Каждое время года прекрасно по-своему

— Не погода, а чёрт знает что, — ворчливо протянул Гин, поежившись под одеялом. Вылезать из постели не было абсолютно никакого желания, тем более, что Кагура, похоже, тоже решила лишний раз не высовываться из своей "комнаты". "Надеюсь, Шинпачи не взбредёт в голову припереться сюда," — Гин почесал за ухом и устало потянулся. Неожиданно для самого себя (ведь в таком полусонном состоянии внимательность обычно сильно затуплялась), он среди завывания ветра смог расслышать почти беспрерывный хруст снега, будто кто-то спешно расхаживал взад-вперёд прямо перед его домом. Некоторое время босс Ёрозуи тщательнейшим образом старался не обращать на довольно-таки раздражающие лишние звуки абсолютно никакого внимания: мало ли, что там, за окном, может происходить? Но даже его терпение, в конце концов, иссякло, он нервно скинул с себя одеяло, застыл на секунду, привыкая к холоду, что мгновенно обволок его тело, затем вскочил и затопал к дверям, параллельно обмотав шею шарфом. — Ну и какого черта происходит с утра пораньше?! — с силой распахнув уже много чего натерпевшееся шоджи, проорал Гинтоки. — Уже полдень, придурок, — отозвался хриплый, чуть дрожащий от холода голос, и послышался едва различимый стук зубов. — Хиджиката-кун, ты чего здесь забыл?! Прогноз погоды не смотрел? — Заткнись, я при исполнении. Гин, уже успевший насквозь промёрзнуть, вскинул одну бровь. — За кем гоняетесь на этот раз? — он скрестил руки на груди и вжал голову в плечи. — Джои, за кем ещё. Возможно, сегодня даже Катсуру удастся поймать. — Это вряд ли... Ветер, ледяной, колкий, сдул с крыш накопившийся снег, и тот осыпался на угольно-черную голову (хотя в этом случае правильнее будет сказать "пепельно"). Мороз сковывал всё сильнее и сильнее, всё безжалостнее обжигал лицо и руки, но Гин так же продолжал стоять на крыльце и молча смотреть на трясущегося зам. командующего. Тот, словно не обращая внимания на пристальный взгляд, озирался по сторонам: мол, не видать ли Джои? Гинтоки не боялся заболеть — встречал вещи и похуже в своей жизни — но вид этого упёртого барана из Шинсенгуми, который прекрасно знал, чего он ожидает, уже вконец доконал. — Эй, никотиновая башка. Замёрз ведь? Иди ко мне, согрею. — Сказал же, я при исполнении. — Ты так и умрёшь "при исполнении"? — передразнил Гин. — Если придётся. Постучав ногой, Гин вдруг щёлкнул пальцами. — Эй, — самурай слегка перегнулся через перила, — а у меня есть майонез. — Нашёл, чем провоцировать, — Хиджиката старался быть непоколебимым, но сам не заметил, как сделал к крыльцу пару шагов. Гинтоки ухмыльнулся и продолжил. — Такой вкусный мазик, он ждёт только тебя. — Прекрати, я же... — его прервал шум из рации, сменившийся голосом Уноске. "Нам удалось схватить одного из Джои. Катсура, к сожалению, сбежал. Всем патрульным отбой". — Заходи уже. Первым делом Гинтоки вытащил небольшую печку и заботливо включил поближе к Кагуре. "Мне это уже вряд ли пригодится," — подумал он, покосившись на зам.командующего, который понуро сидел на софе и вертел пустую банку из-под майонеза. Вздохнув, самурай взял его за руку и потащил в свою комнату. Тот не успел слова вымолвить, как фусума захлопнулась прямо за его спиной, а холодные руки забрались под рубашку, и ему не осталось совершенно ничего, кроме как обнять продрогшего по его же вине Гинтоки, запустив пальцы в курчавые серебристые волосы. Тот, будучи теперь плотно прижатым к Хиджикате, улыбнулся и повалился вместе с ним на футон. — Ты такой тёплый, Хиджиката-кун. — А китаянка? — А китаянка холодная! Не порть романтику и не переживай. Гин мягко поцеловал его в уголок губ и уткнулся в накрахмаленный шейный платок. В нос ударил резкий запах табака, но за довольно долгий срок он уже стал чем-то привычным, так что почти не мешал. Вьюга завывала всё сильнее, окна дрожали, потрескивая. — Эй, убери колено, — выдохнул Хиджиката, чуть поёжившись, но встретил лишь хитрую ухмылку, в какой-то степени даже злорадную, — убери, сказал! — Возбудим и не дадим, Оогуши-кун? — Никто тебя тут не возбуждал. И хватит меня так называть! — Всё