***
Покинув мир живых, Альбус убедился, что магловские писаки, посмевшие в своих опусах коснуться темы жизни после смерти, не понимают в этом ровным счётом ничего. Взять, к примеру, сам момент перехода: где они видели длинную тёмную трубу и яркий свет в конце тоннеля? Где толпы давно почивших предков, встречающих усопшего родича на пороге загробного мира? И с чего взяли маглы, на самом-то деле, что умершие лучше живых осведомлены обо всём, что происходит в покинутом ими мире? Ничего они не знают, пока не расскажет кто-нибудь. Ни-че-го! Учёные-волшебники в немногочисленных, изложенных сухим научным языком руководствах по некромагическим практикам, дают, пожалуй, немногим больше информации на ту же тему. Они рассматривают большей частью технические вопросы изучения загробного мира: методики перехода через Грань и возвращения обратно, правила поведения в Междумирье. Маленькое уточнение: книги такого рода предназначены, разумеется, не для несчастных умирающих от смертельного проклятия волшебников, а для профессиональных некромагов и некромантов, отправляющихся по личной надобности в мир иной — по своей воле, на очень непродолжительное время. Может быть поэтому никто из авторов даже не подумал упомянуть о крайне неприятном ощущении, накрывающем в момент перехода, а также о том мерзком чувстве, которое Альбус постоянно испытывает теперь? Вывод напрашивался сам собой: по возвращении в мир живых Альбус обязан в мельчайших подробностях описать свой уникальный опыт! Такая книга, безусловно, станет бестселлером и принесёт автору мировую известность. Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, величайший светлый маг современности, был знаменит и без того, но известность и слава, как известно, лишними не бывают. Альбус с удовольствием взялся бы за написание главного труда своей жизни прямо сейчас, если бы не обнаружил, что писать здесь нечем и не на чем, к тому же он не был уверен в том, что созданную здесь рукопись возможно будет переправить в мир живых. Междумирье (а Дамблдор предполагал, что обитает теперь именно в этой части мироздания) оказалось местом довольно странным и далеко не самым приятным. Чувствовать себя более-менее комфортно здесь могли разве что любители путешествий. Альбусу удалось обнаружить железнодорожный вокзал, речную пристань, морской порт, автостанцию, почтовую станцию, от которой можно было уехать на дилижансе, стоянку такси, трамвайную остановку и даже небольшой каминный зал, подключенный к неведомой каминной сети. Несколько раз Дамблдор слышал очень характерный гул, наводящий на мысль о близости магловского аэропорта, но идти туда не хотелось: великий волшебник ненавидел магловскую авиацию со времён Первой Мировой. Междумирье, судя по всему, представляло собой перевалочный пункт, где никто из путешественников не задерживался надолго. Да, в этих краях оказалось на удивление людно. Через эти места проходили умершие, направляющиеся в мир иной, они почему-то всегда очень спешили. Кроме них здесь можно было встретить шамана, ушедшего в астрал медиума и достигшего нирваны йога; спешащего по своим делам не то некромага, не то некроманта, а также незадачливого магла, домедитировавшегося до выхода из физического тела. Здесь же бесцельно слонялись впавшие в кому или в состояние клинической смерти больные, но их было не так много. К большому разочарованию великого мага, быстро стосковавшегося по человеческому обществу, никто из многочисленных путешественников общительностью не отличался. Дамблдора в лучшем случае приветствовали лёгким кивком или дежурным поклоном. Похоже, слава величайшего волшебника современности здесь ровным счётом ничего не стоила. Отправиться в путь предлагали и Альбусу. Попав в Междумирье, он очутился в прекрасном парке: аккуратно подстриженные кусты, зелёные изгороди, статуи римских богов из белого мрамора, силуэт богатого особняка, едва видневшийся в густом тумане… Альбус направился к дому с твёрдым намерением в нём поселиться. Ему здесь нравилось. Он чувствовал себя прекрасно, на душе было светло и радостно — до поры до времени. Особняк оказался пуст. То есть, в доме не просто не было ни