Заря розовой страсти (цикл фанфика-1)

25 июня 1363 год. Подрывы бочек с зажигательной смесью и металлических ядер сотрясали землю под ногами у Ривы, но она мужественно продолжала взбираться на холм. Поддерживая под руку пожилую даму, она осторожно обходила зажигательные бочки и ядра; сердце колотилось у неё в груди как бешеное. Собравшись с духом, она оглянулась на разорённый Каносс. С высоты холма город был виден как на ладони, но это зрелище угнетало: улицы опустели, вериница перепуганных горожан тянулась вверх по холму, чтобы переждать очередную атаку в укрытиях. Рива отвела взгляд от дороги и посмотрела на небо: дымовая завеса словно скрывала его по всей округе, бочки с зажигательной смесью и металлические ядра падали на опустевшие улицы смертоносным дождём. — Все мышки — по норкам! — услышала Рива чей-то зычный крик и поморщилась. Кто-то из солдат, видимо, пытался шутить. И то правда — с чем ещё можно сравнить это печальное шествие: укрытия, которые построили солдаты и горожане, были смешны и явно не смогли бы выдержать натиск войск римлян. Размышления Ривы прервал жалобный стон пожилой дамы, которую она всё это время старательно поддерживала под руку. Женщина споткнулась и упала так быстро, что Рива не сумела удержать её. — Бабушка Элеонора! — воскликнула она, и тут же худая рука женщина уцепилась за локоть Ривы. — Ну же, бабушка, постарайтесь подняться! — Молящий шёпот остался безответным: женщина была слишком слаба. Рива запаниковала. Несмотря на хрупкое телосложение Элеоноры, она не сможет донести её до укрытия, и на помощь окружающих ей рассчитывать не приходится. Рива в отчаянии огляделась. Мимо неё плыли угрюмые лица людей: женщины, старики, дети; у каждого были сумки с вещами и жалкими остатками провизии — осада Каносса длилась уже больше месяца. Многие несли на руках совсем маленьких детей. Рива вновь перевела взгляд на Элеонору, которая отчаянно пыталась взять себя в руки и собраться с силами для дальнейшего пути. — Всё будет хорошо, бабушка. — Рива старалась говорить спокойно и уверенно, но ей с трудом удавалось справляться с дрожью в голосе. — До укрытия осталось совсем немного. Однако это ≪совсем немного≫ ещё надо было как-то пройти сквозь свист стрел и подрывы зажигательных бочек и ядер, когда каждый шаг мог стать последним. Элеонора с трудом поднялась на ноги и крепко ухватилась за Риву, но не успели они сделать и несколько шагов, как невдалеке вонзилось в землю металлическое ядро, внутри которого была подрывная смесь. Подрыв мог произойти каждую минуту, но ещё более страшные последствия могла повлечь за собой паника. Рива почувствовала, как напряглись застывшие рядом фигуры: все понимали, что бежать некуда. Остекленевшим взглядом девушка следила за происходящим. Наконец ядро подорвалось. К счастью, никто не пострадал, но от подрывной волны бабушка Элеонора опять потеряла равновесие и упала. Рива поняла, что на сей раз уже не сможет поднять старушку, и слёзы хлынули из её глаз. Как она ни старалась сдержать эмоции, ощущение беспомощности разрывало её сознание на куски. И тут, как будто в тумане, рядом возникла знакомая женская фигура. Сестра! Сильные руки легко подняли бабушку Элеонору с земли, а через мгновение кто-то ободряюще коснулся плеча Ривы. Девушка резко отпрянула, но тут же поняла, что бояться нечего. — Чарлина! — радостно воскликнула она. Ох, ну вот, теперь Чарлина увидит, что она плакала, совершенно как беспомощный ребёнок. Только этого ей не хватало! Она всё ещё пыталась справиться с внезапно нахлынувшими слезами, когда