Oh the wind whistles down The cold dark street tonight…
С каждым словом я чувствовал себя увереннее, с большей силой ударяя по струнам, играя громче, а голос становился все звучнее. Воздуха порой не хватало, а на припеве я ощущал, как едва успеваю его глотать, чуть ли не выкрикивая слова.And you singing the song Thinking this is the life And you wake up in the morning And your head feels twice the size Where you gonna go? Where you gonna go? Where you gonna sleep tonight?
И меня накрывало такой волной облегчения. С каждым новым словом я уходил в песню, я выкрикивал свои эмоции и ничто сейчас меня не заботило, кроме инструмента в руках и того, как легко мне становилось. Периодически я открывал глаза, когда слышал голос друга, он держал очередную сигарету между пальцев и так беззаботно улыбался, подпевая. Мне вдруг подумалось, что я давно не видел его таким счастливым и открытым. Кажется, все-таки все его прежнее равнодушие было лишь притворством, и я не замечал это столько времени, что становилось стыдно.Where you gonna sleep tonight?*
Я на последнем дыхании протянул завершающую строчку, ударяя по струнам и счастливо распахивая глаза. Моему взгляду попалась еще не докуренная сигарета в руках друга, и я вопросительно глянув на него, ловко вынул ее из чужих пальцев. Затянулся так жадно, словно не курил с месяц. Было невыносимо жарко, а текила нехило накрыла меня после быстрых движений. — Чертов Бирсак, я никогда не смогу слушать тебя спокойно, сейчас говорю это без какого-либо подката, твой гребаный голос просто, мать его, охуенен, — Оливер говорил это так вдохновенно и правдиво, что я смущенно поднял на него взгляд, хотя до этого медленно перебирал струны, держа сигарету губами. — Это ты сейчас говоришь не как втюрившийся романтик? — я вынул сигарету, смотря в его глаза, и просто не мог перестать лыбиться, как этот пресловутый чеширский кот. — Не без этого, — он наклонился ко мне через узкую столешницу так, что между нами оставалось сантиметров десять, это навеяло чувство дежавю, но лишь отобрал у меня окурок, затянувшись последний раз и туша его в пепельнице. Он вернулся в исходное положение так же быстро, как оказался рядом, но мои горящие щеки и не думали приходить в норму. И я точно не смог бы сказать, в чем конкретно была причина, ведь раньше его близость никогда не вызывала такой прилив неловкости и даже стыда. Я снова опустил глаза на собственные руки, перебирая струны и извлекая из гитары какую-то лирическую мелодию, даже толком не понимая, что играю. Я просто пытался отвлечься от очередных доебывающих мой мозг рассуждений и умерить нахлынувшее стеснение. — Надоело, — после нескольких минут бесцельного блуждания моих пальцев по грифу, я отставил акустику в сторону, — там еще что-то есть? — я поднял бутылку, встряхивая ее и пытаясь оценить количество еще оставшегося алкоголя. Не сказать, что меня устроил объем находящейся там выпивки, потому что хватило бы там, ну, как раз выпить еще по стопке. С не самым счастливым выражением лица, я все же наполнил емкости, уже собираясь взять соль, как Оливер поднялся с места и пробурчал что-то не совсем внятное. По его маршруту не трудно было догадаться, куда он направляется своей неровной от выпитого походкой. Дожидаясь его, я блуждал пьяным взглядом по комнате и был уже в том состоянии, когда не думаешь ни о чем конкретном, а если пытаешься, то все мысли разбегаются куда попало. Единственное, на что хватило моей собранности — это выудить телефон из кармана джинсов и не совсем четкими движениями включить музыку, чтобы не сидеть в тишине. Мой выбор почти сразу пал на песню,** что была сейчас как нельзя кстати, так мне по крайней мере казалось. Комнату сразу наполнил проникновенный голос Фредди. Подперев, кажется, нереально тяжелую башку рукой, что упиралась локтем в стол, я в сменяющих друг друга мыслях вновь ухватился за самую неоднозначную, вновь запутываясь в рассуждениях о лучшем друге. И я бы продолжил загоняться по этой теме, если б не услышал грохот где-то в коридоре и громкие проклятья в адрес моей обуви, несколькими секундами позже в арке, ведущей в студию, появился взъерошенный Сайкс, пиная на ходу, видимо, провинившийся ботинок. Вся эта картина вызвала во мне такой неистовый ржач, что я сам поражался с того, что меня может унести с такой банально нелепой ситуации. — Какого хера твоя обувь просто валяется где попало? — возмущался Оливер. А я закатывался так громко и безостановочно, что от смеха едва ли не плакал, пока меня резко не повело в сторону, отчего я заткнулся в ту же секунду, но уже обнаруживая себя на полу и чувствуя только то, как сильно я приложился башкой и пятой точкой о паркет. Готов поклясться, на пару секунд в моих глаза потемнело, а потом я слышал только дикий смех под стать тому, которым заливался я сам мгновением ранее. Друг стоял надо мной, протягивая