Я вернусь

Энлиль       Если очень долго идти, то в конце концов становишься мрачным пессимистом с полным отсутствием понимания конечной цели своего путешествия. Минуты, что когда-то я считал, как скряга, рассыпались песком и смылись волной времени бесследно. Когда без разницы, куда и зачем идти, все теряет смысл, но если осталась хотя бы надежда, ноги понесут вперед сами, и ты пойдешь, не выбирая пути, не обращая внимания ни на что вокруг, не задерживаясь надолго и не ввязываясь в события даже тогда, когда этого требует справедливость.       Я больше не верил ни в нее, ни во вселенское равновесие. Я просто шел вперед, меняя один зыбкий мир за другим, обретая то крылья, то рыбий хвост, то акульи зубы, то драконью шкуру, и терял во всем этом себя и свои воспоминания. Я не замечал этого, пока в одном из миров ко мне на плечо не уселась огненная змейка. Она казалась такой родной и знакомой, что я взял ее с собой. Как ни странно, сколько бы я не прошел миров и не сменил обличий, она оставалась одной и той же.       Я не обращал на нее особого внимания, но однажды все изменилось. Я плыл по фиолетовому небу безобразным нефтяным пузырем с шестью глазками на отростках и полным отсутствием половых органов, когда случайно поймал грустный, полный безнадежной тоски взгляд огненных глаз и захотел змейку приласкать: вобрал в себя, пощекотал отростком, а он возьми и вспыхни! Меня разнесло в клочья, мгновенно выкидывая в следующий мир, где я понял, что огненную террористку зовут Саламандра, что мое имя — Энлиль и что нечто невообразимо прекрасное и необходимое мне, как воздух, называется Шангри-Ла.       Прохладный морской бриз очередного мира пробрал меня ознобом, океан под ногами ласково пощекотал ступни волнами, а над горизонтом начало подниматься багровое солнце, догоняя стоящую в зените сиреневую луну. Красиво, чего уж там, но все это казалось слишком зыбким и чужим, чтобы заставить меня задержаться здесь на подольше. — Саламандра, — позвал я глядящую в небо змейку и протянул к ней руку. — Рад, что ты меня нашла. — Я скучала, — шустро забралась на мое плечо она. — Тебя не было так долго! Пора возвращаться домой, хозяин. — У меня есть дом? А где он? — Хороший вопрос, — загрустила Саламандра. — Боюсь, ответ на него знаешь лишь ты один. — Может, мой дом — это Шангри-Ла? — задумался я. — В каком-то смысле так оно и есть.       Змейка полыхнула золотым огнем, едва не спалив мне волосы, но увидела мое недовольное лицо и мигом успокоилась. То-то же! Злить меня — себе дороже. Мысль всплыла из глубин памяти, напоминая о том, что я не был злым или добрым, я был справедливым и беспощадным. А еще я терпеть не мог недомолвок и иносказаний. — Почему «в каком-то смысле»? — Что ты помнишь о Шангрила, хозяин? — свернулась вокруг моей шеи огненным кольцом Саламандра. — Там было хорошо, — неуверенно ответил я. Образы никак не хотели складываться в единое целое, оставляя место лишь эмоциям и ощущениям. — Я не хотел уходить оттуда. Мне хотелось, чтобы это место принадлежало мне вечность. Оно было теплым, желанным, родным и непокорным. — Хозяин, как место может быть родным и непокорным? — хихикнула змейка. — Откуда я знаю? — проворчал я, потирая внезапно заломивший болью висок. — Ты вон, животное, а болтаешь и думаешь так же, как и я! Почему бы дому, месту или даже целому миру не быть разумным? В этой Вселенной возможно все, что угодно! — Тут ты прав. Так что будем делать дальше, Энлиль? — Пойдем искать идеальный мир, имя которому Шангри-Ла, — пожал плечами я. — Все равно больше делать нечего.       