Перед большой раздвижной дверью, расписанной сценой сражения, мялся черепаха-мутант с фиолетовой повязкой на глазах. Очки с перемотанной посередине дужкой и толстыми стёклами он нервно то сдвигал, то вновь опускал со лба. Наконец, собравшись с силами, он слегка стукнул в косяк костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, вошёл.
– Мастер Сплинтер? – робкий голос окликнул большую мутировавшую крысу, в прошлом Хамато Йоши. – Кое-что случилось.
– Донателло, – вторая черепаха гадливо поморщился, сидя рядом с отцом. – Твои штуки могут подождать. Ты знаешь лучше, чем прерывать медитацию учителя.
– Всё в порядке, Леонардо, – мягко остановил старшего ученика Сплинтер, поднимаясь с места, и обратился к младшему: – Что произошло, сын мой?
– Там в новостях передают, вы должны увидеть сами.
Лео проводил досадливым взглядом названного отца с братом и поморщился (благо, не от кого скрывать в пустом додзё): «Брат, ха!». Приступы раздражения почти всегда появлялись, стоило лишь напомнить чему-то про их с Донателло якобы родство.
– Найдёныш, – презрительно процедил сквозь зубы Леонардо.
Ничто не убедит его в обратном! Пусть отец излишне добр с этим маленьким слабаком, он, Лео, мастер ведения боя на мечах, старший, лучший ученик Сплинтера, давно раскусил подлую натуру Донателло. И когда тот покажет свои острые зубки отцу, появится Леонардо и, наконец, с полным правом поставит негодяя на место.
Эта выработанная с юных лет мантра неизменно срабатывала, успокаивая. Сделала она своё дело и теперь. Вовремя, ибо учитель позвал его в общий зал.
Удивительно, обычно, если Дон хотел что-то показать, это было очередное заумное («И абсолютно бесполезное!» – оставаясь наедине, говорил младшему мечник) приспособление. Случалось, умник притаскивал большой стенд, для удобства демонстрации каких-то схем. Но в этот раз предметом внимания Сплинтера и ботаника оказался телевизор.
–
«...очевидцы утверждают, что видели на месте происшествия двух подростков в искусно сделанных костюмах рептилий, – вещал диктор. –
Фото предполагаемых шутников не позволяет разглядеть детали».
Леонардо замер на месте, вглядываясь в нечёткие силуэты на фоне тёмного неба. Ничего определённого сказать нельзя, но что-то в них было знакомое. Коренастые фигуры, у низкорослой рука слегка отведена в сторону, позволяя увидеть три пальца. А может, просто слишком размыто.
– «Неизвестные скрылись на крышах. Полиция просит всех, кому что-либо известно, сообщить по телефону... Напоминаем, это не первое за последние месяцы ограбление в исполнении печально знаменитой банды Пурпурных драконов...»
– Надеюсь, у вас есть разумное объяснение, мальчики, – в обманчиво спокойном голосе Сплинтера проскользнули стальные нотки, но немедленно открывшего рот Лео прервал Дон. Старший мутант зло глянул на тараторящего товарища, мысленно обещая тому все возможные кары.
«Ах ты, мелкий гадёныш! Как ты посмел открыть рот? Ну ничего, – он внезапно повеселел, глядя на хмурившегося учителя. – Сплинтер оправданий не любит. Может, и тебе перепадёт в кои-то веки!»
– Если присмотреться, понятно, что это не мы, – рассказывал тем временем Донателло. – Вот, видите? Сами силуэты нам не соответствуют. Один крупный, но не слишком высокий, второй ниже и мельче. Повязок и оружия незаметно, а вот это, думаю, капюшон, видите, у того, что справа? К тому же время ограбления, которое, предположительно, пресекли эти неизвестные, тоже не совпадает. Мы только собирались выходить из дома, когда оно было предотвращено.
– Так что же ты хочешь сказать, Донателло?
– Либо это такое совпадение, возможно, и впрямь шутники из людей, – пожал плечами парень. – Либо в городе ещё две черепахи-мутанта.
– Невозможно, – почти прошептал Сплинтер, словно бы не в силах поверить, и медленно пошёл к себе, задумчиво поглаживая бородку. Напоследок сыновьям бросил: – Я должен обдумать это. А пока я не скажу, вы находитесь под домашним арестом. Из логова ни ногой!
