Моя душа рваная

— Я принес его одежду, — Крис зашел за ширму, отделяющую лежащего на больничной кровати Исака и дежурящего подле него уже второй день Эвена от остального помещения. — Мгм, — промычал его друг, не желая даже повернуться. Он вторые сутки не сводил с Исака глаз, держа его за руку и попутно занимаясь отвлеченными делами. Потому что постоянно думать, что именно он стал причиной такого состояния младшего, было невыносимо. Исак просыпался в это время пару раз, но в основном находился в бессознательном состоянии. Впрочем, врач сказал, что подобное поведение вполне нормально для мальчика, ему нужно было восстановить силы. В короткие мгновения его пробуждения Эвен пытался как-то улыбнуться, но сама улыбка выходила какой-то натянутой и неестественной. Они только обрели взаимопонимание, как все резко оборвалось этим несчастным случаем. Мда, офигенно, ничего не скажешь. Они прямо мечтали об этом. — Эй, мы же собирались поговорить, — виновато произнес Шистад и хотел было сесть на второй стул возле кровати, однако Найшейм резко отодвинул его подальше. — Конечно! Говори. Можешь разговаривать сам с собой сколько угодно! — раздраженно повысил голос парень, зло хмурясь, чем показывал, что прямо сейчас разговор вряд ли выйдет удачным. И Крису очень повезет, если его лицо не пострадает. Очень. — Ясно, — понуро ответил его друг, опуская голову, но в следующий момент бодро вскинул ее. — Тогда представлю, что ты мой воображаемый друг. — Крис. Я сказал: уйди, пока еще цел. — Да брось, наша дружба не может так закончиться. — Дружба заканчивается на предательстве. — Как хорошо, что я тебя не предавал. Эв, это была просто тупая шутка, я думал, что ты и сам догадаешься, — Эвен тяжело выдохнул, но ничего не ответил. В конце концов, он действительно подсознательно где-то и знал, что тот просто врет. Но и это не отменяет того факта, что Крис солгал ему об Исаке. — Ладно, мой воображаемый друг, продолжим разговор. — Иди нахуй. — Как грубо, — наигранно скорчил гримасу отвращения. Ладно, все не так плохо, раз Эвен хотя бы отвечает Шистаду. — Так что произошло тогда? — Мы выяснили, что ты мудак. — Ты выяснил это еще в пять лет, когда я толкнул тебя в грязь, — фыркнул парень, забирая второй стул у Эвена и садясь напротив него. — Ну так что? — Он пришел ко мне весь в слезах, а из-за тебя я даже не обнял его. Наоборот, наговорил всякого. Из-за тебя. Но… потом мы оба успокоились и обсудили все, но… я поцеловал его, и произошло все это, — печально проговорил парень и уткнулся в свои ладони. Он даже никогда не замечал за собой такой эмоциональности, просто все произошедшее выбило его из колеи, опустошило изнутри. Потому что стоило ему признать, что он влюбился в кого-то, как этого человека беспощадно отбирают у него. — Странно, когда я его целовал, с ним было все в порядке, — задумчиво произнес Крис. — Шистад, ты опять нарываешься на кулаки, — зло прошипел Эвен. — Что еще ты с ним делал? — Да я не о том, ничего, просто странно, что он на тебя так среагировал. — Он говорил, что его стигматы болят, когда он делает что-то неправильно, но… Что неправильного в том, что мы поцеловались? — Ты идиот. Нет, ты точно идиот, — констатировал Крис и стукнул несильно Эвена по плечу, подтверждая свои слова. — Ты помнишь, что я тебе говорил об Исаке? — Ну и? — И то, что он католик. Насколько я помню, вера еще не приняла однополые отношения. — И что с того? Тогда бы он загнулся