Саламандра промолчала, а я дождался, когда солнце коснется луны, соединяя миры, и нырнул в накатившую волну с головой. …       Как найти то, не знаю что? Где? Я не знал ответ на эти вопросы, а спрашивать Саламандру не хотел. Она явно знала куда больше меня, но молчала, а я унижать себя вопросами не собирался. Сам разберусь, не маленький. Как забыл, так и вспомню! Времени у меня было вагон и маленькая тележка до кучи. Общее ощущение того, что чем дольше я ничего не помню, тем легче жить, цвело в моей душе пышным цветом. Я верил ему и никуда не торопился. Тем не менее, все вокруг меня обрело краски, а мое бессмысленное хождение по мирам получило подобие смысла. Почему подобие? Да потому что Потерянные Земли на то и были потерянными, чтобы можно было бродить в них вечность и ни разу не наткнуться на мир, в котором побывал раньше. Как искать среди миражей тот, что нужен мне, не зная о нем абсолютно ничего?       Шангри-Ла. Я катал имя на языке, грел в глубине сердца и шел сквозь миры, разглядывая их, примеряя и не находя ничего даже отдаленно напоминающего мою сверкающую драгоценность. Может, Шангри-Ла — это всего лишь мечта? Сон? Если это так, то я найду способ уснуть навечно, но и с этим я тоже не торопился. Вечность надо проводить с толком, ведь спешат жить только те, чей век короток, — суетятся, мечутся по кругу работа-еда-секс-работа и не желают замечать очевидное, даже если оно у них под носом.       Летающие острова, глубочайшие расщелины, всецветные облака, звездные туманности, живые океаны… чего только не было на моем пути! Иногда миры сменяли друг друга мгновенно, налетая с разгону и снося все на своем пути, но чаще всего они, словно мыльные пузыри, наплывали друг на друга орбитами, сцеплялись вместе и проводили таким образом некоторое время. Я наслаждался слиянием несовместимого, упивался буйством красок и восхищался бесконечным разнообразием форм, временами забывая о цели своего путешествия напрочь.       Саламандра помогала мне вспомнить, если дело заходило слишком далеко. Иногда она доводила меня комментариями до состояния тихого бешенства, в котором я мечтал развеять ее к чертям за наглость. Но разве можно уничтожить того, кого любишь? Теоретически, конечно, можно, но практически — вряд ли. Я не мог. Саламандра согревала меня теплом, истовой верой и беззаветной преданностью, без которых жить было бы гораздо тяжелее. Поначалу этого хватало даже для того, чтобы я не чувствовал одиночества, но время шло, миры сменяли друг друга, восторг утих, и мне все это надоело.       Я устал от постоянных перемен, нелепых пейзажей и наступившего молчания, которое заметил не сразу. Саламандра сдалась гораздо раньше меня: превратилась в широкое золотое ожерелье на моей шее и впала в глубокую спячку. Наверное, я потерял бы себя снова, если бы не видение, которое пришло ко мне, когда я сидел на гранитной скале жуткого огненно-ледяного мира Золотым Драконом. «Открытая площадка на вершине горы в мире, очень похожем на тот, где был я. Гранитный алтарь. Сто метров тепла между холодом и жарой. Высокая человеческая фигура, укутанная в черную хламиду с капюшоном, подходит к алтарю и падает перед ним на колени. Отчаяние и тоска, исходящие от нее, накрывают меня с головой. — Мой Бог! Ответь, я умоляю тебя! Ты ведь слышишь меня! Слышишь? Я виноват, я знаю, но твое молчание невыносимо. Самые страшные пытки мира ничто по сравнению с этим.       Капюшон слетает с головы человека под порывом ветра, и я смотрю в полные боли темно-синие глаза, что сапфирами сияют на красивом мужском лице. — Что с тобой случилось? Иногда мне кажется, что тебя нет, что ты исчез, растворился в Мироздании и оставил меня одного. Но я не верю. Не хочу даже думать об этом!       