Calypso

– Момо-ччи, мне кажется, сейчас не время, – прохрипел Рёта, попытавшись подняться на ноги, опираясь на стену. – Ки-чан! Это важно, с этим мы... – Не. Сейчас. – Кисе сердито взглянул на девушку, – Армия не будет ждать, пока мы тут со всем разберемся и все обсудим. В первую очередь нам нужно как можно дальше оторваться от них. – Задолбал, – Аомине поднялся с насиженного места, закидывая руку Кисе себе на плечо, поддерживая того, – тебе нужно отдохнуть, я отведу тебя в твою каюту. Командование возьму на себя. Курс на Джаббервок подойдет? – Я и... – начал было капитан, но словил на себе чрезмерно раздраженный взгляд Дайки, – да, подойдет. Куроко-ччи, будь добр, поухаживай за несчастным раненным пиратом, – Рёта мило улыбнулся, посмотрев на Тецую. Момои, секунду назад сурово поджимающая губы в тонкую нить, благодушно улыбнулась колеблющемуся Куроко.Теперь, с молчаливой поддержкой, шагать к капитанской каюте было в разы легче. Как только недовольный Аомине бросил свою ношу, чуть не промазав мимо спального места, а Кисе закончил причитать, Тецуя подошел ближе к замолчавшему капитану. Дверь в каюту громко хлопнула за вышедшим Аомине. – Куроко-ччи, пожалуйста, подай мне воды, кувшин у стола. Тецуя протянул наполненную прохладной водой чарку в позолоте, когда длинные пальцы обвили его запястье и мягко потянули на себя. Больной рукой (Куроко видел, из-за постоянных дерганий Рёты, бинты уже начинали пропитываться кровью) Кисе отставил в сторону всего момент назад желанную воду, перехватывая взгляд испуганных глаз. Рёта вдруг сглотнул, нежно проводя ногтями по выступающей косточке и сухожилиям, впрочем, не отпуская от себя. – Куроко-ччи, – взгляд глаза в глаза, совсем близко, больная рука, касающаяся открытой ладони, пока пальцы другой настойчиво удерживали рядом, – не бойся меня. Дрожащие то ли из-за боли, то ли из-за черт знает, чего, а то и все вместе, руки Рёты протянулись, коснувшись щеки и волос, невесомо, ласково, его будто сокровище держали, заставляя склониться над кроватью и смотреть в уставшие, но горящие странным пламенем глаза. Тецуя хотел бы и дернуться, прекратить это все, чуть отойти или вовсе сбежать, сказав, что направляется за едой, но он просто не мог. Все мышцы свело в один момент, страх смешался с интересом, так хотелось узнать, что за чувства плещутся в этих золотых глазах, почему в них яростно горела жадность. – Я не... – Ты, – Кисе перебил, но вдруг снова смолк, просто вглядываясь в Куроко. Неужели он нашел?.. Неужели это правда? – Я бы хотел... – Не уходи. Куроко-ччи, не надо. Рёта медленно начал подниматься, сжав челюсти от колющей боли, жаром растекающейся по руке и груди, но ему было вовсе не до этого. Он хотел сейчас быть ближе, как можно ближе, хотел забрать и спрятать, сохранить только для себя. – Куроко-ччи, – Кисе говорил шепотом, обжигающим губы, – не бойся. Тецуя осторожно поднял ладонь, кладя ее на грудь Кисе. Он почувствовал, как под пальцами быстро бьется сердце, а кожа даже через рубашку чуть ли не обжигала пальцы. – У вас жар. Я позову Момои-сан, возможно, пошло заражение крови, – Куроко попытался уложить капитана обратно в постель, надавив ладонью на его грудь, но в итоге был утянут на кровать вместе с ним, – отпустите меня, я должен идти, – если бы в начале фразы его голос предательски не дрогнул, можно было бы сказать, что Тецуя произнес это совершенно безэмоционально. – Останься, – Кисе прижал парня к себе и, закрыв глаза, уткнулся носом в его макушку. – Нет, я... Прозвучавший звук был похож на трижды прогремевший раскат грома, а последовавший за ним толчок – на землетрясение. Еще через мгновение корабль медленно стал наклоняться на левый бок. – Что произошло? – Тецуя сам не заметил, как лишь сильнее прижался к Рёте, дрожащими пальцами сминая его рубашку. – Тшш, все хорошо, – Кисе бережно поглаживал волосы Куроко, пытаясь выбраться из-под него, иногда при этом шипя от боли. Ослепительно улыбнувшись напоследок, капитан оставил Куроко в своей каюте одного и уже с серьезным выражением лица направился на палубу. – Какого дьявола тут происходит? – громко