Приговоренный

      - …В соответствии с законом о не свидетельствовании против ближайших родственников, в преступлениях Пожирателей, несущих опасность для всего магического мира, Драко Люциуса Малфоя считать невиновным, в связи с чем ему возвращается родовое поместье, а также, половина сбережений. Однако, в косвенном пособничестве злодеяниям Тома Риддла Драко Люциуса Малфоя считать виновным, назначить наказание в виде лишения возможности использовать магию на год с настоящего момента, и приговорить к ссылке в маггловский мир. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.       Молоточек судьи ударил по столу. Младший из семейства Малфоев на скамье подсудимых не проронил ни звука. Слегка презрительное выражение его лица не изменилось, лишь обычно бледная кожа в этот момент стала еще бледнее, а взгляд на мгновение заблестел острым отчаянием. Но всего на мгновение. Умение держать себя в руках пришло к Драко не сразу. Будучи от природы эмоциональным и довольно страстным, младшему Малфою не раз доставалось от отца за несдержанность, не достойную будущего Лорда – главы рода, которым Драко готовили стать. Но сейчас любой, кто не смотрел на ситуацию с какой-либо из заинтересованных сторон – обвинения или защиты, мог с уважением оценить то, как обвиняемый выдержал оглашение двусмысленного приговора.       О чем думал этот молодой мужчина, почти юноша, осознавая жестокость произошедшего, никто не мог знать. Казалось, он принимал и то, что с приговоренным к Поцелую Дементора, отцом ему не дадут нормально попрощаться, и что мать Нарцисса будет сослана на несколько лет в такие края, куда Драко, лишенный всех своих возможностей, в течение года не сможет попасть. Однако в душе Драко бушевала буря. Что толку, что ему вернули поместье и половину сбережений? На кого оставлять огромное хозяйство, пока он будет отсутствовать? На домовика Тикси??? И что может произойти с одиноким брошенным замком за этот год? Вряд ли Визенгамот позаботится об охране мэнора, и уж тем более маловероятно, что назначит смотрителя.       Драко молча стискивал зубы. Оценив тяжесть приговора отцу и матери, он не ждал к себе хоть сколько-нибудь лояльного отношения, и в целом, то, к чему его приговорили, было вполне ожидаемо для существа бесстрастного и мыслящего логически, но Драко, не имея проблем с логикой, никогда не был бесстрастен.       Он любил и уважал отца, и безропотно терпел чрезмерную жесткость по отношению к себе, признавая все решения Люциуса Малфоя решениями действующего главы Рода. Он безумно любил мать – холодную и прекрасную женщину, которая к сожалению, не отвечала Драко взаимностью настолько, насколько он в этом нуждался, оставаясь в рамках благоразумности и всего того, что в маггловской среде принято считать материнским долгом. Сейчас он не понимал лишь одного – каким способом Визенгамот собирается ограничить магические способности довольно могущественного чистокровного волшебника, коим он являлся?       Ответ на этот вопрос пришел очень быстро - Ожерелье Барри Златоустого. Как он мог забыть?! Драко едва не потерял контроль над собой, вспомнив принцип действия на вид элегантного золотого украшения, а на деле – мощнейшего артефакта, с которым неспешно приближался к нему исполнитель наказания, но вовремя взял себя в руки. Его разрывало, буквально трясло от лживой мягкости приговора, душила ненависть, и, лишь единственная предательская слезинка, - свидетельство истинных чувств, незаметно скатилась по щеке. Драко развязал мантию, неторопливо расстегнул две верхние пуговицы белоснежной шелковой рубашки…       Это был странный момент. Он был уверен, что на заседании суда не присутствовал никто, кто бы хоть сколько-нибудь сочувствовал семье Малфоев, однако поражала тишина, наступившая в зале в тот момент, когда он распахнул на груди рубашку и покорно опустил голову. Словно в этом было что-то рушащее всеобщие представления, словно это было святотатством – надеть на шею Драко жестокий артефакт. Но – замочек щелкнул.       