Человек закрывает глаза, и я вижу, как дрожит четкая линия нижней челюсти в попытке удержать слова и эмоции. — Прости меня. Я не мог поступить иначе. Тогда не мог. Но не теперь. Ты — все, что у меня есть.       Человек замолкает, и я вижу, как слипаются от непролитых слез ресницы крепко зажмуренных глаз. Он утыкается лбом в камень, лаская красивыми длинными пальцами гранит. — Разреши мне вернуться, Энлиль! Позови, ответь, дай знак, и я сделаю все, чтобы ты простил меня. Что угодно! Обещаю. Тысяча лет без тебя — это очень долго. Невыносимо долго!       Эмоции, слова и слезы этого человека греют мое сердце гораздо сильнее Саламандры. Кто он такой? Мой пророк? Тогда где слепая вера? Страх? Почтение? Поклонение? Почему он говорит со мной так, будто я… кто я для него?       Человек обхватывает себя руками, а из уголка левого глаза срывается сверкающая капля. Я не могу смотреть на него и ничего не делать! — Не плачь, — шепчу я, подхватывая слезу на лету и превращая ее в сияющий тысячами граней алмаз. — Не о чем плакать, человек.       Он вскидывает голову, и я вижу, как неистовую радость в его глазах сменяет непонимание и даже ужас. — Мой Бог?! — Конечно твой, — снисходительно хмыкаю я. — Иначе бы я тебя не услышал. — Что они сделали с тобой, Энлиль?       Голос человека дрожит и срывается, эмоции мечутся из крайности в крайность, а я смотрю на него и не могу отвести глаз. Он такой красивый! — Кто ты, человек? — спрашиваю я.       Он бледнеет и хватается рукой за ошейник на горле. Что?! Ошейник?! Я мгновенно вспыхиваю яростью и ревностью. Кто посмел?! Этот человек мой! Только мой! Когти крошат гранит под моими лапами в пыль, а из горла вырывается пламя. — Ты позволил надеть на себя ошейник?! Немедленно сними его, иначе я оторву тебе голову! — Энлиль, опомнись! — вскакивает на ноги человек. — О чем ты говоришь? Этот ошейник надел на меня…»       Очередной мир снес меня со скалы в пучину океана, превращая из Золотого дракона в гигантского осьминога с десятью щупальцами, и видение пропало, оставляя меня кипеть от желания немедленно сдернуть с шеи человека ошейник. Но, как я ни старался, снова услышать его голос так и не смог. Зато мои метания разбудили Саламандру. Она сбежала сразу, как только поняла, что я в ярости. Это подкинуло дров в огонь моего бешенства, которое улеглось не скоро. Я разнес в щепки несколько кораблей, устроил парочку цунами, стер с лица океана остров и нырнул в следующий мир, точно зная, что буду делать дальше. — Я найду тебя, человек. Найду! Ты только мой и ничей больше! …       Мир обретает не только краски, но и жизнь, если у тебя появляется цель. Я не знаю, почему не замечал раньше, что Потерянные Земли кишат разумной жизнью, как черви в банке рыбака. Может, потому что мне было на это наплевать? Зачем обращать внимание на то, что тебе не нужно? Наверное, разумные пытались привлечь мое внимание, но удалось это только одному человеку — тому самому наглецу, чьи сверкающие влагой сапфировые глаза жгли мое сердце напалмом.       Саламандра вернулась ко мне через несколько миров, но, вопреки обыкновению, не стала расспрашивать о причинах моего неистового бешенства, а я не сказал ей о разговоре с человеком ни слова. Кто знает, что она натворит, если узнает, что ее место в моем сердце занято другим, а искать идеальный мир Шангри-Ла я передумал? Человек, которого я видел всего пару минут, стал для меня важнее их обоих в сто крат. Я не хотел обманывать мою верную змейку, но и терять ее не собирался, так что просто промолчал, когда Саламандра свернулась ожерельем на моей шее и затаилась.       