Губы к рукам - вечная пленница

Кровать проминается под тяжестью двух тел, а я слегка провожу кончиками пальцев по внутренней стороне твоего бедра. Одновременно с этим ты как можно плотнее сжимаешь ноги, что только заставляет меня улыбнуться, недотрога. Забираюсь под майку, провожу ладонью по топу на уровне бюста и, немного расстегнув его, пробираюсь под ткань. Твоё тело остро реагирует на мои прикосновения, чувствую, как грудь словно наливается, напрягшись и приобретя ровную округлую форму. Твои глаза распахнулись, а рот в немом удивлении остался приоткрытым, и из него то и дело вырывались судорожные вздохи. Наклоняюсь ближе к твоему лицу и носом провожу по горячей щеке до уха, после чего припадаю губами к бьющейся жилке на тонкой шее. Ты часто дышала, и как-то резко оживилась, когда я чуть прикусил нежную кожу, попыталась оттолкнуть меня, упиревшись ладошками мне в грудь, выстраивая себе защитный барьер от настолько близких прикосновений. Что, конечно же, плохо у тебя получается. Опираюсь коленом о кровать, устроив его между твоих ног, немного прижав им в самое интимное место. Твоя грудь часто вздымается. Не могу удержаться, в ту же секунду впиваюсь в твои губы, наслаждаясь тягучим жарким чувством. Недовольно молчишь, дергаешься с раздражением под тяжестью моего тела, на что я лишь углубляю поцелуй и сразу жалею об этом, чувствуя собственную кровь. Шикнув, когда из появившийся на нижней губе ранки начинает образовываться красная струйка со стальным привкусом, собираю её языком под твоим пристальным взглядом. Твоё напряжение можно было почувствовать тем, как судорожно твои пальцы сжимали тёмную тунику, собирая в складки. Радужка, наполненная оттенками сочной луговой травы, до этого поражавшая своей выразительностью, сейчас была блеклая, прикрытая пеленой солоноватой влаги. Неужели настолько ты приготовилась уже к худшему? Я не настолько жалок, чтобы прикладывать силу, дабы ты подчинилась мне. Ты сама это сделаешь, сама добровольно согласишься на сделку со мной. Пока нужно было только проучить тебя, а единственное, чем можно давить на тебя это…  — Пожалуйста…  — Я же предупреждал тебя, зачем снова раздражаешь меня своими выходками? Нравится играть с огнём, а, Флора? — полушепотом говорю тебе на ухо, обдавая шею горячим дыханием. Ты отворачиваешь лицо. — Если такое повторится, мои люди побывают в гостях у твоего любимого папочки, хочешь? Тогда продолжай! Мои слова, видимо, пробили тебя словно током, ты собрала простынь в складочки дрожащими пальцами, поджала плотно губы, закрыла глаза. Ресницы подрагивали. А ты лишь тихо прошептала:  — Пожалуйста, не трогайте моего папу.  — Иди в душ, после своего побега ты не в лучшей форме. У тебя двадцать минут. Я вышел из комнаты, не понимая, как вообще смог просто оторваться от неё. Да мне самому нужен душ, самый холодный. Но больше всего поражает её искренняя жертва ради близкого человека. Готова даже перешагнуть через свою гордость и свою честь? Почему? Появляется ужасное чувство, из-за которого у меня сводит скулы. Эта девчонка ведь не собирается мне подчиниться, именно это гонит меня сломить её как можно скорее. Но сломить её можно только одним методом — когда она сама будет умолять меня сделать её своей. Через пятнадцать минут ты уже вышла с влажными волосами, порозовевшими щечками и полностью отрешенными глазами. В огромном темно-синем халате, плотно обкрученым и запахнутым под самое горло, ты придерживала его руками. Которые, кстати, все были оцарапаны, некоторые раны были слишком глубокими. Ну вот кто её просил? Сидела бы смирно, все равно ничего не изменилось, даже бы если смогла убежать, через час сидела бы снова тут.  — Поднимайся в свою комнату. Мой приказной тон явно напрягает тебя, но молча ты идёшь вверх по лестнице на второй этаж, словно на каторгу, медленным размеренным шагом. Я захожу в комнату и впихиваю тебе аптечку.  — Обработай все свои ссадины, смотрится не очень. Завтра мои люди принесут тебе нормальную одежду, а пока довольствуйся этим. На кровать рядом с тобой приземляется чёрная свободная майка. Отворачиваюсь от тебя, ты слишком заводишь своим видом, ведь руки были заняты и халат открывал прекрасный вид, пока его не придерживали, на ложбинку между грудей. Весьма прелестный вид. Но ты ещё прибываешь в шоке от моей скромности и доброты, особо не замечаешь откровенного рассматривания, а после вспыхиваешь и щеки ещё больше начинают алеть.  — Спокойной ночи. Я выхожу, но остаться дома для меня точно не вариант. И решётки на окнах все же поставить нужно, ты ведь такая неугомонная.