Путешествие длиною в жизнь

Из дневника Анны Майер Бывали и забавные моменты в нашей совместной жизни. Когда я забеременела. Я стала становиться неуклюжей. По мере того, как рос мой живот и как я набирала вес. Стала чувствовать себя неловко. Например, когда я пыталась взять поднос и отнести его на стол. Он мог выпасть у меня и все содержимое расплескалось по полу. Генрих временами посмеивался над этой неуклюжестью, тем не менее помогал мне собирать все то что еще минуту назад было едой. Были и ссоры по этому поводу. Правда инициатором их была я. Я сердилась, когда Генрих говорил: «Дорогая, давай этим займусь я. Ты лучше отдохни». С одной стороны, это была забота. С другой, я чувствовала что меня ограничивают в правах. В эти дни я думала, что как жаль что я не родилась мужчиной. Все эти трудности и проблемы создавали у меня кучу комплексов. И хотя я была сильнее Генриха во многих отношениях. Особенно, когда дело касалось стрельбы и спорта. Я его вечно обходила. Были случаи, когда преподаватель стрельбы говорил Генриху и другим парням следующее: «Вас обходят женщины. Если вы так плохо стреляете здесь. Что будет когда вам придется воевать в Африке или на Восточном фронте». И действительно, многие ребята погибли в первом бою. Их подстрелили, как мешки с картошкой. Интересно было и то, что немцы долго и хлопотно готовились к войне. Умение стрелять и идти в штыковую требовало многих лет подготовки. Лучшие солдаты фюрера полегли в 1941–1942 году.Последние наиболее подготовленные офицеры погибли на Курской Дуге в 1943 году. Из-за отсутствия перспективы, Генриха и многих ребят отправили на фронт без должной подготовки. Результат, куча пленных и погибших. Конечно, такая практика действует во всех армиях мира. Поэтому трудно обвинять руководства этих стран. Разве что Гитлера, который поверил в свою «богоизбранность». Если так можно выразиться. Что вышло для него боком. Никому не дано называть себя Богом. Это может плохо кончиться. Иногда я думала, что если бы меня не перевезли в Германию. Я наверняка бы стала партизанкой и убивала бы проклятых немцев. Несмотря на свою жизнь в Германии, я так и не смогла понять немцев и их менталитет. Я всегда была чужой для них. Я так и не смогла убрать акцент, когда говорила на немецком, французском и английском языках. Что-то всегда меня выдавало. С одной стороны, всем было интересно откуда я. С другой, на меня оказывали давление чтобы я ничего об этом не говорила. Обычно это делали те, кто не любил фольксдойче. Многие спросят, а как я могла выйти за офицера СС. Ведь для брака требовалось разрешение специальной военной, государственной или полицейской комендатуры. В начале, все было так. Фольксдойче не могли вступить в брак с рейхсдойче (коренным населением Германии). Однако война и потери на фронте, заставили гитлеровцев отказаться от своих планов. Даже в СС стали брать людей с физическими недугами. Того же Генриха, который ни при каких обстоятельствах не мог попасть на фронт. Только потом я узнала, что именно Вайт дал ход этому делу. Он через письма и уговоры выбил место адъютанта для него. В 1944 году, это стало возможным. Хотя врачи были против и всячески отговаривали его от этого. И дело было не в том, что Генрих имел рыжие волосы и зеленые глаза. Что было редкостью не только в Германии. Но и мире, в частности. Генрих при своем ста восьмидесяти пяти метровом росте был очень худым и немного косил глазами. Это было незаметно со стороны. Однако давало повод для размышлений. В общем, он в солдаты не годился. Это и было его слабым местом и одной из постоянных тем для разговоров, которые иногда заканчивались ссорой. Другой важной проблемой был тот же язык. Генрих пытался выучить русский, но разговаривать ему было не с кем. Временами, он пытался читать книги на языке оригинала. Лев Толстой «Война и мир» и Федор Достоевский «Преступление и наказание». Он произносил так смешно эти русские слова, что казалось он пытается высмеять авторов. Я не выдерживала и смеялась над этим. Хотя тут не было ничего смешного. Я не любила эти произведения в детстве и юности. Война и мир были затянутым и скучным произведением. Все эти проблемы героев и жизненные пути мне казались фальшью. Единственные, кто из выдуманных персонажей мне понравился. Это был Долохов и сестра Наташи Ростовой Вера. К сожалению, в книге им не было уделено достаточно внимания. Хотя Долохов был действительно живой персонаж и герой, главное. Наташа мне не понравилась и вовсе. Ветреная особа без какой-либо цели в жизни. Это обидно. По-моему Толстому не хватило фантазии, чтобы показать лучшие черты ее сестры. Интересно, почему многие авторы так не любят настоящих женщин. Остается загадкой. В преступление и наказании. Единственный персонаж, который мне полюбился был Порфий Петрович. Пристав следственных дел Порфирий Петрович — единственный из основных действующих лиц персонаж, которому Достоевский не дал фамилии; имя, возможно, было позаимствовано автором из «Губернских очерков» Михаила Салтыкова-Щедрина, где фигурирует полный тёзка героя — «человек, казённых денег не расточающий, свои берегущий, чужих не желающий». Порфирий Петрович живёт в служебной квартире при полицейском участке — именно там он проводит расследование и раскрывает преступление. Придя к нему впервые с Разумихиным, Раскольников видит полноватого человека лет тридцати пяти, облачённого в халат и домашние туфли, с почти добродушным выражением на круглом лице. Уже при первой встрече Порфирий Петрович демонстрирует редкую осведомлённость: двумя месяцами ранее он прочитал статью Раскольникова «О преступлении», в которой студент обосновал деление людей на «обыкновенных» и «необыкновенных». Во время беседы хозяин — с помощью наводящих вопросов — вынуждает Родиона Романовича перейти к рассуждениям о праве тех и других на существование. Речь следователя полна уменьшительно-ласкательных слов, она «обволакивающая и выматывающая»; пристав включает в диалоги провокационные реплики, заставляющие гостя раскрываться. Как отмечал Валерий Кирпотин, Порфирий Петрович в беседах «логичен и интуитивен, умён и хитёр, осторожен и смел». Каждая встреча Раскольникова с ним — это очередной раунд поединка, в котором пристав использует почти гипнотические приёмы. Уловки и мистификации следователя заканчиваются в конце последнего разговора героев (проходящего в каморке Раскольникова), когда Порфирий Петрович, понимая, что его собеседник надломлен и повержен, напоминает, что не надо «брезговать жизнью», и даёт ему некую свободу выбора. Порфирий психологически угадал в Раскольникове убийцу, он психологически преследовал его, мучил его, экспериментировал над ним, пока не загнал его в угол и не добился его признания… У Порфирия нет никаких фактов, никаких улик, и в его подозрениях, в его созревшей наконец уверенности нет ничего, кроме психологии. В общем, это идеальный следователь, который раскалывает главного героя (по сути, антагониста) без угроз и унижений. Всем бы следователям быть такими. Увы, все, что описывается в книгах, по большей части это вымысел авторов.