они вошли в укрытие, и в свете масляной лампы Рива увидела лицо сестры. Серая военная форма, обрамлённая серебристыми доспехами была залеплена грязью. Форма Чарлины Уайтхолл, помогавшей нести бабушку Элеонору, выглядела ненамного лучше. Чарлина искоса взглянула на Риву и быстро отвела взгляд, а потом молодые женщины аккуратно положили Элеонору на циновку, служившую постелью. — В следующий раз, когда вздумаете совершить прогулку по холму, мисс Нора, уж потрудитесь выбрать более подходящую обувь. Ваши туфли больше подходят для бала. Сдаётся мне, римляне должны бы заранее предупредить, что начнут атаковывать: ведь это не дело, что у наших леди совсем нет времени привести себя в порядок перед этим торжественным событием, — пошутила Чарлина, проверяя пульс Элеоноры. Риве вдруг показалось, что нет никакой войны и не бежали они ни в какое укрытие, а просто вышли на прогулку в неподходящих туфлях, отчего бабушка Элеонора разнервничалась и упала в обморок. — Вы, несомненно, правы, любезнейшая доктор Уайтхолл, — слабо улыбнулась Элеонора. — Надо бы попросить генерала Пембертона передать эту просьбу лично генералу Гранту. — Я обязательно скажу об этом генералу Пембертону, когда встречусь с ним в следующий раз. Чарлина Уайтхолл одарила пожилую даму приятной улыбкой; её лицо выражало безмятежную уверенность в том, что ничего страшного ни с кем из них не случится. И лишь когда она обернулась к своей подруге и Риве, в глазах её промелькнула тень беспокойства. — С мисс Лонгворт всё будет хорошо, — сделав над собой усилие, проговорила Чарлина. — Просто ей надо немного отдохнуть. Паника последних дней, долгая пешая прогулка по холму, подрывы — всё это не способствует улучшению самочувствия. Рива опустилась на колени рядом с бабушкой. Она смотрела на бледное лицо Элеоноры, видела потухший взгляд, и в сердце её яростной волной поднималась ненависть к римлянам. Ко всем римлянам на свете! Подумать только, ещё месяц назад её бабушка светилась радостью, была здорова, для каждого у неё находилось тёплое слово и ласковый взгляд… Да что там говорить, даже сейчас здесь, лёжа на циновке в укрытии, она умудрялась улыбаться своей внучке. Осада Каносса длилась уже тридцать восемь дней, силы греческой армии, да и самих горожан, были на исходе. Неудивительно, что сердце бабушки Элеоноры стало сдавать. Сама Рива тоже едва-едва держалась. Краем уха девушка уловила приглушённый разговор двух женщин. Она мгновенно обернулась к сестре: — Фей, скажи мне, бабушка Элеонора и правда здорова? Ей ответила Чарлина Уайтхолл: — Нет никаких причин для беспокойства, Рива. Сейчас твоя бабушка вне опасности. — Она слегка обняла её за талию. Некоторое время зелёные глаза Ривы недоверчиво сверлили непроницаемое лицо молодой докторши, но всё же в конце концов она позволила уверить себя в том, что здоровье её бабушки в порядке. Высвободившись из объятий Чарлины, она обратила настойчивый взгляд к сестре: — Фей, ты принесла нам какие-то дурные вести? Я чувствую, что-то случилось. — Ничего не случилось, Рива. Фей спокойным жестом коснулась её плеча, и она почувствовала, что здесь и сейчас им действительно ничто не угрожает. Сестра была на шесть лет старше её, но это не помешало их близкой дружбе и умению понимать друг друга с полуслова. Они казались такими разными — Рива и Фей; трудно было поверить в то, что это две сестры. Фей — высокая, рослая, мускулистая, черноволосая, с голубыми глазами, Рива — хрупкая зеленоглазая блондинка. Но они всегда понимали друг друга с полуслова. Вот и сейчас Фей не удалось