Запретная любовь

–Ой, пап, а ещё хён разрешил набить мне новую татуировку! –восторженно говорит Тэхён, прерывая своё чтение вслух. – Я этому Юнги оторву его язык, чтоб лишнего не болтал, – бормочет Хосок и переводит взгляд на сына. – Тебе мало моей реакции на уже существующую? Запомни мои слова, выйду из больницы – пойдем ее сводить! – Ну уж нет. Я человек взрослый и сам принимаю решения. – Хуирослый, – шипит омега и получает удивленный взгляд парня. – Папа! – Ты взрослый, чтоб бить татуировки на пол-лица, а я взрослый, чтоб ругаться. – Пап, мне 18 в этом году. Я уже не тринадцатилетний пацан. Я подрабатываю, иногда пью, и у меня есть истинный, если ты забыл, – говорит Тэхён и вновь погружается в чтение. Книга, скорее всего, интересная, и Хосоку бы понравилась, но слова пролетают мимо ушей. Потому что невыносима мысль, что он упустил четыре важных года жизни сына. Потому что он не узнает человека, сидящего напротив. Нет, несомненно, общие черты лица, тонкости характера, но это не его ребенок. Это взрослая и самостоятельная личность. С четкой позицией в жизни, со своими интересными, порой странными мыслями, с мечтами и, действительно, с истинным. И Мин Хосоку от этого больно. Потому что он не обсуждал с сыном первый поцелуй, не обсуждал первые отношения, не ругал после первой вечеринки, даже за волосы и татуировку ругать не может. Потому что татуировка, на самом деле, ему очень нравится – с задумкой и выполнена в прекрасной технике. А ещё греет душу, что посвящена ему. А цвет волос… Ну, а что тут сказать, если Тэхён четыре года жил с Юнги, который вроде взрослый и состоявшийся, но с придурью. А ещё Хосоку страшно, потому что он боится с повзрослевшим Тэхёном не подружиться, боится, что ему не доверятся. И не помогает то, что сын проводит все свободное время у него в палате. Постоянно что-то рассказывает, читает как сейчас, рисует эскизы для своих будущих мировых показов, много смеётся и вообще-то делится абсолютно всем. Даже тем, что чуть не переспал с истинным, но их прервал звонок Юнги. И вроде все это должно омегу убедить, что никуда от него сын не отдалился и по-прежнему любит, но не убеждает. – Я вот тут подумал, – вновь прерывает чтение Хосок и ждёт, пока Тэхён поднимет глаза, – может, мне тоже перекраситься. А то вы с Юнги, как дебилы, а я нормальный что ль? Ким на секунду залипает, пытается отца понять, а потом пронзительно улыбается и звонко смеётся. Потому что ему повезло, и у него лучший папа на свете. – Только я сам цвет выберу, договорились? – Ну, помирать, так с музыкой. Но не рыжий, понял? Это мое предсмертное пожелание, – шутит Хосок и наслаждается новым взрывом смеха. Такие дурацкие шутки про смерть стали некой традицией. Ведь сложно бояться того, что ты победил. И ему везёт, потому что Юнги с Тэхёном поддерживают и шутят ещё более глупо. – Рыжий у нас в семье уже есть. Ты на той чёрно-белой фотографии, конечно, не понял. Но Чимин рыжий. Яркий такой, прям как солнце. И это на все сто процентов его цвет! – восторженно поясняет сын. – Ты его обожаешь, раз уже приписал в члены семьи, – тепло замечает омега, потому что хорошо, что у Тэ есть любимые люди. – У него природное обаяние. Если ты уже по фотографии захотел с ним познакомиться, то в жизни, точно, влюбишься! И Хосок улыбается своей широкой улыбкой и просит сына продолжить чтение. Семья их разрослась, пока он лежал в коме, и омега счастлив, потому что мечтал о большой семье. Потому что родители умерли рано, а с отцом Тэхёна вышел лишь Тэхён. Хосок умный: он дал фамилию отца, как тот и просил, но потом выгнал его из их жизни, потому что таких людей рядом не держат. Он бы позволил им видеться по выходным, но человека выгнали, а он и пропал, поэтому Хосок не заморачивался, а Тэхён никогда отца не искал. Зачем? Если у него