души, там не было ничего: ни мебели, ни привычных портретов на стенах, ни портьер на окнах. Волшебнику стало не по себе, и он поспешил вернуться в сад. Стоило ему сделать шаг на крыльцо, как к подножию мраморной лестницы подкатила карета, запряжённая шестёркой белых коней, увенчанных золотыми плюмажами. Сама карета тоже была золотая, богато украшенная рубинами, изумрудами и, кажется, даже крупными бриллиантами, Альбусу такой шик всегда был по нраву. С облучка легко спрыгнул статный кучер, или, может быть, лакей в белоснежном напудренном парике и роскошной золотой ливрее. Он широким жестом распахнул резную дверцу и поклонился Альбусу Дамблдору так, как кланяются королям. Повинуясь не то инстинкту, не то внезапно нахлынувшему восторгу, Альбус легко сбежал по ступеням и сделал шаг к гостеприимно распахнутой дверце. Что остановило его в последний момент? Улыбка лакея показалась ему подозрительно радушной или вовремя возникло дурное предчувствие? Он как-то очень быстро забыл. Не важно. Главное, Альбус вдруг понял, что если он сейчас сядет в эту карету и позволит закрыть за собой дверь, возврата уже не будет. Никогда. Волшебник в ужасе бросился бежать куда глаза глядят, и, обернувшись на всякий случай, увидел, как по губам красавца-лакея скользнула злорадная ухмылка. Пытаясь исследовать окрестности, Дамблдор открыл для себя много живописных мест, но, куда бы ни шёл великий волшебник, он с завидной регулярностью натыкался на белый особняк, окружённый прекрасным садом. Стоило Альбусу ступить на мощёную белым камнем дорожку, как к белому крыльцу подкатывала золотая карета, запряжённая шестёркой белоснежных коней, красавец-кучер спрыгивал с облучка и гостеприимно распахивал перед волшебником резную дверцу. Альбусу первое время казалось, что избежать дальнейшего общения с навязчивым кучером проще простого: нужно всего лишь никогда не возвращаться в этот проклятый парк. Легко сказать! Да, в Междумирье было много чудесных мест. Беда в том, что эти чудесные места меняли расположение также непредсказуемо, как меняют направление лестницы в Хогвартсе. Определить, куда приведёт очередная тропинка не представлялось возможным из-за плотной пелены белёсого тумана. Туман, похоже, был здесь от сотворения мира и в ближайшие тысячу лет улетучиваться не собирался. Впрочем, справиться с местными кочующими объектами ландшафта получилось куда проще, чем с движущимися объектами интерьера в Хогвартсе. К сожалению, пришлось как-то обходиться без магии, магией в этих краях и не пахло, но местные вокзалы, станции и пристани, как выяснилось, неплохо откликались на желание: хочешь в порт — представь себе порт, почувствуй необходимость быть в порту, — тропинка туда и выведет. Только ненавистный парк перед белым особняком не собирался подчиняться этому правилу. Он мог возникнуть на пути в любой момент не смотря ни на что, и к высокому крыльцу особняка неизменно подкатывала золотая карета. Дамблдор чувствовал, что потихонечку сходит с ума. Спасение пришло неожиданно. Однажды, проводив взглядом очередную белую яхту, растворившуюся в морском тумане, слушая невесомый шелест волн, Альбус размышлял о своей горькой участи, о жестокой судьбе, забросившей его в эти безрадостные края и об ужасном зелёном луче, отнявшем у него те немногие радости жизни, которыми он обладал. В глубине души бывший директор Хогвартс не любил. Он провёл в этом древнем мрачном замке большую часть жизни, но только потому, что на то были серьёзные причины. В худшие моменты Альбус даже думал о Хогвартсе как о личной тюрьме, случалось и такое, но теперь ему мучительно хотелось вернуться. Да, вернуться в свой уютный кабинет, в удобное мягкое кресло, к жарко пылающему камину, к любимым книгам и артефактам, к монотонному бормотанию Распределяющей Шляпы, сочиняющей очередную песню, к беззаботному щебетанию Фоукса, к жестяной коробочке с лимонными дольками… Альбус замечтался, прикрыл глаза, наслаждаясь наполнившим душу теплом, а потом вдруг почувствовал: что-то изменилось. Вернувшись к действительности, волшебник с удивлением обнаружил, что его желание чудесным образом исполнилось. Теперь вместо каменистого