Ожидание весны

      Стоя в холодном коридоре клиники, Стив чувствовал, как буквально разрывается. Одна его часть почти панически тянулась к дому, непрерывно наводняя сознание образами мечущегося от кошмаров Баки, оставшегося в квартире в одиночестве. Другая же… Стив и сам не знал, чего хочет здесь увидеть. Но все же пробрался посреди ночи в крыло, выделенное под постройку криокамеры, и сейчас стоял, отделенный от зала одним только стеклом.              Стерильно-белое помещение, увешанное по большей части выключенными дисплеями, навевало на Стива ужас. Он не понимал, как Баки так спокойно заходил сюда, когда Шури вызывала его для очередного осмотра или обсуждения технических нюансов. Стиву каждый раз хотелось убежать подальше, или — еще лучше — остаться и уничтожить все, будто варварский бессмысленный акт мог что-то исправить. Не без оснований считавший себя прежде разумным человеком, Стив не относился к этим мыслям всерьез, но, тем не менее, сейчас находился именно здесь, мельком оценивая количество камер и потенциально возможную охрану. Позавчера, за очередным просмотром новостей в интернете, где уже разошлась информация об исчезновении и преступлениях Капитана Америка, Баки пошутил, что однажды пошедший на открытый конфликт с интересами государства Стив может войти во вкус.              Или не пошутил. Стив еще раз прикинул расстояние и слабые точки конструкции, против воли напоминавшей новомодный, высокотехнологичный гроб.              И замер, прижавшись лбом к обжигающе-холодному стеклу, беззвучно сотрясаясь от рыданий. Он ни за что не сделал бы этого, но память о мгновении, когда он действительно не сомневался в такой возможности, будет преследовать его еще очень долго.              Развернувшись, он выскользнул в открытое окно и исчез в ночи, так и не заметив наблюдавшую за ним из тени фигуру в черном костюме.                     Вылизанный волнами песок под ногами скрадывает шаги и тут же уничтожает отпечатки босых ног так, что уже в десятке метров позади нет ни одного следа прошедших. Баки держит Стива за руку, ненавязчиво переплетя пальцы, и смотрит на воду, расцвеченную всеми возможными оттенками заката. Бесконечный горизонт отчего-то навевает столь же бескрайнюю тоску, которая мягко, но уверенно сжимает горло, вынуждая замедлять шаги.              Стив, кажется, чувствует то же самое. Он не задает вопросов, когда Баки почти останавливается, только крепче сжимает ладонь, а потом и вовсе кладет поверх руки вторую. Они стоят, глядя не друг на друга, но в одну сторону, и волны с тихим плеском расходятся возле их ног, постепенно нагоняя тонкий, мягкий песок. Кажется, если простоять так очень долго, можно утонуть в нем, навсегда оставшись на берегу океана.              И они стоят, пока песок укрывает их ступни, дыша солоноватым ветром. Баки поднимает руку Стива и невесомо целует середину ладони. Они смотрят на заходящее солнце, постепенно темнеющего из желтого в оранжевый. Увеличившееся в размерах, оно погружается в тонкие облака, словно только они удерживают светило от усталого падения за край неба. Ветер, спасительно осушающий выступающую — конечно же, из-за солнца, — на глазах влагу, постепенно становится ощутимо холоднее. Когда по спинам первый раз пробегает озноб, оба будто выходят из оцепенения, смотрят друг на друга и через мгновение стискивают в объятиях, отчаянно и порывисто. Над головами загораются ранние звезды.              Наконец, разжав руки, Баки снова ведет Стива вдоль берега, уже не обращая внимания на потемневший горизонт и порывы зябкого ветра. Простудиться они не боятся, а движение быстро помогает разогнать кровь, оставляя только приятный контраст между прохладным воздухом и теплой водой. След, оставшийся в песке там, где они стояли, затягивается долго и неохотно.              