«Во что я превратил сам себя»?
И, конечно же, музыка. Она осталась со мной, вела в этом мире дальше, позволяя влачить своё бессмысленное существование. Алкоголь притуплял сознание, сигареты прекращали поток несвязной речи, а беспрерывная мелодия фортепиано заглушала всё вокруг меня. Я замкнулся в своей скорлупе, вновь стал невидимым, обо мне забыли. Как люди забывают прекрасные сны ближе к обеду, так забыли и меня — скорее уж подобно ужасному кошмару, из которого они наконец выбрались и могут продолжать жить спокойно. Я завидовал им. Они могут идти вперёд даже после своих сладких сновидений, а мне приходилось притуплять боль очередной бутылкой соджу. Ничтожная жизнь, бессмысленное существование — пропивать дни, лёжа на диване в пропахшей сигаретами квартире и мечтать о несбыточном. Именно в таком состоянии я проваливался в сон. И жил таким образом последние лет десять… Или больше? Я уже не помнил. Совершенно ничего не помнил.***
Впервые это сладостное ощущение умиротворения пришло ко мне в тот самый день. Я прозвал его «первым днём семинедельной Утопии». Тогда мне казалось, что алкоголизм перерос в кому, из которой уже не выбраться, как бы мне того не хотелось. Моё тело было всё тем же, руки всё ещё пахли сигаретами, на одежде уже высохли пятна от различного спиртного. Я уже не помню, что́ пил и по какому поводу. Возможно, что повода вновь не нашлось, просто нужно было заполнить чем-то пустоту внутри себя… Или именно из-за этой пустоты я и провалился в «Утопию»? Когда мои глаза открылись, я увидел перед собой белоснежный потолок. Не тот, который привык видеть каждый день, сваливаясь с дивана прямо на пустые бутылки, переворачиваясь на спину и упираясь взглядом в пожелтевшую побелку. Пахло свежестью, каким-то цветочным ароматом и, наверное, кондиционером для белья. Было мягко, удобно, тепло. Эти ощущения возвращали меня в детство, в те редкие дни, когда я засыпал под боком у матери. Возможно, подобные чувства относились к тем многим вещам, из-за которых внутри меня образовалась пустота? Я думаю об этом сейчас, спустя долгое время, но тогда эти мысли или не приходили мне на ум, или же звучали слишком тихо. Так как в голове было пусто, то оценить интерьер комнаты «первого дня» мне не удалось. Единственное, чего хотелось больше всего в тот момент — пить. Не важно чего, лишь бы утолить жажду и наконец вновь заснуть на чистых простынях удобной кровати. Почему в мою голову не приходили мысли рода: «Где я? Что со мной? Почему я здесь?» Наверное, я был слишком зациклен на жажде. На чувстве, что не отпускало и на миг. Было ощущение, словно внутри меня какой-то монстр пытался вырваться наружу, когтями своими прорывая путь к свободе и царапая из последних сил моё горло. Больно. Просто было больно и нестерпимо сухо. Первое, на что я обратил внимание, когда покинул ту светлую спальню, это силуэт человека, стоявшего в другой комнате в конце коридора. Он стоял ко мне спиной и что-то напевал себе под нос, слегка фальшивя на высоких нотах. Своими широкими плечами незнакомец закрывал вид на что-то, что было перед ним. Кастрюля? Сковородка? Не знаю, что это, но аромат еды пробудил во мне аппетит, и жажда слегка отступила. — О, Юнги-ши, ты решил позавтракать со мной? — моё имя прозвучало так естественно, словно этот человек знал меня очень долгое время. Его лицо показалось знакомым, но я не мог вспомнить, где видел его. Этот парень был выше меня, я бы даже сказал, что и сильнее тоже, но почему-то было осознание того, что в случае чего он не против поддаться мне. — Я уже два часа на ногах стою, сейчас кимчи доготовлю и можем садиться кушать, — он говорил это всё спокойным тоном, при этом добавляя какие-то специи в кастрюлю. — Проверь рис, пожалуйста. Почему я не противился? Думаю, будучи в коме, ты не можешь идти против того сценария, который был предопределен твоим сознанием. Было странно ощущать себя частью цельной картины, при этом не зная своей роли в спектакле. Очень сложно сохранять спокойствие на лице, когда кто-то заботится о тебе, при этом совершая все действия с такой привычной легкостью и беззаботностью. А я даже не мог вспомнить его имени, чтобы поблагодарить за еду и поддержать разговор. Он пытался шутить во время завтрака, рассказывал о том, как тяжело в последнее время дается ему роль в новой дораме и как много нервов уходит из-за съемок. Я мог только слушать и кивать в ответ. Даже если мне и хотелось что-то сказать или спросить — ни одно слово так и не сорвалось с моих уст. Затем он ушел на работу, оставив меня в этой огромной квартире одного. Я никогда не отличался чрезмерным любопытством, но мне нечем было занять себя, поэтому пришлось походить по комнатам и попытаться найти хоть какую-то информацию о человеке, что… Что приютил меня? Что я здесь делаю, и кто этот человек? Может, его лицо кажется мне знакомым лишь из-за того, что видел рекламу с ним или дораму?.. Я не знал ровным счетом ничего о том, что со мной происходило и что мне нужно делать. Именно из-за поиска ответов мои руки шарили по полкам книжных шкафов, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь значимое: фотоальбомы, документы, письма — что угодно, лишь бы наконец-то утолить иную форму голода. Я пытался насытиться информацией о человеке, которого совершенно не знаю. Или знаю, но ничего о нём не помню? Если бы я знал правила мира «семинедельной Утопии», то не стал бы тратить свой первый день попусту. Любые мои попытки выйти за пределы квартиры или найти какую-либо информацию по этому парню оказались бесполезными — все комнаты, кроме той спальни, в которой я проснулся, были пусты, а входная дверь заперта. Время, потраченное, по сути, в никуда, пролетело незаметно. Утро сменилось поздним вечером так же внезапно, как и щёлкнул замок на входной двери. Парень вернулся в квартиру как ни в чём не бывало, при этом разговаривая по телефону и аккуратно пристраивая пальто на вешалку. Он был похож на настоящего актера, подобного тем, кого постоянно показывают по телевизору. — Юнги-ши, подожди немного, я приготовлю ужин, — он похлопал меня по плечу и улыбнулся. Обычно так улыбаются своим друзьям или родным — открыто и искренне. — Чем сегодня занимался? Поди проспал весь день? Я непроизвольно пожал плечами. Словно для меня это был привычный жест, который повторялся мною из раза в раз. А ещё странно подрагивали пальцы, словно тело хотело что-то по привычке сделать, но не могло вспомнить как. — Что насчет чачжанмёна? — спросил он всё с той же улыбкой. — Давно его не готовил, но должно получиться вкусно. Механический кивок головой. Мне начало казаться, что я какая-то кукла, вынужденная совершать определённую комбинацию движений. Стало противно от сложившейся ситуации и пришедшей на ум аналогии. Но мне ничего не оставалось, кроме как следовать чужому сценарию, который я так и не удосужился прочесть. — Сегодня мы снимали сцену с неудачной попыткой самоубийства главного героя, — очищая лук, начал рассказывать знакомый незнакомец. — Знаешь, я даже рад, что не мне досталась эта роль. Смотреть на постановку было больно… Подобное о многом заставляет задуматься. Очередной механический кивок. Я стою рядом с ним, не