Моя душа рваная

Ночью этого дня Исак не смог сомкнуть глаз. Каждый раз, когда он пытался хотя бы прикрыть их, в сознании возникала картинка, как Маркус просто идет по лестнице и неведомая сила заставляет его упасть. Наверное, на этот раз ему было особенно стыдно за эту несдержанность, ведь тот просто сделал замечание. Исак нарушил правила и получил за это. Ну, все логично и вполне закономерно, даже если это было несправедливо по отношению к нему самому. Правила созданы для всех без исключения. Он сел на кровати, осматривая привычно помещение. В свете луны оно не казалось таким устрашающим, как после кошмаров. Возможно, можно сказать, сейчас здесь было спокойно, самая благодать для сна. Но он не мог. Исак в теории мог бы, конечно, разбудить Магнуса, тот иногда успокаивал его после кошмара и пережидал с ним бессонницу, но это казалось нечестным по отношению к нему, тот ведь не виноват, что Исак — поехавший подросток. Вальтерсен ненавидел, пожалуй, только себя. Он просил прощение перед Богом за это, у него болели стигматы, стоило лишь об этом подумать, но эта ненависть не отпускала его, наоборот, сжимала в тисках его сердце. Он был так счастлив в детстве, когда мать называла его своим ангелом, а отец был горд им просто потому, что он был его сыном. А теперь, когда состояние мамы ухудшилось, когда ее поставили на учет в психиатрической лечебнице, его мир, можно справедливо заметить, разрушился вдребезги. То беззаботное детство, казалось, никогда не существовало даже. Его не было, то был лишь сон, сладкий и счастливый мираж, не более. Сейчас Исак понимал, что отдал бы все, лишь бы только стигматов не было, лишь бы его мать не считала его слугой Дьявола. Возможно, тогда бы он и не учился бы в этом интернате, в который его отправил отец после резкого ухудшения состояния матери. Но Вальтерсен не винил его, ни за что, он знал: все беды их семьи от него. Только от него. И как бы больно не было это осознавать, это была правда. Поэтому лучше держаться подальше. Но самое ужасное случилось потом. Когда его «ангел-хранитель» решил, что его мать слишком опасна для него. В тот день они с Исаком шли в магазин, и, если бы парень вовремя не одернул руку матери, увидев несущуюся на них машину, ее, вероятно, даже не было бы в живых. Сказать, что Исак чувствовал себя паршиво после этого, — ничего не сказать. Он испугался больше нее и молил о прощении, просил Бога помочь ему стать тем, кем хотели видеть его родители, безустанно молился. И все напрасно. Безуспешно пытаясь абстрагироваться от всего произошедшего, он взял в руки подушку, надел все те же носочки и направился в западное крыло общежития, где находилась комната Эвена. Днем он узнал у Юнаса, где тот живет: в комнате 2121. Может быть, он поступал неправильно, ведь так он стеснит Найшейма, и он понимал это, но противиться не мог. Стигматы слабо болели, ныли и одновременно покалывали, ведь Исак поступал не так, как должен был, но ведь ничего не случится из-за маленькой провинности. Эвен лишил его права выходить из комнаты ночью на улицу, а значит, Исак мог прийти к нему, ведь так? К тому же старший сам пригласил его. Все должно быть относительно нормально. Тихо постучав в дверь, из-за которой была видна на полу полоска света, он дождался, пока ему откроют. Эвен был весьма удивлен, увидев Исака на пороге своей комнаты. Тот сжимал обеими руками подушку и неловко переминался с ноги на ногу, опустив глаза в пол. Сейчас его решимость пропала, словно и не было, и он хотел бы сбежать с этого самого места или провалиться сквозь землю, но Эвен первым начал диалог: — Что ты здесь забыл? — выгнул недовольно бровь и следом нахмурился. Ну, Вальтерсен ведь не мог всерьез воспринять его слова. — Ты сказал, что я могу переночевать у тебя, раз меня не пускают на улицу. — Нет, не можешь. Это был сарказм, ясно? Вали к себе в комнату, — небрежно кинул