берега и туманной морской дали он видел собственный кабинет, но в неожиданном ракурсе. Бывший директор даже не сразу сообразил, что смотрит на давно привычную обстановку глазами собственного изображения на холсте. Альбус потратил немало времени и сил, чтобы в новом для себя качестве научиться говорить и двигаться внутри портрета, а затем перемещаться на другие полотна, сначала в Хогвартсе, потом и за его пределами. Это оказалось непросто, но добавило много новых впечатлений и тем для раздумий, а также подарило свободу передвижения. Относительную свободу. Возвращаться в Междумирье не было ни малейшего желания, но какая-то неведомая сила раз за разом неумолимо затягивала Альбуса обратно, при этом, возвращаясь, он попадал исключительно в тот самый парк. Это было ужасно, но теперь Дамблдор верил, что когда-нибудь справится и с этой проблемой. Начав путешествовать таким удивительным способом, Альбус быстро вошёл во вкус и даже стал чувствовать себя почти счастливым. Ситуация, в которой он оказался, теперь виделась несколько в ином свете: всё складывалось не так плохо, как казалось вначале. Неожиданно для себя Альбус обрёл возможность в любое время дня и ночи проникать в каждый дом, где имелся хотя бы один его портрет. Не важно какой: живописное полотно, колдография в журнале или даже карточка из коробочки с шоколадной лягушкой в коллекции у ребёнка. Годилось всё. И обнаруживать своё присутствие было совсем не обязательно. Это в свою очередь давало возможность узнать об обитателях дома всё или почти всё: их способности и привычки, достоинства и недостатки, сильные и слабые стороны, их вкусы и предпочтения, их желания и намерения, даже тайные страхи и мысли, если они были высказаны вслух. Таким образом, Альбус получал невиданную прежде власть над людьми. Он, величайший светлый волшебник современности, действующий исключительно ради общего блага, имел на это полное право. Британским волшебникам, аристократам и маглорождённым, одинаково погрязшим в повседневных заботах и хлопотах о хлебе насущном, вечно дрожащим от страха за свою жизнь и благополучие близких, был необходим сильный и мудрый руководитель. Им нужен был вождь, способный повести за собой по единственно верному пути к единственно верно выбранной цели. За свою долгую жизнь Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор не видел ни одной достойной кандидатуры для исполнения этой величайшей миссии, кроме себя. В будущем ему потребуются надёжные сторонники, в том числе способные вступить в бой и победить. Теперь он имеет возможность отыскать таких людей, и он их обязательно найдёт. Чуть позже. А пока он должен иметь чёткое представление о том, чем живёт магическое сообщество Великобритании, о чём думает, чего хочет. Ещё Альбус должен точно знать, что происходит в министерстве. Надёжными источниками информации он в настоящее время не располагал, следовательно ему нужно было туда проникнуть. Это тоже оказалось непросто. Волшебник всё ещё с большим трудом ориентировался в открывшемся ему пространстве и путешествовал большей частью наугад. Дамблдору удалось проникнуть в министерство только в начале ноября. Жаль, что попал он не в кабинет министра, не в Отдел Тайн и не в Аврорат, как ему хотелось, а в одно из помещений департамента магических игр и спорта. Здесь было необычно тихо и безлюдно, должно быть волшебникам нынче не до квиддича. Альбус сосредоточился, чтобы сделать следующий шаг и довольно улыбнулся. Волшебник, как и ожидал, почувствовал вокруг, совсем рядом, сотни, нет, тысячи собственных изображений. Посетить стоило каждое из них, но это в следующий раз. Он запомнил это место и теперь сможет вернуться сюда когда угодно, а пока Альбус чувствовал, что вот-вот придётся вернуться в Междумирье. В его распоряжении оставалось в лучшем случае полчаса, так зачем время терять? Он успеет разведать ещё несколько точек. Альбус шагнул наугад, и, на сей раз, очень удачно. Теперь он очутился в богато обставленном кабинете, оформленном в приятных для его глаз розовых тонах. Личность хозяйки помещения не вызывала ни малейших сомнений. Амбридж. Больше никому из волшебников не пришло бы