Путешествие длиною в жизнь

Соне снова и снова снился этот сон. Гибель родных и то, что она как-будто видела их лица. Будто они следят за ней. Ей казалось, что родители и близкие никогда бы не одобрили ее действия. Ведь она предала все традиция, в которые так сильно верила ее семья. Она так думала и считала последние дни. Но она не могла их спасти. Перед ее глазами была горящая церковь и дом, которые она видела после бомбежек Пинска. Куча разбросанных тел, так и валялись на земле. Другие люди бежали кто куда, не оборачиваясь. Кто-то из офицеров РККА достал пистолет и стрелял в воздух. При этом, он кричал: Прекратить панику. Провокации не поддаваться. Соня помнила это все и видела. Этот сон был реальным и он засел у нее в памяти навсегда. И даже когда она жила в Германии. Время от времени ночами он снился ей. 22 июня стал самым страшным днем для нее. Странно это. Но она даже поверить не могла, что немцы отвезут ее в Германию и предоставят новую жизнь. Трудно в это поверить. Каждый раз, когда она просыпалась. Она оказывалась в хорошо устроенных домах и квартирах. Самое любопытное для нее было то, что она видела безмятежное лицо Генриха, который спал без задних ног. И лишь тогда выходил из царства грез, когда обнаруживал что в постели нет своей любимой. Возможно, что не последнюю роль в жизни Сони играла беременность. 6-й месяц был очень сложный для нее. Теперь она не могла заниматься серьезными видами спорта и ее общие физические нагрузки должны были быть сведены до минимума. Лишь зарядка, которая лишь немного помогала ей собраться с силами. Казалось, что все удовольствия для нее были закрыты. Единственное, что как-то радовало ее. Малыш уже начал шевелиться. Казалось, что он тоже видит сны. Но они были более приятными и красочными. Только это радовало Соню и делало ее по настоящему живой. За последние полгода, она и забыла что значит политика. Ее уже не интересовала судьба Гитлера и уж тем более Вайта, которые все еще были в Берлине. Она не знала и даже не представляла себе, как он изменился. Из-за ограниченного круга занятий. Она стала читать любовные романы и классику, на которые у нее было теперь много времени. Генрих в этом деле, был ее постоянным спутником. Он тоже читал и пытался концентрироваться на чем-то нейтральном. Пытался снова рисовать, даже купил мольберт и акварели. Но, к сожалению, вдохновение не было. Он мог рисовать только самолеты и танки. Но все это были скорее чертежи, чем рисунки. Он привык, что они приносили ему выгоду и радость. Поскольку именно на его военные разработки чаще всего обращали внимание. И все же, выезжая с Соней на природу. Он пытался нарисовать нечто новое. Соня следила за ним, но у Генриха ничего не выходила. Он и сам это понимал. Поэтому никогда не сердился на то, что ему об этом говорили. Он лишь, снимал очки и шляпу. Очевидно, понимая что у него ничего не выйдет. Мирная жизнь была для него чем-то новым и необъятным. Он привык, что мог летать по небу на дельтаплане и планере свободно и его ничто не удерживало на земле. Теперь, жена и еще не родившийся ребенок. И хотя Соня стала еще прекрасней при беременности. Но Генриху этого было мало. Он не привык бездельничать. Ему очень хотелось в небо, но он понимал что это невозможно. Ведь тогда ему придется взять свою жену с собой. Он не сможет оставить ее за бортом. Была еще одна проблема. Швейцарское правительство запретило полеты. Оно знало, что американские самолеты часто патрулируют небо и могут сбить нерадивого гостя. И все же, несмотря на все эти предостережения он решил. «Мы полетим, потому что мы этого хотим». Лучше уж умереть в небе, чем от дела которое не доставляет тебе удовольствия, — подумал он. Когда же наступило утро. Генрих и Соня давно проснулись и завтракали в номере. Генрих сказал: Дорогая, помнишь я обещал, что мы подымемся в небо на дельтаплане и планере. Я хотел бы, чтобы мы это сделали сегодня. Соня сразу поняла к чему это. В душе, она тоже хотела этого. Ей уже все надоело. Но с другой стороны, врачи могут отказать. Как никак, 6-й месяц беременности. Она понимала, что это палка на двух концах. И все же, отчаянности ей было не занимать. Она ответила, правда немного неуверенно: Давай, попробуем. Генрих был рад, что она согласилась. Однако шансов, что полет не состоится было много. Ведь дело не в деньгах, а в угрозе того что шла война и никто не знал, что будет дальше.