и при тебе. — Нет, не загнулся. Смотри, когда я поцеловал его, он меня отпихнул, а это значит, что он не хотел этого, — выпучив глаза, рассказывал Шистад, надеясь, что Эвен и сам дальше догадается. В принципе, все тогда вставало на свои места, ведь стигматы Исака причиняли ему боль тогда, когда именно он совершает неправильный поступок, а в случае с Крисом это старший начал приставать. А вот при поцелуе с Эвеном младший, видимо, захотел ответить, но поскольку для него это «плохо», потому стигматы и стали кровоточить. — То есть… мои чувства взаимны? — Возможно. У него надо спросить, — кивнул на лежащего Исака и улыбнулся. — Но, кажется, да, твои чувства взаимны. — Хорошо, — облегченно выдохнул и кинул благодарный взгляд на друга. Окрыленный хорошим известием, он даже не хотел выгонять его из «палаты», даже наоборот, ему нужна была поддержка. — Но, по-моему, все не так хорошо. — Что ты имеешь в виду? — Ну, вам будет трудно. Знаешь, многие ученые считают, что стигматы это не что-то божественное. — Логично, я и не считал их мистическими, — пояснил Эвен. Он и не говорил, что верит в этот бред с богом, но если Исак хотел в это верить, то Найшейм не видел совершенно никаких причин переубеждать его. Он уважал выбор Исака и давал свободу мысли и веры. — Так вот, ученые считают, что стигматы возникают потому, что человек на подсознательном уровне их хочет. Точнее, эм… это психосоматика. Знаешь, как раны у людей не заживают, потому что они винят себя в чем-то и считают, что недостойны излечения?  — Думаешь, Исак сам себе это поставил? — с сожалением спросил Эвен, сильнее сжимая руку того в своей, и придвинулся к тому ближе. Даже стало стыдно за свои первые мысли об Исаке и его отметинах. Пока Крис выстраивал предложение у себя в голове, Найшейм думал, что когда младший очнется, то он обязательно поможет ему. Правда, каким образом можно избавиться от этого… совершенно не понятно. — Я имею в виду, я думаю, что он сам заставил их появиться и причинять себе вред. Знаешь, «Преступление и наказание», так ведь думают дети? — Но почему именно Исак, ведь всем родители говорят, что хорошо и плохо. Что с ним такого произошло, что он внушил себе это правило? — Лучше расспросить у него все. Врач ведь сказал, что он скоро будет в норме, — Крис поднялся со стула и собрался уходить, так как ему было необходимо присутствовать на уроке, ведь освобождения, как у Эвена, у него не было. Воспитательная мера родителей, везение на высшем уровне. К тому же вся его миссия состояла лишь в том, чтобы он принес Исаку сменную одежду, и примирении. С первым он справился, а вот второе было выполнено примерно на половину. Когда Крис вышел из помещения и за ним хлопнула дверь, Эвен отпустил руку младшего и отошел к окну, доставая из кармана джинсовки пачку сигарет и выбирая одну. Быстро прикурил ее, затянулся, попутно убирая все обратно в карман, и задержал горький дым у себя во рту. Через секунд пять выпустил клубок дыма. Если говорить честно, то курение не было повседневной привычкой, он редко курил и только по какой-то напряженной причине. А в этот раз именно такая ситуация. Он закрыл глаза, сев на подоконник и оперевшись спиной о стекло. Это было сложновато. Не то чтобы ему хотелось умереть из-за беспокойства, но оно явно не давало ему спокойно спать, напоминая об Исаке кошмарами. Теперь он отчасти понимал младшего, когда тот жаловался на кошмары. Все было слишком запутано.