прохрипел Рёта, прикрывая лицо от нещадно хлещущего ливня. – Это конец, Кисе, – угрюмо бросил подошедший сбоку Дайки, сжимающий в руках револьвер. – Чт... – Рёта посмотрел в сторону, куда вглядывался Аомине, – нет, не может быть. Не сейчас. Мы ведь уже на границе, да? Черт, черт, черт! – он схватился за раскалывающуюся от боли голову, сжав волосы в кулак, – мы не можем просто им сдаться. Мы не можем сейчас умереть. Прикажи всем готовиться к бою, используем все, что у нас есть. Отдав указания Дайки, Кисе пулей метнулся обратно в трюм. – Куроко-ччи, – Рета, промокший до последней нитки, застыл в дверях каюты, бешено шаря по ней глазами, пока вдруг не выхватил взглядом брошенную саблю. Подобрав ее, он мигом оказался у сидящего на кровати Куроко, схватил ледяными руками его лицо (кажется, совершенно игнорируя ранение) и склонился, сбивчиво шепча, – что бы не случилось не выходи отсюда, молю тебя. Что бы ты не слышал. Если сюда придут – прячься, но не выдай себя, пожалуйста, Куроко-ччи, я сделаю все, чтобы ты уцелел, ты только... – Кисе, твою мать! Капитан дернулся, посмотрел жалобно, казалось бы, двинулся вперед, чтобы... Чтобы что? Да даже если так, он не успел, выдохнул резко, огладил скулы и вылетел из каюты, громыхнув дверью, оставив Тецую одного. На палубе разверзся Ад. выстрелы громыхали там и тут, имперские сталкивались с пиратами мечами, уже лежали тела, безжизненно раскинув руки и ноги. Кисе крепче сжал саблю в целой руке. Левая практически не функционировала. Он должен был дойти до капитанского мостика. Шаг. Нападение. Разворот и сабля, всаженная в открытый живот, Дальше – больше. Ни один метр не был пройден им без стычки. Кисе слышал громкую ругань Аомине, видел, как Макото пихает перед собой того самого бугая-пленника, используя его, уже раненного, как живой щит. Его команда сражалась по его глупости, из-за его оплошностей. Он снимает с лезвия кряхтящего солдата, когда слышит свист разрезаемого воздуха. Еще бы секунда – капитан ходил бы без головы. И лучше бы так и было, ведь синие глаза, с которыми он столкнулся, упрямо поджатые губы и напряженная поза, все это ударило под дых. Он задохнулся. Острота, вертящаяся на языке, застряла в горле, ухмылка стекла с его лица. – Семпай. Давно не виделись. Юкио только еще упрямей скривил рот, будто бы в отвращении. Да с чего ж "будто бы". Весь он источал отвращение к Кисе. К предательству, к выбору, ко всему и сразу. – Или мне не стоит фамильярничать, полковник Касамацу? – Кисе. Твоя стойка все такая же слабая. В этот раз жалеть тебя не буду. Рёта фыркнул и бросился вперед. *** Впервые они встретились почти десять лет назад. Тогда семнадцатилетнего рядового Кисе Рёту приписали к отряду одного из самых молодых сержантов того времени – Касамацу Юкио, под началом которого тот провел почти два года. Еще через год власть в стране перешла к единственному наследнику бывшего императора, после чего буквально за полгода Кисе был повышен до Лейтенанта, а еще через некоторое время и вовсе стал одним из генералов Великой Империи. *** – Даже не будете спрашивать, почему я ушел? – Рёта попытался сделать подсечку, но полковник имперской армии ловко уклонился, принимая более устойчивую стойку. За последние десять минут их сражения ни один из них еще не нанес другому хоть какое-то ранение. Кисе старался не обращать внимания на ноющую руку, но с каждым выпадом двигаться становилось все труднее. В это же время Касамацу еще даже не начал серьезно сражаться. – Так и будете продолжать молчать? – Рёта занес клинок сверху и после того, как Юкио уклонился, попытался пнуть его ногой в живот, но был сам оттолкнут и прибит спиной к борту судна, от чего из легких выбило весь воздух, – хах, вроде же говорили, что не будете жалеть. Так чего застыли, семпай? – прохрипел Рёта, снизу смотря на бывшего наставника. *** С самого начала Кисе был во многом лучше. Юкио знал это, но никогда не завидовал. Он был искренне рад и даже горд за своего подопечного, когда тот смог настолько приблизиться к верхушке. Касамацу искренне верил, что Рёта сможет повлиять на молодого императора, который