скрыть от младшей сестры своего беспокойства. — Понимаешь… — неуверенно начала Фей. — Я просто не могу смириться с тем, что именно сейчас вынуждена оставить вас с бабушкой одних в городе. — О чём ты говоришь? — воскликнула Рива. — Дело в том, что необходимо доставить послание генералу Джонстону. Для выполнения этого задания генерал Пембертон искал воина, хорошо знакомого с окрестностями Каносса, ну и я… Наша победа напрямую зависит от помощи генерала Джонстона, Рива. — Да, но почему именно ты должна ехать, Фей? Здесь полно других воинов, прекрасно знакомых с… — Генерал считает, что я лучше всех могу справиться с этим заданием. — Да, но как же я… — Тебе не надо беспокоиться, Рива. Вы с бабушкой не останетесь без поддержки. Чарлина специально приехала со мной, чтобы помочь вам, пока я буду в отъезде. — Я вовсе не беспокоюсь за нашу безопасность, я боюсь за тебя, Фей! Ты можешь попасть под подрыв… — Чтобы этого не произошло, я собираюсь выехать сегодня ночью. — Ночью? — Да. Рива уже была готова обрушиться на сестру с упрёками и предостережениями, когда их взгляды неожиданно пересеклись, и она увидела в светлых глазах Фей уверенность в правильности принятого решения. Это означало, что спорить бесполезно. Что ж, ей остаётся только глубоко вздохнуть и… пожелать ей удачи. — Когда ты едешь, Фей? — Через пару часов. Я должна как можно скорее прибыть в штаб генерала Пембертона для получения указаний, но по крайней мере рада, что оставляю вас с бабушкой Норой в надёжных руках. — Фей перевела взгляд на безмолвную фигуру подруги, вежливо ожидавшей в сторонке. — Мне повезло, Рива, — Чарлина сама предложила свою помощь. Рива рассеянно улыбнулась Чарлине, и тут же что-то заставило всё её тело напрячься: в её карих глазах горели чувства гораздо более глубокие, чем простое желание помочь подруге. — Пока Фей будет в отъезде, ты можешь во всём рассчитывать на меня, Рива. — Пока Чарлина говорила, её взгляд был прикован к её губам. Казалось, она взяла себя в руки только усилием воли. — Ты прекрасно знаешь, что я полностью предана вашей семье. С того дня, как твоя сестра впервые привела меня в ваш дом, вы стали для меня родными людьми. Лёгкая улыбка скользнула по губам Ривы при воспоминании об этом дне. Тогда Чарлина была ещё начинающим военным медиком. Кажется, это случилось несколько лет назад. — О да, я помню тот день, — отозвалась Рива. — Ты тогда ещё не была доктором, а я — я была ребёнком. — Прекрасным ребёнком! Рива была тронута этим неожиданным комплиментом и благодарно чмокнула Чарлину в щеку. Но ещё более неожиданной оказалась её ответная реакция: она крепко обхватила её за талию и пробормотала срывающимся голосом: — Ваша семья очень дорога мне, Рива. Прошу, обещай, что, если что-то случится, ты позовёшь меня, как позвала бы свою сестру. В последние дни осады я уделяла вам не слишком много внимания, но ты же понимаешь, сколько людей нуждались в моей помощи! Однако теперь всё будет иначе, обещаю тебе. Доктор Уайтхолл никогда не отличалась пылкостью чувств, и Рива слегка растерялась; она даже покраснела. В этот момент где-то совсем рядом прогремел подрыв, и сверху на них посыпались ошмётки грязи, но, как это ни странно, Рива была почти благодарна римлянам за этот подрыв: он избавил её от деликатных объяснений с Чарлиной Уайтхолл. Рива бросила быстрый взгляд на Элеонору, которая, с трудом открыв глаза, попыталась подняться, но тут же вновь бессильно откинулась на циновку и закрыла глаза. Удостоверившись, что бабушке по крайней мере не стало хуже, Рива обернулась к