое желание встретиться с мистером Снейпом лично.