зная, что мне делать. С одной стороны, разум отказывается воспринимать новый поток информации как нечто само собой разумеющееся, а с другой — тело было подвержено исполнению (чужих?) команд. — Иногда мне страшно, — продолжал парень, уже орудуя ножом на доске. — Я непроизвольно представляю подобную картину с близким мне человеком и пытаюсь его спасти хотя бы в мыслях, как пытаюсь спасти своего сонбэ в дораме. Но вдруг что-то пойдет не по сценарию? Вдруг я совершу ошибку? Я иногда задавался тем же вопросом. Но ответ всегда был очевиден — делай всё правильно, если не хочешь ошибиться. Только вот не всегда всё зависит от самого человека. Обстоятельства, окружение, даже обстановка — влияют на исход событий, как бы ты ни старался сделать всё правильно. Да, ошибки помогают совершенствоваться и преодолевать самого себя, но что если эти ошибки в итоге становятся фатальными? — Мне страшно даже представить, что подобное может произойти с тобой, Юнги-ши… — честно признался он, посмотрев мне прямо в глаза. Они блестели от навернувшихся слёз, а нижнее веко левого глаза и вовсе задергалось. — Но, если ты не против, хён оставит эти мысли при себе. Не хотелось портить атмосферу подобным разговором, прости. Он снова улыбнулся, но как-то чересчур фальшиво. Возможно, для обычных людей, что следят за ним по телевизору, эта улыбка будет самой яркой и обнадёживающей, но не для меня. Я видел этого парня насквозь, словно знал о нём абсолютно всё, хоть ничего и не помнил… Или словно был им самим. Я понимал его чувства и ощущал ту необъяснимую тревогу, которую пытался выразить и сам «хён». Это было странно и ново для меня. Затем наступило время сна. Я отправился точно так же в ту комнату, в которой проснулся, и стал ждать. Не знаю, чего или кого, но просто погрузился в томительное ожидание. Минуты тягуче тянулись друг за другом, я совершенно не хотел спать и просто ожидал чего-то. У меня даже при сильном алкогольном опьянении не было такого ступора, как сейчас. Я слышал шаги босых ног хозяина квартиры, мелодию звонка его телефона, льющуюся воду в душе, очередное насвистывание какой-то песни. Вскоре повернулась дверная ручка соседней комнаты, после чего приглушенный свет из коридора проник в «мою» спальню. Парень уже переоделся и быстро перебежал ко мне, упав на кровать. От подобной наглости я даже успел возмутиться, но хёна это никак не вразумило. Из моего горла так и не вырвалось ни звука, всё оставалось прежним, кроме непонятного интереса к этому человеку. — Хотел пожелать тебе спокойной ночи, — он уже был спокоен и отсалютовал мне ту самую улыбку, которую я застал утром. — Иногда мне так не хватает таких разговоров с тобой, как сегодня. Спасибо, что вышел из комнаты, это меня очень обрадовало. Вышел из комнаты? Я что, тут взаперти сижу целыми днями? Хотя, если вспомнить все мои затворнические дни, которые провожу в компании алкоголя и сигарет, то это вполне похоже на меня… — Твой брат звонил, спрашивал, как ты… — словно между прочим произнес он. — Интересуется, когда будет дописана аранжировка. Скоро у дебютантов начнутся репетиции, а они даже не слышали заглавный трек их первого альбома… Наверное, на моем лице проступило такое изумление, что заставило парня заткнуться на какое-то время. Джунги-хён ещё поддерживает связь со мной? Даже таким вот образом? В детстве я всегда восхищался старшим братом, что всеми силами пытался быть лучшим во всём и радовать родителей очередными успехами. Его всегда ставили мне в пример, ожидая таких же свершений, к которым у меня не было никакого стремления. Музыка в какой-то момент стала решающим фактором абсолютно во всём, но даже успехи в этой области никак не повысили моей значимости. В бедной семье именно старший сын берёт на себя роль «нового кормильца», а я, по логике нынешних реалий, был лишь иждивенцем. Пока Джунги-хён вкалывал до седьмого пота и продвигался по карьерной лестнице, в моем распоряжении так и оставалось старое пианино и устаревшее звукозаписывающее оборудование. Моё творчество не окупало себя, но я как упертый баран продолжал идти вперёд, не обращая внимания на слова семьи и того небольшого количества друзей, что тогда ещё было у меня. Спустя многие годы мир изменился в лучшую сторону, но мне в нём не было места. Я так и не смог прорваться в шоу-бизнес, занимаясь лишь никому не нужным созданием третьесортного звучания… — Не знаю, о чём ты там думаешь, но выглядит это хреново, — толкнув меня в плечо, выдал парень, явно обеспокоенный моим ступором. — Хён приедет через пару дней, привезёт новые наушники, а то твои уже потёрлись. Ладно, пойду я, спокойной ночи. Мне хотелось пожелать «спокойной ночи» в ответ, но вновь смог только кивнуть головой. Дверь за ним закрылась, шаги тоже звучали недолго, затем скрипнула дверь соседней комнаты, и наступила тишина. Я остался наедине с самим собой, как это всегда бывало в моих привычных пьяных буднях. То, к чему я возвращался из раза в раз, вновь настигло меня — внутренняя пустота. Мне хотелось поскорее избавиться от этого ноющего и вязкого ощущения, терзающего душу, так что решил первым делом по привычке направиться на кухню, дабы отыскать чего-нибудь из спиртного. Но как только я попытался встать с кровати, тут же что-то тяжёлое навалилось на мои плечи и утянуло вниз. Матрас скрипнул, мягкое одеяло укутало меня почти с ног до головы и, словно по щелчку невидимой руки, мои глаза закрылись. Так наступил второй день.***
Каким образом сознание отличает иллюзию от реальности? Как человек может понять, что пребывает во сне или смотрит в зеркало уже бодрствуя? В какой-то момент, не могу точно сказать, когда именно, я просто открыл глаза и почувствовал слабость, словно до этого моё тело и не отдыхало вовсе. Пальцы правой руки привычно держали палочки для еды, а ладонь левой обхватывала стакан с водой. Когда я пришел на кухню? Когда сел за стол? Вопросы эти тяготили меня, мучили своим громким эхом, заполняющим абсолютно все клетки разжиженного алкоголем серого вещества. — Юнги-ши?.. — уже знакомый голос звучал как-то приглушенно и неестественно, хоть я и мог понять, кому он принадлежал. — Если ты засыпаешь, то быстрее доедай и ложись спать. Мне, конечно, приятно, что ты и сегодня решил со мной позавтракать… Не заставляй меня снова забирать удлинитель, давай больше без этих психов… Удлинитель? О чём этот парень вообще? Либо моё сознание до сих пор не может определиться с тем, пребываю я в реальности или в своих фантазиях, либо больница со специфическим уклоном по мне уже плачет. Моя голова вновь попыталась совершить механический кивок, но в шее словно все мышцы налились свинцом, и тупая боль костлявой рукой вцепилась в нервные окончания. Не помню, чтобы засыпал на полу… Или я начал страдать лунатизмом, отчего всю ночь просидел с опущенной вниз головой? — Пойдем, ты уже совсем без сил, — как-то по-стариковски начал бурчать хён, быстро подойдя ко мне и крепко сжав плечи. — Давай-давай, sleeping beauty. Если это сон, то почему я чувствую прикосновения, вкус пищи и тяжесть во всём теле? Но если это реальность, то что было до этого?Алкоголизм, зажатый зубами фильтр сигареты, сквозящее окно и неоплаченные счета.