Драко мгновенно ощутил, как исчезло привычное покалывание в пальцах и своеобразное, одним волшебникам знакомое ощущение Силы. Драко внезапно стало плохо. Тошнота подкатывала к горлу, но показывать слабость перед сотнями наслаждающихся зрелищем победителей, было еще трудней, чем справиться с самим собой в очередной раз. И совершенно позеленевший Драко, снова выстоял.       Спустя минуту он был освобожден и волен идти домой, пусть путь в мэнор и займет теперь куда больше времени, чем при аппарации. У него были даже деньги, которые, правда в маггловском мире ничего не стоили, но и это было еще не все. Его странно раздражало одно: «Где Поттер? Неужели Визенгамот принимал решение в отношении Малфоев без Надежды магического мира?!» Драко не верил в это. Или Поттер потому и отсутствовал на заседании, что был свидетелем со стороны обвинения? Тогда почему не выступил в суде? Почему вообще не пришел? Это было странно, совершенно непохоже на него, и тормошило без того взвинченные нервы Драко.       Ужасно хотелось остаться одному. Он слишком спешил в мэнор, и, забывшись, сделал попытку аппарировать в гостиную, но собственная магия едва не убила его, ударив в сердце с такой мощью, что Драко на некоторое время отключился.       - Малфой! Очнись! Очнись, ну же! – когда он наконец смог открыть глаза, перед ним на коленях стояла мрачная Гермиона. Она творила заклинания, и одновременно лупила его по щекам, для верности. Драко даже обрадовался про себя – было все ж в этом мире еще хоть что-то незыблемое. Пусть не сам Поттер, так его свита, и единственная из ее членов, которой Малфой в душе отдавал должное – Грейнджер. Драко оценил то, что судя по всему применение магии к нему кем-либо со стороны проходит для него без последствий, и это было уже хоть какое-то ободряющее известие.        Однако, терпеть снисходительную заботу каких бы то ни было победителей, пусть даже и Грейнджер, Драко не собирался. Собрав волю, он заставил себя подняться и огляделся по сторонам – неприятное происшествие случилось с ним на глазах выходивших из здания суда слушателей дела Малфоев, и они, застыв, с ужасом разглядывали его попытки подняться, наблюдали его измученный, бледный вид, его слабость…       «ОНИ ВИДЕЛИ ЭТО!» - подумал Драко отчаянно.       Он вскипел, словно огненный дракон, оттолкнул Гермиону и пешком медленно отправился в мэнор, сохраняя достоинство и элегантность походки, расправив плечи и приподняв подбородок. Когда ошарашенные «зрители» потеряли его из виду, Драко позволил себе немного расслабиться и прислонился к резной изгороди вокруг особняка Кингсли, стараясь не думать, о том, где находится. Дурнота постепенно уходила, но на шее остался ожог от магического удара – кожу под артефактом саднило, и Драко чувствовал, как кровавые капли стекают под рубашкой по спине.       Когда он добрался домой, сил не осталось совсем. Смертельно хотелось спать, умереть или, на худой конец, убить кого-нибудь, но он лишь сдержанно осведомился у Тикси что происходило в мэноре в его отсутствие. Домовик был несказанно рад видеть хозяина, но внешний вид и выражение его лица пугали эльфа, и Тикси негромко поскуливал, принимая из рук Драко окровавленную рубашку.       - Красивое украшение, хозяин Драко… - неуверенно сказал он, сжимая в лапках одежду. Обнаженный Драко усмехнулся и ответил снисходительно:       - Вполне достойное будущего главы рода.       - А как же хозяин Люциус и хозяйка Нарцисса? – еще тише спросил домовик, но Драко ничего не ответил и отправился в душ, ступая босиком по мраморному полу. Растерянный Тикси смотрел ему вслед и негромко всхлипывал, догадываясь, что в мэнор пришла беда.       Накрыло Драко тогда, когда по телу стекала теплая вода, и зеркала вокруг в тонкой влажной взвеси отразили исхудавшее за время пребывания в Азкабане тело, будучи некогда стройным, подтянутым и свежим. Драко казался себе старше на много-много лет, тупая боль рвала сердце и неясно вторила тянущему саднящему ощущению от раны на шее – последствия попытки аппарации. Рану следовало залечить.       