сестре. Она даже сумела изобразить на лице слабое подобие улыбки. — У меня будет к тебе одна просьба, Фей: когда ты прибудешь в штаб генерала Джонстона, передай ему, пожалуйста, что, если возникнет необходимость, женщины Каносса готовы сражаться бок о бок со своими воительными женщинами. Передай ему, что мы верим: Боги на нашей стороне; осада не поколебала нашей уверенности в том, что мы боремся за правое дело. Фей коротко кивнула. Было заметно, что слова Ривы тронули её сердце. Стараясь не показать этого, Фей шагнула вперёд и нежно обняла сестру. Нотки гордости прозвучали в её голосе: — Сила Греции в сердцах наших женщин. Не позавидую тому римлянину, который посмеет на неё посягнуть. — Улыбнувшись, Фей перевела взгляд на Чарлину: — Ну что, подруга моя, пора нам покинуть это милое местечко. Понимаю, что ты была бы рада провести ещё пару незабываемых часов в обществе моей сестрёнки в этой уютной норке, но надо помнить и о долге: тебя ждут твои пациенты, а мне ещё нужно закончить кое-какие дела, прежде чем я отправлюсь в штаб генерала Джонстона. Напоследок Чарлина вновь повторила свою просьбу: — Рива, прошу, не забудь, что ты обещала сразу же позвать меня, как только тебе понадобится помощь. Глубоко тронутая такой заботой, Рива ответила ей проникновенным взглядом. — Спасибо, Чарлина, я не забуду, — тихо ответила она. Попрощавшись, женщины покинули укрытие, и ещё некоторое время Рива обеспокоенно следила, как они спускаются с холма, почти не обращая внимания на по-прежнему подрывающиеся вокруг бочки и ядра. *** 3 июля 1363 года В укрытии, расчитанном на небольшую семью — бабушку Элеонору, Риву, Фей и их раба Генри, — собралось шестнадцать человек, и поэтому дышать было почти нечем. Фитилёк масляной лампы то и дело мигал, угрожая совсем погаснуть. За последние дни постоянные подрывы разрушили несколько соседних укрытий, так что пришлось Риве и бабушке Норе потесниться. Правда, Генри на днях убило стрелой, а Фей до сих пор не вернулась с задания. Боги, её нет уже семь дней. Целую неделю! Рива заставляла себя не думать о самом страшном, но предательские слёзы то и дело наворачивались ей на глаза. А тут ещё смерть бедного Генри! Именно ему они с бабушкой обязаны тем, что их укрытие до сих пор не разрушено. Генри немало над ним потрудился: укрепил стены и потолок и даже застелил пол циновками, чтобы у женщин не мёрзли ноги. Генри — единственный из девяти рабов бабушки Норы, который не сбежал к римлянинам; он оставался верным их семье до последнего дня своей жизни… так глупо оборвавшейся жизни! С тех пор как они с бабушкой были вынуждены покинуть усадьбу ≪Серебрянные дубы≫ и перебраться в Каносс, Генри всегда оставался с ними. И что же ему досталось в награду за преданность? Смерть от руки так называемых освободителей, вот что! Впрочем, смерть теперь подстерегала повсюду, смерть вошла в Каносс и не собиралась сдавать своих позиций. Во дворе маленького дома бабушки Норы подорвалось ядро. Рива была даже рада, что бабушка уже ничего этого не видела — почти всю неделю она пролежала в полузабытьи. Девушка перевела тревожный взгляд на дверь. Ей кажется или подрывы действительно стали реже и битва стихает? Она хотела бы с кем-нибудь поговорить об этом, но все вокруг спали. На соседней циновке спала Эмили Дансворт; трое маленьких детей прильнули к её груди, как котята прижимаются к маме-кошке. Чуть подальше устроилась беременная Мэрили Симмонс. Рива опасалась, что роды им придётся принимать прямо здесь. Младший брат Мэрили и двое их рабов поочередно дежурили у входа в