лучшие папа и дядя. – Мин Хосок, ты опять эксплуатируешь сына? – вырывает из мыслей голос Юнги. – Он сам вызвался мне почитать! Я тут не причем и мимо проходил, – в шутку оправдывается омега и переводит взгляд на человека рядом с братом. – Не может быть! Ты его всё-таки привел знакомиться. Чуть за спиной стоит молодой омега. Яркий, пронзительно красивый, с щелочками вместо глаз, потому что улыбка расплывается на пол-лица. “У него природное обаяние. “ Сын не соврал, такому человеку хочется довериться, ему хочется плакаться в плечо или смеяться до припадков, такого человека хочется… Любить? – Здравствуйте, Хосок-хён. Я Пак Чимин. Очень рад знакомству! – Ещё раз услышу, что ты ко мне на “вы“ – выставлю за дверь. Мне, может, и сорок в этом году, но я не старик, – фыркает омега и вскакивает с кровати с такой скоростью, будто не он недавно вышел из комы. – Я так хотел с тобой познакомиться! Я Мин Хосок, будем дружить? – Брат! – Папа! – Что? – удивлённо спрашивает омега, застывая с Чимином в объятиях. – Ляг на место! – звучит разъяренный хор, и Хосок заходится приступом смеха. Чимин отмечает, что смех у омеги заливистый, звонкий и несдержанный. И он ему как-то сразу нравится, как-то сразу проникает в душу, обволакивает своим жизнелюбием. Пак мысленно отмечает, в кого Тэхён такой оптимистичный, и подумывает предложить Юнги у брата поучиться. Чимину, конечно, сдержанность альфы нравится, она его привлекает, но он бы не отказался наблюдать такой же открытый смех у него. Они общаются уже три часа без перерыва. Хосок громкий, заводной, перескакивающий с темы на тему, искренний. Хосок красивый. У него волосы цвета черного шоколада, глубокие синие глаза, острые скулы и длинные изящные пальцы. Чимин от Хосока в восторге, и ему хочется с этим человеком дружить изо всех сил. Они обсуждают искусство, делятся мнением по поводу художников. У Хосока взгляд необычный: он обожает экспрессионизм, и почему-то Пака это абсолютно не удивляет. Потому что Мин весь состоит из экспрессии. – Слушай, а тебе портрет-то мой понравился? Я, если честно, переживал, как первоклассник, когда Юнги его отдавал. Я больше по пейзажам, а тут… Не устоял перед твоим лицом, честно. Оно, как произведение искусства, – искренне делится старший омега. Юнги прячет смех в кулак и получает удивленный взгляд брата. – Мы когда только знакомились с Чимином, он сказал, что мои татуировки – произведение искусства. Так что вы друг друга стоите, – поясняет альфа. – Но это правда! Я в восторге, Хосок-хён! – Я и тебе могу эскиз накидать, – шутит омега. – А можно? Я давно хочу татуировку, только все не знал, какую и где. А тут увидел шею Юнги и понял – там. – Она будет с чем-нибудь связана? – серьезно спрашивает Хосок и хватается за альбом. Чимин задумывается на секунду, а потом выдаёт: – С освобождением. Хосок кивает и погружается в эскиз. Чимин удивлённо смотрит на Юнги, а тот лишь пожимает плечами мол:“ ты подожди, он тебя сейчас удивит ещё больше“. Не проходит и двадцати минут, как старший удовлетворённо кивает и разворачивает альбом, получая восторженный выдох. Два тонких изящных пера, расходящихся в разные стороны и ниже две веточки сакуры. Эскиз настолько точный и красивый, что Чимин не сомневается в его претворении в жизнь уже сегодня вечером. – Я предлагаю тебе одно сделать нежно-розовым, а второе с васильковыми переливами. А сакуру предлагаю на ключицах. По одной веточке на каждую. – Юнги, сегодня ещё можно к кому-нибудь записаться? – спрашивает восторженно Чимин. – Даже если нельзя – запишем, – улыбается альфа. А за ним улыбаются Хосок и Тэхён. И Чимин, действительно, начинает чувствовать свободу в душе. Будто порвались какие-то невидимые нити, удерживающие его все пять лет. И теперь впереди лишь открытая дверь. Осталось только протянуть руку.