***
Первые вечерние часы бодрствования, когда небо за окном еще золотили последние лучи зашедшего солнца, граф посвятил подробному письму, предназначавшемуся его сестре Алисе. Фон Кролок описывал ей все свои волнения по поводу Герберта и его будущего, давал указания, как поступить и неизменно умолял заботиться о его сыне. Такие письма давались графу тяжело, но выходили всегда отстраненными и сухими, словно громоздкие трактаты, посвященные правильному воспитанию непослушных отроков. Он надеялся лишь, что сестра, знавшая его достаточно хорошо, между строк могла прочесть терзавшие его чувства. Кролок сложил письмо чересчур аккуратно, вылил на бумагу горячий сургуч, казавшийся в темноте черным, и поставил на растекшееся пятно печать с фамильным гербом, которая когда-то досталась ему от отца. Он сжал пальцами переносицу, словно бы его настигла внезапная головная боль, небрежно откинулся на жесткую спинку кресла и принялся методично застегивать пуговицы на сорочке, готовясь к выходу. Еще вчера утром он был уверен, что как только покончит с делами, немедленно отправится к Шёнбергу. Новый знакомец манил графа словно роман, брошенный на самом интересном месте, к которому Кролок мечтал поскорее вернуться. В то же время граф не мог избавиться от ощущения, что страницы этой увлекательной книги были пропитаны смертельным ядом, и слишком глубоко погружаться в них было бы опасно. Кролок поднялся, просунул руки в широкие рукава камзола, надел сапоги, накинул плащ и замер посреди комнаты. Он еще мог передумать, найти карету, погрузить свой небольшой дорожный сундук и навсегда покинуть Прагу, избежав опасности, но и лишившись возможности получить ответы на вопросы, которые нескончаемо мучили его. Возможные угрозы были весьма неясными, бегство же обрекало его на новые десятилетия поисков живительного источника посреди огромной пустыни. Граф поднял ногу, на мгновение завис в этой неустойчивой позе и, наконец, сделал уверенный шаг. В своей жизни он слишком много времени потратил на обдумывания, пряча свою нерешительность за необходимостью взвешивать все «за» и «против», он боялся риска, но риск был необходим. В конце концов, рискуя, Кролок еще никогда не проигрывал. Погода этой ночью отличалась от вчерашней, точнее сказать, была полностью противоположной: лил сильный дождь, а убывающая Луна спряталась за черными тяжелыми тучами. Холодная вода потоком лилась на графа, просачиваясь за шиворот, но Кролоку это доставляло лишь небольшое беспокойство, ибо простыть он больше не мог. Он шел вперед сквозь стену из воды, слегка щурясь от того, что струи дождя попадали ему в глаза. Ворота и дверь в дом Шёнберга были открыты, и Кролок беспрепятственно вошел внутрь. В передней было темно и тихо, слуг по-прежнему нигде не было видно, и двигаться дальше самостоятельно граф не решился. – Господин Шёнберг, – негромко окликнул он, зная, что этого хозяину будет достаточно, чтобы услышать. – А, это вы, любезный граф, – Шёнберг материализовался в передней словно бы из ниоткуда. Как фон Кролок уже успел понять, его знакомый любил эффектные появления. – Добрый вечер! Я ждал вас. – Ждали? – такая уверенность Шёнберга, хотя и была, по всей вероятности, наигранной, слегка насторожила графа. – Да, – старший вампир улыбнулся. – Я был уверен в вашем приходе. Жажда знаний должна была снова привести вас ко мне. Но вы же насквозь вымокли! Идемте скорее к камину, это должно быть весьма неприятно. Через несколько минут длинный плащ, камзол и сапоги графа сушились у уютно потрескивающего камина. Шёнберг самолично развесил его одежду на каминную решетку, и фон Кролок еще раз обратил внимание на отсутствие слуг, ибо было еще довольно рано для того, чтобы прислуга отправилась спать, даже если и существовала в человеческом режиме. – Когда вы ушли вчера, я много думал, – заговорил Шёнберг. – О вашем обращении. Вы умерли своей смертью? Простите, что задаю вам эти вопросы, но мне, признаться, очень любопытно. – Нет, – сухо ответил Кролок. – Меня