Приговоренный

      Аппарировать они успели совсем недалеко – это был его рабочий кабинет. Аврорский офис Гарри располагался всего через пару дверей по коридору от приемной Кингсли, но даже там сейчас было тихо – все по-прежнему находились в зале суда, и в конце рабочего дня вряд ли кто-то вернулся бы в Аврорат.       Однако, первое что сделал Гарри - накрепко запечатал Запирающим двери. Он знал, - Драко не хотел бы, чтобы кто-то даже случайно увидел его мучения. И только сделав это, Гарри понял насколько был прав, переместившись сюда, а не в мэнор – судя по внешнему виду, живым туда Драко мог и не добраться.       Гарри кое-как устроил Драко в единственном кресле, в котором иногда курил – к сожалению, ни о каком особом комфорте речь в его кабинете не шла, а на стуле Драко не усидел бы.       Слизеринец держался из последних сил. Его пальцы сжимали мантию Гарри, словно за нее и цеплялась его жизнь. Гарри торопливо раздевал его, обнажая шею, грудь, собираясь использовать все свои знания по первой помощи – то, что Гарри в свое время досконально выучил как раз для подобных случаев.       Нет, Гарри не был колдомедиком, но именно эти его простые навыки не раз спасали жизнь истекающим кровью аврорам во время войны и в послевоенных операциях.       Занятый одеждой Драко и тревожными мыслями, Гарри не сразу заметил, что он пытается что-то сказать.       - Что, Драко, что?.. – спросил он, наклонившись к самым его губам. При одном взгляде на Драко его лихорадило от всего сразу: от его пугающей бледности, от покорности и доверчивых прикосновений, от его близости и бессильного молчания. При этом, Гарри очень боялся – страх за Драко сосал под ложечкой и он мечтал сейчас услышать хотя бы слово из его губ.       - Я сейчас, потерпи чуть-чуть… - повторял Гарри.       - Н-не хочу… чтобы ты… видел меня… таким – шептал Драко.       Он прерывисто, мелко дышал и Гарри, не отвечая, торопился наложить залечивающие чары. От переизбытка чувств он делал все настолько бережно, что сам едва дышал, но Драко все равно дернулся всем телом.       - Мерлин! Как больно, - он отвернул лицо от Гарри и вцепился пальцами в подлокотники.       - Сейчас, Драко, сейчас, - это все, что мог сказать Гарри.       Когда с чарами было покончено, он вложил всю свою магическую силу в желание облегчить Драко боль. Он прислонился губами к медленно затягивающимся шрамам в полном смятении – ему в буквальном смысле хотелось зализать их, заживляя каждый след от злосчастного ожерелья. И каждый раз, когда Драко вздрагивал, Гарри казалось, что исчезает под ногами пол и он с трудом удерживался от того, чтобы не вскрикнуть.       Вся шея и грудь Драко были в крови, но Гарри не применял очищающее заклинание – важней всего было сейчас касаться губами соленых кровавых следов, словно именно это могло удержать Драко здесь, с ним, на этом свете.       Сколько это продолжалось, Гарри не помнил, но наконец пульс Драко выровнялся.       - Из тебя колдомедик… как из меня… фестрал… - очень тихо и довольно язвительно сказал Малфой, не поворачивая головы. И Гарри улыбнулся, облегченно выдохнув.       - Мерлин, как я рад это слышать! - сказал он, поднимая взгляд.       - Зато я не очень – ответил чуть тверже Драко, и Гарри едва не утонул в его глазах.       Драко еще не до конца пришел в себя, но взгляд его уже зажигал надменный огонь, и знакомая до боли, давно любимая презрительная улыбка скользнула по его губам.       Столкнувшись с таким вот малфоевским взглядом, Гарри едва не завопил на весь Аврорат от радости, потому что это могло означать только то, что Драко приходит в себя, что ему легче.       - Ты плохо учился в школе, Гарри, - усмехнулся Драко, - ну кто же так применяет Живительную Нить? Из твоих, с позволения сказать, бывших пациентов никто после не обращался к пластическому хирургу?       - Не знаю – Гарри улыбался и не замечал, как по его щекам текут слезы. Только сейчас он понял, насколько перенервничал. А Драко покачал головой, и нотка грусти прозвучала в его словах.       - Наверное эти шрамы никогда уже не убрать? – тихо сказал он.       - Мы обратимся к Помфри, Драко. Она поможет. Я уверен. Есть средства, я знаю. Гермиона что-то говорила мне об этом, но я не запомнил. Ты же знаешь, я никогда не запоминаю таких вещей. Я ничего не помню, когда ты… - Поттер говорил почти скороговоркой, пытаясь одновременно прийти в себя, и в то же время успокоить своего змея. А тот смотрел на него с нежностью, и, очевидно, ему уже было совсем не важно, что будет с этими шрамами - Драко не мог оторвать глаз от ходившего из стороны в сторону Гарри и устало улыбался.       - Гарри – позвал он мягко.       - Да? – тот остановился, не в силах обернуться.       - Иди ко мне…       - Что? Тебе нехорошо? Голова кружится? – Гарри мгновенно обернулся.       Драко, оказывается, давно покинул кресло.       Он манил его рукой и медленно отступал назад – к узкой полоске стены рядом с дверью, свободной от мебели. Драко улыбался и, отступая назад, намеренно открывал взгляду Гарри израненную шею.       Уперевшись в стену спиной, он элегантным жестом отцепил от манжетов запонки, и те со звоном упали на пол. Затем он снял рубашку…       Намеренно или нет придавал Драко каждому своему жесту легкий шик? Гарри сложно было бы сказать. Это было в крови Малфоя – в любой ситуации сохранять эстетику, уметь притянуть к себе взгляд. Но сейчас полуобнаженный Драко был как-то по-особому открыт.       Он, казалось, был смущен, и в то же время – как-будто знал, что и как нужно сделать, чтобы сосредоточить внимание Гарри не на своих проблемах, а на себе самом – чуть дерзком, нервически чувственном, манящем естественной красотой и невыразимой нежностью, которая разрывала Драко изнутри.       Гарри взволнованно уперся глазами в ямочку между ключиц – это было одно из самых притягательных для него мест на теле Драко. Он прекрасно помнил, что именно с нее однажды все и началось: засмотревшись, Гарри остановил занесенную руку для удара и чудом удержал себя от спонтанного поцелуя.       Он тогда был страшно смущен и растерян, не понимая откуда вдруг взялось странное желание, а Драко с наслаждением высмеял его «гриффиндорское благородство» и неспособность нанести ответный удар.       Тогда – на третьем курсе, они еще во всю препирались, дрались и даже подумать не могли ни о чем подобном, но притяжение уже было. Уже тогда Драко был приговорен, как и сам Гарри.       Сейчас открытая ямочка приковывала взгляд. Драко смотрел на него взволнованно, чуть приподняв подбородок, и Гарри видел, что он ждет его.       Осознание этого вырастило у Гарри крылья. Он приблизился к Драко вплотную, и мощное притяжение змея ударило по всем чувствительным точкам Поттера настолько, что закружилась голова. Гарри вдруг понял, что хочет получить Драко сейчас, но этот прекрасный момент никак не хотелось пережить здесь, в пыльном рабочем кабинете Аврората...       Видимо эта мысль как-то отразилась у Гарри на лице, потому что Драко медленно покачал головой, не отрывая взгляда, и мягко сказал:       - Здесь, Гарри. Сейчас, – он помолчал мгновение, и тихо добавил – прошу тебя…       - Здесь? Но..почему? – Гарри навалился бедром, чувствуя трепещущее тело.       Он недоумевал, но уже не мог не скользить ладонями по талии змея, который откровенно подавался к нему, прикрывал глаза, прерывисто дышал.       Гарри вспомнил, каких трудов ему стоило в ночь перед повторным слушанием оторваться от Драко, и уйти к ожидавшей его в Малфой-мэноре Гермионе, которая все последнее время помогала Тикси в замке.       Гарри занимался мэнором с самого первого дня, как вышел из Мунго, вложив немало средств, чтобы Драко, когда вернется, мог застать замок во всем своем великолепии. Занимаясь мэнором, он не раз заходил в спальню Драко и мечтал о том, чтобы все произошло именно здесь после пары бокалов вина, острых шуток, под треск каминного пламени и мягкий свет свечей в старинных канделябрах… Чтобы тени и блики отражались в фантастических глазах Драко, и его кожа сияла на темных простынях.       