в голову украсить стены рабочего кабинета в министерстве магии декоративными тарелочками с изображениями котят. Понаблюдать за этой особой определённо стоило. К сожалению, Долорес на рабочем месте отсутствовала, Альбус решил не ждать, запомнил место и пошёл дальше. Следующий шаг привёл его в какой-то архив. Архивов в министерстве было десятка два, так что не удивительно, что волшебник не смог определить, где находится. В помещении кто-то был. Чтобы хорошо разглядеть человека в алой мантии, Альбусу пришлось перебраться с газетного листа на полотно украшавшего стену пейзажа. Над заваленным какими-то бумагами столом склонилась девушка, одетая в форменную мантию Аврората. Волшебница стояла к Альбусу в пол-оборота, она сосредоточенно совершала над одним из документов какие-то непонятные движения магловской шариковой ручкой. Это показалось Дамблдору подозрительным. — Что это вы такое делаете, мисс? — спросил он вполголоса. Девчонка подскочила, Альбус готов был поклясться, что не только от неожиданности. Девчонка испугалась, испугалась сильно, но моментально овладела собой, увидев источник звука. — О, профессор Дамблдор! Как вы меня напугали! — она натянуто улыбнулась, — Вы?! Здесь?! С ума сойти! Рада видеть! Лишённый магии Альбус не мог проникнуть в мысли девушки, но заподозрил, что рада она не была и его появлению не удивилась. Услышав чьи-то шаги, быстро приближавшиеся по коридору, девушка быстро собрала разложенные рукописные листы в папку, папку сунула в кипу документов на столе. Очень интересно! Альбус знал эту девушку. Эта молодая волшебница была выпускницей Хогвартса, и если Дамблдор узнал её не сразу, то лишь потому, что не встречал несколько лет. Серая мышка себе на уме. Одиночка. Нелюдимка. Упрямица, отказавшаяся вступить в Орден Феникса. Таинственная ученица Аластора, подружка Нимфадоры Тонкс. Средненькая по силам волшебница с неординарными способностями и нестандартной начальной подготовкой, в будущем она может быть очень полезна. — Мэри Смит? — Рада, что вы узнали меня, профессор! В кабинет вихрем ворвался ещё один выпускник Хогвартса. Этого Дамблдор узнал сразу, несмотря на то, что парня сильно потрепала жизнь: Ральф Грин, гриффиндорец. — Мэри Смит? Как — Мэри Смит? — вскричал он, — Что это значит, мисс Велесова?! Так вот оно что! Девушка, кажется, немного смутилась, и, очевидно, не находила, что ответить. — Хотите сказать, мистер Грин, вы не узнаёте свою однокурсницу? — улыбнулся с картины Дамблдор, — что ж, бывает. Грин увидел на безлюдном доселе пейзаже Дамблдора и ещё раз сильно удивился. Выглядело это очень забавно. — О, как мне понятно ваше изумление, мой мальчик! — с радостной улыбкой продолжал Дамблдор, — Мисс Смит очень похорошела, не правда ли? К тому же она нашла родственников и сменила фамилию, верно? Скажите, Мэри… или, наверное, Мария? Скажите, кем вам приходится Владислав Велесов? — Он мой дед, профессор. Ого! Это многое объясняет, очень многое. — Так я и думал, девочка, так я и думал! Знаете, Ральф, сходство поразительное! — про поразительное сходство он, конечно, несколько преувеличил. Дамблдор вдруг почувствовал неприятную вибрацию пространства: его затягивало в Междумирье. До чего же не вовремя! — Что ж, Мария, передавайте от меня привет деду! А мне, к сожалению, пора, молодые люди! Надеюсь, ещё увидимся! Миг — и он уже стоит на одной из аллей хорошо знакомого парка, к высокому крыльцу белого особняка уже подкатывает золотая карета. Дамблдор поспешил покинуть это неприятное место по уходящей в туман неприметной тропинке. Сегодня Альбусу было о чём подумать.***