***

Когда Исак проснулся в следующий раз, ему было значительно лучше, нежели раньше. Он почти восстановился, и врач, который работал в школе сказал, что все практически в норме, стоит лишь больше отдыхать и не напрягать себя. Ну, это проще простого. Эвен помог ему переодеться, забрать свои вещи и дойти до комнаты. Комнаты старшего. На все уговоры Эвен отвечал, что не позволит Исаку больше спать одному и мучиться от кошмаров, потому у младшего даже мизерного выбора не было. За него уже все решено. — Не надо со мной носиться, я в порядке, — возмущенно сказал Вальтерсен, когда Эвен даже просто ложку у него отобрал и сам начал кормить младшего каким-то супом. — Тебе нельзя напрягаться, — в сотый раз повторил старший. — Да, я знаю, но это просто тарелка супа, я не инвалид, Эвен. — Да, ты… ты прав, прости, — отдал обратно обед Исаку, немного нервничая. Он неловко сел на другую сторону кровати и выдохнул. Если раньше ему казалось, что сложно выносить бессознательное состояние младшего, то сейчас считал, что именно эта напряженная тишина между ними немного нагнетает. — Просто подумал, что запястья, эм, слабы и… — Я понимаю, но они в полном порядке. Хочешь посмотреть? — вскинул брови, отставив тарелку на стул возле кровати, осторожно ее поправил, чтобы не упала, и быстро стянул напульсники с запястий, подставляя их Эвену, чтобы тот рассмотрел внимательно. Найшейм немного опасливо, боясь причинить боль, взял ладонь в руки и поднес ближе к лицу. — Мне не больно, — старший подушечками пальцев еле ощутимо провел по отметинам и, не заметив никакой реакции от младшего, вновь ощупал это же место. Стигматы не отличались от обычных полузаживших ран. Ран от гвоздей. Да, все нормально, обыкновенное явление, ничего нового… Конечно. Впрочем, Исак, казалось, не ощущал никаких болезненных ощущений, поэтому Эвен наклонился и быстро поцеловал запястья, отчего Исак резко отпрянул, выпучив глаза. — Не надо, — лишь произнес он и прижал руки к груди. — Что не так? — Это… неправильно, — прошептал Исак и опустил в стеснении глаза. Ну, он же не виноват, что не может отступить от своей веры, и никто не имеет права навязывать что-либо ему. Нельзя. Все. Точка. — С чего ты это взял? — Так нельзя. Мне нельзя, — прошептал. — Ты веришь в любовь? Мне кажется, я влюбился в тебя, Исак. Ты мне очень сильно нравишься, правда, — присел ближе, забирая его руки в свои и крепко сжимая. — Что мне сделать, чтобы ты поверил, что любовь не имеет ограничений по полу? — Я не могу. Это неправильно. Мужчина не может быть с другим мужчиной, — глядя в глаза, сказал Исак и забрал руки, отодвигаясь дальше и прижимая ноги к груди. Он не мог поступиться своей верой, просто не мог. Это не чье-то желание, чтобы он верил, это его решение и его восприятие этого мира, в этом нет совершенно ничего сверхъестественного. — Может. Исак, сейчас двадцать первый век, и у любви нет преград, понимаешь? Неважно, кого ты любишь по гендеру, ты умеешь любить, и вот что важно на самом деле. — Но… — И никаких «Но», просто прими свою ориентацию и живи в свое счастье, — придвинулся еще ближе и поцеловал его коленки, скрытые тонкой тканью пижамы. Руками провел по плечам вверх и остановился на шее, не решаясь ни притянуть, ни отодвинуть от себя. Он облизнул губы, взглядом бегая по всему лицу младшего, и посмотрел на его приоткрытые губы. — Тебе больно? — Пока нет, — тихо прошептал Исак, немного сжавшись под пристальным взглядом и напором старшего. — Хорошо, — чмокнул в щеку и отстранился. — Над остальным мы поработаем, — улыбнулся. — Я не хочу работать. — Я тебе нравлюсь? — Исак на мгновение выпучил глаза, будучи застигнутым врасплох, а потому опустил лицо, скрывая безбожный румянец, покрывающий его щеки. — Так я и думал. Значит, договорились. Нужно как-то исправить твое мнение о гомосексуальности. — Не надо ничего исправлять! Я не перестану верить только потому, что ты сказал, что это норма. — А я и не говорю, что ты обязан так поступить. Просто я хочу быть вместе, но твоя вера мешает. — Возможно. — Попробуем подумать, как нам быть вместе.