руку и сгибаясь пополам в новом приступе ржача. — Кажется, кто-то уже в хлам, — притягивая меня к себе с пола, все еще смеялся Оливер. Он пододвинул ко мне стул, на который я посмотрел так, словно эта мебель была повинна во всех мировых катастрофах. — Я на него больше не сяду, — потирая ушибленный затылок, я бы даже не удивился, если обнаружил бы там треснувший череп, настолько сильно болела моя башка. — Тогда стой, — просто проговорил Оливер, усаживаясь на свое место, — да и к тому же вечер явно близится к концу. Он указал на пустую бутылку, а я раздосадовано потянулся за последней порцией алкоголя, повторяя в который раз манипуляции с солью и опрокидыванием в себя горьковатого с едва уловимым привкусом ванили напитка. Горло тут же обожгло, и я потянулся за долькой лимона, не вовремя осознавая, что тарелка пуста. Друг до этого сидящий ко мне боком, повернулся на высоком стуле, ехидно улыбаясь, при этом держа в губах последний несчастный кусочек закуски. И в тот момент я понял, что совершенно не понимаю, что творю, когда без капли сомнений потянулся к его лицу, забирая лимон, наши губы не могли не встретиться, и от этого прикосновения меня обожгло так же, как от только что выпитого спиртного. Я отстранился, едва ухватив желаемое, и тут же отвернулся от шатена, направляясь к кухонным полкам. — Я не верю, что у тебя больше нечего выпить, — без каких-либо стеснений я открывал дверцы, изучая содержимое каждого шкафа. — Малолетний алкоголик, — услышал я за своей спиной, и тут же почувствовал теплые ладони друга на своем теле, — са-амая верхняя полка, — протянул Сайкс, все еще не думая отстраняться. И когда я открыв дверцу, потянулся наверх, замечая там бутылку рома, я ощутил как чужие руки забираются под мою футболку. Я говорил себе, что смогу привыкнуть… Но как, черт возьми, можно привыкнуть к тому, что твой друг лапает тебя при каждом удобном случае? Все-таки достав начатую заначку, я повернулся к Оливеру лицом, до этого не совсем понимая, насколько близко он стоит. И он был просто чертовски близко. — Ты ведь говорил, что приставать не будешь, — неуверенно шагнув назад и упираясь задницей в столешницу кухонной тумбы, я вмиг осознал, что даже бежать мне некуда Однако больше меня пугало то, что особо нажравшаяся часть моего мозга никуда бежать и не хотела. Открутив крышку, я отхлебнул прямо из горла, морщась, все еще не прерывая зрительный контакт и готов поклясться, это был самый похотливый взгляд, которым на меня только смотрели. — Это априори невозможно, — тихо выдохнул шатен, а его горячее дыхание осело на моих губах, на что все мое тело отреагировало неконтролируемыми мурашками. Я пьяно улыбнулся, вновь припадая к горлышку бутылки, а моя рука уже оказалась на плече друга. Пальцами я нервно стискивал его растянутую майку, проводя ладонью по открытому плечу и останавливаясь ровно там, где не так давно я оставил синяки. — Больно? — я осторожно обводил его татуировки, концентрируя все свое внимание на рисунках. Не смотря ему в глаза, я мог воспринимать всю остальную информацию из окружающего мира, и вдруг мое внимание привлекло то, что на моем телефоне, все еще орущем на максимуме, сменилась очередная песня. Хотя больше меня заботило то, на что она сменилась. Я узнал ее с первых звуков, и эта определенно была не та песня, которую включают фоном, выпивая. Не будь я все еще заключен в жаркие объятия, уже бы несся переключать композицию, но вот руки, обернувшиеся вокруг моего тела, не давали ни единой возможности выскользнуть. Если мне понадобилось несколько секунд, чтобы узнать песню, то Оливеру немногим больше и тогда его губы расползлись в издевательской ухмылке. — Что мы слушаем… — он протянул это с такой интонацией, будто говорил самые развратные вещи на свете, — знаешь, твой телефон определенно знает, что включать.You got a body like the devil And you smell like sex I can tell you’re trouble but I’m still obsessed Because you know you’re so hot! I want to get you alone… so hot I wanna get you stoned… so hot I don’t want to be your friend I want to fuck you like I’m never gonna see you again***
Я, наконец, заглянул ему в глаза, понятия не имея, что со мной случилось в следующий момент, но я отставил бутылку, которую все еще держал и двумя руками обхватил его шею. В безумном порыве мы накинулись друг на друга так, словно остались последними людьми в этом мире, и единственный секс, который нам светил, мог быть только с человеком напротив. Мои пальцы зарывались в его мягких волосах, то перебирая, то сжимая, в зависимости от того, что творил Оливер, целуя меня так страстно и жадно, что я не успевал отвечать на каждое его действие. Происходящее доходило до настоящего помешательства. Мы целовались так отчаянно, словно не представляли свою жизнь без этой близости. Его руки переместились гораздо ниже пояса, подхватывая