Запретная любовь

      Холодный пот медленно стекает по щекам, смешиваясь со слезами. Каждый год 31 декабря молодой омега прибегает сюда в надежде, что это было лишь сном. Что все эти пять лет он лишь спал. Но каждый раз обжигается реальностью, которая сжимает его сердце все новой и новой болью. За что? Почему он должен быть один? Почему у него так безбожно оторвали часть души? Ведь они всю жизнь должны были быть не разлей вода. Они же близнецы, черт возьми! – Ты всегда думал лишь о себе, Пак Ёнхи! – в сердцах кричит омега. – Всегда бросал все на самотёк. А я лишь убирал за тобой весь мусор, в виде твоих неудавшихся любовников. Скажи мне, разве это справедливо?! Разве справедливо то, что я жил практически твоей жизнью, а ты так легко забрал ее у меня? «5 лет назад» – Джин, ты, действительно, собираешься пойти туда сегодня? Разве папа не учил тебя быть хорошей омегой и не ходить на вечеринки с плохими альфами? – ехидно улыбнулся молодой омежка, наблюдая, как лучший друг в сотый раз пытается подвести глаза. – А ты и рад позлорадствовать тому, что кидаешь меня одного в столь важный семейный праздник. Это ведь из-за тебя, Пак Чимин, я вынужден тащиться туда, вместо того, чтобы встретить Новый Год с тобой и Ёнхи. – Прости, – Чимин, правда, чувствовал некую вину. – Я знаю, что в последнее время слишком поглощен своим братом, но ничего не могу поделать. Он впервые влюбился так сильно, что своими страданиями выносит мне мозг. Ты можешь поверить в то, что наш Ёнхи, известный на всю округу плейбой, уже год сохнет по кому-то. – Он до сих пор не сказал, кто это? – как бы невзначай спросил Джин, напрягая слух. – Я умоляю тебя. Разве он когда-нибудь говорил мне о своих отношениях до того, как все разрушит и навлечет на себя гнев миллиона омег? – Чимин обиженно сдул рыжую прядь с глаза. – И все же в этот раз все как-то иначе, Пак. Я не вижу в его глазах искры, которую так люблю. Он какой-то пустой, – друг озабоченно уставился на руки и встряхнул головой. – Но ведь Новый Год уже через пару часов, думаю, он сможет начать все с чистого листа! Приводи его на вечеринку после фейерверков, куча омег хотят познакомиться с ним. – Мы подумаем насчет этого, а теперь проваливай! Мне еще самому собраться надо. А ты мешаешь. Пак выпроводил друга за дверь, попутно поправляя его неудачный макияж и выдохнул. Ему не нравилось обсуждать Ёнхи, особенно в последнее время. Состояние брата, действительно, было нестабильным, он постоянно впадал в депрессии и много пил. Слишком много. Чимин впервые видел его таким. За все их двадцать лет жизни бок о бок, брат ни разу не грустил. Наоборот, в их союзе близнецов, хоть и разнояйцевых, омега всегда был черным пятном, которое вечно нуждалось в поддержке и заботе. В Ёнхи же вечно полыхал огонь жизнелюбия. Оно и неудивительно. Он был альфой с большой буквы А. Чертовски хорош собой: высок, черные смоляные волосы, всегда аккуратно выбрит и одет с иголочки. Он обладал потрясающим чувством юмора и острым умом. И у него был крышесносный аромат ананаса. Брата окружали омеги, сколько Чимин себя помнит. Младший же на минуту омега, наоборот, всегда считал себя слишком неправильным. Резкий подбородок, от природы ярко-рыжие волосы, слишком круглые щеки, слишком узкие глаза, которые превращались в щелочки при смехе и слишком пухлые блядские, как их называл сам Чимин, губы. Про фигуру можно в принципе молчать. Хрупкость и изящность? Не про него. Слишком низкий, слишком накачанный. Все было слишком. Но Чимин никогда не заморачивался по этому поводу, ведь брат всю жизнь твердил, что омега – самое прекрасное создание, которое ему удавалось встречать. И пусть он врет, Пак всегда в эту ложь верит. Но последний год Ёнхи поник. Он отказывался обсуждать эти перемены, отказывался выходить из дома, даже учиться стал на дому. Все омежье нутро взывало к тому, что брату нужна помощь. Но Чимин не знал, как помочь человеку, который сам этого не хочет. Несколько раз, когда альфа позволял напиваться вместе с ним, Ёнхи бессвязно говорил о какой-то запретной любви, но после этих слов тут же вырубался или умолкал на весь оставшийся вечер. Младший понимал, что какая-то омега сумела расколоть сердце брата, но тот упрямо продолжал все отрицать, когда Пак поднимал эту тему на следующее утро. Поэтому Чим возлагал на Новый Год огромные надежды, ведь Ёнхи с детства говорил, что это повод начинать все сначала. И он искренне в это верил. Омега глубоко вдохнул, будто пробуя воздух на вкус, а потом резко выдохнул. В этот