уже тогда начинал вести политику, которую ставили под сомнение многие военные лидеры, служившие еще при прошлом монархе. Касамацу знал лучше других, как усердно трудился Кисе на благо государства, сколько сил он вкладывал в это. Юкио с самого начала разглядел истинную личность подопечного под маской простого дурака. Настоящий Рёта был намного серьезнее и ответственнее многих взрослых бывалых вояк и советников императора. И после всего этого Кисе так спокойно бросает это все. Юкио не понимает этого, ему сложно в это поверить. В голове крутиться множество вопросов, постепенно сливающихся в один большой. *** – Почему? Рёта удивленно распахнул глаза, уставившись на Касамацу, склонившего голову вниз, но так и не опустившего шпагу. – Нет, нет. Я не буду этого спрашивать. Ты мне сейчас серьезно не ответишь, – Юкио свободной рукой устало потер глаза, – я знаю, у тебя были свои причины. Но зачем все нужно было делать таким образом? Черт. Выпад. Сабля о саблю. Удар о доски. Кисе дышит через рот и чувствует, как его охватывает мандраж. Он нападал снова и снова, вскакивал на ноги, бросался вперед, бил, бил, бил, но Касамацу ни разу не ударил в ответ, только отталкивал его, роняя на пол. Поддавался. Не хотел бить. Кровь липко стекала по запястью в ладонь. – Не жалей меня, семпай, – Рёта улыбается, но зубами скрипит, снова шагая навстречу, – ты же знаешь, я уже не мальчик. – Ума у тебя не прибавилось. И Юкио подкидывает саблю, переворачивает, хватается за лезвие и бьет рукоятью по его плечу (здоровому, черт бы побрал эту честность в битве), снова заставляя завалиться. *** – Еще раз. Юкио смотрит в горящие золотом глаза, на челку, прилипшую к потному лбу, крепко сжатые руки. Совсем еще мальчишка, жаркий, еще совсем нескладный, требовательно цепляется за его рукав, требуя продолжать тренировку. Касамацу дергает уголком губ и заставляет принять боевую позицию. Глаза юного сына знати сияют еще ярче. *** Кисе рычит и поскальзывается на мокрых от дождя досках. Руки трясутся не то от холода, не то от раздражения. Не то от потери крови. – Не жалейте меня! Держать саблю не той стороной против меня – смертельное оскорбление! Полковник хмурит брови и перехватывает клинок нормально. Упертый мальчишка! Да что с ним драться на последнем издыхании?! Чтобы искромсать в лоскуты ослабленное тело?! – Ты и подняться не, – Касамацу замолкает. Рёта словно вздергивает себя за шиворот, так рвано он встал с пола, напряг все мышцы до последней, держась на ногах. Мокрая челка прилипла ко лбу. Взгляд злой и горящий. – смог. *** – Победил! Юкио бросает шпагу, усаживаясь на пол тренировочного зала и с улыбкой наблюдая за скачущим от радости уже юношей. Кисе явно вырос. Сегодня он впервые победил в спарринге. И, конечно, тут же принялся разносить комнату, будто табун лошадей. – Я победил, семпай! Рёта крутится, как волчок, и чуть было не ловит нежную улыбку взглядом, но подполковник тут же хмурится, вставая с пола. – И все? Это и есть твой предел? Давай посмотрим, повторишь ли ты успех. Кисе замирает и двигается плавно, точно большая кошка. Руки красиво напрягаются, скулы заостряются на красивом лице. Рот складывается в вызывающую ухмылку. Кисе делает шаг первым. *** Кисе делает шаг первым. И валится с ног, едва имперское лезвие бьет по открытым ребрам. Его левая рука не среагировала, застыла, не прикрыв бок, открыв место для удара. И новой раны. Касамацу сдерживает порыв зажмурить глаза, сдерживает порыв броситься вперед и подхватить. Только смотрит. Смотрит на Кисе, мокрого, окровавленного, стоящего на коленях перед ним. На совершенно разбитого Кисе, чьи горящие глаза наполнены пустым. Дождь промочил его так, что холодные капли застыли на скулах и кончике носа, вдруг резко срываясь вниз. Бледный и жалкий. Разбитый и побежденный. Тот, кто точно знает, что вот-вот потеряет кое-что очень дорогое его сердцу. – Поднимайся, – одними губами, напряженно смотря в глаза, – поднимайся, Кисе, черт тебя... Справа раздались хлопки. Кисе медленно повернул голову вместе с Юкио, смотря на спускавшегося с капитанского мостика Акаши. Аплодирующего