Я успокоился окончательно, впервые за долгое время внимательно огляделся по сторонам и вдруг понял, что вокруг меня ходит, бродит, летает и живет чертова куча разумных существ самых разных форм и расцветок. Это натолкнуло меня на мысль о том, что самый простой способ что-то узнать — спросить. Может быть, кто-то слышал о моем человеке или его мире? Я прошел сотню миров, прежде чем нашел те формы жизни, которые показались мне наиболее близкими к человеку, так и не обнаружив ни одного чисто человеческого мира. Кто может знать о моем наглеце, если не они?       Саламандра, узнав о цели моих поисков, предложила ускорить процесс и найти помощника из местных. Мысль показалась мне здравой, так что я перестал бегать по мирам и пристально огляделся вокруг, выбирая подходящее для переговоров место. Я не особо задумывался над тем, как именно стану искать себе помощника. Мне казалось, моего желания будет достаточно, чтобы события сложились так, как нужно. Я нашел искомое, скользнув за парочкой вампиров, показавшихся мне слишком реальными для того мира, в котором я их увидел.       Постоялый двор стоял на Перекрестке Миров — небольшом пятачке стабильной реальности, образованном несколькими мирами, которые сцепились между собой и обрели тень постоянства. Просторный, но очень темный зал был полон народу. Кого здесь только не было! Эльфы, вампиры, хищники, гномы, ихтиандры и даже тролли ели, пили, орали и махали кулаками, но все это мгновенно замерло, едва я ступил на освещенный пятачок в центре зала по пути в самый темный его угол. — Человек, — зашуршало по столикам, — настоящий человек! Как он сюда попал?       Я не обратил на шепот особого внимания и уселся за столик. Что бы эти идиоты ни думали, я не человек. Я Бог! Но им этого знать вовсе не обязательно. Не успел я устроиться на незаметно сотворенной на жесткой скамье подушке поудобнее, как надо мной склонился невысокий, почти квадратный горный тролль. — Господин? Чего изволите? — Хорошей человеческой еды и болтуна, который знает все обо всем, — приказал я.       Тролль испарился, гул в зале возобновился, так что я расслабился и даже задремал, пригревшись у задней стенки камина, чего за мной отродясь не наблюдалось. Или наблюдалось? Просто я об этом забыл? Как о еде или о сексе. Кажется, раньше я был не прочь вкусно перекусить и поваляться на постели в обнимку с кем-то еще. Безупречное лицо наглеца мгновенно возникло перед моими глазами. О да. С ним я мог бы провести в постели вечность. Рука сжалась в кулак, и на мгновение мне показалось, что вокруг моей ладони намотана тонкая, но невероятно прочная цепочка, которая вела… — Хозяин… хозяин! Очнись!       Раскаленный обруч сжал мое горло, и я мгновенно распахнул глаза. Два вампира, следом за которыми я пришел на Перекресток, стояли напротив моего столика и рассматривали меня в упор. — Человек, как ты попал сюда? — требовательно спросил один из них — высокий поджарый брюнет в дорогом кафтане и начищенных до блеска сапогах. — Почему ты один?       На безмятежном аристократическом лице не было и следа эмоций, но в его взгляде смешалось столько всего, что я не смог разобрать и десятой доли: кровь, жизнь, власть, ярость, отчаяние, страх, усталость — все смешалось в единый безмолвный вопль, который мог услышать только тот, кто искренне этого хотел. — Не твое дело, — ответил я и вложил в ответный взгляд Обещание.       Вампир дернулся от невидимой пощечины, осознавая, с кем разговаривает, а я добавил Надежду, тем самым роняя его на колени. — Кто дал тебе право задавать вопросы? — Простите, — опустил голову вампир. — Людям запрещено появляться на виду у всех без сопровождения Хозяина. Это приказ Темного Лорда. Я всего лишь его слуга. — Мортимер! — оскалил клыки второй вампир, безуспешно пытаясь поднять напарника с пола. — Встань немедленно! Я убью тебя, мразь! Ты опозорил великий род вампиров, упав на колени перед человеком. — Саламандра, — погладил змейку по голове я. — Разберись.       