Стив не знает, куда они направляются, но не спрашивает, всецело полагаясь на уверенно идущего Баки. В голове удивительно пусто, мысли, еще пару часов назад загонявшие разум до полного истощения, словно остались на борту самолета, теперь почти неразличимого вдалеке. Он меланхолично думает, что должен думать о чем-то, и этот отстраненный взгляд на мгновение пугает, заставляет усомниться в своей личности. Но и это секундное двоение тут же исчезает, растворяется в огромной тишине молчащего вечернего мира.              Впереди вырисовывается узкая песчаная коса, уходящая в океан. Из-за размытых очертаний непонятно, как далеко по ней можно пройти, и, когда они наконец добираются до нее, становится ничуть не яснее — набегающие волны продолжают скрадывать границы. Баки оборачивается к Стиву и улыбается, тянет за руку и первым наступает на гряду, нарушая ровную поверхность выглаженного ветром и водой песка.              Они ускоряют шаги, обоим не терпится узнать, как далеко можно зайти в океан, почти не замочив ног. И проходят, кажется, не меньше сотни метров по сужающейся, а местами и вовсе скрывающейся под водой косе, в конце концов оказываясь наедине с океаном.              Останавливаются, только когда вода впереди заметно темнеет, обещая глубину сразу за следующим шагом. Стив привлекает Баки к себе, смыкает руки на его талии и чувствует теплое дыхание у уха. Баки дрожит, но на вопросительно-хмурый взгляд отрицательно мотает головой и прижимается крепче, явно не собираясь сейчас слушать уговоры. Его рука скользит по спине и лопаткам Стива, по плечу, останавливается возле шеи, касаясь открытой кожи над воротником футболки.              Они целуются. Долго и сладко, неторопливо, как редко удается целоваться там, в остальном мире. В мире, который сейчас абсолютно неважен, неизмеримо далек от крохотной точки посреди океана, окруженной водой и небом.              Перекаты волн глушат звук их дыхания, глушат вообще все, заменяя своим шелестом сердцебиение и шум крови в ушах. Никто не считает время.              Обратно к самолету они идут куда быстрее, словно торопятся опоздать, или, может быть, не успеть убежать. Резкие шаги взрывают песок, оставляя рваные следы, но некому проследить за этой тропой, ведущей из ниоткуда в никуда.              Освещенное нутро самолета похоже на дом. Стив коротко целует Баки в щеку и садится в пилотское кресло, а Баки устраивается позади. Подъем в воздух, переход на автопилот по заданным координатам посадки… кажется, это все уже когда-то было, но кабина вакандского самолета куда меньше, чем квинджет.              Опустив спинку кресла и откинувшись в нем, Стив хочет что-то сказать, но не успевает произнести ни слова, потому что пальцы Баки нежно касаются его лба. Такие прохладные по сравнению с воздухом в самолете, они приглаживают взъерошенные ветром волосы, замирают на виске. Лица Баки не видно, да и кресло никак не развернуть, но это и не нужно — Стив берет его ладонь и целует каждый палец, прикрыв глаза. Эти две недели, не то пролетевшие быстрее секунды, не то все же ставшие их собственной небольшой вечностью, сейчас схлопываются посреди неба в единственное мгновение.              Подходя к дому, Стив думает, что не сможет лечь спать. Точнее, лечь сможет, но в мире не найдется силы, которая сможет забрать у него Баки наутро. Их последнее утро, до которого остались считанные часы. А они все еще молчат, словно слишком много говорили в эти дни и соскучились по разделенной на двоих тишине.              Но Баки не принимает возражений и сразу после ужина и душа тащит Стива в спальню. Выспаться можно и в другой день, а Баки… Баки и так придется слишком долго спать.              Молчание, наконец, разрушается стонами, испаряется, теперь уже ненужное и потерявшее всякий смысл.                     На следующий день Стив приезжает вместе с Баки в клинику, а возвращается уже один. Координаты точки встречи с Наташей ждут его в электронной почте.