Попаданец, который смог

— И как мне это поможет в освоении телекинеза? — я скептически взглянул на танцующие по столу профессора апельсины. — Это повышает контроль, — довольно хмыкнул Флитвик, наблюдая за своим творением. Вообще, он весьма интересный... человек, который ценит все, что делает, очень высоко - будь это чашка чая или замысловатое заклинание высшего порядка. Так что сейчас, наблюдая за своим творением, которому уделил лишь один пас и несколько секунд своего времени, он выглядит действительно довольным жизнью разумным. — Есть еще уйма других способов повысить контроль, — обреченно парировал я, вспоминая обучение у портрета Флимонта, вынуждавшего банально управлять каплей воды, прилагая к этому минимум усилий и телодвижений. — Не спорю, — согласно кивнул Флитвик, поворачиваясь ко мне, показывая появившуюся на его лице полуухмылку. — Однако этот способ мне будет легче контролировать, а также он потихоньку увеличивает резерв мага. Да и полезно тебе иногда отвлекаться на подобное, а то курсу к шестому мне придется уйти на покой, уступив тебе место. Я вздохнул, прекратив бессмысленный спор учителя и ученика, мысленно хмыкая своему бесконечному, благодаря вратам, которые преобразовывают свою энергию под мои каналы, объему магии. Использовать ее мне мешают лишь относительно узкие магические каналы, но и это дело времени и тренировок. — Профессор, — я начал выводить палочкой незамысловатые узоры, попутно следя за процессом создания чар. — Вы знаете основы многих направленностей магии. Чары имитации, иллюзий... Зачем вам все это? Зачем вы постигаете так много подклассов на уровне любителя? — Чтобы учить, — подтвердил мои догадки, наверное, самый лучший учитель в этом замке. — Я давно, еще когда сам посещал этот замок в роли ученика, решил, что когда-нибудь войду в класс в роли преподавателя, который будет вызывать у детей истинный интерес к предмету. — Изначально я хотел стать мастером боевой магии и преподавать ЗОТИ, что, кстати, произошло. Я даже вел этот предмет некоторое время, однако... Боевая магия довольно однообразна и обучить ей может любой, кто имеет хоть какие-то навыки в преподавании и использовал силовые заклинания не из школьной программы, а я хотел дать ученикам действительно интересную тему, поэтому, когда я решил, что стану преподавателем, я начал изучать самые разные ответвления чар и не только, дабы в будущем помочь освоиться в них ребятам, которые имеют к ним больший, чем у меня, талант. Не дать перспективным ребятам стать очередными клерками из Министерства или влезть в огромные долги за обучение у мастера. Например, твоя подруга, мисс Грейнджер. Даже не знаю, когда бы она открыла в себе талант к иллюзиям, не попади ко мне на дополнительные занятия. Ну, а ты, — он усмехнулся, съезжая с серьезной темы. — Ты бы так или иначе стал мастером в левитации, а потом и в телекинезе. Все же, твоя целеустремленность и ярое нежелание таскать тяжести порой даже меня поражает. — Спасибо, профессор, — я влил чуть больше магии, с усмешкой наблюдая, как апельсин, отданный мне на эксперименты Флитвиком, начинает совершать незамысловатые телодвижения, чем-то напоминающие неуклюжий танец под радостный смех декана. — Молодец, — он горделиво оскалился, видимо, радуясь моим успехам. — Ты справился с разминкой, так что теперь можно действительно приступить к улучшению твоего контроля и расширению каналов. От этого момента и до прихода остальной группы мы будем тренировать огненные заклинания! — торжественно завершил он под мой обреченный вздох. Что же, пора показать ему мой клинок, ибо палочкой я не могу сотворить даже простейший огонь, а в клинке хотя бы сердцевина подходящая, что уж говорить о беспалочковых манипуляциях...