Ральф злился. Мэри Велесова, бывшая Мэри Смит, сидела напротив, доделывала свой дурацкий отчёт и в ус не дула. Радовалась ещё, что успела в срок, говорила, теперь премию получит. Интересно, она его действительно не узнала или только сделала вид? День вышел странный. Взять, например, внезапный приступ откровенности, который случился у Ральфа около полудня. Совпадение это или нет, но незадолго до того, как Ральфу нестерпимо захотелось выговориться, они с Мэри пили кофе. А не добавила ли она ему в чашку Веритасерума? С одной стороны, не исключено. С другой стороны, когда она успела это сделать и, главное, зачем? Он не выболтал предполагаемой шпионке никаких служебных тайн. Какие тайны могут быть в этом архиве? Зато он много что рассказал о коллегах, включая начальство, после чего переключился на свою жизнь, помимо прочего перечислив всех своих баб за последние полгода, а потом взялся рассказывать о попойках с друзьями, где, когда и с кем. Вот с чего бы, а? Вопрос! А после обеда с ним случилось ЭТО. Ральф никак не мог понять, в чём причина его странного недомогания, вроде бы не ел и не пил ничего такого! Может быть, одноклассница и в кафе подлила или подсыпала ему что-нибудь? На первый взгляд, этого никак не может быть: амулет, купленный им год назад в Лютном, отлично реагировал почти на все известные зелья, кроме, конечно, Веритасерума, а также на большинство известных науке природных ядов. Спрашивается, что она ему такое добавила, и, главное, когда? И не пожалуешься никому, только на смех поднимут! Хорошо, туалет рядом, не нужно проходить мимо чьих-то кабинетов, а то бы… Ох! И для чего? Что Мэри могла искать среди этих пыльных папок, пока он раз за разом бегал в туалет? Ральф честно попытался это выяснить. Она вышла не то воды попить, не то ещё зачем, и отсутствовала почти десять минут. Ральф успел пролистать все папки на её столе и даже попытался шарить в сумочке, но сумочка оказалась под защитными чарами от воров, так что с этим ничего не вышло. Одним словом, ничего подозрительного Ральф не нашёл, что было подозрительно само по себе. Интуиция неудавшегося мракоборца вопила, что подозрения Ральфа не напрасны, но никаких доказательств у него не было. Ничего, ничего! Он выведет её на чистую воду! Он знает, как, и знает, кто ему в этом поможет!***
— И вот тогда я вспомнил, почему мне так знакомо её лицо. Я вспомнил, Боб! Ральф ударил кулаком по липкой столешнице. Завсегдатаи захудалого магловского паба, где коротали вечер два волшебника, как по команде посмотрели на них, но, поняв, что драки не предвидится, тут же потеряли к странным посетителям всякий интерес. — И? — Гудвин сделал большой глоток, вытер рот тыльной стороной ладони. Пива в кружке оставалось всего ничего. Жаль. — Учились мы вместе, ты не поверишь, в Хогвартсе! — Ты часом не обознался, Ральф? — недоверчиво улыбнулся Гудвин, — Только не говори мне, что эта девочка твоя ровесница! — Я и не говорю. Она старше меня на три года. На три года, Боб! Гудвин посмотрел на Грина со смесью фальшивого интереса и жалости, как смотрят на душевнобольных. Расхохотался: — Хорошая шутка, старина! Хочешь сказать, этой пигалице тридцать? — Смейся, смейся! — Ральф вдруг посерьёзнел, — Знаешь, я бы тоже не поверил, если бы не знал точно. Говорю же, мне сразу показалось, что я её знаю, но имя, имя! Имя у неё прежде было другое. Когда-то её звали Мэри Смит. Скажи, вот почему она вдруг имя сменила? Подозрительно, Боб! Гудвин усмехнулся, схрумкал орешек. — Мне только кажется, Ральф, или ты её боишься? — Боюсь? Может быть, может быть… Мутная она, понимаешь? — Мутная, значит. А ну-ка рассказывай всё, что знаешь! … Стой! Принеси-ка прежде ещё пивка! — И пирожков закажем! — И пирожков. Пока Ральф ходил к стойке, Роберт Гудвин грыз фисташки и думал о том, что у неудавшегося мракоборца Грина разыгралась паранойя, не иначе от зависти: пигалица в отличие от него носила аврорскую мантию, которая ей, кстати, не шла совершенно. А возраст — что возраст? Зелья, мази, особые чары — вот и весь секрет. Любая уважающая себя ведьма… Но послушать Ральфа было любопытно, к тому же пиво в этой забегаловке отменное. — Она объявилась в Хогвартсе, когда мы приехали на пятый курс, — сдув шапку пены и пригубив тёмно-янтарный напиток, начал рассказ Ральф Грин, — Вроде бы Дамблдор представлял её на пиру, я точно не помню. Удивительно бесцветная была девица, скажу я тебе. Посмотреть не на что. И имечко такое же — Мэри Смит! Одним словом, серость. Другое дело её сестра, Элиза Марлоу. Мы называли её Эльза, ей так больше нравилось. Девочка — чудо! Личико, волосы, губки, фигурка — ммм… Как вон у той официанточки. Красотка! — Стоп, стоп! Говоришь, у сестёр были разные