Каждое время года прекрасно по-своему

— Возьми уже выходной, — проговорил Гинтоки, подойдя к Хиджикате, и легонько стукнул о его лоб краешком банки с холодным кофе. Тот сидел на скамейке, запрокинув голову, едва ли не смыкал глаза и что-то сонно мямлил, кусая незажжённую сигарету. — Тупой работяга. Мне что, поговорить с Гориллой, чтобы он тебя наконец отпустил? — Он и отпустил... — Хиджиката взял кофе, — дал отдохнуть два дня, но я не могу разлёживаться, когда вокруг происходит столько всего. — Ты слишком ответственный, — Гин вздохнул, — пошли к нам, пообедаешь хоть. Старая карга оказалась сегодня на удивление доброй и угостила вкусняшкой. Да и в пачинко мне повезло недавно, выпьем хорошего саке. — Что-то и ты на удивление добрый. Ничего, что я вот так к вам... — Ничего. А добрый я, потому что твоё состояние значительно сказывается на моем удовлетворении. — Ах вот оно что, — усмехнулся Хиджиката, — тогда всё понятно. Гинтоки хитро ухмыльнулся и чмокнул его в лоб. — Э-эй! Чего творишь, нас ведь- — Идём уже. Лишь завидев Хиджикату в дверях, Кагура и Шинпачи весело заулыбались и радушно приняли гостя. Хотя Кагура и пробурчала что-то вроде: "У нас тут у самих чуть ли не драка за последнюю съестную крупицу каждый день-ару", но Гин легко стукнул её голове, а Шинпачи неловко почесал затылок. Обед шёл хорошо: все общались между собой, каждый на свой манер, конечно, но этого было ни у кого не отнять. Кагура между словом то и дело пыталась присвоить себе дополнительную порцию, отвлекая Шинпачи и стаскивая с его тарелки по кусочку-другому, тот возмущался, пытаясь научить девчушку уму-разуму, а Гин, выпивая саке рюмка за рюмкой, изредка рявкал на детей, а затем говорил Хиджикате, наливающему себе в тарелку майонез, что-то о распоясавшемся поколении. Так продолжалось, пока еда и выпивка не закончились, и на тот момент Гинтоки, уже изрядно поддатый, ластился к полицейскому, что не могло не привлечь внимание детей. Они помрачнели, всем своим видом выражая явное презрение к подобным выходкам, и со словами: "Не надо тут своё весеннее обострение демонстрировать, идите гуляйте отсюда" выставили обоих за дверь. Хиджиката, который не успел толком что-либо понять, по привычке закурил сигарету и просто направился вперед, особо не задумываясь о конечной точке назначения; Гин же завис на секунду, многозначительно икнул и, пожав плечами, пошёл, чуть пошатываясь, следом за полицейским. Поравнявшись с ним, он запрокинул голову и устремил взгляд вверх, в голубое небо. Погода с самого утра стояла замечательная: ясная, солнечная, но не слишком жаркая, изредка дул свежий ветерок. — Красота... — тихо протянул Гин, глубоко втянув воздух. — Да, — отозвался Хиджиката, — тихо и спокойно. — И куда мы пойдём? Вариантов много, говори, куда хочешь? Тот вздохнул. — Не то чтобы я вообще хотел куда-то идти, но... — Да ла-а-адно, не уж-то собирался меня в отель затащить, а? — Гинтоки ухмыльнулся и повис у Хиджикаты на шее. — Вижу это по твоей самодовольной роже. — Ты вообще слушаешь меня? Полицейский попытался скинуть его с себя, но тот вцепился намертво, а после и вовсе запрыгнул на него, обхватив ногами. — Эй! Я не настолько сильный, слезай! — Настолько, я-то знаю, — самурай коротко рассмеялся. — Покатай меня, большая черепаха! — Отвали! Хиджиката не оставлял попыток сбросить Гина, отчего тот лишь крепче обвивал его шею и все ехиднее