укрытие, но сейчас все трое крепко уснули. Кроме них, в палатке были ещё Эмма Уинслоу с двумя детьми и Констанс Пирс с сыновьями — подростком и совсем малышом. Все они тоже спали. За последние дни всем пришлось пережить много страшных минут, но здесь и сейчас они чувствовали себя в относительной безопасности. Осторожно обойдя спящих, Рива выбралась из укрытия. Кажется, битва и вправду закончилась. Теперь бой слышался только где-то вдалеке. Рива сделала несколько осторожных шагов и огляделась. Более мрачное зрелище трудно было себе представить. Земля вокруг испещрена подрывными зажигательными бочками и ядрами, почернела даже трава, а в воздухе витал устойчивый запах гари. На фоне картины полного разрушения Рива увидела, как из-за холма неторопливо восходит солнце. Она тяжело вздохнула. Боги, сколько воинов греческой армии уже никогда не увидят рассвета, потому что для них сегодняшняя ночь стала последней! Неужели среди них и её сестра? Неужели Фей никогда не вернётся? Даже сейчас, когда канонада стихла, прогулка по холму была небезопасна, но сил сидеть в укрытии у Ривы больше не было, поэтому она решила рискнуть и, выбравшись на тропинку, дошла до того места, откуда открывался вид на Каносс. В городе всё это время продолжались бои. Как странно — здесь уже благословенная тишина, а там по-прежнему ад. Рива тряхнула головой, отгоняя грустные мысли, и стала наблюдать за тем, как холмы начинали оживать. То там, то тут из укрытий показывались встрёпанные головы, удивлённые и ободрённые тем, что битва стихла. Горожане выбирались из укрытий, переглядывались, перекидывались тихими репликами. Рива, стоя в сторонке, смотрела на эту печальную пародию на мирную жизнь, как вдруг из-за холма показалась чья-то фигура. Человек приближался, и сначала Рива разглядела серую форму греческой армии, а потом узнала знакомые черты. Чарлина! Девушка кинулась к ней, и лицо её осветилось улыбкой. — Чарлина! Есть новости от Фей? — Она взглянула ей в глаза, и улыбка тотчас растаяла, будто её и не было вовсе. — Она ранена? Чарлина торопливо покачала головой: — Нет-нет, у меня пока никаких вестей от Фей. — Она приблизилась к ней вплотную и обняла за талию, увлекая в сторону от линии укрытий. — Как бабушка Нора? Как у вас прошла ночь? — Окинув её жгучим и беспокойным взглядом и так и не дождавшись ответа, она продолжила: — В городе сейчас опасно. Впрочем, и здесь, конечно, тоже. Я так волнуюсь за тебя, Рива. Каждую минуту молюсь, чтобы с тобой ничего не случилось, потому что… — Она прервала себя на полуслове, тряхнула головой, будто отмахиваясь от ненужных мыслей, и закончила уже более спокойным голосом: — Прости, Рива, я трещу без умолку и говорю глупости. Просто когда я узнала, какие в городе ходят разные слухи, то первым делом подумала, как ты там… и бабушка Нора. — А что за слухи, Чарлина? — Ну… так… просто слухи. — Чарлина, ради всего святого, говори, что ещё случилось? — Ходят слухи, что сегодня на рассвете генерал Пембертон вывесил белый флаг. — Белый флаг? Ты хочешь сказать, что мы сдались? Хочешь сказать, что все жертвы напрасны? — Пока это только слухи: кто-то сказал кому-то, а тот передал дальше — ничего определённого… — Но ты сама веришь в эти слухи? — Трудно сказать… Рива похолодела. — Чарлина, умоляю, скажи мне правду! — Ну хорошо… — задумчиво протянула она, окинув её странным взглядом. — Дело в том, что у меня есть кое-какая конфиденциальная информация. Надеюсь, ты понимаешь, что я говорю об этом только тебе. Может, и не надо было бы говорить, но я считаю, что лучше