убили. – И как же это произошло? Еще раз простите, – Шёнберг смотрел на собеседника участливо, но в глазах у него искрилось любопытство, которого он не смог бы скрыть, даже если бы захотел. Фон Кролоку же очень не нравилось то, что его визави больше спрашивает, нежели рассказывает сам. – Разбойники напали на меня, – граф сглотнул. – Избили и проткнули шпагой. – Ужасно, – Шёнберг покачал головой. – И вы не имеете ни малейшего представления о том, почему же вы обратились? – Боюсь, что нет, – Кролок пожал плечами. Тема собственной смерти ему порядком опостылела, вовсе не за этим он явился в этот дом, чтобы вспоминать те жуткие мгновения на лесной дороге. – Конечно-конечно, откуда вам это знать, – протянул Шёнберг будто бы говорил сам с собой. – Но это все чрезвычайно интересно. – Для меня это не самые приятные воспоминания, – холодно произнес Кролок. – Ах да, – Шёнберг всплеснул руками. Фон Кролоку показалось, что собеседник его слегка нахмурился. – Вот видите, что делает с нами увлечение наукой, в попытке что-то разузнать совершенно забываешь о приличиях и такте. Но вы обязаны меня понять! Мы с вами очень похожи, вы, любезный граф, напоминаете мне меня самого столетия назад. Я с такой же силой жаждал поскорее все разузнать, постигнуть неведомое! – Я не хочу постигать неведомое, – возразил Кролок. – Я всего лишь надеюсь познать самого себя. – Ах да, – Шёнберг изящно взмахнул рукой. – И я могу помочь вам в этом, но одной, двух, трех ночей будет мало. Я предлагаю вам окунуться в этот прекрасный мир вдвоем! Вместе мы сможем достигнуть небывалых высот, – небрежным жестом он огладил бороду, его глаза вспыхнули и устремились к графу. Кролок поймал себя на том, что едва не сказал Шёнбергу «да». Мысль эта выскочила откуда-то из глубины его сознания, но явно не принадлежала ему самому, ибо идея остаться у Шёнберга казалась графу безумной, и он был в этом вполне уверен. – Нет, – с усилием произнес граф, слово застряло у него в горле и никак не хотело выходить. – Остаться я не могу. В моем распоряжении есть пара недель, не более. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы вы, если вы все еще согласны на это, поведали мне то, о чем известно вам, а дальше я как-нибудь справлюсь самостоятельно. – И куда же вы отправитесь? В мир, где вы не более чем изгой? Чудовище, которого надлежит уничтожить? Запомните, любезный граф, для людей вы никогда не станете своим, – зловеще произнес Шёнберг. – Они будут жаждать вашей погибели, во мне же вы обретете родственную душу, того кто понимает вас, похож на вас. Не этого ли вы хотели? Кролок молчал. Какая-то неведомая сила все еще вынуждала его согласиться, но собственный его разум был необычайно силен и не позволял себе подчиниться непрошеному воздействию извне. Губы графа дрогнули, но слова так и не слетели с них. Промолчав еще минуту, Кролок заговорил о другом. – Вы обещали рассказать мне, откуда вы получили ваши знания, – напомнил он. – Наблюдения, любезный граф, наблюдения и опыты, – пространно ответил Шёнберг. – Вы ставите опыты на себе? – Конечно же, нет, - Шёнберг снова посмотрел на Кролока так, словно тот не понимал известных всем очевидных вещей. – Мне было даровано бессмертие не для того, чтобы я рисковал собственным существованием. Я специально обратил в вампиров несколько человек, они полностью подчинены моей воле, поэтому возможности моих изысканий воистину безграничны. – Весьма удобно, – без энтузиазма согласился граф. Заявление Шёнберга было Кролоку неприятно. Его и при жизни нельзя было назвать гуманистом, а смерть и необходимость убивать людей десятками, чтобы не сгинуть самому, не добавили характеру графа человечности, но поведение Шёнберга казалось Кролоку бессмысленно жестоким. Если называть вещи своими именами, Шёнберг просто-напросто создавал себе послушных рабов и пользовался тем, что они ничего не могли ему противопоставить. На мгновение мысли графа метнулись к ночи пожара в имении Калленбергов и к обращению в вампиров двух десятков