***

Я прислонился к стене, осматривая фотоальбом, подаренный мне директором. Помнится, каноничному Гарри его вручил Хагрид в конце первого курса - по крайней мере, такие картинки подкидывает мне память. Я вздохнул, задумываясь о Джеймсе и Лили Поттер, о которых мне практически ничего не говорят. И главный вопрос в том, связана ли с этим какая-то тайна, в которую не хотят посвящать думающего меня, или они просто решили понагнетать таинственности, а потом, в будущем, рассказать историю родителей героя, получив тем самым чуть больше доверия с моей стороны? Мда, вторая теория выглядит, мягко говоря, странно, ведь директор с преподавательским составом далеко не единственные источники информации, да и я зарекомендовал себя как человека, который вряд ли поведется на нечто подобное, однако, зная насколько непонятными и одновременно гениальными бывают решения людей вроде Дамблдора, любая, даже самая неправдоподобная теория получает право на жизнь. Каких-то особых плетений магии на альбоме я не нашел, разве что он был зачарован на устойчивость к какому-либо воздействию. Так что, более-менее успокоившись после очередного, не самого легкого, разговора с директором, я отправился в Большой Зал, погружаясь в привычные для детей моего возраста размышления о предстоящих уроках. Впрочем, наткнувшись на очередной нечитаемый взгляд Снейпа, невольно оборвал мыслительный процесс. Не став в очередной раз пытаться понять профессора зельеварения или привычно доводящего своих коллег Локхарта, я перевел взгляд на стол Слизерина. Поймав взгляд Дафны, просто махнул рукой в знак приветствия и получив идентичный ответ, направился к поглощающему очередной окорок Терри, снова задумываясь насчет юной слизеринки. За столом змеиного факультета как всегда было довольно спокойно, и даже Драко, пытавшийся привлечь внимание какой-то, на вид, третьекурсницы, не сильно портил картину. Я усмехнулся запоздалой реакции юного Малфоя на уже практически забытый всеми локальный ад, по ошибке скромно именуемый днем всех влюбленных. Впрочем, как бы я ни клял этот праздник, он все же имеет свои плюсы - по крайней мере, для паренька двенадцати лет, ведь с того момента внимание к моей персоне упало до привычного уровня "живой легенды, которая ходит с нами в один туалет". Хотя, опять же, какие отношения могут быть у детей предподросткового возраста? Погулять пару недель под ручку? Нет, мне и без этого критически не хватает свободного времени, а физиология, к счастью, еще не требует. Да и радости мне это никакой не принесет. Вновь скосив взгляд на стол Слизерина я мимолетом подметил, что одна, не по годам думающая особа, вероятно, со мной согласна. Я прикрыл глаза, слегка ухмыляясь - не тот возраст, чтобы предпринимать более активные действия. Начало положено и именно на него можно ссылаться в будущем, если что-то начнется, ведь сам по себе этот момент играет весьма малую роль. Я ткнул локтем Терри, забирая с блюда сэндвич с курицей и направляясь к выходу из Большого Зала. Все же, изменчивость моей психики не может не удивлять, хотя подобная смена настроений все же слегка меня пугает. Принимая очередную навязчивую идею, я поставил себе мысленную заметку плотнее заняться своим разумом, а так же взять больше узконаправленных книг на эту тему в родовом гнезде. Рассмотрев во всех деталях привычное для моего соседа падение на кровать с последующим переходом в режим сна, я достал ставший родным за последний год альбом, начав вяло чертить малый круг взрыва, который уже давно отработан до автоматизма. Однако Феликс требует, чтобы основные алхимические круги я чертил идеально даже при условии, что меня подняли в час ночи, всунув в руки кусок камня и зубило, с приказом выбить на этом самом булыжнике круг взрыва или трансформации. Впрочем, скоро я отбросил практически полностью исписанный альбом на кровать к посапывающему лису, в который уже раз давая волю начавшим пробиваться гормонам. Вообще, находясь в теле ребенка, сохранить взрослое мышление и трезвость ума сложно, а если прекратить периодически выпускать на волю детское "Я", жизнь может стать в разы труднее. Примерно до уровня нахождения в подростковом теле. Каким бы гением не был человек, полностью отрешиться от физиологии нереально. И именно потому даже умные подростки, особенно умные подростки, нередко бывают подвержены перепадам настроения, что может доставить немалые проблемы и им, и окружающим. Сейчас у меня появилась именно такая проблема, ведь навязчивые идеи всегда были моей слабостью и нередко я просто зацикливался на том или ином вопросе, не в состоянии просто плюнуть на него и двигаться дальше, возможно, в другом направлении. Да, с возрастом значение навязчивым идеям я придавал все меньше и меньше, однако с момента моего становления Гарри Поттером критическое мышление медленно, но верно шло на спад, по крайней мере до момента открытия мною окклюменции и возможности сортировки воспоминаний. Но разговор не об этом, ведь сейчас мой мозг, занятый тайной сути профессора зельеварения и гормоны, начавшие играть роль в предподростковом теле, работают сообща. Накинув на себя мантию-невидимку и заклятье тихой поступи я вышел из башни, уже в который раз ругая себя за импульсивный поступок, однако, понимая, что ничем в общем-то и не рискую. Философский камень в Лондоне, под надежной защитой дома Поттеров, крестраж-дневник скормлен камню, да и вообще, сейчас я поступаю как обычный любознательный подросток, разве что моя цель не совсем соответствует возрасту, однако, сейчас мне максимум что светит — это отработка и выговор, да и то лишь при условии, что мне повстречается человек, видящий магию