Если сейчас я пребываю в реальности, то до этого был просто кошмар? Если так, то я не хочу снова оказаться в том мире, где моей постоянной спутницей была лишь Пустота. — Не включай аппаратуру, для начала отоспись, — продолжал бурчать парень, уже открывая дверь в ту самую спальню, с которой всё и началось. — Мне уже выезжать нужно — съёмки начнутся через два часа в Инчхоне. Быстрее! Он старался затолкать меня внутрь, а я стоял как вкопанный, пытаясь осознать случившийся диссонанс в моей памяти. В этой комнате изначально была только кровать, шкаф и пара тумб, но не было рабочего стола. Как не было и стационарного компьютера с двумя мониторами, микшера и необходимой звукозаписывающей аппаратуры, о которой я мог только мечтать в пьяном бреду. Если бы такая красота стояла в спальне изначально, то это явно отложилось бы в моей памяти! — Ведь точно сейчас заберу удлинитель! — уже вспылил хён, отвесив мне смачный подзатыльник. Я торопливо прошёл к кровати, стараясь не смотреть в сторону рабочего стола, и тут же нырнул под одеяло, всё ещё ощущая пульсирующую боль в затылке. Странно, на боль тело реагировало, но из горла так и не вырвалось ни звука. Это начинало серьёзно беспокоить меня. — Всё, я ушел, до вечера! — крикнув это уже из коридора, хозяин квартиры хлопнул входной дверью и щёлкнул несколько раз ключом в замочной скважине. «До вечера». Я остался наедине с самим собой, но мне было комфортно. Не знаю, что изменилось во мне, благодаря чему прилипчивая Пустота вдруг покинула мою душу, а в сердце поселился Покой. Мне нравилось чувствовать мягкость кровати, которая стала своего рода «безопасной зоной», нравилось смотреть в белёсый потолок, а не в пожелтевшую, испещрённую трещинами побелку. Да, я до сих пор не понимаю, что со мной происходит и где я нахожусь, но пребывание вне стен старой однушки потихоньку успокаивало меня. Слабость постепенно уходила, а мысли то набирали обороты, то успокаивались, подобно ветру, заглушающему гул голосов. Я вновь не мог заснуть, как бы ни старался, но в какой-то момент даже показалось, что погрузиться в сладкое сновидение мне и не позволят. Кто бы ни руководил этой реальностью, у него были свои планы на мой распорядок дня. Усевшись на кровати поудобнее, я непроизвольно потёр шею, до сих пор чувствуя ту самую зажатость мышц, отчего было сложно повернуть голову из стороны в сторону. Помимо этого так же ощупал горло, подушечками пальцев ощутив странную полосу со значительным углублением. Кожа в этом месте была более гладкой, напоминая рубцовую ткань шрама. Боль не чувствовалась, но в горле вдруг запершило, отчего непроизвольно закашлялся — тогда я впервые услышал хоть какой-то звук, которого раньше никак не мог добиться. Не знаю, обрадовало меня это или же нет, вот только сухость, о которой вчера так удачно позабыл, вернулась. Вскочив с кровати, я уже решил было пойти на кухню за водой, но резко включившиеся мониторы отвлекли меня от изначальной цели. Замигавшие кнопки системного блока и микшера привлекали внимание, пробуждая интерес. — «Для входа в систему введите пароль», — на английском произнес приятный женский голос, что меня нехило так спугнуло. У меня мурашки по телу пробежали от подобного приветствия со стороны аппаратуры, которой вчера ещё не было в этой комнате. Подойдя вплотную к рабочему столу, я наугад ввёл несколько комбинаций цифр в строчку ввода, но положительного результата так и не добился. Подумав немного, всё-таки попробовал ввести достаточно старое, но до сих пор смущающее меня «имя». — «Добро пожаловать», — произнес всё тот же голос, после чего на экранах обоих мониторов высветилось множество папок, файлов и заметок. Усевшись в достаточно удобное компьютерное кресло, я с интересом начал просматривать некоторые папки, среди которых нашлась даже вот такая: «Для дебютантов». Открыв её, мне пришлось для начала просмотреть фотографии каких-то смазливых мальчишек, совсем ещё детей, только-только прошедших пубертат. Они не вызывали какого-либо интереса, да и не особо отличались от всего того молодняка, что постоянно крутят по телеку и выставляют в оформлении браузера Naver. Прокрутив колесиком мышки до первых аудиофайлов, я с удивлением обнаружил более двадцати версий аранжировок на различные готовые треки, скорее всего, этой группы. Очередной бойз-бэнд, каких Корея видала достаточно много с конца восьмидесятых годов, да и биты не отличались особой новизной в звучании. Видимо поэтому и потребовалась аранжировка со стороны. Но чем я мог помочь в таком случае, если до этого все мои композиции уходили в чужие руки за такую мизерную цену, что даже лапшу быстрого приготовления в мини-маркете купить нельзя было? Включив первый трек, я попытался воспринимать его как нечто, созданное лично мной. Типичный бит был дополнен битпопом и гитарным соло, что не особо вязалось с привычным хип-хоп стилем, к которому привык. На бридже бит почти затих, оставив только «бочку» и обрывистую партию фортепьяно, после каждого второго квадрата переходящего в перебор клавиш, словно их нажимали наугад. И это сделал я? Затем прозвучал тяжелый вздох и резкое нажатие клавиш, после чего звук и вовсе прекратился. Видимо мне изначально не нравилась подобная версия, отчего не было никакого старания в создании по-настоящему годной аранжировки. Сделать из дерьма конфетку достаточно трудно, кто бы что ни говорил. Свернув папку «дебютантов», я пошарил ещё в нескольких папках, пока не остановился на «Suga-r». Какое странное название. Вряд ли я бы взял себе такое сценическое имя, особенно с моим характером, так что, скорее всего, это имя одного из дебютантов. Как ни странно, в папке не было ни одной фотографии, а только аудио и текстовые файлы. — Наброски текста, запись бриджей, несколько неплохих битов… — резюмировал я в мыслях, уже закрывая папку спустя несколько часов скрупулёзного изучения. — Довольно неплохой образец для дебютанта. Услышать бы ещё его реп-исполнение или вокал… Тут резко отворилась входная дверь, послышался шум шагов и голос хозяина квартиры. — Хён, ну хватит с тебя уже, — ныл парень, откровенно запыхавшийся. — Последняя бутылка была явно лишней! — Лишние у тебя яйца в мошонке, а соджу лишним никогда не бывает! — этот голос я бы ни с кем не перепутал, хоть никогда и не видел старшего брата пьяным… — Где Юнги? Юнги! Брат здесь, выходи давай! Стало страшно. Я не знал, какие у нас с ним отношения в этой версии моей жизни и как далеко он может зайти в своей ярости. В той реальности мне не раз доставалось от него за просрочку арендной платы или за очередной штраф из участка. А что же произойдет сейчас?.. Мне впервые захотелось уснуть и очутиться уже в следующем дне. Возможно, это настолько бессмысленный и детский поступок, что за подобное должно было быть стыдно, но я молниеносно запрыгнул обратно в кровать и укрылся одеялом с головой, желая поскорее заснуть. Я зажмурил глаза и молил невидимого сценариста поскорее внести несколько спасительных строчек в этот бредовый сюжет. Шаги обоих мужчин уже приближались к моей спальне, но в какой-то момент всё затихло, и я перестал ощущать вообще что-либо. Что происходит? Медленно вынырнув из-под одеяла, я впервые обратил внимание на большое окно в противоположной части комнаты, из которого лил яркий солнечный свет. Не помню, чтобы оно было здесь раньше… Или с каждым днём сюда добавляются всё новые и новые элементы? Окно было слегка приоткрыто, из-за чего тёплый ветерок задувал в спальню, колыша светлые занавески. Завораживающее зрелище, если честно. Можно ли считать это третьим днём?***