Акаши. Улыбающегося Акаши. – Очень занимательно. Кисе хмуро скалится, исподлобья глядя на Акаши. Ему было противно от того, насколько жалким он сам сейчас выглядел. И присутствие этого человека делало это чувство практически осязаемым. Даже металлический привкус крови во рту стал неприятно горчить. Как на зло, гордость не позволяла отвести или опустить взгляд. Акаши тем временем уже подошел достаточно близко к ним. Настолько, чтобы Рёта смог вновь увидеть лицо, которое все так же кажется совершенно незнакомым, несмотря на все знакомые черты. – Где он? – прервал молчание Акаши, уже перестав аплодировать и сложив руки за спиной. – Что? – Кисе непонимающе нахмурил брови. – О, не нужно представлений. Ты понимаешь, о ком я говорю. Капитан еле слышно раздраженно цыкнул. – Кто он? – тихо, на грани слышимости, сквозь сжатые зубы прохрипел Рёта, – что тебя с ним связывает? – А вот это тебе уже знать не стоит, – Сейджуро повернулся к Касамацу, – обыщите корабль. – С-стой!.. – Кисе предпринял попытку подняться, но тут же был обратно опрокинут на пол Юкио, приставившим шпагу к его шее. – Вы свободны, полковник. Выполняйте приказ. Касамацу убрал шпагу и направился в сторону трюма. Акаши подошел к Кисе, с силой наступая ногой на больное предплечье. – Знай свое место. Ты не имеешь никакого права даже смотреть на него, – Сейджуро презрительно прищурил глаза. Куроко определенно не собирался умирать здесь. Он ясно осознавал, что сейчас происходит. И так же он понимал, что у него практически нет шансов сбежать с корабля. Нужно было думать об этом раньше. Тецуя как-то упустил тот момент, когда практически перестал думать о побеге. Он даже не испытывал ненависти или презрения к пиратам, которые уничтожили его дом и убили его друзей. Сначала он вообще практически ничего не чувствовал, и единственным его желанием оставалось выжить. Но сейчас что-то поменялось, он даже не до конца понимал, что именно. Или не хотел понимать. Было смешно, до истерического смеха забавно осознавать, что за всю его жизнь единственным, кто о нем так заботился и не требовал ничего взамен, был человек, самолично уничтоживший его мирное существование. И даже после этого Куроко не мог его ненавидеть, а наоборот, лишь тянулся ближе. Тецуя осторожно выглянул из каюты. Не увидев никого вокруг, он тихо выскользнул из нее, направляясь к шлюпкам. Рёта едва не терял сознание от тупой пульсировавшей боли. От холода. От осознания проигрыша. Рёта смотрит вверх с вызовом, с желанием подняться и ударить. Впервые без жадности и нежности, впервые за долгие годы без робости и страха быть отстраненным от этого человека. Теперь есть лишь страх, что он заберет важное. Разрушит построенное. Обратит все в крах. Уже обращает. Акаши вдруг смотрит ему в глаза и мягко улыбается уголками губ. – Прекрасное выражение лица. Рад бы наблюдать такое у каждого дезертира, жаль, все другие не были такими интересными. – О, Ваше Величество, – как плевок, как удар наотмашь, – счастлив дать зрелищ. Сейджуро выдыхает через нос, сильнее давя носком на раненное плечо. Его лицо пропитано триумфом, наслаждением, садистским удовольствием. – Ваше Величество, – Касамацу прерывает их игру, под руку ведя к ним... О нет. – Куроко-ччи! – Кисе дергается, практически сбрасывая ногу Акаши с плеча, но тот вдруг толкает, заставляя завалиться на бок, и тут же бьет острым наконечником прямо в рану, отчего перед глазами меркнет, – Куроко-ччи... Пожалуйста... Рёте противно от того, как жгут ему глаза слезы. Тецуе не делали больно. Его даже не держали грубо за локоть, лишь вели к ним, учтиво придерживая при риске падения на мокрых досках. Кисе смотрит взглядом побитой собаки на Юкио, а потом все его внимание забирает он. – Беги! – Кисе кричит, снова пытаясь подняться, вгоняя клинок глубже в ткани, ладонями хватаясь за лезвие, но он так слаб, господи, как он слаб, – Пожалуйста, Куроко-ччи, просто беги и не вспоминай, только не оставайся! Не с ним, Куроко-ччи! – Молчать. – Акаши торжествует, лишь на секунду уделяя внимание брыкающемуся пирату, – Тецуя. Рад видеть тебя. Пора возвращаться домой. – Нет!