Ей хватило мгновения, чтобы скользнуть к вампиру огненной стрелой и пронзить его насквозь. Пепел осыпал Мортимера белыми хлопьями, добавляя красоты и величия. Я поднял его лицо к своему… «Темно-синие мятежные глаза. Красота неидеального совершенства, необходимая мне до боли в сердце. Мое человеческое чудо. Пальцы дрожат под твоим подбородком, несмотря на титанические усилия хранить невозмутимость. Тоска и Надежда рвут меня на части, уничтожают вселенные и возрождают их к жизни заново. Не молчи! Скажи мне хоть слово! Твое молчание невыносимо, ведь ты смотришь мне в глаза с любовью и молчишь. Однажды я не выдержу и убью тебя за это».       … посмотрел в полыхающие кровью глаза и сказал, спотыкаясь на слове «раб»:  — Я помогу тебе, Мортимер, если ты будешь моим… слугой. Не обманывайся словом «слуга», вампир, оно равнозначно слову раб, просто на твоей шее не будет ошейника, вот и все.       Почему я сказал так, а не иначе? Саламандра, услышав мои слова, полыхнула невероятным облегчением и искренней радостью, а я вдруг понял, что моим рабом может быть только тот, кто посмел смотреть мне в глаза и молчать. Я найду его. Найду! И прикую к себе самой толстой цепью навечно. — Я согласен, господин, — ворвался в мои мысли решительный голос вампира. — Надежда, что вы подарили мне… ее хватит, чтобы верно служить вам столько, сколько понадобится. Я сделаю, что угодно, лишь бы вы выполнили мое самое главное желание. — Обещаю, — сказал я. — Как только я найду то, что ищу, ты умрешь.       Мортимер смотрел на меня, не моргая, не отводя взгляд и не притворяясь. Он мечтал о смерти каждую минуту, но тот, кто стоял за его спиной, не давал ему умереть и наслаждался мучениями своего слуги от всей души. Я не смог разглядеть Темного Лорда за той стеной, что он воздвиг в сознании древнего вампира, но я смог его изгнать. Вампир посмотрел на меня с такой благодарностью, что я невольно расправил плечи. Мой слуга — только мой! Так было и так будет. — Как мне называть вас, господин? — Странник, — ответил я и позволил Мортимеру подняться на ноги. — Позаботься о том, чтобы нам было, где переночевать, и сделай так, чтобы меня никто не беспокоил.       Вампир исчез, а я снова впал в раздумья. Как найти иголку в стоге сена? Как отыскать человека среди нестабильных отражений? Или не отражений? Что, если мой наглец не из Потерянных Земель? Что, если мы смогли поговорить, только потому что я оказался в отражении его реального мира? Вопросы кружили метель в моей голове, утаскивая в белоснежную муть все глубже. Я Бог. Почему я не в реальном, стабильном мире? Как попал в Потерянные Земли? Почему брожу, как неупокоенный мертвец, и не хочу возвращаться обратно? Чего я жду? Или кого?       Смутное воспоминание мелькнуло по краю сознания:       «Нелепый звездолет. Мой человек стоит посреди заваленного хламом трюма и смотрит на меня со странным выражением на лице. — Мой Бог? — спрашивает он. Его голос звучит так, будто дышать ему нечем. — Ты надеешься, что я вернусь к тебе? Сам? Добровольно? — Да, — отвечаю я и растворяюсь в воздухе без следа».       Длинная тонкая игла вонзилась в мое сердце, причиняя невыносимую боль. Я отпустил его сам. Сам! Зачем?! Мысли унесли меня в прошлое.       «Рубка звездолета. Холодный расчет в моей груди. Ярость и упрямство в темно-синих глазах. Щелчок застегнувшегося на человеческой шее ошейника. — Я. Не. Раб.       Я закидываю наглеца в мою спальню, наслаждаюсь борьбой и насилую сильного, ловкого, страстного мужчину так ласково, как только возможно. Причиняю то боль, то наслаждение, чувствуя, что ему это нравится так же сильно, как и мне».       