Набравшись смелости, я всё-таки покинул спальню. В коридоре, прямо у двери в комнату, валялись какие-то бумаги, пачка сигарет и белая зажигалка. Со стороны кухни раздавалось сопение и тихое бормотание. Заглянув в помещение, я застал хозяина квартиры, что хлопотал у плиты и нарезал кимчи, скорее всего для хэджанкука (супа от похмелья). Неподалеку на диване спал и сам Джунги-хён, укрытый тонким одеялом. — А, Юнги-ши… — слегка нервно произнёс парень, заметив моё присутствие. — Прости за вчерашнее, твой брат изрядно перебрал. Я отрицательно покачал головой, опять-таки, на автомате, и тихонько подошёл к брату. В последний раз мы с ним виделись месяца три назад? Или четыре? Не помню… Как странно видеть его таким: помятым, с разбитой скулой и отросшими волосами. Обручального кольца, того самого, которым он так долго хвастался перед родителями ещё до свадьбы с невестой, на месте не оказалось. Будет совсем паршиво, если ещё окажется, что этот парень изменяет своей жене или давно развёлся. Странно, что он выглядит моложе своего возраста… Или в этой реальности время идёт медленнее привычного? Хотя, возможно, всё происходящее протекает в недалеком прошлом? — Юнги-а-а, — простонал брат, пытаясь перевернуться со спины на бок, но неудачно соскользнул с края дивана, тут же рухнув на пол. — Айгу-у-у-у… — Джунги-хён, поднимайся давай, пол холодный! — тут же принялся крутиться вокруг него хозяин квартиры, аккуратно оттеснив меня к кухонному гарнитуру. — Сокджин-ши-и-и, — вновь застонал брат, фокусируя взгляд на парне. — Где Юнги? Где этот придурок? Где-е?! Сколько ему нужно было выжрать пойла, чтобы дойти до такого состояния? Брат всегда славился своей крепкой печенью — споить его было практически нереально. Пьяным я его вообще ни разу не видел, а дома он пил только по праздникам, да и то совсем немного. С одной стороны, в душе что-то радостно ликовало от подобной картины, как бы говоря о том, что Джунги-хён не такой уж и идеальный, каким его постоянно выставляли родители, а с другой… Я увидел в нём самого себя — опустошённого, брошенного, поникшего, разочарованного. Наверное, именно таким меня видели родные. Насколько же это жалко. — Сокджин-ши! — вновь повысил голос брат, вырываясь из захвата парня. — Пусти меня! Я сам! Я всё сам! — Да успокойся ты уже наконец, придурок! — хён с размаху заехал кулаком по челюсти моему брату, отчего тот ошарашенно повалился обратно на диван. — У меня скоро съемки, мне некогда возиться с тобой. И оставить вас наедине не могу, а то ещё загрызёте друг друга. Собирайся давай, пьянь… Я сказал собирайся, твою мать, быстрее! — Я, вообще-то, старше тебя, — попытался было вставить Джунги-хён, но его тут же перебили. — Не помню, чтобы возраст тебе когда-то мешал драться с родным отцом… Юнги-ши, выключишь плиту через двадцать минут после нашего ухода, хорошо? Суп настоится немного и можно будет есть… Хотя, чего я тебя учу, не маленький уже. Наверное впервые в своей жизни я просто стоял как истукан и послушно внимал всем наставлениям старших. Сокджин-хён (спасибо старшему за то, что произнёс его имя вслух) помог брату одеться и собрать разбросанные документы в папку, после чего они вдвоем пошли к выходу. Я молча проследовал вслед за ними, даже толком не понимая, зачем это делаю. Мне казалось, что все действия, как мои, так и этих парней, продиктованы уже выстроенным алгоритмом, поэтому не видел смысла как-то противиться происходящему. Я всё ещё не решил, настоящий это мир или всего лишь плод моего больного воображения. — А, да, точно, — обувшись, внезапно замялся Джунги-хён, взглядом пытаясь отыскать что-то в прихожей. — Где они? Сокджин-ши, ты не помнишь, куда я их положил? — Если ты о наушниках, то они уже лежат в комнате Юнги, я их ночью убрал от тебя подальше, — уже открывая входную дверь, спокойно произнёс парень. — Выметайся давай, подвезу тебя на работу. — Ты это… Прости меня, ладно? — всё-таки поймав мой взгляд, произнёс брат. — Наушники хорошие, новые, тебе в самый раз. Студийные, высокочувствительные — как ты любишь. И закончи аранжировку до исхода крайнего срока, ладно? А то директор уже рвёт и мечет, дозвониться до тебя не может… Ладно, пока. «Пока» Задумывался ли я когда-нибудь о своих отношениях с семьёй? Сейчас, сидя за компьютером в новых студийных наушниках, мне хотелось позвонить матери и услышать её голос — слегка хрипловатый, такой, каким я его запомнил; приехать в родной город, потратив на дорогу не один час, дойти своим ходом до нашего семейного ресторана и просто сказать: «Я дома». Сколько лет прошло с тех самых пор, когда это место перестало быть моим домом… Разве вся эта дорогостоящая аппаратура стоила отношений с родными? Я не знал, как ко мне сейчас относятся родители и считают ли частью своей семьи. Как не знал ровным счетом ничего о том, какова на самом деле (моя?) жизнь в этой реальности. Вопросы, один за другим, просто бились в моей голове, желая найти ответ. Хоть какой-нибудь ответ на всё происходящее здесь дерьмо. Словно помутнение рассудка — я не осознаю собственных действий — пачкаю лист чернилами, не зная, вдохновение это или безумие… «Первый выход на сцену сопровождался дрожью в коленях. Я пересилил себя, сжал кулаки до боли и сделал шаг вперед. Публика — людей было немного — уже играла на нервах, Но я сделал это — в моих руках есть этот чёртов микрофон. Успех приходит не сразу, к этому нужно быть готовым. Возможно, меня побьют камнями, когда переступлю вторую ступень. Но это был мой выбор. И этот путь кажется таким простым Лишь для тебя, ублюдок, закрывающий передо мною дверь. Я не отступлюсь лишь из-за ваших слов (ты слышишь?), Я не поверну назад лишь ради тебя (кто ты такой?), Ты купил билет в один конец (почему ты не видишь?), Будь готов к тому, что больше нет дороги домой. Ты на моём концерте, ты сам купил билет. Эта сцена моя (дошло?), вини самого себя. Можешь передать своей мамочке привет — Шоу только началось, ведь на сцену вышел я». Моя рука тряслась, перьевая ручка легко выскользнула из запотевших пальцев. Это то, что я хотел написать? Это мои слова? Голова шла кругом лишь от того, что я вновь сел за написание лирики. Рэп? Вот это? Разве возможно подобное называть рэпом? Мне стало тошно. От самого себя, от своих усилий, от этого времени, от всего. Глаза сами собой закрылись лишь на мгновение, которое изменило абсолютно всё. Со слезами на глазах я встретил четвёртый день.***