Найшейм и закрыл перед его носом дверь, оставляя того со слезами на глазах. Тот постучал снова. — Чего ты хочешь, мелкий? — раздраженно выдохнул Эвен. Сосед старшего за его спиной заинтересованно смотрел на это представление, с небольшой жалостью глядя на влажные от слез глаза младшего. — Только не говори, что ты здесь еще и рыдать будешь. — Я-я не буду, — нижняя губа задрожала, угрожая исполнением того, но он сжал кулаки и опустил голову, чтобы скрыть свое состояние. — Тогда иди к себе в комнату, маленьким детям пора спать, — с нажимом сказал Эвен и захлопнул дверь, собираясь вернуться на свою кровать, пока не услышал громкий всхлип из коридора. Каким бы бесчувственным мудаком его бы ни называли, плач других людей действовал на него, и он начинал невольно сочувствовать собеседнику. Он двумя шагами пересек комнату, открыл дверь и осмотрелся вокруг. Он заметил Исака около окна, тот мелко дрожал и часто всхлипывал, стирая слезы со своих щек. Тот просто стоял у окна и смотрел в небо, при этом сжимаясь всем телом, словно желая быть незаметным для других. Было вдвойне обидно, ведь все выходило так, что Исак воспринял шутку старшего всерьез и выставил себя идиотом. Мало того, так еще и теперь напрягает Эвена, хотя тот, наверное, не в восторге от этого. Хотя в этом даже сомневаться не стоит, его небольшая агрессия и брезгливость были четко отражены в его взгляде и мимике. И ему стоило бы извиниться, он хотел это сделать, но, возможно, нужно сделать это в нормальном состоянии, когда он не станет плакать из-за обычного отказа. — Эй, ладно, иди к нам, — Исак ничего не ответил и не сдвинулся с места. Он не станет мешать, только чуть успокоится и вернется обратно в свою комнату. — Пусти его, — попросил сосед, с беспокойством выглядывая, чтобы увидеть Исака. Пусть слухов этих все и боялись, но и обычное человеческое сострадание не давало им обоим отпустить Исака восвояси. — Не будь мудаком. — Легко сказать, не тебе придется спать с ним в одной кровати, — тихо произнес Найшейм и, надев тапочки, подошел к младшему. Положив руку на его плечо, он полуразвернул его к себе. На запястьях заметил кровавые пятна, пропитавшие напульсники младшего. — Эй, что случилось? — он развернул его к себе полностью и взглянул в его глаза, точнее, на его лицо, потому как Исак старательно уводил взгляд от него. Опустил глаза чуть ниже и заметил маленькие капельки крови на пижаме младшего в районе сердца. Что-то подсказывало ему, что, если бы он посмотрел на ступни Вальтерсена, увидел там то же самое. Собственно, так и было. — Идем со мной, — поджав губы, осторожно потянул Вальтерсена с собой. Он взял руки в свои, чуть брезгливо дотрагиваясь до крови, хотя и старался это скрыть, и потянул напульсники вниз, чтобы осмотреть раны, однако Исак вмиг одернул ладони от того и прижал к груди. — Н-не трогай, пожалуйста… — Дай нам промыть их, — строго приказал Эвен, но тот лишь мотнул головой. Он не хочет показывать их кому-либо, люди ужасаются этому, норовят притронуться ради простого интереса. Он устал быть игрушечкой, наглядным пособием по стигматам. — Не трогай меня, пожалуйста, — Эвен, до этого сидевший перед младшим на коленях, поднялся и сел рядом с ним. — Я пойду… — Никуда ты не пойдешь, — мягко произнес сосед старшего, Андреа, на что Найшейм закатил глаза, и опустил на тумбочку возле кровати небольшой тазик с бинтом. — Позволь нам посмотреть, в порядке ли ты. — Я в порядке, они иногда сами начинают кровоточить, ничего страшного, — криво усмехнулся с натяжкой. Он не хотел доставлять старшим хлопот, он их не стоит. Кровь и так уже остановилась, так что никакой угрозы не было. Да и в любом случае, эти кровотечения не влияют на него особо, только в редких случаях. — Может, тогда ты хотя бы сам промоешь их? — Я могу это сделать, — согласился Исак, взял с собой тот тазик и скрылся в ванной. — Страный