Я обхватил голову руками, собирая обрывки воспоминаний в дырявое лоскутное одеяло. Шангрила — это не мир, это мой Личный Раб! Я вспомнил наш последний разговор, и игла исчезла из моего сердца. Он тосковал без меня. Беспокоился обо мне. Ждал и страдал. Раскаивался и просил прощения. А я? Почему я позволил ему уйти, ведь я не хотел этого! — Ты любил его и именно поэтому отпустил, — обожгла мое плечо и мое сердце Саламандра. — Ты хотел, чтобы Шангрила любил тебя еще больше, чем ты его, и доказал это своим добровольным возвращением. Ты обращался с ним не очень вежливо, хозяин. Я на его месте никогда бы к тебе не вернулась. — Любил? — растерялся я. — Я любил человека? Раба?! Это невозможно. Бред! — Тем не менее, это так. — Я просто хотел получить его осознанное подчинение, вот и все, понятно?       Саламандра в ответ свернулась на моей шее золотым ожерельем и притворилась мертвой. Творец ее раздери! Она замолчала, не оставляя мне возможности развеять эмоции и чувства словами, насмешками или отрицанием. Я попытался вспомнить все, что связывало меня с Шангрила, но не смог поймать даже тени воспоминаний, что нисколько не помешало моему глупому сердцу утонуть в любви к этому человеку с головой. Невыносимо! Унизительно! Дико! Пошло! Я Бог, а он раб! Мое творение! Да что со мной такое, Творец меня раздери?!       Я сделал все, чтобы спастись, всплыть на поверхность или хотя бы забыть. Мы ушли с Перекрестка на следующее утро, оставляя после себя руины. Я плохо помню, что вытворял ночью, но то, что я отымел всех, кто был на постоялом дворе, не подлежало сомнению. Не знаю, почему я не тронул Мортимера. Может, оставил на десерт? Он добил тех, кого не порвал в приступе неистовой похоти я, а Саламандра сожгла все на Перекрестке дотла. Не слишком хорошее начало путешествия, у которого опять не было цели, но кого это волновало? Только не меня. Я боролся со своим глупым сердцем и проклятой памятью, которая наотрез отказывалась рассказывать мне, как же так получилось, что обычный человек всадил в меня крючок привязанности настолько глубоко, что вырвать его не удавалось даже с мясом.       Мортимер не задавал вопросов. Просто скользил рядом, держась холодными пальцами за край плаща, в который я кутался с ног до головы, и делал все, чтобы мне было кем заняться. Облака, хижины, замки, подводные гроты, пещеры… ангелы, оборотни, вампиры, русалы, драконы… я трахал всех, кого подсовывал вампир, но видел перед собой лишь одного-единственного человека. Видел и не мог прикоснуться, хотел и не имел, звал и не получал ответа, искал незримую цепочку от его ошейника на ладони и не находил. Почему? Почему, черт возьми, Шангрила не отвечал мне? Это причиняло боль, которая, в конце концов, привела меня в относительный порядок.       Я перестал бороться со своим сердцем, когда затрахал насмерть ангела с темно-синими очами и белоснежными крыльями. Он истек подо мной кровью, а я посмотрел в остекленевшие безжизненные глаза и понял, что с меня хватит. — Господин, — снял меня с мертвого тела Мортимер. Обнял за талию, заставляя обхватить его за плечи. — Так нельзя. Двадцать лет прошло с того дня, как я стал вашим слугой, а вы только и делаете, что трахаете народ до смерти! Так ведь и самому загнуться недолго. Вам нужно остановиться, отдохнуть и прийти в себя. — Как можно прийти в себя, если часть меня Творец знает где? — Надо ее найти, — улыбнулся вампир и шагнул в мир, который был в сто крат реальнее всех остальных. — Его, — рассеянно поправил Мортимера я, оглядываясь по сторонам.       