Первым моим неразумным выбором в эти семь недель было ничто иное, как название. «Утопия»? Какое ужасное имя для этого адского места, в котором существовал мой предшественник. К слову, для меня ничего страшного пока что не происходило, но с каждым днём нечто всё сильнее обхватывало моё горло ледяными руками и впивалось в глотку, подобно тонкой леске, желающей поскорее разрезать гладкую зарубцевавшуюся ткань шрама. Впервые за столь недолгое пребывание в этой реальности я проснулся не от вкусного аромата еды, солнечного света или чужой попытки растормошить меня, а от собственного голоса. Сознание пока что не могло определить, откуда доносится этот звук из хаотичного набора непонятных слов, но почему-то казалось, что это именно мой голос. В горле тут же запершило, а вязкая слюна всепоглощающим потоком лавы потекла по глотке, скорее уж дразня образовавшуюся пустыню сиюминутным и кратковременным дождем. С трудом разлепив ресницы, я попытался сфокусировать свой взгляд хоть на чём-нибудь конкретном, но перед глазами продолжало расплываться пятно ярких экранов мониторов, что были направленны на меня. Неужели я уснул за столом? — «Запись… Чёрт его знает какая…» — собственный голос казался менее хриплым и грубым, но явно не принадлежащим настоящему мне. — «Дата… Седьмое марта. Тема записи: Проваленное прослушивание в BH». Тут-то я очнулся полностью, так как тема весьма болезненная. Именно из-за этого прослушивания родители впервые заговорили о моём выселении. В первый и последний раз… — «Прошло два дня с момента прослушивания. Отказ только-только пришёл на почту, формулировка всё та же, никаких изменений», — выглядел я в этом видео лет на восемнадцать, если не меньше. Хотя, буду честен с самим собой, в этой версии реальности я не такой помятый и даже вроде как прилично одет. — «Они сказали, что у меня детский текст и читка. Детский рэп… Я потратил на создание полноценного трека с саб-рэпом и вокальными вставками на бридже меньше времени, чем на написание лирики. Если Джунги-хён узнает о моём очередном провале, то этот рабский ошейник никогда не исчезнет!» Мой двойник из видео обхватил горло руками, запрокидывая голову назад. Видимо, брат решил каким-то образом привязать «меня» к себе, только вот для чего именно? Судя по вчерашнему разговору, он как-то связан с агентством, для дебютантов которого и писалась аранжировка. Если так оно и есть, то какую роль во всей картине происходящего играю именно я? — «В любом случае…» — вновь приняв удобную позу, заговорил «я». — «После прослушивания в мелких компаниях смысла идти в тройку лидирующих… Неважно, SM или YG… Это бессмысленно. Свой последний шанс я уже потратил в пустую. Срок договоренности почти истёк, контракт брата, который он оформил в обход меня, вступит в силу, и больше я ничего сделать не смогу. В конечном итоге у меня останется лишь одно решение для всех проблем… Но я бы не хотел к нему прибегнуть в конце концов. Хах… Родители даже не в курсе, что я не хожу в колледж, а написанную мной музыку продает Джунги-хён за крупную сумму… Какая паршивая мелодрама». Значит, и в этой версии «я» у брата под колпаком. Неприятно это признавать, но хён всегда имел власть надо мной, и если в детстве я им восхищался, то с каждым годом, взрослея, ощущал лишь нарастающую ненависть к нему. Возможно, большую роль в сложившихся между нами отношениях сыграли сами родители, скорее всего даже не подозревая об этом. Они возвышали его, хвалили за каждый сделанный шаг, когда как я плёлся позади, лишь порицаемый за свою любовь к музыке и за нежелание быть похожим на своего старшего брата. Что плохого в том, чтобы быть самим собой? — «Простите меня мама, папа. Но это невыносимо, — быть его денежным мешком я не собираюсь», — уже собираясь выключить запись, произнес мой двойник, потирая шею. — «Конец записи». Наступила тишина. Всеобъемлющая, густая и вязкая. Видео, продлившееся лишь две с половиной минуты, выбило меня из колеи и заставило задуматься. Это явно не «Утопия». Кажущаяся мне в начале сладостная нега оказалась глубоководной системой пещер, в которой прячется морское чудовище, готовое сожрать, стоит только потерять бдительность. Сухость в горле вновь дала о себе знать, а невидимая рука сжала шею сильнее. Я до сих пор пытаюсь найти ответы, которые, как мне казалось, лежат на поверхности, но до которых мне никак не удаётся дотянуться рукой. Что со мной стало? Почему в этой версии реальности я живу в квартире малознакомого мне человека? Какой контракт заключил брат с агентством и какова моя роль во всём этом дерьме? Следующая запись включилась без моего ведома, словно на автомате. Я вновь смотрел на самого себя, но уже не такого ухоженного. Синяки под глазами создавали образ невысыпающегося студента, но разбитая губа портила впечатление сильнее. — «К хуям номера!» — Первые слова, с которых началось видео. — «Этот сукин сын хочет, чтобы я написал аранжировку для этих пиздюков из агентства! Это невыносимо… Он просто смеётся надо мной!» Значит, вот с чего началось это творческое безумие. Сколько человека не заставляй творить через силу, он не сможет испытывать счастье и радость от того, чем занимается. Особенно если присутствует насилие. Я смотрел на мечущегося себя и видел того самого забитого братом подростка, проблем которого никто не замечал. Эта реальность была практически идентична моей. А я назвал её «Утопией». Как самонадеянно… — Юнги-ши? — стук в закрытую дверь спальни отвлек меня от мыслей, и я молниеносно свернул все папки с видео. — Пойдем ужинать? Время на часах уже показывало шесть вечера, и от осознания этого факта в желудке моментально заурчало. Я быстро открыл дверь, собираясь покинуть комнату, но вставший прямо на пороге Сокджин-хён не позволил мне этого сделать. Парень сначала долго вглядывался в моё лицо, после чего перевёл взгляд на погасшие мониторы и обратно. Заметив недоумение во взгляде, он спешно отошёл назад. — Прости, просто мне послышалось… Словно я услышал… — силился произнести что-то хён, но в итоге тяжело вздохнул. — Неважно. Пойдем ужинать, там комкук стынет. «Да, хён». Мысли не желали оставлять меня, жужжа огромным роем где-то на фоне, выделяя лишь самые громкие и ставя на них акцент. Слишком много среди них было вопросов и попыток осознать происходящее, делая одно предположение за другим. Только сейчас моё сознание стало воспринимать эту реальность как необъяснимую загадку, на которую я первые дни попросту закрывал глаза. Липкое, противное, мерзкое ощущение тревоги облепило сердце, с силой сжав его. Мурашки пробежались по телу, а я мог лишь делать вид, что всё хорошо. Сокджин-хён поставил передо мной тарелку риса и суповую чашу, полную молочно-белого бульона. — Как парню из Тэгу, тебе должно понравиться, — широко улыбнулся хён, заняв место рядом со мной. — Приготовлен по рецепту моей знакомой. По её словам, хёнпхун комтхан приготовить может кто угодно, главное — для родного человека. А я уж о своем намтонсене позабочусь! Улыбка сама собой расплылась на лице. Интересно, в настоящей реальности был ли старший брат знаком с Сокджин-хёном? Этот парень кажется таким простым и дружелюбным, что совсем не вяжется с типичным поведением окружения Джунги-хёна. И как только этот человек без лишних вопросов принял меня в свой дом, взял на себя все обязанности и упрекает лишь в нарушенном распорядке дня? Я совершенно не понимал его, не чувствовал