заранее подготовиться к худшему. — К худшему? — Да. Этой ночью был ранен нарочный из штаба генерала Пембертона; его привезли ко мне, и пока я делала ему перевязку, он бормотал о том, что генерал Пембертон хочет просить генерала Гранта о перемирии в честь Дня независимости. Следовательно, это произойдёт завтра. — Но, Чарлина, мы не должны сдаваться, тем более после всего, что уже вынесли! — Тише, прошу тебя! — прошипела Чарлина, мягко прижимая палец к её губам. — Нельзя допустить, чтобы среди жителей началась паника. Давай сохраним эту информацию втайне. — Ох, Чарлина, я просто не могу… — И всё-таки прошу, возьми себя в руки! Рива опустила голову, замолчала; Чарлина, взяв её за подбородок, заставила её посмотреть ей в глаза. — Поверь, я бы отдала всё на свете за то, чтобы сказать тебе сейчас, будто всё это враньё, но нарочный передал мне, что генерал Пембертон планирует встретиться с генералом Грантом около полудня. Если днём битва прекратиться, значит, генералы договорились. — Похоже, генерал Пембертон не верит в то, что Фей удастся добраться до штаба генерала Джонстона, или у него есть информация, что Фей схвачена, ранена, возможно, убита… О Боги, Чарлина! — Ну что ты, всё это не имеет никакого отношения к Фей, — мягко отозвалась Чарлина, легко проводя пальцами по её щеке. — Просто позиции генерала Джонстона находятся далеко от Каносса, и ему в любом случае непросто прийти к нам на помощь… — Ты думаешь, что с Фей всё в порядке? — Рива подняла на неё свои прекрасные зелёные глаза. Было заметно, что Чарлина колеблется. Однако она сумела взять себя в руки и твёрдо ответила: — Я полагаю, Фей жива, хотя и не могу этого объяснить — просто предчувствую, что с ней ничего не случилось. А ты? — Да, — со слабой улыбкой отозвалась Рива. — Я тоже так чувствую. Дай Бог, чтобы мы оказались правы. Даже сейчас Чарлина не могла отвести от Ривы глаз. Война не тронула её цветущей красоты, и она могла бы — нет, она хотела бы! — любоваться ею часами. Опасаясь, что эмоции могут перехлестнуть через край, она быстро объяснила девушке, как следует вести себя, если слухи о капитуляции окажутся верными. — Если днём станет ясно, что осада Каносса снята, вам с бабушкой надо обязательно вернуться в город. Запрись в доме. Если римляне войдут в город, не нервничай, не делай резких движений, — холодная вежливость в данном случае лучше бурного проявления эмоций. Я приду, как только смогу. Рива долго не отвечала. Чарлина терпеливо стояла рядом, держа её за руку. Когда она наконец заговорила, голос её звучал тихо и отрешённо: — Хорошо, я всё понимаю, Чарлина. Оставшись одна, Рива устроила себе на холме наблюдательный пункт. Весь день прошёл в тревожных предчувствиях, а под вечер она неожиданно услышала, как где-то вдалеке протрубил рог. Ни разу за время осады она не слышала такого звука. Постепенно битва сошла на нет: сначала смолкли звуки мечей греческой армии, потом замолчало и оружие римлян. Тишина повисла над холмами, и Риву охватило отчаяние. *** 4 июля 1363 года 8.30 Впервые за последнюю неделю Рива проснулась в своей собственной постели в каносском доме бабушки Норы. Утро выдалось тихим и солнечным, но девушка, лёжа в постели, напряжённо прислушивалась к звукам за окном. Так ничего и не услышав, она впервые подумала, что битва — не самое страшное в жизни. Для тех, кто вынужден сдаться, гораздо страшнее, когда все звуки стихают — это означает, что надеяться больше не на что. Встав и одевшись, Рива заглянула в комнату бабушки Норы, а убедившись, что та ещё спит, быстро выскользнула