человек, которые были повинны лишь тем, что фон Кролоку понадобилась своя небольшая смертоносная армия безвольных убийц. В этом он был ничем не лучше своего теперешнего собеседника, однако та легкость, с которой Шёнберг говорил о своих поступках, будто они были сами собой разумеющимися, Кролоку не нравилась. При этом он смутно завидовал этой легкости, завидовал и боялся, что через пару веков тоже сможет ей обладать. – И если вы примете мое предложение, вы станете моим верным ассистентом. Останьтесь со мной, граф, – теперь Шёнберг говорил будто бы в горячке. – Перед вами откроются такие знания, о которых вы не смели и мечтать. Вдвоем мы сможем достигнуть того, о чем другие не могли и помыслить, уж будьте уверены! Кролок не отвечал и, прищурив глаза, вглядывался в собеседника, призывая его говорить дальше, но Шёнберг умолк. Вместо этого он сверлил глазами Кролока, словно хотел бы принудить того опустить взгляд. Однако граф не повиновался, выражение его глаз оставалось насмешливо-внимательным, и ни единая черточка на его лице не выдавала охватившей Кролока тревоги. То, что он сейчас испытывал, можно было бы охарактеризовать, как так часто показываемую в романах борьбу ангела с дьяволом. Сидящий на левом плече у графа Сатана нашептывал ему: «Останься, это же то, чего ты хотел, то, чего ты искал столько лет!», и фон Кролок готов был поклясться, что почти слышал этот шепот в действительности. Ангел же на правом плече, или попросту опыт и здравый смысл, убеждал: «Не принимай поспешных решений, подумай как следует!». – Почему вам нужен именно я? – наконец, спросил фон Кролок, и тут же услышал, как Ангел и Дьявол разочарованно вздохнули в унисон. – Я уже говорил вам, мой любезный граф, что вы сильно напоминаете мне меня самого столетия назад, – Шёнберг постарался выдавить нежную улыбку, но уж слишком сильно она контрастировала с требовательным взглядом бесцветных глаз. – Более того, у вас есть невообразимые таланты, о которых вы и сами не догадываетесь, из тех, кого мне довелось встречать, вы – единственный вампир, который не был никем обращен, вы свободны от пут создателя. Все время, пока Шёнберг произносил свою горячую речь, граф ощущал некое странное давление, а Сатана уже практически кричал ему в левое ухо о том, что он обязательно должен остаться. – Ну же, граф, – выжидающе произнес Шёнберг. – Простите, но я должен подумать, – покачал головой граф. – Нет! – вскричал Шёнберг, впервые теряя самообладание и едва ли не переходя на фальцет. – Что? – тон хозяина удивил и насторожил фон Кролока. – Если вы уйдете сейчас, то уже не вернетесь, я знаю это, – произнес Шёнберг уже гораздо спокойнее, даже вкрадчиво. – Не говорите глупостей, – усмехнулся граф, хотя уже решил для себя, что действительно не придет. – Я же вернулся сегодня. Вы сами сказали, это то, чего я ищу. Почему же я должен оставить вас? – Я вижу это по вашему лицу. Я знаю, вы считаете меня безумным. – Отнюдь, – покачал голой фон Кролок. Он вдруг ощутил невообразимую усталость, словно бы вел с кем-то бесконечно долгий поединок и теперь израненный падал на землю от изнеможения и боли. – Не обманывайте себя, - лицо Шёнберга исказила злоба. – Либо соглашайтесь, либо пойдите вон. Кролок ничего не ответил, молча поднялся и пошел к выходу, в спешке забыв про одежду и сапоги, что сушились у камина. Зная, что у вампиров не бывает трудностей с телесным здоровьем, он заподозрил источник своего недомогания в Шёнберге. Граф старался сохранить твердую походку и прямую осанку, несмотря на то, что каждый шаг давался ему с огромным трудом. Он ожидал, что Шёнберг попробует остановить его, но тот неподвижно сидел в кресле, вперив взгляд в спину Кролока. Не оборачиваясь, граф добрался до двери, но едва его усыпанные перстнями пальцы коснулись деревянной ручки, все вокруг графа внезапно потемнело, и он почувствовал, что проваливается в бездну.***
