***
… В мужскую раздевалку стремительно влетела невеста Сашки. Парни, в основном голые, спешно прикрылись кто полотенцем, кто чем-то ещё. Девушка обвела их всех полубезумным взглядом и выкрикнула: — Где Белов?! Александр Белов ещё мылся. Баскетболисты переглянулись, и кто-то нерешительно указал на дверь душевой, где шумела вода. Без всяких церемоний девушка ворвалась туда. Кто-то из парней усмехнулся, кто-то удивлённо присвистнул. И среди возобновившегося неясного гула голосов вдруг столкнулись два молчаливых взгляда: Модестас Паулаускас и Сергей Белов выразительно смотрели друг другу в глаза. Высокие скулы литовца заалели, а Белов смущённо отёр усы. Оба одновременно вспомнили, что произошло в этой самой душевой несколькими днями ранее. Похоже, в тот вечер им двоим крупно повезло...***
Задержаться после обязательной тренировки и позаниматься ещё по своей программе для Сергея было обычным делом. Модестас всегда дожидался его, чтобы вместе идти в номер, который они делили на двоих. Иногда он помогал Сергею и участвовал в упражнениях, иногда просто наблюдал за ним. После возвращения из США и Сашка Белов тоже повадился оставаться в зале допоздна, наверное, стараясь довести себя до полного изнеможения и умереть раньше времени. Нет, разумеется, Модестас не желал товарищу по сборной зла, просто его присутствие жутко раздражало. Из-за Сашки Паулаускас, бесцельно покружившись по залу и сделав для виду какие-то попытки упражняться или побегав с мячом, вынужден был уходить. Он, не снимая привычной маски надменности, всё же смотрел на Сергея с нескрываемым огорчением в глазах, но тот от дополнительных нагрузок отказываться не собирался, и Модестас его понимал. Придётся снова ждать Серёгу в комнате, и в очередной раз уснуть, не дождавшись. Но в тот вечер Сашка ушёл вместе со всеми, и Паулаускас, с чистой совестью и не скрывая счастливой улыбки — такой редкой на его вечно недовольном лице, остался с Сергеем. Тренироваться не хотелось. Модестас уселся на лавку, напряжённо наблюдая, как Белов буквально истязает себя и свои не самые крепкие колени, и, сам того не замечая, копировал его гримасы. Спустя час Сергей закончил все обязательные упражнения и устало плюхнулся рядом с Модестасом, привалившись потным плечом к его. Паулаускас чуть вздрогнул и, изучив его профиль долгим внимательным взглядом, вдруг нерешительно обнял Белова. В этот момент Сергей неестественно замер, будто боясь пошевелиться, а потом так же, как он, несмело положил ладонь Модестасу на колено. Частое дыхание Сергея можно было списать на утомление после тяжёлой тренировки, но неожиданно вспотевший Модестас дышал с ним в унисон, тоже чувствовал себя обессиленным, а щёки его лихорадочно пылали. — Пойдём в душ, — предложил Белов, высвобождаясь из объятий товарища. Паулаускас молча согласился. Они раздевались, не глядя друг на друга из-за необъяснимого смущения, однако двигались на удивление синхронно, словно чувствуя один другого. Модестас первым вошёл в душевую и открыл горячую воду, вновь наполняя успевшее остыть отделанное кафелем помещение густым паром и банной сыростью. Следом вошёл Сергей и занял кабинку напротив, нарочно повернувшись к Паулаускасу спиной. Что-то мешало Белову поднять глаза на литовца. Как будто он внутри себя знал: между ними вот-вот должно случиться нечто важное, потому что дальше так продолжаться не может. Сергей зажмурился, подставляя голову под горячий душ, и старался не думать, что Паулаускас сейчас смотрит на него. Модестас смотрел. Он неотрывно следил за движением каждого мускула Сергея, касался взглядом его влажной кожи, ощупывал длинные ноги и упругую задницу, скрытые в зыбком облаке пара и брызг. А хлёсткие струи душа в это время болезненно стегали его напрягшуюся плоть, только сильнее распаляя её. Горящим — от нахлынувшего желания и кипевшей в груди запретной страсти — взором Паулаускас гипнотизировал спину Белова, который, наклонив голову вперёд — словно рассматривал что-то на полу, обтирал себя руками, но ниже