***
Вокруг меня была непроницаемая тьма: вязкая, тягучая. Боль ушла окончательно, что отчасти вернуло ясность мышления. Осталось только понять, что происходит, и что будет дальше. — Есть тут кто? — тихо спросил я. На секунду мне показалось, что я услышал тихое-тихое эхо где-то вдали, но больше ничего не произошло. Так далеко я ещё не заходил, поэтому удивился той внезапной апатии, которая нахлынула на меня. В самом деле, ну не может быть всё так просто. Кто же этот человек с красным галстуком? Хотя, на самом деле, я знаю, кто он. Но это просто невозможно. Настолько, что буду считать его галлюцинацией. Ко мне постепенно начали возвращаться те чувства, от которых я пытался укрыться в тёплой воде. И первой пришла тупая, ноющая боль. Спиной я ощутил неприятное прикосновение простыни, которое почему-то не думало прекращаться. Сухой воздух ударил в лицо, принеся с собой слабый запах спирта, больничной стерильности и крови. Я что, не умер? Я попробовал вернуть контроль над телом. Практически сразу же раны на руках напомнили о себе, выстрелив в мой мозг из самого крупного калибра, который только был в распоряжении нервных окончаний. Еле вытерпев это, я осознал, что не могу пошевелиться, хоть и оковы, сдерживающие меня, чувствовались слабо. — Лена? — наивно шепнул я, открыв глаза. Увиденная картина была ожидаемой и неожиданной одновременно. Белый обшарпанный потолок, одинокая лампа в пыльном и потёртом абажуре. Типичное наследие советских времён. Похоже, я в больнице. И жив. Всё ещё жив. Почем… — Спокойно. Не паникуйте, всё хорошо. Главное, что вы живы, — прощебетал рядом женский голос, от приторности которого меня передёрнуло. — Где я? — ответ был крайне необходим, но губы не шевелились. — Не волнуйтесь. Вы в безопасном месте. Я попытался ещё раз пошевелиться, но не смог. Руки, крепко обмотанные испачканными в крови бинтами, и ноги были привязаны к кровати. Тело обтянуто резиновыми лентами так, чтобы я их практически не чувствовал в моём текущем состоянии. А вот если я попытаюсь выбраться, то они меня сдержат как нельзя лучше. Гады, ведь всё предусмотрели. — Старайтесь не шевелиться. Ваши раны ещё не зажили. — всё так же приторно щебетала моя надзирательница. — Сожалеем, но это вынужденная мера. Мы не уверены в вашем психическом состоянии, так что не можем рисковать. Я бы с радостью высказал ей всё по поводу моего состояния, но не смог бы даже открыть рот. Медсестра взяла со стола маленький пузырёк с резиновой нашлёпкой, которая держала в целости и сохранности мутную жёлтую жидкость. Неуклюже пронзив резину иголкой шприца, который до этого тоже покоился в кармане, медсестра заполнила его до отказа, после чего повернулась ко мне. — Это всего лишь снотворное. Сейчас вам лучше всего поспать. Сон помогает в таких случаях. Игла вошла в кожу на неповрежденной руке, впрыскивая самый настоящий яд. По крайней мере, именно так я ощущал то, что даровало мне сон. Потому что я не питал иллюзий к тому, что меня ждёт, когда сознание отправится в путешествие.***
Ну конечно, это было оно. Место, которое я не забуду никогда. Мне приходилось смотреть моими же глазами на происходящее. Я знал, что произойдёт, и знал, что не в силах повлиять на события. Дорога до заветного домика показалась чуть ли не длиною в жизнь. Там мы с Леной познали всё сокровенное, что таилось в нас самих. Там всё началось. Там же всё и закончилось. Боль. Физическая. Такая распространённая и банальная. Кто её любит? Я. Полюбил её только за то, что она позволяла мне никогда не продвигаться дальше скрипа двери. Но каждый сон оставлял на моей подушке мокрые пятна независимо от того, что я успевал увидеть. Спросите меня, как люди сходят с ума, и я, скорее всего, найду, что ответить. Сначала все чувства закрываются в тебе, практически не показываясь наружу. Рано или поздно, сознание становится не в состоянии сдержать их напор. И тогда человек меняется. Нечто подобное происходило со мной. В какой-то момент я заметил, что свет солнца слишком быстро перескакивает со стены на стену. Дни стали явно короче, а ночи не запоминались вообще. Это меня ничуть не встревожило. Может, это было сознательная реакция мозга, который старался всеми силами удержать остатки рассудка? В таком случае, он держался молодцом, потому что своей цели всё же добился. Привычный утренний визит медсестры настолько приелся, что даже не требовал поворота головы в её сторону. Пробормотав какое-то приветствие, она подошла ко мне и сунула маленький ключик в один из замков, которые держали верёвки на месте. Это сумело возбудить мой интерес. — Что вы делаете? — А ты как думаешь? — улыбнулась она, сняв первую резиновую ленту. — Отвожу тебя на лечение.***