– Ну вот, Яйцеголовый, доволен? – ядовито прошипел Лео, сдерживая позорное, недостойное его желание заорать. – Теперь по твоей милости выход заказан.
– Я... я не думал, – замялся Дон, отступая на шажок от разъярённого мутанта. – Я просто…
– Ты просто придурок, но страдать из-за этого мне. Так вот, вина твоя, а значит, уборка кухни и туалета на тебе. А потом придёшь в додзё, будем тренировать удержание большого рта на замке. И смотри, чтобы всё сверкало!
Отведя душу хоть так, Лео пружинистой походкой отправился в свою комнату, вовсе не терзаясь совестью за грубую отповедь. Скорее он испытывал чувство удовлетворения, упоения своей властью. Знал, что покладистый малыш-Дон ничего не скажет отцу, слишком дорожа им, не желая огорчать своей неспособностью дать отпор.
А Донателло тяжело вздохнул, прощаясь с планами доделать устройства связи.
– Я просто надеялся найти других черепах, как мы, – тем не менее упёрто пробормотал он себе под нос. – Других, не столь заносчивых.
Словно бы боясь, что брат услышит, он с опозданием прикрыл себе рот ладонью и, более не теряя время, приступил к уборке. За годы жизни со Сплинтером и Лео умник столько раз получал внеплановые наряды от старшего брата, что уж и счёт потерял. И жаловаться не привык. Память его, тогда ещё совсем юного черепашонка, со слезами прибежавшего к отцу за поддержкой, болезненно давала о себе знать до сих пор.
Нет, Сплинтер-то его не бил, и слова худого не сказал, зато...
Шмыгающий носом Донателло стоит вне тренировочного зала, с замиранием сердечка слушая, как приёмный отец отчитывает Лео. И ему это не нравится, он уже двадцать раз обругал себя всеми известными плохими словами. Не нужно было ему закладывать (этим словом назвал его поступок старший) синеглазого. Но... он просто не понимал, почему Леонардо может приказать ему мыть полы вместо себя, и посуду вчера, и выставить спать на диване, а не в комнате – позавчера...
Нужно было промолчать и сегодня.
Теперь вот вымаливать прощения старшего. Если учитель не выгонит его. Или их. Дон не уверен, он ещё привыкает к этой семье. Ему странно абсолютно всё, и он чувствует себя не в своей тарелке. Сплинтер добрый. Он говорит, что Донни не должен бояться, что место его здесь. А Леонардо, как только они остаются наедине, говорит, что места Донателло не найти нигде на всей огромной планете, особенно в убежище – заброшенной станции метро Нью-Йорка.
В данный момент кареглазый малый склонен верить Лео.
Ему хочется и не хочется знать, что Сплинтер говорит Леонардо. Зато собственная вина давит, как... как спящий пьяный взрослый человек, упавший прямо на него. Донни точно известно это далеко не самое приятное ощущение – тяжесть, боязнь задохнуться от невозможности нормально вдохнуть и алкогольные «ароматы». Он ещё не рассказывал новому приёмному отцу об этом неприятном эпизоде своей недолгой жизни, и понимал, что вряд ли станет. Он хотел бы это забыть.
Речь Сплинтера – негромкая, к тому же приглушённая дверью, и отчего-то Дона это пугает сильнее криков. Зато последние слова различает чётко:
– ...Леонардо, это твоя обязанность. Надеюсь, ты усвоишь, что я тебе сегодня сказал. А теперь о наказании. Сделаешь двадцать сальто назад и останешься без ужина. К тому же никакого вечернего телевидения.
– Но…
– И никаких возражений! Приступай.
Донателло переводит дыхание с облегчением: наказание не столь сурово, как он полагал. Тренировка – то, в чём Леонардо преуспел, одна из тех вещей, которыми Донни восхищается в Лео. С остальным тоже можно разобраться.
Ужином Дон делится со старшим, пока Сплинтер не видит, но получает в ответ лишь яростный взгляд и пинок под столом по ноге. Пересказ любимой программы старшего тоже не встречает признательности. Всё это время до самого отбоя бывший Хамато Йоши неотступно наблюдает за ними, пусть Дон этого не замечает, в отличие от Лео. И старший черепашонок сдерживается.
Однако когда они остаются наедине, он позволяет гневу вырваться. Будущий мечник грубо сгоняет младшего с их общей кровати и наглядно втолковывает, что Донни можно, а что нельзя. Запреты перевешивают.