живота не опускался. Вода оглушающе шумела, и Модестас надеялся, что Сергей не слышит его сопения. Выбор нужно было сделать прямо сейчас, не откладывая. Или повернуть до упора кран с холодной водой и разом смыть с себя эту волнующую до дрожи в поджилках и щекотки в пятках блажь. Или подойти к Сергею в надежде, что он поймёт его правильно, ведь понимал же всегда: и на площадке, и вне её... Тяжёлый вздох Паулаускаса гулким эхом отразился от запотевших холодных стен душевой, и, наверное, именно на него обернулся Белов. Взгляд его, обычно ясный и порой острый, как лезвие бритвы, сейчас туманился. Он небрежно мазнул им по лицу Модестаса и открыл рот в попытке произнести что-то. И пока Паулаускас старался понять, что именно, Белов сделал несколько шагов ему навстречу и остановился так близко, что наступил кончиками пальцев на пальцы его ног. Мужчины тут же непроизвольно подались бёдрами вперёд и тесно прижались животами. Сбивчиво дыша, они, казалось, опасались соприкоснуться чем-нибудь ещё, кроме до предела возбуждённых членов. Вода горячим дождём стекала по их лицам, пока они медленно, а как будто бы и поспешно, тянулись губами друг к другу. Модестас первым коснулся губ Сергея. Едкий запах хлора мешался с ароматом разгорячённой кожи и первобытного влечения молодых здоровых организмов. Модестас мокро скользил губами по губам Сергея, машинально слизывая с них невкусные горьковатые капли, и тот отвечал взаимностью. Создавалось ощущение, что они соблюдали негласное правило «только без рук» и тёрлись лишь стояками — с нажимом и даже некоторой агрессией. Это походило на странное сражение на мечах, и одному из двоих «рыцарей» рано или поздно пришлось бы сдаться первым. Сергей негромко стонал, напирая всё сильнее, и наконец прислонил Модестаса спиной к стене, вызвав у того неприязненную дрожь. И, может быть, из-за неё оковы с рук были всё-таки сброшены: Сергей порывисто взял лицо Модестаса в ладони и поцеловал по-настоящему. Он буквально впился в его красиво очерченный рот, глубоко вталкивая язык и едва ли не задыхаясь. Паулаускас, с жаром отвечая на поцелуй, огладил плечи и спину Белова, стиснул его ягодицы. Когда их шальные, блуждающие взгляды снова встретились, мужчины вдруг застыли в растерянности, совершенно не представляя что делать дальше. Модестас робко и нежно ласкал задницу Сергея, но почему-то заливался краской от одной мысли о том, каким способом можно избавиться от тянущего в паху и звенящего болью в яйцах возбуждения. Судя по пыхтению раскрасневшегося Белова, он мучился той же самой дилеммой. Терпение их стремительно таяло, влечение тяготило, и Сергей, вновь проявив инициативу, вопросительно провёл ладонью по животу Модестаса, затем властно и крепко обхватив его член. Литовец ахнул, сжав зубы, и торопливо сжал в кулаке стояк Белова. Работать руками молодые мужчины отлично умели ещё со времён спортивной юности, сопряжённой с частыми сборами, где не было женщин, а то и вовсе иной возможности утихомирить бунтующую плоть. Вновь целуясь, словно одержимые, по-собачьи злобно огрызаясь укусами и тут же ласково их зализывая, они исступлённо дрочили друг другу под шум двух работающих душей, окутанные липким, пропитанным запахом хлорки паром. Но поцелуи их были сладкими, как насаженные на деревянные палочки леденцовые петушки. Кончили они почти одновременно, нервно сталкиваясь горячими, скользкими головками и выплёскивая аж под потолок глухие стоны наслаждения. Вожделение отпускало, перламутровыми потёками исчезая вместе с водой в решётке слива, и на смену ему могло бы прийти запоздалое раскаяние. Но Сергей и Модестас лишь улыбнулись один другому с явным облегчением, как будто наконец объяснившись в чувствах. Тогда им обоим показалось, что всё в мире стало легко и понятно, и хотелось жить дальше — долго, и побеждать снова — вместе...***
… Дверь душевой с треском распахнулась и оттуда выскочила Свешникова в мокром платье. Не глядя ни на кого, она выбежала прочь из мужской раздевалки. Сашка Белов продолжал мыться.