меня и усаживая задницей на ту самую тумбу, что стояла сзади. Я же бессознательно обвил его тело ногами, притягивая так близко, как вообще было реально, забираясь руками под просторную майку и проходясь ладонями по всему, до чего был способен достать. Воздуха не хватало катастрофически и поэтому, когда Оливер опустился поцелуями на мою шею, я рвано вздыхал, каждый раз выдавая тихий блаженный стон, сводивший Сайкса с ума, а меня заставляющий считать себя едва ли не шлюхой. Но мне, блять, до помутнения рассудка нравилось происходящее, пусть и пугало не меньше. Шатен, не теряя времени, стянул с меня футболку, отбрасывая ее куда-то в сторону и тут же приникая влажными губами к открывшемуся телу, но один из мягких укусов, оставленных на моем плече, внезапно подействовал на меня, как отрезвляющая пощечина. Я распахнул глаза, упираясь ладонями в тело друга, тут же отстраняя его от себя. — Нет, стой, — я едва мог говорить, все еще пытаясь отдышаться, — мы не можем. Оливер уронил голову мне на плечо, нежно касаясь губами моей шее. — Обломщик, — вновь прижимаясь губами к моей коже шепнул шатен, грустно вздыхая, — но сейчас я готов остановиться, если ты этого хочешь. Черт, как же ты невыносимо сильно влияешь на меня, — он продолжал шептать, не поднимая на меня взгляд. А после последнего короткого прикосновениями к моим губам все же отошел. — Прости, — я слез с тумбы, как только друг отступил от меня на шаг, — а где моя… — я растерянно оглянулся в поисках своей футболки, — в раковину, ты серьезно?! Ты просто гений! — возмущался я, смотря на то, как моя одежда валяется среди грязной посуды. На мои возгласы Оливер только заржал, прикрывая лицо ладонью, надеюсь, от стыда. — Знаешь, тебе и так очень неплохо, — продолжал угорать друг. Я же было потянулся за недопитой бутылкой рома, которую сам же и достал, но в последний момент я все же ощутил всю свою усталость, накопившуюся за день, и казалось, что уже даже от запаха алкоголя я просто упаду мертвым сном. — Хотя нет, Оли, я все. Я ужасно хочу спать. Это был длинный день и еще более длинный вечер, — я упал на стул, уже и забыв думать, как сильно пизданулся с него всего несколько минут назад. Сил действительно ни осталось ни на что. — Тебе на диване постелить? — шатен убирал ненужные рюмки и тарелки, отправляя все это в раковину, а содержимое пепельницы и пустую бутылку в мусор. — Можно сказать тебе горькую правду? — я потянулся за своим телефоном, выключая музыку. — Ну? — друг вопросительно взглянул на меня. — У тебя реально неудобный диван, — признался я откровенно, ведь немало ночей провел на этом не самом комфортабельном предмете мебели. — Уж простите, кровать в этом доме идет только в комплекте со мной, — Оливер развел руками, но надо было быть слепым, чтобы не увидеть его довольную лыбу. — А мне все равно, — я уже направлялся в комнату, сразу плюхаясь на расправленную постель. Сил хватило даже на то, чтобы стянуть с себя джинсы и залезть под одеяло. Я еще слышал какие-то звуки с кухни, пока луч света в дверном проеме не погас и Сайкс не зашел в комнату. В тусклом свете, похоже, вечно горящего ночника, я наблюдал за тем, как он стянул с себя домашнюю одежду и забрался под одеяло, которое ему пришлось делить со мной. Глаза закрывались, но мой мозг, кажется, ни в какую не хотел отрубать меня от реальности. Голова мало того что болела после полета со стула, так еще и кружилась от алкоголя, меня начинало мутить и самым верным решением было бы в конце концов уснуть. Вот только я улавливал, как Оливер переворачивается с одного бока на другой, вздыхает и копошится так надоедливо, что я не выдержал. — Господи, да что с тобой? — я даже разлепил глаза, тут же встречаясь с ним взглядом. Оказывается, сейчас он повернулся ко мне лицом. — Ничего, — тихо шепнул друг, и тут его ладонь легла на мою щеку, большим пальцем он коснулся моих губ, так завороженно глядя мне в глаза, будто видел там что-то кроме нереально опьянения и желания поспать. — Все это неправильно, — также едва слышно произнес я, вытащив руки из-под одеяла и обхватывая его лицо ладонями. Я соединил наши губы в таком нежном поцелуе, что невольно мне вспомнилась та гребаная ночь, которая закончилась точно так же, ленивым медленным поцелуем. Друг обхватывал мои губы своими, проходясь по ним языком. И я отвечал так искренне, ведь я искренне наслаждался происходящим. Оливер часто отстранялся, чтобы вновь заглянуть в мои глаза, которые я распахивал, а потом приникал ко мне вновь, так любовно трогательно, что это заставляло меня испытывать жгучую ненависть к самому себе. В этот момент я действительно ненавидел себя за то, что не чувствовал ничего кроме физической потребности, которую поспешил утолить. Это было слишком эгоистично по отношению к нему, а он едва ли не единственный человек, которому я никогда не хотел даже казаться эгоистом.