Фон Кролок открыл глаза, и острый вампирский взгляд наточенным клинком вспорол темноту. Темноты над ним оказалось много, три человеческих роста, не меньше, а венчалась она неровным каменным потолком. В воздухе пахло сыростью и плесенью, было слышно, как в дальнем углу вода по капле слетала с каменного свода и падала на пол, судя по тихому всплеску, внизу уже образовалась лужа. Граф прислушался к своему телу, боли он вроде бы не ощущал, но все равно попробовал пошевелить руками и ногами, помотать головой, дабы убедиться, что все на месте. Движения давались ему легко, то ощущение стороннего воздействия, которое служило последним воспоминанием его тела, ушло. Кролок сел и ощупал себя: вроде бы все в порядке, только одежда влажная, да волосы сырые и спутанные. На нем были надеты только черная шелковая сорочка и плотные штаны, на ногах остались полотняные чулки, которые обычно надевались под сапоги. Сами же сапоги вместе с камзолом и плащом так и лежали, по всей видимости, в гостиной Шёнберга. Уверившись в собственной целостности, граф огляделся. Он сидел на мокром каменном полу, а окружали его такие же щербатые каменные стены. В ширину помещение было гораздо меньше, чем в высоту, и напоминало глубокий колодец, откуда выкачали всю воду. Лежа на полу, Кролок едва не доставал до противоположных стен макушкой и кончиками пальцев ног. Последнее, что помнил граф, было ощущение падения в бесконечную пропасть, дно у которой, как выяснилось, все-таки было, раз фон Кролок на нем, в конце концов, и оказался. Но если отвлечься от изящных метафор, то графа весьма занимал вопрос, где именно он находится. Стал ли он пленником Витольда Шёнберга или каким-то образом очутился в некоем ином месте? Фон Кролок даже не был толком уверен, день сейчас был или ночь, хотя раз уж он бодрствовал, то солнце, скорее всего, успело отправиться за горизонт. Первой мыслью Кролока после того, как он смог сориентироваться в пространстве и времени, была мысль о побеге. В стене он углядел небольшую дверь, тут же вскочил на ноги и направился к ней. С внутренней стороны поверхность двери была гладкой, так что, скорее всего, ручка располагалась с противоположной стороны, более того, было видно, что открывалась она во внутрь, а не наружу, словно это неприятное помещение специально было приспособлено для того, чтобы кого-нибудь в нем запирать, ибо ухватиться было решительно не за что. Кролок попробовал изо всех сил надавить на дверь, но у него ничего не вышло, его стражница натужно скрипнула, но так и осталась стоять недвижно. – Это было бы слишком просто, – пробормотал граф. Он пересек помещение, вернувшись к стене, разбежался и бросился на дверь всем своим весом, однако это тоже ни к чему не привело. Фон Кролок отошел в сторону и задумался, похоже, место, где его держали, было рассчитано на противостояние вампирской силе. Пока он стоял и глядел на преграду, которая отделяла его от свободы, дверь отворилась сама, явив графу Витольда Шёнберга. При виде его Кролок выпрямился и сложил руки на груди. – Вижу, вы уже проснулись? – произнес Шёнберг, не скрывая ехидства. – Да, – холодно произнес граф, глядя в водянистые глаза старшего вампира. – И вам доброго вечера. – Что ж, он действительно по-настоящему добрый, – Шёнберг улыбнулся и, наблюдая за реакцией своего пленника, добавил: – Для меня. – Весьма справедливое замечание, – гнев яркой вспышкой полыхнул внутри Кролока, но граф сдержался. – Не удостоите ли вы меня объяснением, где я собственно нахожусь? – он сохранял светско-небрежный тон, свойственный больше изящным гостиным, нежели сырому и темному подземелью. – Если уж вы того желаете, - Шёнберг очень хорошо подыгрывал. – Вы в своей комнате, в которой проведете все оставшееся вам время, прислуживая мне. – Вы слишком самонадеяны, – Кролок позволил себе фыркнуть, но его спокойные голубые глаза продолжали испытующе сверлить собеседника. – Отнюдь, любезный граф, – Шёнберг покачал головой, изображая сожаление. – Самонадеяны здесь как раз вы. Вам отсюда не выбраться. Я предлагал вам встать вровень со мной, но вы отказали мне. Теперь же извольте быть