Казалось бы, такая мелочь, - будь у него по-прежнему возможность колдовать, он бы излечил себя, не задумываясь, за доли секунды, не сочтя такое ранение за ранение вообще. Но сейчас, когда пользоваться магией было невозможно, он понял, - у него нет под рукой даже самого простого антисептика и заживляющего средства. Металл сдавливал воспаленную рану, и Драко осторожно промывал ее обычным мылом, шипя и морщась.       Когда с неприятной процедурой было окончено, он выключил воду, тщательно вытерся белым полотенцем, и, не выдержав, разрыдался, прижимая его к лицу настолько крепко, чтобы ни Тикси, ни даже стены мэнора не слышали слез. Но отпустить себя, хотя бы на короткое время было необходимо: Драко плакал и рычал от бессилия, кусая полотенце зубами. Сейчас, когда рядом не было Люциуса и Нарциссы, когда не было нигде чертова Поттера, невольно удерживающего его в тонусе, он позволил себе погоревать. Но истерика была короткой и закончилась также внезапно, как началась. Сил у Драко осталось только для того, чтобы добрести до спальни и молча лечь.       Уснуть, правда, Малфой не смог. И, чувствующий любые желания хозяина, Тикси пришел к нему со свечкой в руках.       - Хозяин Драко хочет видеть Тикси? – промолвил напуганный домовик.       Драко сел на постели, кутая плечи в одеяло, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимый вид. Но все же был благодарен темноте этой ночи, которая даже в свете свечи не позволяла домовику рассмотреть его глаза.       - Тикси… - негромко сказал он.       - Да, хозяин Драко, - совсем прошелестел эльф.       - Я должен буду уехать.       Домовик всплеснул маленькими лапками, и свеча едва не погасла, описав в воздухе петлю.       - Далеко? – эльф сделал два неуверенных шага к кровати Драко.       - Далеко, Тикси, - Драко пытался быть отстраненным, но переживаний было слишком даже для него, и в тоне его голоса невольно прослушивались печальные, теплые ноты.       - Надолго? – домовик приблизился к постели и осторожно сложил лапки на краю покрывала в ногах Драко, с мольбой глядя ему в глаза, все больше понимая, что происходит нечто неизбежное.       - На целый год.       Домовик захлюпал носом и запричитал.       - Прекрати! – внезапно рявкнул Драко, не в силах слышать скулеж домовика. Слезы Тикси рушили в нем последние бастионы самообладания, и Драко заговорил нарочито уверенным, надменным – почти обычным для себя тоном.       - Я постараюсь вернуться через год в тот же день. То есть завтра. Пообещай мне Тикси… - тут Драко перевел дыхание, - пообещай, что не покинешь мэнор в мое отсутствие и сделаешь все, что будет в твоих силах для его сохранности, даже если это будет невозможно.       - Обещаю, хозяин, - снова всхлипнул домовик.       - Ты... можешь достать какое-нибудь заживляющее зелье? Мне запрещено использовать магию, но я сильно поранил шею… - попросил Драко, поморщившись. Домовик исчез, судя по всему в подземельях мэнора, где увлекающаяся зельями Нарцисса хранила различные снадобья. Потом Драко замазывал клейкой густой массой саднящую кровавую кожу вокруг ожерелья, ощущая приятное жжение, чувствуя, как отступает боль.       Домовик держал в руках баночку с чем-то самым обыкновенным, сваренным на основе прополиса, молча смотрел, как бледные тонкие пальцы хозяина погружаются в густую пахучую массу, как он лечит себя в дрожащем свете пламени свечи…       В этой сцене было что-то настолько неправильное, что Тикси едва сдерживался, чтобы не скулить. Хозяин Драко казался ему хрупким, несмотря на всю свою резкость и надменность. Именно Тикси знал и видел его таким, каким он и был на самом деле – ранимым, тонким, чувствующим, при том сильным, властным и беспощадным к врагам и самому себе. Все-таки не выдержав, Тикси беззвучно заплакал, глотая слезы. Он жмурился, прижимая к лицу длинные лохматые уши свободной лапкой, всем своим видом стараясь показать, как не хочет прогневать хозяина. И вдруг ощутил, что прохладная рука неуверенно коснулась его головы, погладила и непривычно теплый голос хозяина произнес:       - Так бывает, Тикси, так… бывает…

***