Мы стояли перед воротами мрачного готического замка, а вокруг цвела поздняя весна. Две луны над нашими головами сияли яркими прожекторами и превращали ночь в день. Вековые деревья в ста метрах от крепостной стены шелестели листьями, а на стенах бряцали мечами и доспехами воины. — Добро пожаловать ко мне домой, — махнул рукой вампир.       Ворота опустились, и мы вошли в замок, который поразил меня запутанными коридорами, неожиданными лестницами и бесчисленным количеством балконов. Хозяйская спальня показалась мрачноватой, но не лишенной определенного шика, так что когда Мортимер провел ладонью по покрывалу на постели, я был готов как к разговору, так и ко всему дальнейшему. Мир вокруг снова обрел краски, а я разум и способность видеть насквозь тех, кто меня окружает.       За те двадцать лет, что я сеял хаос и разрушение, Мортимер изменился — страх, отчаяние и усталость исчезли из его глаз без следа, сменившись восхищением, жаждой жизни и ревностью к тому, кто довел меня до такого состояния. Он передумал умирать, но это вовсе не означало, что я передумал его убивать. Скорее наоборот. Шангрила — всего лишь человек, ему ни за что не справиться с тысячелетним вампиром, который наверняка попытается убрать его из моей жизни любыми доступными способами.       Мортимер хотел стать для меня незаменимым во всем: в делах, в развлечениях, в сексе и даже в любви. Я видел в его эмоциях чудовищное желание обладать — если не душой, то телом, если не телом, то хотя бы вниманием. Так любят все эгоисты до единого: прячут свои драгоценности на дно сундука вместо того, чтобы позволить сиять на весь мир и любоваться ими при свете солнца. Судя по тому, в каком месте стоял замок, Мортимер знал о Потерянных Землях, людях и Темном Лорде гораздо больше, чем говорил. Впрочем, я ведь с ним практически не разговаривал, откуда мне знать, кто он на самом деле такой? Однако одно было понятно без слов: у Потерянных Земель есть свой Владыка, и если кто и знает, как выбраться из этой нереально реальной ловушки, то только он, но без подготовки к нему в гости я идти не собирался.       Однажды я совершил ужасную глупость, позволив сердцу принимать решения. И что получил в итоге? Запертого в Потерянных Землях потерявшего самого себя Бога и несчастного, раскаявшегося и отчаянно тоскующего по нему человека. Больше я такую глупость не совершу. Вернусь в реальный мир, отыщу Шангрилу, отымею до полусмерти, заставлю признаться во всех смертных грехах и свяжу нас обручальными браслетами навечно. И неважно, любит он меня как мужа или как Бога. Его люблю я, и этого будет вполне достаточно для нас обоих.       Однако, чтобы вернуться обратно, мне нужно узнать все тайны Потерянных Земель, и если для этого придется врать, убивать, играть чужими судьбами или шантажировать, значит, так тому и быть, и Мортимер — первый в списке. Любовь ко мне сделает его уязвимым и послушным, если сделать все правильно. Я скинул плащ и прошел следом за вампиром к постели. Пришло время начинать новую игру. Однажды воспоминания вернутся, и тогда меня будет не остановить.       Я шепнул пару слов Саламандре, отправляя ее с поручением далеко и надолго, и придвинулся к стоящему возле кровати вампиру как можно ближе. — Как зовут того, кто не дает вам покоя, господин? — спросил Мортимер, поворачиваясь ко мне лицом.       Я мягко толкнул его в грудь, и он послушно упал на постель спиной, отползая от меня к центру кровати на локтях. Я немедленно последовал за ним, по пути скидывая с себя нехитрую одежку. — Шангрила. — Кто он? — Мой Личный Раб. — Почему вы так сильно хотите его вернуть?       