На следующее утро кареглазый молчит об истинном происхождении новых синяков, выдумав взамен неправдоподобную историю.
Пятнадцатилетний Донателло печально вздохнул и принялся за привычное дело, между тем горько размышляя, сколько оправданий он придумал – они бы потянули на целый цикл толстенных энциклопедий. Он помнил того себя, восьмилетнего (примерно, ведь точный возраст не был известен), такого... по-детски наивного, боящегося всего и всех, растерянного непривычной обстановкой и искренне восхищённого тем, что у него внезапно появился старший брат, да ещё такой. Дон обожал смотреть, как Лео отрабатывает приёмы в додзё, как сноровисто готовит и делает оригами.
Помнил свое желание впечатлить его. Его – не приёмного отца!
Теперь Донни понимал, эти глупые попытки были заранее обречены на провал, и вовсе не потому, что он не старался – да он из панциря вон лез! – на самом деле Лео изначально был настроен против него, по неясной причине возненавидев.
И увидев новости, Донателло опрометчиво воскресил давнюю надежду, ну а вдруг они двое не единственные черепахи-мутанты? Ведь Сплинтер нашёл его через восемь лет после Лео. Откуда-то же он появился, даже примерно такого же возраста. К слову, такое странное совпадение давно беспокоило Дона, но расспросы заметно огорчали приёмного отца, поэтому юный ниндзя решил разузнать всё самостоятельно, не волнуя сэнсэя. Слишком признателен он был крысе-мутанту, давшему приют и желающему подарить семью.
Дон поставил швабру стоймя, опёршись головой на ручку, осенённый внезапной мыслью, настолько простой, что и не поверил сразу, как не додумался прежде.
Он уже не маленький черепашонок, ему не нужно бояться сильного, искусного в бою Лео – ведь и сам уже весьма неплохо (скромная оценка, на самом деле) овладел искусством владения посохом бо. А риск обнаружения... он оправдан в некоторых случаях. Чем не вписывается в эту категорию поиск таких же мутантов? Может, им нужна помощь. И Донни достаточно знал Сплинтера, чтобы не сомневаться в его лояльности. В конце концов, лишь отец мог решать всё, не Лео.
О да, «маленький послушный Донни» дошёл до точки кипения. С него было достаточно лицемерия его «идеала».
Дон принялся возить шваброй с удвоенным энтузиазмом, между тем строя в голове планы на вечер, и всё же, несмотря на бунтарский дух, распустившийся в нём, юноша чувствовал и болезненные уколы вины. Потому что, будь он честен с собой, понял бы: любовь и уважение к Леонардо не исчезли в один миг, слишком глубоки их корни. Но теперь он не был сосредоточен исключительно на мыслях о способах заслужить ответные чувства от Лео, пусть даже хоть малую их долю. Донни думал о себе и о тех, других.
И о том, что готов нарушить запрет приёмного отца.
***
Леонардо пребывал не в духе. Домашний арест сам по себе ещё не так страшен – он большую часть своих пятнадцати лет провёл под землёй. Но сам факт, из-за кого он вынужден проводить время дома, а не на крышах…
И особенно его раздражал тот факт, что виновник такой неприятности куда-то исчез.
Донателло исправно сделал именно то, что ему велели, и удостоился (хотя и не видел этого) довольной ухмылки Лео. Уборка, спарринг, больше напоминающий избиение – ведь старший не щадил партнёра, прибегая к самым хитрым уловкам, по максимуму используя преимущество в скорости и силе. Мечник мог бы удовлетвориться лишь этой местью, но его любимое шоу, мультсериал «Космические герои», телевизионщики отменили ради онлайн-трансляции некой программы с известным семейным психологом. Подобное развитие событий вновь вернуло Лео в изначальное раздражённое состояние.
Он нуждался в разрядке, но «черепашки отпущения» не наблюдалось. Дон не отозвался, даже когда старший соизволил позвать его.
– И что он о себе возомнил? – пробормотал себе под нос синеглазый, идя к мастерской-лаборатории. – Не могу поверить, что вынужден унижаться, ища его. Ну, Донателло, ты за это поплатишься... Что за…
Полнейшее отсутствие присутствия застало Лео врасплох. Он пришёл сюда в полной уверенности, что братец вновь закопался в свои механизмы или книги – тем самым практически позволяя мечнику вытащить его в додзё. На том основании, что Сплинтер говорил Леонардо следить за здоровьем Дона – а больше физических нагрузок, меньше напряжения зрения – чем не забота?