уверенности в его поступках и поведении, но осознавал, что по большей части парень просто беспокоится обо мне. Но кто я для него? Всего лишь брат его друга. Для чужих братьев за просто так не стараются… — Приятного аппетита, — пожелал тем временем Сокджин-хён, пробуя на вкус суп. — Вкуснотища! «Приятного аппетита, хён». Только сейчас я поймал себя на мысли, что пытаюсь произнести эти слова вслух, но на деле могу лишь открывать и закрывать рот подобно выброшенной на берег рыбе. В горле вновь растеклась лава, выжигая всё на своем пути. Рука непроизвольно прижалась к шее именно в том месте, где шрам казался шире и глубже. В горле запершило, я закашлялся и попытался сделать глоток из стакана, что стоял совсем близко ко мне, но тот выскользнул из задрожавших пальцев. Вода разлилась по столу, частыми каплями стекая прямо на пол. — Юнги-ши! — и столько боли в голосе хёна, словно невидимая леска впивается не в моё горло, а именно в его. — Воды? Сиди смирно, сейчас принесу! Я задыхался. Под моими пальцами рвалась плоть, заживший шрам кровоточил и расползался, подобно шву. Перед глазами всё меркло, я уже практически не различал силуэты в комнате, не мог понять, где Сокджин-хён и почему никто не может мне помочь. Пожалуйста, помоги мне! «Хён, прошу…» Помогите мне кто-нибудь! — Пожалуйста!..***
Настал пятый день. Течение времени проходило мимо, я словно не замечал его. Не знал также, сколько времени должен длиться один день и как долго я буду здесь. Моё любопытство сошло на нет, но вместо него пришел страх. Я боялся. Очень сильно. Светлая спальня уже не казалась мне «безопасной зоной». Кровать перестала быть уютной и удобной, белый потолок кружил голову, а необходимая мне когда-то аппаратура не вызывала интереса. В каком-то роде меня одолела апатия, с которой, по сути, мне не было необходимости бороться. Даже стоя у окна, через которое в комнату лился тёплый солнечный свет, я без особого удивления наблюдал за проплывающими вдали облаками, которым, казалось, не было конца. Внизу бушевало море, волны которого облизывали скалистый берег. Это так они ограничили зону действий, заперев меня в квартире на непонятно каком этаже и непонятно в какой части Кореи? На рабочем столе включилась очередная видеозапись «дневника», который вёл мой предшественник. Я не хотел подходить и погружаться во всё это дерьмо, которое мне и так было уже по горло. Хах, горло… Вчера мне казалось, что эта леска и правда разрезала кожу, что кровь текла по моим рукам, что воздуха в лёгких совершенно не осталось, но всё было не так. С моим разумом кто-то удачно играет в кошки-мышки, буквально не давая мне свернуть с сюжетной линии. Господин сценарист прибегает к довольно-таки изощрённым способам повествования, которые держат меня в определенных рамках и заставляют продвинуться к следующей стадии. Что он от меня ожидает, чего хочет добиться? — «Это будет моя последняя запись», — как бы я не хотел слушать эту ахинею, выключить видео самостоятельно у меня так и не получилось. Компьютер работает даже без питания, что бесит больше всего. — «Брат уехал домой к родителям, его не будет до завтра… Я решился. Сегодня, двадцатого августа, я сделаю это. Мин Юнги, наконец, закончит своё существование». Эти слова меня встревожили. Я всё-таки подошел к мониторам, решившись на просмотр того, что удумал совершить мой двойник. «Я» сидел в кресле, держа в руках бечёвку. Видимо, это всё, что он смог отыскать в квартире. В его глазах я не видел ни сомнения в действиях, ни страха, ни жажды жизни. Лишь холодная и нескончаемая безысходность. Для чего нужно лишать себя жизни и что именно «меня» не устраивало? — «Я просто хотел стать артистом. Чтобы музыка моего авторства звучала отовсюду, чтобы люди слушали то, что создал я, и знали моё имя», — прижимая к груди моток верёвки, почти что шептал парень на видео. — «Но так меня никогда не услышат, не узнают. Я даже не могу назвать собственные композиции своими… Они отобрали у меня право на это… Хён, я знаю, ты обязательно посмотришь эту запись. Как и все прошлые, которые смотрел втайне от меня. Не хочу винить тебя, во многом виноват я сам. Не смог прямо сказать родителям всё, как есть. Не смог отказать тебе в помощи, которая в итоге стала моим же ярмом… Возможно, ты считаешь меня эгоистом, ведь я многого просил взамен. Но в итоге ты не дал мне ничего, лишь забирая и потребляя. Ты не слушал меня, не желал слушать… А я устал кричать в пустоту». «Я» медленно разматывал моток бечёвки, видимо, всё ещё собираясь с мыслями. Движения все были механическими, словно неживыми. Терзающая меня ранее тревога обрела своё воплощение в этой видеозаписи и самой её сути. Мой предшественник готовился к самоубийству. — «На этом моя последняя запись подходит к концу. Прощайте мама, папа, Джунги-хён, Сокджин-хён… Спасибо вам за всё. Конец записи». Видео выключилось, оставив меня в этой комнате вновь наедине с одиночеством и пустотой. Теперь я знал, откуда этот шрам, даже, наверное, понял причину своей немоты, а ещё понял суть произошедшего когда-то давно. Видимо, брат побоялся оставлять меня наедине с собой и отвёз к другу для присмотра. Сокджин-хёна «я» уже знал, значит проблем не должно было быть. Только вот вопрос так решен и не был — причина самоубийства всё ещё актуальна. Что мне теперь делать со всем этим? Совершать самоубийство повторно я совершенно не хочу, это моя жизнь, хоть и в чужой реальности. Может попытаться выбить авторские права? Или всё-таки найти лазейку в Naver?.. Возможно, я веду себя слишком спокойно после всей той информации, что настигла меня бурным потоком, но как тогда мне быть? Если начну паниковать и биться в истерике — это ничем не поможет и лишь займёт отведённое мне время, промежутки которого так же были неизвестны. Мне срочно нужно было поговорить с Сокджин-хёном, чтобы выстроить план решения всех проблем. Мне нужна была помощь.***
Мне пришлось дожидаться нового дня, так как хозяин квартиры вчера не вернулся домой. Я был взволнован самим фактом его отсутствия и долгое время не мог заснуть. Почему-то в этот раз сценарист дал мне возможность помучиться томительным ожиданием, словно пытался добиться от меня определённых действий… Возможно, мне нужно было потратить это время на поиски дополнительной информации? Но как бы то ни было, моим основным источником был именно компьютер, который отказывался работать напрочь. Зайти в Naver теперь не было возможности, а ноутбука или ещё одного стационарного компьютера в пределах квартиры найти мне тоже не удалось. Как и не удалось решить вопрос со связью. Мобильного телефона не было. От слова совсем. Да и говорить, в принципе, я бы не смог, хоть и какое-то подобие звуков моё горло начало издавать. Через боль, кашель, сухость — несколько слогов выговорить мог. Впервые я задался вопросом: что тяжелее вылечить — травму психологическую или физическую? И с той, и с другой возможно прожить до конца своих дней, но раздробленную руку не соберешь по кусочкам и не пришьешь обратно, как и не вылечишь человека от психического инфантилизма по щелчку пальцев. Но я надеялся, что шрам, оставшийся на шее, со временем