раз все получится! Он сможет вытащить брата из этого темного омута. Спустя сорок минут Чимин уже ехал в такси, придерживая руками огромную коробку, в которой лежал новенький гироскутер. Свой прошлый Ёнхи разбил еще полтора года назад, попутно он ещё разбил себе голову и сломал ногу. Гневу омеги тогда предела не было, и он зарекся, что собственноручно проломит брату череп, если тот хоть раз ещё встанет на эту машину ада. Но время идет, и сейчас Пак готов был сделать что угодно, лишь бы вернуть брату хоть малую долю блеска в глазах. Чимин расплатился с водителем, когда они подъехали к жилому комплексу, и не спеша вышел на улицу. Холодный ветер тут же швырнул в него колкие снежинки, приводя в чувство и заставляя бледные щеки приобрести розоватый оттенок. Омега обвел улицу взглядом и решительно направился ко входу. Внезапно сердце пронзила такая острая боль, что коробка выпала из рук и пришлось смять руками пальто, чтобы хоть как-то защититься от этого безумства. Чимину потребовалось, наверное, минуты три, чтобы выпрямиться и попытаться вдохнуть полной грудью. Боль не отпускала, но он немного свыкся с ней. Только после того, как омега выпрямился, уши пронзил истошный, практически животный крик. Пак удивленно перевел взгляд вправо, где столпились люди. Абсолютно бессознательно ноги двинулись по направлению к толпе. Захотелось хорошенько стукнуть той омежке в короткой курточке, которая терзала барабанные перепонки своим визгом. Чимин уже практически занес кулак над её головой, когда острая боль пронзила с удвоенной силой, заставляя согнуться пополам. Он уставился на окровавленный снег под ногами и медленно перевел глаза дальше. Кроме бесконечных ног в ту ночь, Чимин увидел лишь безжизненно открытые зеленые глаза, на которые падал и не таял белоснежный снег. Ёнхи смотрел на Чимина, уже ничего не видя перед собой. А омега смотрел на остывающий труп своего единственного брата, и проклятый собственный вопль заполнял весь мир вокруг. «Настоящее время» Чимин лежал на чужой могиле и надеялся, что Новый Год в этот раз не наступит. Что чистый лист, который должен был за пять лет чуть облегчить боль, не откроется. Потому что ни черта он не облегчал! Омега лишь больше убеждался, что жизни без родного человека нет и никогда не будет. – Знаешь, Ёнхи, сегодня чертовски красивая ночь. Снег медленно спускается с чернильного неба, заполняя все вокруг своим серебряным блеском, тебе бы понравилось, я обещаю нарисовать и принести в следующий раз, – произнёс Пак, не мечтая услышать ответ. Джин разрывал телефон своими звонками, и омега знал, что в скором времени он появится тут. Пусть каждый год он противится, говорит, что больше не будет приходить, что с него хватит, и он устал от обоих, но каждый год он приходит, приносит неизменную белую розу и плачет, очень долго и очень тихо. – Он любил тебя, ты знал? Думаю, знал. У тебя всегда была чуйка на такие дела. А еще ты всегда знал, что не будешь с ним, потому что не сможешь сделать его счастливым. Это Джин мне сказал. Я бы никогда сам не догадался, ты ведь знаешь. А он вот догадался и жил с этим, – вновь сказал омега, глубоко выдыхая. Слёзы закончились, так бывало всегда после долгих рыданий. Чувствовался лишь холод на щеках от высохших мокрых дорожек. Чимин медленно поднялся, отряхивая джинсы, и подошёл к двум соседним могилкам, бережно очищая их от снега. – Мам, пап, я надеюсь, что вы там за ним приглядываете. Я скучаю. Безумно. И очень люблю вас. Простите, что так редко прихожу. Но я очень злюсь, что вы все, – омега обвел пальчиком три могилы, – оставили меня одного! И никогда вам этого не прощу, особенно тебе, Ёнхи. И омега просидел так ещё часа два. Вел бессмысленный монолог, периодически срываясь на крик, и обвинял всех вокруг в несправедливости этого мира. Но вскоре слов не осталось, а горло уже неприятно саднило. Поэтому омега поклонился, целуя каждый холодный камень, и пошел к дому, надеясь, что не встретит по пути Джина. Да, они жили вместе и виделись ежечасно, но именно в этот день хотелось отделиться друг от друга, чтобы не видеть чужую ужасающую боль. Чимин вышел с кладбища и повернул в противоположную от дома сторону. Что-то щёлкнуло внутри. Прошло пять лет. И, если Паку так отчаянно мешали жить воспоминания, то пришло время в буквальном смысле сжечь их. Поэтому Чимин шел к квартире брата, в которую до сих пор не решался зайти, боясь утонуть в собственном горе с концами. Пусть новой жизни на пепле не построишь, зато можно хоть немного стереть старую.