Один на один или двое против всех

Развязал его Князь только через два часа, когда Горшенев успел измучиться сверх предела. Перед глазами так и стояла картинка; Андрей, содрогающийся от удовольствия. Поэтому, не медля ни минуты, Горшок буквально полетел в ванную под хохот веселящегося от души Князя. Только вбежав в ванную, Горшок принялся за дело: скоро, яростно, не обращая внимания на боль в затекших руках. Вскоре он вышел: — Ну как, повеселился? — О, ты даже представить себе не можешь… Ладно, можешь посидеть немного один, я пойду ребят звать. Постарайся не расхреначить ничего ни себе, ни в принципе в доме. Знаешь ли, моя мебель какая-никакая, но дорога мне как память. Лишь только Князев ушел, Миша начал проявлять все типичные торчковские признаки, тщательно скрываемые от Андрея (не хватало еще одного скандала): ходил приплясывая, при этом безостановочно расчесывая руки до крови, взгляд его метался по комнате. Затем его руки занялись ногами: все чесалось так, что хотелось просто содрать с себя кожу, лишь бы это все прекратилось скорее. — Как ты? Не соскучился? – кричал с коридора Андрей. Что на это ответить, Горшенев не знал. Любой его ответ (что утвердительный, что отрицательный) мог привести к непредсказуемой реакции. — Знаешь, ребята под разными предлогами отказались. Видимо не очень ты такой им нужен. Ты мой личный груз, прикованный к спине, который хрен бросишь: Балу за очередной бабой бегает, ему уж точно не до тебя; Яша вместе с Ренегатом доводят Машу спорами, что круче (гитара или скрипка и какой модели и фирмы), Поручик меня тупо послал вместе с тобой куда подальше. Так что остаемся только ты да я, да мы с тобой, солнце мое, - Князев прервал свой монолог и начал молча рассматривать стыдливо прячущего руки Миху, затем он подошел и схватил того за разодранные в кровь предплечья. Сжал сильно, чтобы причинить больше боли, посмотрел в глаза, плотно сжвавшему зубы Горшку и произнес: － Я , блять, устал уже, хочешь скатываться, сказывайся, иди ширнись. Делай, что хочешь, я держать не буду. Только подумай вот о чем: вот ты ушел. Свободы столько, что ты не знаешь куда ее девать. Конечно, ты продолжишь героинить, потому что бросить не сможешь, начнешь ненавидеть всех, потому что потеряешь уважения ребят, моё. Да что там, ты станешь ненавидеть себя, дозы станут все больше, будешь пытаться убить себя. Но нет, так просто ты не умрешь, ты будешь мучаться, даже не столько физически, сколько поплывет твой мозг осознания, что ты наплевал на всех и всё… — Ты думаешь, я не понимаю всего этого? Не могу справиться. Ты нужен мне. Если прогонишь меня, значит сдался. Все твои усилия в никуда. Нет жалости ко мне, пускай, ею в моем случае только все испортишь. Но ты, что будет с тобой. Мою судьбу ты предсказал очень точно. Я загнусь без тебя. Помнишь, ты-псих, кто знает, как сильно снесет тебе башню из-за переживаний обо мне. И не говори, что тебе начхать, это не так. И мы оба прекрасно это знаем: Ты же можешь переубивать нахуй полгорода, а потом или самоубьешься, или тебя схватят, и здравствуй: комната с белым потолком, с правом на надежду… Устраивает такой расклад? — Вместе? —Вместе.