с тобой понятно, Оогуши-кун... — Гин якобы обиженно скосил взгляд. — Прекрати уже. Хиджиката, немного погодя, раздражённо цыкнул, приподнялся на локте и, схватив его за воротник, небрежно поцеловал. Гинтоки слегка усмехнулся, но поцелуя не разорвал; провёл ладонью по шее, которая тут же покрылась мурашками, снял с плеч жилетку и принялся неловко расстёгивать рубашку. Пальцы то и дело соскальзывали с пуговиц, это так действовало на нервы (особенно в подобной ситуации, когда медлить особого желания не было), что захотелось оторвать все до единой к чёртовой матери, но Хиджиката быстро сориентировался, сноровисто всё расстегнул, ещё и успел стянуть с Гинтоки кимоно. Только его взору открылась широкая грудь самурая, он прильнул к ней и не жалея прикусил кожу на ключице. Гин приглушённо зашипел, невольно схватив Хиджикату за волосы, а тот, в свою очередь, времени даром не теряя, проник рукой в штаны и сжал уже вставший во всю член. — Хи-, — Гинтоки вздрогнул, чуть склонив голову и приложив руку ко рту. — Если нас кто-нибудь увидит, ответственность берёшь на себя. — Но ты ведь не собираешься его вставлять, да? — Именно, что собираюсь, — Хиджиката свёл брови и, подхватив Гина за бёдра, придвинул к себе, — сам напросился. — С-стой. Стой, Оогуши-кун, я признаю поражение. Может, ограничимся старой доброй дрочкой, а? — шёпотом взмолился самурай, косясь на дверь. — Дошло, наконец, что опасно заниматься этим средь бела дня? — Дошло. Ой, как дошло. Очень сильно дошло! — уверенные движения зам. командующего в паху заставляли его извиваться, дыхание уже давно забыло, что такое "ритм". — Ну, вот и молодец, — Хиджиката, едва касаясь кожи, огладил содрогающийся живот, скользнул к бедру и, закинув ногу себе на плечо, еще плотнее прижался к Гину тазом. Разгорячённые, оба пропустили мимо ушей скрип половиц в соседней комнате, но вот звонкий девичий голос ударил их, словно электрический ток. — Гин-чан! Ты всё ещё спишь? — Твою мать! — Гинтоки подорвался на месте, скинув с себя выпавшего в осадок Хиджикату и заметал взглядом по комнате, стараясь как можно быстрее сообразить себе и полицейскому путь отступления. Шаги Кагуры приближались, и ему не осталось ничего, кроме как глухим шипением скомандовать: — Под одеяло! И чтоб ни звука! Фусума с грохотом распахнулась. — Гин-чан? Всё хорошо? Опять непристойностями занимаешься? — Всё просто замечательно, Кагура! — Гинтоки нервно заулыбался. — Гин-чан... — девочка с явным недоверием стала оглядывать его и всё вокруг. — Ч-что-то не так? — У тебя под одеялом что-то есть? Или кто-то? — Только я и ещё четыре одеяла, — левый глаз начал неестественно дёргаться, — печку, как видишь, я со всей добротой и заботой поставил у тебя, так что пришлось обойтись этим. — Вот как, — Кагура смерила его прищуренным взглядом, — ну, ладно, я пойду к Шинпачи. — Сдурела? Там же холодина! — он случайно задел ногой, кого пытался всеми силами скрыть, и тот еле как сдержал возмущённый возглас. — Глянь в окно, тормоз, погода наладилась. Но, обещаю, оденусь тепло. Идём, Садахару! Гинтоки буквально не мог нормально вдохнуть, пока не услышал спасительный хлопок дверью. Откинув одеяло, он облегченно посмотрел на Хиджикату, который, видимо, тоже едва переводил дух. — Фух, отделались. Опасно было, да, Оогуши- Прервав самурая, зам. командующего навис над ним и вновь вовлёк в глубокий поцелуй, проводя языком по губам, зубам и нёбу. Попутно он расстегнул ширинку и, взяв в одну руку член Гина и свой, провёл несколько раз, сжимая пальцами. Гинтоки выгнулся, откинув голову, тихо простонал, вцепившись ногтями в спину Хиджикаты.

***

— Ну, до встречи, Ёрозуя, — Хиджиката шмыгнул носом. Гинтоки вздохнул и спешно замотал его в свой любимый красный шарф. — Смотри, не отморозь себе ***. — Тц, обязательно. Снег жалобно хрустел под ногами. Зам. командующего задумчиво побрёл в сторону базы Шинсенгуми, вдыхая сладкий запах клубники, коим шарф был словно насквозь пропитан. Неожиданно его остановил серьёзный, даже грозный, но всё же детский голос. — Эй, майора. Когда в следующий раз будете этим заниматься, ведите себя потише-ару.