он, — небрежно высказался Эвен, сложив недовольно руки на груди. — Манипулирует нами. — И как же? — спросил Андреа и сел рядом с Эвеном, который лег на спину поперек кровати. Он устал и хотел спать, и этот мальчик не входил в его планы. — Расцарапал эти царапины, взял бутафорскую кровь, откуда я знаю?! — Тише, он услышит тебя. — Только не говори, что боишься его, это глупо. — Я не не верю в это, а ты не смей оскорблять веру… эм, этого парня, так что перестань нагнетать, — зло сказал Андреа, заставив Эвена спокойно сидеть на месте. Тот надулся и раздраженно на него посматривал. Нет, ну действительно, это слишком нереалистично. — Почему он тогда не показывает стигматы? Может, их там и нет. Наврал с три короба, а ты носишься с ним, как мамочка. — Оставь парня в покое. — Да что я ему сделаю-то? — бросил Найшейм и встал с кровати. Он выгнал и своего соседа с нее и поправил белье. Положил подушку младшего в изголовье и достал еще одно одеяло из шкафа: под одним они точно спать не будут. Исак вышел из ванной и выглядел слегка неуверенно среди парней. Ему было стыдно за то, что он устроил, и в идеале он бы сбежал, однако Эвен похлопал по месту рядом с собой. — Спишь на этой половине, ко мне не прикасаться, и не шуметь. Понятно? Исак кивнул и забрался под одеяло. Несмотря на то, как он вымотался, Вальтерсен не мог уснуть еще примерно час. Эвен спал сладким сном, иногда ворочаясь и бормоча что-то себе под нос, и выглядел мило в своей беззаботности и умиротворении. Чуть набравшись смелости, Исак уткнулся лбом между его лопаток, а руками чуть дотронулся до спины, совсем невесомо, кончиками пальцев, чтобы просто было ощущение кого-то рядом. В этом действии не было совершенно никакого подтекста, эти прикосновения были схожи с детскими, когда ребенок обнимает взрослого, чтобы почувствовать себя в безопасности. Пусть Исаку и было уже семнадцать и он не был в восторге от своего же ребячества, но это ему помогло. Он заснул буквально через полчаса беспокойным сном. Эта ночь, как и все другие, не оставила кошмары в стороне, и Исак хоть и не проснулся от них, он точно плакал во сне. Найшейм даже сказал бы, что тот рыдал от них, напугав тем самым и его. Вальтерсен что-то говорил во сне, задыхаясь от слез и своих же всхлипов. Найшейм попытался его разбудить, но эта попытка с треском провалилась. Он сильнее тряс младшего за плечо, но тот продолжал плакать во сне, словно реальности и вовсе не существовало. — Андреа, — вполголоса позвал он. — Мм? — Сделай что-нибудь, — попросил Эвен, надеясь скорее на то, что-то заберет Исака к себе. Мечты, мечты… — Пусть поплачет, потом успокоится, — вновь усыпая, сказал парень и перевернулся на другой бок спиной к парням. — И это ты говоришь, что только я мудак, — раздраженно прошептал старший. — Ладно, — Эвен, стараясь его успокоить, притянул в свои объятия. Хотя это и не сработало, Исак продолжал плакать, изредка вырываться из хватки, но тот не отпускал, в надежде, что присутствие другого человека утихомирит младшего. Но это был определенно не их случай. Исаку ничто не могло помочь. Только чуть уменьшить симптомы. Это казалось странным и ненормальным, но Эвен укутал младшего посильнее в одеяло, проверил, как тот лежит, и удобно ли ему, а потом и сам закрыл глаза. До этого он думал, что Исак лишь дурачится, обводит вокруг пальца его с этими выдумками про кошмары и стигматы. Сейчас даже в голову не приходила мысль, что он играет роль. Несмотря на то, что он сказал Андреа, ему было больно смотреть на парня, который был настолько напуган, что боялся показать свои отметины, думая, наверное, что его просто используют. Ему было жалко Вальтерсена, искренне жалко. Но его чувства к нему ограничивались лишь этой жалостью. Как бы он ни хотел, но проводить ночи вот так, опасаясь кошмара того, ему не хотелось, потому он думал, как сказать Исаку, что ему здесь не место.