Наши больницы — пожалуй, одни из самых страшных вещей в городе. А чего уж говорить о психологах, половина из которых были набожны? Злая ирония, не иначе. Первую неделю меня никуда не выпускали, в туалет ходил под двойным надзором, даже несмотря на то, что вёл себя абсолютно спокойно, послушно проходя через все процедуры по окончательному заживлению ран. Потом были групповые сеансы с такими же, как я, самоубийцами-неудачниками. Нам постоянно толкали разнообразные речи о жизни и прочих ценностях. Не понимаю, чего наша медицина этим добивается. Мысли о повторном суициде, в любом случае, не посещали меня всё это время. Мне было отвратительно осознание того, что придётся заново прокладывать маршрут по этим продольным линиям на запястьях. А если я от боли собьюсь и резану не туда? Хотя, что так, что просто сидя у себя дома, всё равно поеду крышей. Наконец меня выпустили с условием, что если ещё раз попытаюсь умереть, меня закатают в психушку навсегда, на что я ответил равнодушным кивком. Добравшись домой, я первым делом снял бинты, уже начинающие дурно пахнуть. Настольная лампа выхватила из вечерней темноты розовые уродливые рубцы. Я уже начал думать, что теперь мир, который окружал меня, даст наконец мне получить желанное сумасшествие. Как бы не так. Два раза в день мне звонил один и тот же мужчина, дознаваясь о моём здоровье. Если я не отвечал, то ко мне без разговоров высылали медиков. И за каждый такой визит приходилось платить из своего кармана. Скрежеща зубами, я принимал на ночь бесполезные таблетки и просиживал штаны возле телефона, отчаянно надеясь, что всё это когда-нибудь закончится. Но всё только начиналось. Еженедельно я был обязан ходить в эту самую клинику и сдавать тест на адекватность. Картинки, вопросы, беседы. И так в течение полугода. Смертельная скука одолевала меня, но ответы исправно озвучивались, вводя в заблуждение докторов. На дворе середина декабря. Я каким-то образом ухитрился прожить целый год, хотя и не хотел вовсе. Дул холодный, злой ветер. Я возвращался с очередного теста, который показал то же, что и всегда — абсолютно адекватен. Как это всё достало. Я остановился на безымянной остановке, табличка с которой слетела ещё до моего внепланового больничного. Автобусов не было и в помине. Чем ближе новый год, тем реже они ходили. Впрочем, меня это совсем не волновало. Наверное, если б я замёрз на остановке, то так и не заметил бы этого. К остановке подъехал видавший виды «ЛиАЗ». Даже не взглянув на номер, я забрался внутрь. Заплатив за проезд, стал бесцельно пялиться в окно. Магазины, яркие вывески, парочки, пытающиеся спастись от холода, яркие постеры о предстоящих скидках. К чему всё это? Почему нельзя просто отойти от жизни, забыться, заснуть навсегда и больше не проснуться? Никогда я не запоминал дорогу домой. А возвращаясь в свою обитель, я открывал браузер и просто пялился на ошибку. Деньги закончились, за интернет платить было нечем. Скоро и всё остальное потребует платы. После череды событий я напрочь забыл про неизвестного человека с галстуком, ставшего первопричиной моих бед. Фриланс — единственное, что первое время отвлекало меня от ненужных мыслей. Когда человеку плохо — он ищет любое дело, лишь бы прогнать ненужные мысли. Так поступил и я — до той поры, пока было, чем оплачивать интернет. Сейчас же я сижу, уставившись в белый экран, надеясь, что браузер вдруг расцветёт яркими цветами сайта. «Это всё ты. Ты её убил. Ты, ты, ты…» — злобно шепчет голос в моей голове. Вот бы избавиться от него, я так хочу, чтобы этот шёпот прекратился. Так хочу… И тут во мне что-то щёлкнуло, или, что более вероятно, сломалось. Я больше так не могу. Обратно до автобусной остановки я шёл, всё так же переставляя ноги, как марионетка, но теперь окружая действительность начала проникать в моё воспалённое сознание. Уйти от жизни. Ну конечно! И как же я сразу не догадался? Одна из остановок находилась возле озера. Это будет надёжнее, чем нож и тёплая вода. Я запустил руку в карман, улыбнувшись, когда две десятирублёвые монеты звякнули друг о друга. Последние. Мне, пожалуйста, билет в один конец. — Ты слушала вчерашние новости? — прошептала одна бабка другой, раскачиваясь на поворотах. — Ась? Ты про что? — Предупреждали, что на нашем озере лёд тонкий нынче. — Ах, это… Я лишь усмехнулся, комкая в руках маленькую бумажку. Всё складывается просто идеально. Только вот сонливость накатила такая, что бороться с ней стало практически невозможно. Глухо попросив кондуктора разбудить меня на озёрной, я прислонился к окну, не в силах удерживать тяжеленную голову. Сон моментально настиг меня, будто всё это время неотступно преследовал. Ничего. Теперь никто не сможет мне помешать — ни доктора, ни таинственные пионеры.