Эта фантазия очень часто снилась Гарри, грезилась наяву, и он очень хотел, чтобы все так и осуществилось, но любимый змей почему-то повернул все иначе.       Гарри не понимал - почему в Аврорате, если они могли в любой момент перенестись в мэнор? У них обоих теперь хватило бы сил на это. Но непостижимый слизеринец взял инициативу в свои руки.       Не ответив на вопрос, он отвечал все более страстно на поцелуи, ласкался лицом к плечам и груди Гарри, шептал что-то и тянул, тянул его к себе, повышая темп, выпуская собственную магию, увлекая, очаровывая, неистово заводя Гарри.       Лишь когда ладонь Гарри оказалась под ремнем его брюк, когда звякнула об пол серебряная пряжка с головой дракона, чудом сдерживающийся Гарри еще раз задал свой вопрос:       - … мальчик мой… я с ума сойду… Ты действительно хочешь, чтобы это... – он перевел дух, понимая, что острота близости уже не позволяет связно выражать мысли,        - …почему здесь? Мы могли бы…       - Мерлин, Гарри… повтори еще раз…       - Что ты хочешь, чтобы я... повторил?       - Что я, что я… - Драко смутился и это смущение неожиданно переродилось в страстные поцелуи, выдумчивые ласки и нетерпеливый, тихий стон.       Отвечая ему, ничего не в силах сдерживаться, Гарри зашептал:       - Мой… мой змей, мой Принц, мой мальчик… мой Драко… Ты… прекрасен… ты непостижимое совершенство…. Но, Мерлин тебя разбери, Драко – почему в чертовом Аврорате?!       Серые глаза полыхнули огнем, и Гарри замер, словно загипнотизированный медленным шепотом, с наслаждением выговаривающим на Парселтанге:       - Слишком просто, Поттер. Я хочу, чтобы самая несбыточная мечта слизеринца сбылась в сердце Гриффиндора. Ведь оно теперь в Аврорате, потому что здесь ты. Люблю тебя…       А дальше, Гарри мог лишь смотреть на его приоткрытые губы, на длинную, покрытую шрамами шею, в горящие страстью глаза, смирять его внутреннюю ярость своей нежностью, касаться его кожи, которая с каждой минутой становилась все горячей и мягче, с восторгом слушать его шепот и короткие вскрики, удерживать его на весу, прижимая к стене и с каждым движением своего тела проникать глубже, чувствовать острее, любить сильнее, на грани - так, как могут любить только волшебники.       Соединяясь воедино, магическая сила Гарри и Драко рождала в аврорском офисе светлячков. Каждый из родившихся взмывал под потолок, добавляя в сумерках все больше и больше света…       А в малфой-мэноре Тикси хлопотал над последними штрихами – поправлял скатерть на резном серебряном столике, где красовалась бутылка вина и два ослепительно начищенных бокала. Домовик со смущением оглядывал темное постельное белье на кровати Драко, проверял в тех ли местах стоят канделябры со свечами, вздыхал и украдкой поглядывал на непонятно чему улыбающуюся Гермиону.       Девушка в это время с любопытством разглядывала редкой красоты серебряное кольцо с изумрудом работы знаменитого в Магической Британии мастера - гнома Леви Распера, заложенное приговоренным Малфоем в самом обычном ломбарде маггловского Лондона.       Она качала головой, думая о том, что Гарри так и не сознался ей – какую сумму выложил, выкупая его для Драко.       Она с сожалением взглянула на Тикси, положила кольцо в бархатную шкатулку, оставила его на каминной полке, и аппарировала домой, поскольку была уверена на все сто, что сегодня вечером эти двое в мэноре не появятся.       Гермиона жила одна в небольшом домике всего в двух кварталах от Хогвардса, и каждое утро ходила пешком до Аврората. Эти полчаса были для нее очень дороги – девушка могла собраться с мыслями и понаблюдать, как просыпается город. А сейчас город замирал – поздние сумерки сменились темнотой и лишь фонари освещали ее путь.       Собственно, до ворот оставалось пройти всего пару шагов, когда она ощутила рядом хлопок аппарации. Гермиона резко обернулась, приняв боевую аврорскую позу, но тут же опустила палочку, рассмотрев в темноте гостя.       Блейз зажег над собой Парящий Луч и обворожительно улыбнулся.       