смеялся, так что в конце концов ему пришлось сдаться. Только он успокоился, приняв тяжелую судьбу вьючного животного на остаток дня, и мирно пошёл дальше, придерживая самурая за ноги, как тот выдернул сигарету из его рта и лизнул в краешек уха. Хиджиката, который, казалось, никак на данный жест не отреагировал (только возмущённо цыкнул по поводу сигареты), на самом деле чуть вздрогнул, дёрнул плечом, что без внимания Гина не осталось. Самурай заулыбался и, вновь икнув, зарылся носом в черные волосы. — Куревом воняет... — Ну извините. Гинтоки хмыкнул и медленно огляделся. Сами того не заметив, парни забрели в какой-то полупустой район: вокруг не было ни души, казалось, вот-вот из-за угла выкатится огромное перекати-поле. — Там река, — сказал вдруг Гинтоки, указав куда-то в сторону. — М? — Река, говорю, река, — он заёрзал и спешно слез с Хиджикаты, затем, поправляя на ходу задравшееся кимоно и пошатываясь, затопал в узкий переулок. Полицейский, не до конца понимая, куда тот направился, потоптался на месте пару секунд и двинулся за самураем, который уже успел скрыться за домами. Проход между стенами оказался длиннее и темнее, чем Хиджиката предполагал, здесь было холодно и пахло сырой древесиной, под ногами скрипел мокрый песок. Отдалённо послышался шум воды и раздраженный крик Гинтоки: — Где ты там застрял? Хиджиката поднёс руку к лицу, прикрывая глаза от яркого солнечного света; прямо перед ним тянулась неглубокая, но стремительная речушка, а на берегу её раскинулось изящное дерево сакуры, всё окутанное нежно-розовыми облаками. Тут же стоял Гин, будто заворожённый глядел на это чудо природы. Неожиданный порыв ветра сорвал мириады лепестков, что моментально закружились повсюду, выстилаясь робкой пеленой на землю, и Хиджиката подумал, что взъерошенные кучерявые волосы Гинтоки напоминают ему чем-то крону сакуры, которую так же хочется постоянно перебирать пальцами и вдыхать её сладкий запах. Он улыбнулся. — Чего это ты? — Гин чуть склонил голову, глядя на счастливого Хиджикату. — Ничего... красиво, — протянул тот, задумчиво окинув Гина взглядом. Самурай ухмыльнулся, подняв голову, и уцепился взглядом за один порхающий вокруг лепесток, начав за ним следить. — Знаешь, ты как этот лепесток сакуры... — мечтательно сказал он, подходя ближе. Хиджиката смутился, непонимающе запыхтел и замер, когда крепкие руки обхватили за талию, а губы обдало горячим хмельным дыханием. — Вот-вот упадёшь во-о-он в ту лужу! — Гинтоки ехидно засмеялся и незамедлительно перешёл в нападение ─ запрыгнул на остолбеневшего зам. командующего и с громким плеском повалил его прямо в грязь. — Ты чего творишь, придурок?! — зашипел Хиджиката, вцепившись в плечи Гина. — Ых-хы, тупой полицейский, — победно злорадствовал тот (хотя и сам по уши промок и перепачкался), усевшись на него и не давая ни единой возможности встать , — какой ты теперь беспомощный. Хиджиката хотел было возразить и яростно послать обидчика делать сеппуку, но Гин наклонился и поцеловал его. — Как романтично ─ сосаться в луже. — Ну, смотри, как вокруг красиво. — Идиот. Гинтоки игриво заулыбался и поинтересовался: — Как ощущения? — Мокро и холодно. Слезь с меня. — Люблю тебя. Хиджиката опешил, залившись краской, отвёл взгляд, но Гин повторил поцелуй, запустив пальцы в чёрные волосы. — Стирать всю одежду будешь сам, — вздохнув, подытожил Хиджиката, а Гинтоки лишь с улыбкой кивнул.