на улицу. Теперь уже всем вокруг стало очевидно, что генерал Пембертон сдал город, хотя официального объявления о капитуляции ещё не прозвучало. Надеяться действительно больше было не на что и не на кого. От грустных мыслей Риву отвлекло появление одинокого всадника вдалеке. Присмотревшись, она заметила на всаднике красного цвета военную форму, поверху обрамлённую золотистыми доспехами армии римлян. Не поверив своим глазам, Рива присмотрелась внимательнее. Сомнений не оставалось — это действительно был римлянин. Сердце девушки предательски застучало. Она стояла, будто оцепенев, следя взглядом за одинокой фигурой на лошади. Неожиданно в голове её промелькнула мысль, что это только ≪первая ласточка≫ и скоро в оставленный греками город войдёт вся армия противника. Оцепенение прошло, и Рива во весь опор побежала к дому бабушки Норы. Вбежав в дом и едва успев отдышаться, она услышала голос бабушки: — Дорогая, это ты? Глубоко вздохнув, Рива постаралась ответить как можно спокойнее: — Да-да, бабушка Нора, это я. — Она поднялась на второй этаж в небольшую комнату. — Всё кончено: мы проиграли. Каносс сдан. *** Полдень За рекой возле холмов отряды армии римлян под звуки боевого клича направлялись верхом на лошадях к покорённому Каноссу. Мечи были воткнуты в ножны, и даже вся окрестная природа как будто затаилась в ожидании. Улицы Каносса встретили победителей гробовой тишиной. Двое подвыпивших негров прокричали приветствия — и всё. Двери домов были заперты, ставни закрыты, создавалось впечатление, что, несмотря на поздний час, город ещё не проснулся. *** 15.00 Рива вновь осмотрела город с холма. Как часто, пока длилась осада, она поднималась сюда, чтобы посмотреть, не передвинулась ли линия войск, не удалось ли грекам оттеснить противника. Но даже тогда картина не выглядела такой угнетающей, как теперь. Город заняли вражеские солдаты: они громили лавки, врывались в оставленные дома, крушили всё на своём пути. Некоторые устраивали щедрые трапезы прямо посреди улицы. Зачастую к ним присоединялись и оголодавшие за время осады солдаты греческой армии. Видя такое, Рива не находила себе места от стыда и гнева. Со стороны реки к городу двигались повозки с провиантом — сомнительная милость победителей по отношению к побеждённым. В конце концов Рива решила, что видела уже достаточно и ей пора вернуться к бабушке, чтобы запереться в доме, как велела Чарлина. *** 17.00 Стоя на крыльце Лонгворт-Хауса, Рива и Элеонора провожали бесстрастным взглядом колонны армии римлян. Улицы были запружены красными военными формами, и жителям Каносса не оставалось ничего другого, как принять своё поражение с высоко поднятой головой. Это была нечестная победа: город просто взяли измором; и всё же женщины были готовы и дальше голодать и прятаться в укрытиях столько, сколько будет необходимо, но генералы решили иначе. Рива искоса взглянула на бабушку — лицо седовласой леди оставалось непроницаемым. Ни капли слабости, ни слезинки. И тогда девушка почувствовала невольную гордость: какие бы ещё испытания ни уготовила им судьба, они примут их с честью. Неожиданно Рива поймала на себе взгляд из вражеских воинов, проезжающих на лошадях мимо их дома в колонне армии римлян. Чёрные глаза прожгли её любопытным взглядом и тут же будто исчезли, растворились в общей суматохе. Повинуясь какому-то непонятному порыву, Рива ещё пару минут пыталась разглядеть незнакомку среди других ≪красных форм≫, но тщётно. Вскоре парад победителей закончился, и они с бабушкой, не сказав друг другу ни слова, вернулись в дом.