перестанет мучить меня, и психологический барьер будет сломлен, благодаря чему вновь смогу говорить. Проснулся я уже сидя на диване в общем зале. Затёкшая спина ныла неимоверно, как и шея. Кое-как размявшись, я обратил внимание на включенный телевизор, по которому шла какая-то дорама. Знакомые актёры, одни и те же лица, что, казалось, никогда не стареют. Вот началась реклама, и я, наконец, отлип от экрана, с трудом поднявшись на ноги. — Доброе утро, sleeping beauty, — уже раскладывая столовые приборы на столе, произнес Сокджин-хён. Выглядел он слегка помятым и невыспавшимся. — Прости, что так поздно приехал. Съемки шли всю ночь, снимаем финальную сцену. Но на сегодня у меня выходной, так что к вечеру сготовлю что-нибудь более разнообразное. А пока что рис, кимчи и суп — обойдемся стандартным набором. — Ага… Парень замер, как вкопанный. Он посмотрел на меня таким удивлённым взглядом, словно я только что назвал Пусан столицей Южной Кореи, а Сеул — деревней. Прижав ладонь ко рту, хён медленно опустился на стул и прошептал: — Значит мне не послышалось… — И потом уже громче добавил: — Ты говорил! Я же слышал! Юнги-ши, ты говоришь! Только сейчас до меня дошло, что я произнёс это пресловутое «ага» вслух. Сам от себя такого не ожидал, так что немного заторможено кивнул головой в ответ, собираясь сесть за стол. — Давай только не будем говорить твоему брату? — внезапно предложил он, судорожно что-то обдумывая. — Ему незачем знать об этом. Хорошо? Джунги-хён не должен знать об этом… — Хорошо, — в этот раз слово я произнес уже осознанно, но говорил всё ещё с трудом. Сухость в горле мешала произносить слова привычным голосом, отчего «хорошо» прозвучало, как крик вороны. — Мне нужно… поговорить с тобой, хён. Парень быстро-быстро закивал головой, видимо, и не собираюсь произносить что-либо вслух, пока я не выскажусь. Это радовало, было ощущение, что человек действительно хочет выслушать меня. После стольких лет замкнутого образа жизни подобное отношение тешило моё самолюбие, как бы отвратительно это не звучало. Первым делом необходимо было подобрать слова для конструктивного диалога. Я не знал, как именно перевести тему на разговор о выпуске композиций под своим именем. Это даже не столько для самого себя, сколько для своего предшественника. Я не знал, сколько времени проведу в этой реальности, останусь ли в ней навсегда или совсем скоро вернусь обратно. Но хотя бы здесь моя жизнь должна приобрести характеристики «Утопии», пока не стало слишком поздно. — Сколько прошло времени… с тех пор… как я перестал говорить? — парень услужливо подал мне стакан воды, который я незамедлительно осушил после произнесенной фразы. — Больше четырёх месяцев, — взявшись за палочки, он начал медленно перемешивать рис в чашке. Его левый глаз снова задёргался. Он съел немного риса и кимчи, после чего всё-таки продолжил. — Если честно, я думал, что ты больше уже не заговоришь, хоть и всеми силами пытался в это не верить. Доктор Ким сказал, что это именно психологическая травма, а не физическая, так как со связками всё было в порядке. Но приди я тогда чуть позже, то… — Это ты спас меня? — не спрашивая, а скорее уж констатируя как факт, произнес я. — Да… — вновь опустив взгляд в тарелку, произнёс парень. — Я тогда не на шутку испугался. Видеть подобное… То, как ты задыхался и дергался в конвульсиях… Я думал, что схожу с ума. Если бы я не успел… Мне даже представить страшно… Все мысли из моей головы просто выпорхнули, подобно птицам из клетки. Я не знал, что мне нужно сказать и как. Чувство неясного стыда накрыло меня волной, перехватывая дыхание. Хён продолжал опустошать тарелки, видимо, таким образом успокаиваясь. К слову, глаз у него перестал дёргаться. — Потом я забрал тебя из больницы к себе домой, — как ни в чём не бывало, продолжил он. — Ты, скорее всего, не помнишь этого, так как всё еще был в полукоматозном состоянии. Я долго препирался с твоим братом, но в итоге он подписал разрешение… Джунги-хён не тот человек, что стал бы заботиться о тебе. У него никогда не было простого человеческого сострадания, а после продажи твоих композиций под своим именем — всё стало ещё хуже. Ты был мал, чтобы понять все хитросплетения, которые выстроил твой брат. Он ужасный человек. Всегда был им и таковым останется до конца своих дней. — Но что мне делать? — всё-таки спросил я. — Как мне избавиться от его влияния? Сокджин-хён посмотрел мне прямо в глаза. Он молчал, судорожно поджав губы. Мне ничего не оставалось кроме как ждать, ведь мыслей в голове так и не появилось. Я почувствовал себя таким беспомощным и глупым в этот момент. Сознание ведь пыталось сфокусироваться на том, что разговор протекал слегка странно, что, по сути, я продолжаю подчиняться правилам этого мира, а не веду свою игру. Но всё, что мне оставалось — томительное ожидание. — Я давно хотел предложить тебе кое-что, но из-за съёмок и твоего состояния не мог решиться на подобный шаг, — внезапно выпалил хён, схватив меня за руку. — Мне предложили перебраться в Инчхон. Менеджер уже оформил все необходимые бумаги для переезда, квартира куплена, осталось только погрузить всё в машину и уехать. Но я не мог просто взять и увезти тебя, без твоего же ведома и согласия. Мы дружим с тобой с самого детства, я многое повидал за это время и могу сказать точно: брат не даст тебе покоя никогда. Ни в родительском, ни в твоём собственном доме. Поэтому нам надо переехать. И чем раньше мы это сделаем, тем лучше! — Но зачем?.. — с явным недоверием и непониманием спросил я, пребывая в замешательстве. — Зачем делать всё это, да ещё и ради меня? Хён, ты с ума сошёл?! — Я делаю это не ради абы кого, — сжав мою руку сильнее, серьёзно сообщил он. — Я делаю это для своего намтонсена. И ещё мне совестно за то, что не мог решиться хоть как-то помочь тебе… Если бы я только дебютировал как актер ещё раньше, то не дошло бы до суицида… Я бы мог помочь тебе избежать всё это… Отпустив мою руку, хён резко встал из-за стола и начал убирать посуду. Он старался не смотреть в мою сторону, пряча взгляд. Его плечи вздрагивали, словно от едва сдерживаемого плача. — Хён, когда ты планировал переезд? — это уже были не мои слова, а реплика из сценария. Я всё ещё не мог собрать мысли в кучу, когда как слова звучали естественно и обдуманно. — Я готов. Честно! Лучше уж начать всё с чистого листа, нежели продолжать жить так!.. Мелодрама. Вот такая простая и незатейливая, безмозглая, ебучая мелодрама. Мне стало тошно от всего происходящего, ведь это совершенно не тот результат, к которому я стремился. В моих планах не было переезда, не было слёз и соплей. Мне надо было добиться независимости, а в итоге я лишь снова сбегаю, хоть и другим способом. Это не выход, это не решение. Это не та помощь, которой я так жаждал.***