фамилии? — Разумеется. У них разные отцы. А мать одна. Они не родные сёстры, сводные, так что разного у них куда больше, чем одинакового! — Единоутробные. — Что, прости? Гудвин как следует приложился к кружке, слизнул с верхней губы пену. — Единоутробные, а не сводные, говорю. Это так называется. — Да? Не знал. Ну и ладно, какая разница? Эта Мэри, она всё равно незаконнорожденная. — Да ну! — усмехнулся Гудвин. — Представь себе! — Ральфа раздражала ирония собеседника, — Отец Мэри бросил их мать, потому что он был волшебник, а она магла. Такое, знаешь ли, бывает! — Угу, я в курсе, — ответил Гудвин, — но, Ральф, время позднее. Если у тебя об этой девице нет никакой информации, кроме этих вот бабьих сплетен, я бы предпочёл допить это пиво и аппарировать домой! — Зря ты так, Роберт, — обиделся Грин, — Слушай дальше. Так вот, Эльза очень удивилась, увидев сестру в Хогвартсе. Знаешь почему? Потому что они не жили вместе и не поддерживали связи. А знаешь, почему? Потому что Мэри выгнала из дома родная мать. А знаешь за что? — Не знаю и знать не хочу! Покороче можно? — Короче? Ладно, короче. Потому что эта пигалица сделала своего отчима импотентом! — Вот эта вот скромница?! Да ну! — Вот тебе и ну! Какое-то хитрое тёмное проклятие, которое даже в Мунго снять не смогли. Неплохо, да? Дело, между прочим, разбирали в Визенгамоте, я вот думаю, не поискать ли в архиве отчёт? По словам Эльзы, Мэри избежала Азкабана только по малолетству, а потом бесследно исчезла года на три. Но перед её исчезновением случилось ещё кое-что. Погибла их мамаша, и исключительно по вине Мэри. — То есть? — В их дом вломились Упивающиеся, запытали несчастную до смерти, требовали выдать дочь,. — Которую? — Мэри конечно! Чем-то насолила им, видимо. Эльза в тот год только-только получила письмо из Хогвартса. На что она Упивающимся? Она и о том, что родилась ведьмой, только-только узнала! Эльза избежала смерти только потому, что они с отцом гостили у родных. — Маглы? — Или сквибы, — кивнул Ральф. — М-да, ситуация! Но всё же согласись, Ральф, может быть и не было там никакого криминала. — Может, и не было. Я решил на всякий случай проверить, что там за фокусы такие с фамилией. Как она сегодня ушла, я заглянул в Главный архив, порылся в документах и узнал кое-что интересное. — Замуж вышла? — Нет, пока только помолвлена. Всё куда интереснее. Она, кажется, каким-то образом нашла биологического отца и её приняли в род. — Логично. И? — Угу. Я, значит, сразу в библиотеку. Знаешь, ненавижу копаться во всех этих родословных… — Нашёл? — Нашёл. Велесовы — потомственные русские некроманты. Древнейший род. — Ого! Тёмные маги! — Русские так не думают. — Дикая страна, Ральф! Дикая страна! — Не говори, Боб! Они с энтузиазмом выпили. — Вот тебе и разгадка, Ральф! Я где-то читал, что все потомственные некроманты выглядят моложе своих лет, потому что живут между двух миров. — Как это? — Я что, похож на некроманта? Мне-то откуда знать? Лучше вспомни, как выглядел Тот-кого-нельзя-называть в конце той войны. Как думаешь, сколько лет ему было? — М… Я плохо помню, в восемьдесят первом мне было всего одиннадцать. Да, я видел его пару раз на колдографиях. Красавец, мне б такую внешность! А возраст… Не больше сорока, как мне кажется. — Да, всё верно. На вид не больше сорока. А знаешь, сколько ему было на самом деле? — Сколько? — Хорошо за пятьдесят. Ральф присвистнул. — То-то и оно, — продолжал Гудвин, — Чуешь, чем дело пахнет? Если она из тёмного рода… Тёмный Лорд нынче, как говорится, правит бал, значит и тёмные искусства нынче в чести, чуешь? Надолго ли — никто не знает. Однако тут вопрос в другом: что эта незаконнорожденная полукровка с явно тёмной наследственностью до сих пор делает в Великобритании? Может быть она шпионка, а? Может быть, не зря я её подозреваю? Это, Ральф, очень серьёзно! — Так я же об этом тебе и толкую, друг мой, Роберт! — Знаешь что, Ральф, а поговорю-ка я об этом с Амбридж. Мы с Долорес давно знакомы, когда-то соседями были. Настала пора воспользоваться, верно я говорю? За тебя обязательно словечко замолвлю. Может, награду получим. — Лучше премию, — мечтательно вздохнул Грин.