и не поддерживающий нашу игру в юных детективов. На самом деле, я периодически отслеживал различных учителей после отбоя, удовлетворяя детскую любознательность и тренируясь, однако профессор Снейп практически всегда оставался в небольшой комнате, смежной с классом зельеварения и личной лабораторией как минимум до полуночи. Так что эта ничем, в общем-то, необоснованная идея узнать суть профессора зельеварения плотно засела у меня в голове. Ведь если тот факт, что понять большую часть мотивов и мыслей директора мне не светит я смог принять, то узнать мотивы Снейпа, который их, в общем-то, и не скрывает — для меня чуть ли не дело чести, хоть и навеянное гормонами. Я обошел сигнальные и защитные чары на двери аудитории, которые, впрочем, были довольно посредственны и не шли ни в какое сравнение даже с чарами, оберегающими проход в астрономическую башню. Вообще, в этом помещении царило весьма странное настроение, что-то среднее между отчаянием и целеустремленностью. Аккуратно обойдя стол преподавателя, я заглянул через не до конца закрытую дверь в комнату, из которой исходила магия профессора. Сам зельевар нашелся на небольшом диванчике, который подпирал дальнюю стену в небольшой комнате, раза в три меньше нашей с Терри спальни. Имеет ли он возможность видеть магию, а даже если и нет, то заметил ли он меня используя какие-либо зелья я не очень понял. В любом случае, после моего появления он не изменил позы, продолжая вглядываться в небольшую рамку, видимо, с фотографией внутри. Я проскользнул в дверь, не став, однако, подходить ближе, решив не рисковать и прежде всего осмотреть помещение, в которое попал. Второе впечатление не сильно отличалось от первого, ведь комната действительно оказалась довольно мала, однако вмещала помимо упомянутого дивана еще и письменный стол, который сейчас был завален различными пергаментами с, видимо, работами учеников, среди которых я, на удивление, без труда отыскал взглядом свою. Так же, вплотную к столу стоял небольшой шкаф, дверцы которого были наглухо закрыты и закреплены высококлассными чарами, не идущими ни в какое сравнение с таковыми на двери в класс. В противоположной стене нашлось две двери, ведущие, видимо, в санузел и кладовку, которую в каноне обокрали доблестные гриффиндорцы. Взгляд на секунду зацепился за диплом от гильдии зельеваров, подтверждающий статус мастера, однако особого значения этому и так общеизвестному факту я не придал. Личного дневника или чего-то подобного я не заметил, однако огромное количество заметок на небольших листах, которыми была обклеена стена над столом заставляли задуматься, ведь у людей, способных защититься от легилеменции и сортировать свои воспоминания просто не может быть проблем с памятью. Однако, мои теоретические и практические знания в этом вопросе не отменяли сети повседневных напоминалок, развешенных им. Неужели он уделяет так много времени определенным воспоминаниям, что это выливается в проблемы с кратковременной памятью? Но подобные эффекты возникают лишь тогда, когда маг сам начинает путаться в своих воспоминаниях, переставая их сортировать. Не бывает легилиментов, не освоивших окклюменцию, ведь эти две направленности ментальной магии всегда шли рука об руку, и если окклюменцию можно освоить не затрагивая чужие воспоминания, то вот без нее залезть в чужую голову не выйдет. Поэтому я отлично понимал, что профессор сортирует свои воспоминания и, в принципе, догадывался, что он имеет с этим проблемы, ведь ослабление кратковременной памяти у человека, обученного оклюменции, означает, что этот самый человек уделяет воспоминаниям слишком много времени или, что не многим лучше, старается смешать прошлое с настоящим. Догадывался, однако не спешил подтверждать свои догадки. Я наблюдал за магом, который откинулся на спинку дивана, при этом ничуть не расслабляясь, задумавшись о том, что его состояние может быть даже хуже моих зачатков раздвоения личности, ведь мне мои тараканы практически не вредят, а вот в случае с профессором... Спустя пару минут зельевар поднялся, а я проводил взглядом его непродолжительный путь от дивана, на котором он сидел, до письменного стола, на котором нашла свое место та самая рамка с, теперь уже точно, фотографией. Обычной, магловской фотографией, которая тем не менее была окутана просто запредельным количеством чар, сохраняющих ее, практически идеальное, состояние. Для меня не было неожиданностью увидеть на фотографии очертания рыжеволосой девушки лет пятнадцати. Нет, я бы удивился, не найдя ее на этом снимке. Однако мой взгляд зацепился и за небольшую, где-то три на четыре сантиметра, фотографию, прикрепленную в правом нижнем углу рамки. На втором снимке был ребенок лет шести-семи на вид, не больше. Он имел довольно типичные, для Англии, черты лица и неопрятный ежик черных волос. На его лице отражалась абсолютно детская улыбка, а прищуренные глаза были скрыты за стеклами довольно-таки изношенных очков, закрепленных резинкой так, что бы они не спадали при первой возможности. Такие очки нередко дают маленьким детям с плохим зрением, когда они играют на детской площадке или еще где, чтобы не рисковать более дорогой и красивой оправой. Я аккуратно вышел из класса, опередив профессора, закрывающего за собой двери и отправился обратно в башню. Возможно, я зря совершил этот поход. Возможно, наоборот, я зря тянул с ним до конца второго года обучения, хотя я все еще не знаю, как отнестись к явным проблемам профессора. Возможно... Даже не знаю. В любом случае, сейчас мне нужно просто отдохнуть, ведь до экзаменов, а следовательно и до окончания учебного года, осталось не так много времени.