Сегодня мы должны переехать. Вчерашний день я до сих пор воспринимаю как бред в стельку пьяного сценариста, не видя в подобном сюжетном повороте совершенно никакой логики. Ну переедем мы в Инчхон, а дальше что? Рано или поздно брат выследит нас и приедет по мою душу. Контракт с тем агентством уже был заключен, расторгнуть его без выплаты определённо огромной суммы вон не является возможным. Единственное, что мне остается — писать композиции и лирику «в стол». По истечении срока контракта, который составляет, как сказал Сокджин-хён, четыре года, я могу быть свободен ото всех обязательств, когда как Джунги-хён вынужден будет каким-то образом выкручиваться из всего этого. А ещё меня беспокоило само проживание под одной крышей с этим парнем. Он сказал, что всегда был моим другом, с самого детства, но почему-то я ему не верил. Точнее, я не верил вообще кому-либо. Это признаки начавшейся паранойи? — Ты всё собрал? — спросил Сокджин-хён, запечатав коробку скотчем. Я обернулся, разглядывая составленные в кучу коробки, которые были собраны «мной» во время очередного «сна». Мне так и не удалось понять систему разбивки времени на промежутки моего бодрствования и активности моего предшественника. Во время всей этой мелодрамы мне позволяли видеть лишь определённые сцены сюжета, когда как всё остальное проходило мимо меня. Сегодня уже был седьмой день этой «Утопии», в которой не было места именно для меня. Эта реальность принадлежала другому человеку изначально, она лишь дала возможность прочувствовать некоторые моменты, которых я так и не испытал в своей жизни. Здесь есть человек, который проявляет заботу и даже вкусно кормит. Здесь есть удобная кровать и необходимая для творчества аппаратура. Есть возможность избегать старшего брата… Но этот мир не принадлежит мне, и рано или поздно меня попросят удалиться. Точнее, выкинут на помойку, словно вшивого кота… — Да, — и опять-таки это были не мои слова. Я не знал, что было собрано в коробки и было ли у меня столько вещей, которые можно было уместить во всю эту гору картонного барахла. Хён вновь улыбнулся. Так, как это было вчера, двумя или тремя днями ранее, как это было на протяжении всей — не моей — жизни. Во мне снова взыграла зависть. Я завидовал своему предшественнику, который считал такую жизнь адом, когда как для меня она снова стала «Утопией». Видимо, обделённый должным вниманием и заботой, я наконец-то прочувствовал во всём этом необходимость. Пустота лишь временно покинула меня, она вернётся сразу же, как только время этого мира вновь войдет в колею, а моя история в нём закончится. Рано или поздно любой сюжет приходит к своему логическому завершению, и сейчас я почувствовал, что сценарист дописывает последнюю сцену, после которой пойдут титры, а моё имя даже не добавят в список актёров. Подхватив несколько коробок, я подошёл ко входной двери, собираясь спуститься вниз к грузовой машине. Сокджин-хён открыл для меня проход, за порогом которого не было даже лестничной площадки, а лишь белое Ничто. Я вновь впал в ступор, не зная, что делать дальше. — На этом сюжет будет закончен, — сказал он, широко улыбнувшись. — Дальше всё вернётся в привычное русло, по крайней мере, для людей этого мира. На мгновение всё замерло. Осознание сказанных им только что слов просто потрясло мой разум и сорвало все возможные цепи самообладания. Выронив коробки, я схватил парня за грудки, с силой встряхнув его. — Ты всё знал?! — меня просто потряхивало от охватившей сознание ярости. — Я всего лишь проекция человека из твоей настоящей жизни, — пожал плечами тот. — И подчиняюсь законам этого мира, независимо от своих желаний. Как, собственно, и ты все эти семь дней. Мы не в праве изменять сюжет словами или поступками, но от нашего восприятия и отношения к ситуации ход игры может быть направлен в другую сторону. Отпустив Сокджин-хёна, я просто прислонился спиной к стене и скатился на пол. В моей голове всё запуталось, мир перестал казаться таким простым, а сюжет — банальным. Собственным отношением к ситуации я выстроил такой алгоритм, что привело к такому завершению. Подобное очень сложно принять. Да и воспринимать это как данность особого желания не было. — И что же будет теперь? — Смотря с кем, — неопределенно пожал плечами хён. — Всё зависит только от тебя. Именно ты главный герой повествования. Парень помог мне вновь подняться на ноги и крепко обнял, похлопывая большой ладонью по спине. — Поздравляю, Мин Юнги, с окончанием сюжетной линии «Бесправный лирик», — произнёс он, подталкивая меня ко входной двери. Последнее, что я смог расслышать из его слов, когда всё же провалился в белое Ничто, было: — Удачи.***
Первое, что я увидел после пробуждения — пожелтевшую побелку низкого потолка. В нос ударил резкий запах соджу, который уже высох на грязном полу моей однушки. Руки нашарили несколько пустых бутылок, что валялись рядом со мной, и пустую, скомканную пачку сигарет. Медленно приняв вертикальное положение, я всё же посмотрел по сторонам, пытаясь то ли убедиться в своей вменяемости, то ли разубедиться в оной окончательно. Вокруг был всё тот же хлам: грязная одежда свалена в кучу по углам комнаты, стоявший у стены диван, с которого так благополучно свалился, прожжён сигаретами в нескольких местах, а старый компьютер почти неслышно жужжал процессором. Поднявшись на ноги, я попытался нащупать шрам от бечёвки на шее, но его словно никогда и не было. Всё верно, в моём настоящем мире самой попытки самоубийства не было, так что и следов остаться не могло. Перед глазами всё ещё стоял образ Сокджин-хёна, который улыбался мне так тепло, словно всё в порядке, словно всё идет по плану, так, как и должно быть. Госпожа Пустота вновь напомнила о себе тянущей болью в сердце, отчего хотелось просто разорвать грудную клетку и вырвать этот никчемный орган, который так мешал мне жить. Что в реальной жизни, что в «Утопии» — это бесполезное и почерневшее сердце не давало мне покоя! — Чёрт! — неосознанно я ударил себя несколько раз кулаком в грудь, пытаясь избавиться от этого противного и щемящего сердце чувства. Но это совершенно не помогало, хоть и с каждым ударом я всё сильнее и сильнее стал ощущать боль физическую. — Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт!!! Прожитая во сне неделя и правда приобрела статус «Утопии», в которую мне хотелось вернуться вновь. Но я совершенно не понимал, как это сделать, как обратить время вспять или провалиться в это блаженное забвение повторно. Эта версия реальности меня совершенно не устраивала. Мне хотелось избавиться от этой никчемной жизни алкоголика, неспособного платить за аренду, вновь и вновь покупающего себе новое пойло на мизерную выручку с продажи очередной композиции… Как я сделал это в прошлый раз? О чем думал и чего желал? Был ли пьян или трезв? Спешно пройдя к холодильнику, я резко дернул на себя дверцу и достал оставшиеся банки с пивом и бутылку соджу, собираясь опустошить всё в кратчайшие сроки. Первая банка пива была осушена чуть ли не моментально, что произошло и со второй, и с третьей… Затем в ход пошёл соджу… — Я хочу вернуться… — уже засыпая, проговорил это вслух. — Хочу вновь в «Утопию»… Спустя время я прозвал этот день «нулевым». Он был лишь промежуточной стадией, которую необходимо было переждать, посвятив отведённое время размышлениям о полученном опыте. Но я был слишком зациклен на том, чего в моей жизни не было и что мне хотелось бы приобрести. Насколько же глупым я был тогда…