Я стянул с Мортимера последнюю одежду и навис, касаясь его только бедрами. Он смотрел на меня, как одержимый. Я коснулся его губ своими, запустил руку в волосы и развел ногами его ноги. — Потому что как только я сниму с его шеи ошейник, место моего Личного Раба освободится. Мне есть кем его заменить. — Правда? — зарылся носом в мою шею Мортимер. Проложил цепочку поцелуев от уха до ключицы и рискнул провести по моей спине ладонями. — Да, но если Шангрила умрет до того, как я это сделаю, рядом со мной никогда больше не будет вечно молодого, бессмертного, беззаботного любовника, которого я мог бы баловать. Таков закон. Кто мог предположить, что мой Личный Раб потеряется? Я хочу найти его как можно быстрее.       Мортимер задумался, переваривая полученную информацию, но я не дал ему думать слишком долго: поцеловал в губы, провел руками по телу и погрузился глубоко в него, даря щекочущее тепло холодному и давно мертвому телу. Вампира выгнуло подо мной дугой, белая кожа порозовела, тело налилось теплом, а сердце снова забилось. — Я живой? — с благоговейным ужасом и неизбывным восторгом посмотрел на меня серыми глазами Мортимер.       Я рассмеялся и повел бедрами, заставляя его кусать губы в кровь. — Я Бог, Мортимер, а не некрофил или некромант. Мое предназначение — дарить жизнь, а не отбирать. Пока я или моя сперма в тебе, ты живешь. — Я люблю вас, господин, — обнял меня вампир. Поцеловал в шею. Вдохнул мой запах. — Я хочу стать вашим Личным Рабом и сделаю для этого все! — Посмотрим, — многообещающе улыбнулся я и принялся за него всерьез.       Он плавился в моих руках, бился на моем члене, клялся в любви и сумел-таки выжать меня досуха. Я растекся по постели вымотанной оргазмами, но все равно недовольной собой и жизнью тушкой, когда меня в очередной раз накрыло видение из прошлого: «Я лежу на кровати, уткнувшись лицом в черные простыни. Прохладный ветер разгоняет мурашки по обнаженному телу. Это не очень приятно, но я не закрываю дверь на балкон, а просто жду. Чего? — Шангрила, — шепчу я тихо-тихо, и сразу же мое плечо обжигает тепло прикосновения.       Я зарываюсь лицом в подушку еще сильнее и теряю голову от образов и эмоций, что захлестывают меня целиком. Мироздание, частью которого я являюсь, беспомощно льнет к ласковым рукам, которые гуляют по моему телу, звезды в глазах вспыхивают и гаснут от жарких поцелуев в губы, а черные дыры затягивают мое Я в бездонную глубину, когда тонкие, сильные пальцы пробираются внутрь меня и начинают ласкать Огненный Протуберанец. Я не могу терпеть подобное безумие долго. Это выше моих сил! Мироздание сворачивается в самом центре меня в огромный пульсар, жадно поглощая любовь, восхищение и преданность, и я взрываюсь сверхновой, выплескивая в Бытие чистую энергию. — Шангрила… — Я здесь, мой Бог, — беззвучно шепчут горячие губы мне в шею. — Я с тобой» — Господин, я избавлю вас от призраков прошлого, развеяв их по ветру без следа во всех смыслах слова, — прошептал мне в пах Мортимер, и я очнулся. Он убрал клыки и обвел языком контур моего уснувшего члена, обнимая руками за бедра. — Если вы позволите. — Нет! — вырвалось у меня. Серые глаза Мортимера полыхнули алым, и мне пришлось вспомнить об осторожности. — Я должен снять с шеи моего Раба ошейник лично! — Мы найдем его и заменим на того, кто подходит вам гораздо больше, — страстным шепотом поклялся Мортимер.       Взял мой член в рот и довел до оргазма — обычного человеческого оргазма, без звезд, черных дыр и Мироздания, в очередной раз подтверждая то, что я знал и без него: моя любовь к Личному Рабу по имени Шангрила не сказка, а реальность.       Где же ты, мое человеческое чудо? Где?! Почему молчишь?! Опять! Я звал его, но ответом была звенящая тоской тишина. Шангрила молчал, но тонкая и невероятно прочная цепочка от его ошейника, появившаяся на моей ладони, дарила мне Надежду. Она уходила в никуда, но она была, а значит, однажды он будет моим снова. 18.12.14