Если бы только знал слизеринец, что от одной его улыбки у Гермионы подкашиваются коленки, он бы не мешкал столько времени, не выдумывал бы сложных ходов для завоевания давно завоеванного сердца феерической гриффиндорки.       Он бы действовал. Но Забини был слишком влюблен, чтобы позволять себе ошибиться даже в малом.       - Герми… Я, наверное, не очень вовремя. Но мне хотелось узнать – как они? – Блейз сделал шаг, приближаясь к девушке и остановился на пол пути.       Гермиона усмехнулась, заметив замешательство Блейза, и сделала два шага навстречу, так, чтобы ей стало слышно взволнованное дыхание этого мощного, хитрого, умного и дьявольски терпеливого молодого мужчины.       Она знала, что при желании могла бы вить из него веревки, но не нуждалась в этом. Пусть не сразу, но она поняла, что это она словно магическими путами привязана к слизеринцу, потому что (держитесь крепче!) - им было, о чем поговорить друг с другом.       А пища для ума для Гермионы всегда была едва ли не важней чувственного наслаждения: Блейз прекрасно разбирался в поэзии, отлично играл в квиддич и гольф, читал научную литературу, и в некоторых областях (о, Мерлин!) был осведомлен лучше ее самой.       - Они в полном порядке. Тикси, правда, нервничает, потому что они до сих пор не в мэноре. – Гермиона повела плечом и коротко взглянула на Блейза. Тот вопросительно вскинул брови и придвинулся ближе, осторожно касаясь ладонью ее локтя.       - И.. Где же они?       - Понятия не имею. Может быть в Аврорате – это как раз недалеко от здания суда. На самом деле, я думаю, они просто не дошли до мэнора, – девушка улыбнулась, внимательно вглядываясь в глаза Блейза. Но тот, с истинно слизеринской выдержкой даже бровью не повел.       Они стояли на улице, не сводя друг с друга глаз, думая об одном и том же. Но Гермиона не была бы Гермионой, если бы в таком тонком вопросе не проявила недюжинное терпение, вынудив Блейза взять инициативу на себя.       Блейз заговорил, и его осторожные ладони нежно обхватили талию Гермионы.       - Я долго не мог поверить, что Драко вот так намертво влюбится. Он всегда казался наиболее жестким из всех нас, менее всех способным на чувства. – Блейз помолчал – На настоящие чувства. А потом я увидел, как он смотрит на Поттера после наших традиционных разборок, и как-то в один момент все понял.       Но тогда я еще был против. Я ничего не понимал, пока однажды… - Блейз перевел дух, а Гермионе показалось, что взорвалось небо над головой, – ты нужна мне. Очень нужна. Ты восхитительна, ты… невероятно умна… О, Мерлин, Герми… помоги же мне!       - Ни за что. Кто у нас глава семьи? Ты. Вот и выкручивайся, как тебе полагается. – отчеканила Гермиона и обвила руками стан Блейза (нет, она совершенно не собиралась помогать). Блейз, потрясенный услышанным, буквально зарычал от радости, подхватил девушку на руки и закружил вокруг себя.       Еще долго под ночным небом слышался смех бывших врагов, влюбленных и счастливых, взрывались светляками магические всполохи, и шепот в тиши маленькой комнаты хранил в тайне то, что словами не высказать.       То же чувствовали друг к другу Гарри и Драко, заявившиеся в мэнор лишь под утро, в приличном градусе огневиски. Одуревшие от счастья, они расцеловали по пути в спальню обалдевшего домовика, а потом...       Раззадореные алкоголем, они ввалились в шикарно обставленную комнату, едва не снесли столик с бокалами и вином, на ходу раздеваясь бросились на кровать и любили друг друга весь остаток ночи и все утро, шепча нежности и шутливые проклятия, отдавая себя без остатка, заполняя комнату вскриками и вздохами, возвращая сторицей то, что когда-то у них было беспощадно отнято.       Тогда Драко впервые в жизни был самим собой, а Гарри совершенно забыл об одиночестве.       Они были счастливы, и с этого момента, измученная смертями и войной Магическая Британия обрела новую почву – рождения и созидания. А война, страх, одиночество и ненависть навсегда остались лишь мертвыми тенями прошлого.       Они умерли в душе каждого, кто это пережил, как любое зло умирает в единственном взгляде, рожденном любовью.