«И куда же делся этот маленький негодяй? Так-с, сумки и бо на местах нет...»
Парень в задумчивости окинул взглядом большое, но захламлённое помещение. Пришедшая в голову мысль, куда мог отправиться умник, его не обрадовала.
«Неужели он мог сам отправиться на поверхность? Вот же идиот! – первоначальная злость сменилась злым ликованием. – Ну погоди, Донателло. Ты сам дал мне карты в руки, и когда я тебя поймаю, мало тебе точно не покажется!»
Побег брата давал Леонардо полное право – даже обязанность! – отправиться за ним. Старший черепашка решил, что этот день всё же не настолько плохой: ему представилась возможность подставить Дона и прогуляться по поверхности, несмотря на приказ учителя. Ведь, как тот говорил сам, безопасность младшего должна быть главным делом Лео.
***
Бывший Хамато Йоши о многом жалел в своей полной крутых поворотов жизни. Он жалел, что не внял просьбам жены уехать из Японии; о том, что не сдержал свой характер в общении с Ороку Саки; о том, что не спас Тэнг Шен и малышку Миву.
Однако о своём любопытстве пятнадцать лет назад он не сожалел. Оно подарило ему новую жизнь, со смыслом. У него появился сын. Но и в бытии Сплинтера были свои печали. И, как тот человек, которым он был когда-то, мутант тоже потерял часть своей новообретённой семьи.
Судьбоносный вечер врезался в память обжигающей болью, выкручивающей кости, и тьмой. О, если бы только её было меньше, этой тьмы! Он провалялся в беспамятстве за мусорными баками непозволительно долго, а когда очнулся от звука полицейских сирен, рядом с ним вместо четырёх малышей черепашек осталась лишь одна, как и он, изменившаяся. На поиски остальных не было времени, сирены приближались, и ослабевший от мучительного преобразования Йоши забрал черепашонка и осколки колбы, уйдя единственно доступным путём – под землю.
Гораздо позже, придя в себя, он гадал, что же сталось с тремя другими черепашатами. Могло ли неизвестное вещество, превратившее его в антропоморфную крысу, «слить» четырёх в одного? Или же на остальных субстанция не попала, и они ползают где-то под баками?
Ответов не было. Сплинтер выходил несколько раз, по ночам, разыскивая... хоть что-то. Но уже на следующую ночь после происшествия исчезли все, самые малые доказательства произошедшего. Он догадывался, что те странные люди (или нелюди?) вернулись, дабы замести следы, и молился, чтобы черепашек, в каком бы виде они ни были, не нашли. Его утешало, слабо, но всё же, что и люди малышей не нашли, иначе СМИ уже раструбили бы сенсацию.
Мастер ниндзюцу и сам бы продолжил поиски, но маленький Леонардо требовал к себе внимания, времени, которое свежеиспечённый отец не мог тратить на бесполезные поиски. Хлопоты полностью захватили его на некоторое время. Найти и привести в более-менее жилой вид убежище, достаточно скрытое, чтобы не добрались люди или нелюди. Искать пропитание и кое-какие вещи. И обучать малыша, в конце концов.
Только он ни на день не забывал, что сыновей у него могло быть четверо, и нет-нет, да высматривал их, изредка выбираясь на поиски вещей и пропитания. Каково же было его удивление и невероятна радость, когда он наткнулся на Донателло спустя восемь лет после мутации.
Были трудности, много, пока младший сын поправлялся, потом адаптировался, с трудом проникаясь доверием, и Сплинтер считал себя счастливым уже тем, что Дон с ними, не на улице. Мальчик сильно пострадал, и на память о тех днях у него осталось не слишком-то крепкое здоровье и посаженное зрение.
Он уже смирился, что двое других... исчезли навсегда.
И вот эти новости всколыхнули в нём былую надежду. Он до сих пор не рассказывал сыновьям подробности той ночи, но теперь, верно, должен.
Сплинтер поднялся с циновки, на которой предавался медитации, полный решимости просветить учеников и наставить на поиски ещё двух братьев.
«Лучше поздно, чем никогда», – думал он.
А выйдя в общий зал, обнаружил, что опоздал. Сыновей и след простыл.
– Берегите себя, мальчики, – прошептал отец, – и верните братьев домой, где они и должны были вырасти.