моим рабом. Граф не ответил, лишь едва заметно поджал губы и стиснул кулаки. – Скажите, – начал он. – Из-за чего я упал в обморок? – Вампиры не падают в обморок, любезный граф. Я подчинил себе вашу волю и отключил сознание. Стоит отдать вам должное, вы хорошо сопротивлялись, хотя и не знали, с чем имеете дело. Однако вам не хватило навыка, и я одержал верх. Еще раз предлагаю вам стать моим ассистентом. Учтите, для меня это невиданная щедрость. – Я ценю ваше внимание, – Кролок слегка склонил голову. – Но вынужден отказать, ибо свою личную свободу я ценю выше, чего бы то ни было еще. – Что ж, – Шёнберг тяжело вздохнул, будто бы сожалел о судьбе графа. – Тогда вы останетесь здесь, пока ради одной капли крови не сделаете все, что я захочу. Правда перед этим вас ждут страшные страдания, и скорее всего, вы просто-напросто сойдете с ума. Подумайте над этим, а я скоро вернусь, возможно, вы измените свое мнение. Шёнберг ушел, дверь за ним закрылась со звонким хлопком, после которого снова наступила тишина, лишь сквозь толщу стен граф смог различить приглушенные шаги, которые вскоре тоже стихли. Фон Кролок еще пару мгновений стоял, будто ошарашенный и смотрел в пустоту. Он не мог сидеть на месте, но в тоже время не представлял, что можно было делать. Меньше всего графу хотелось навсегда сгинуть в этом негостеприимном подземелье, поэтому мозг его оживленно работал, пытаясь подобрать ключ к выходу из того затруднительного положения, в котором он оказался. Во-первых, он еще раз внимательно осмотрел и ощупал стены, сам не зная, что он хотел там найти, однако под его пальцами была лишь бесконечная шершавая штукатурка. Во-вторых, еще несколько раз попробовал сломать дверь, но это, как и ожидалось, не дало результатов. Теперь он был точно уверен в том, что тюрьма была специально рассчитана на то, чтобы содержать там немертвых, значит, выбраться одной лишь силой не получиться, требовалось придумать что-то другое. Фон Кролок облокотился на стену и прикрыл глаза. Нужно было освободить голову от лишних мыслей и стараться не поддаваться панике, которая штормовыми волнами била о крепкие скалы его сознания. Обратившись, граф слишком уж привык полагаться на свою вампирскую неуязвимость, и вот уже второй раз ему находился равный соперник, в случае Шёнберга даже не равный, а превосходящий в силе. Фон Кролок побродил еще по своим застенкам, надеясь, что светлая идея внезапно придет к нему в голову, но разум его оставался так же темен, как и все вокруг. Наконец, устав от бессмысленного брождения, граф устроился на холодном каменном полу. Задумавшись, он едва успел заметить, как потяжелело его тело, и ежедневный сон принял его к себе. Время в подземелье тянулось медленно, и чтобы хотя бы немного ориентироваться, Кролок ногтем выскребал на стене зарубки. В отличие от смертного, который не смог бы отличить день от ночи, граф пользовался своим ежедневным циклом, чтобы точно определить, сколько времени прошло с его заточения. Он пробыл в подземелье всего три ночи, но ему казалось, что он сидит тут уже целую вечность. Существование графа превратилось в один бесконечный день, он будто бы спал и видел один и тот же повторяющийся кошмар. Все предыдущие представления фон Кролока об одиночестве теперь казались ему ужасной глупостью. Одиночества попросту не существует, когда есть с кем перекинуться хотя бы парой слов и есть чем занять себя. Пребывание же в обществе, состоящем только лишь из тебя самого и твоих не слишком приятных размышлений, внушало тревогу, которая в особенно тяжелые моменты перерастала в жуткий страх. Зверь жажды еще не окончательно проснулся, но уже начал подавать признаки жизни, и граф понимал, что рано или поздно он сойдет с ума либо от одиночества, либо от отсутствия необходимого пропитания, и если он не хочет для себя подобной участи, то ему придется придумать способ выбраться отсюда. Сейчас же фон Кролок тратил все свои силы на поддержание ясности разума, стараясь сохранять спокойствие и мыслить логично.