Заря розовой страсти (цикл фанфика-1)

— Сожалею, но вас, видимо, неверно проинформировали, лейтенант. Лонгворт-Хаус является частной собственностью, поэтому я не могу позволить устроить вам здесь штаб, — отчеканила Рива звенящим голосом, глядя на воина-римлянина, за спиной которого топтались недовольные солдаты. Однако её слова, казалось, не произвели на римлянина ни малейшего впечатления. Он оставался невозмутимым, лишь чуть-чуть позволил себе скривить губы в едва заметную гримасу неудовольствия. — Мэм, на мой взгляд, это вас неверно проинформировали, а не меня, — равнодушным голосом ответил он. — На данный момент временной главой Каносса объявлена генеральша Джейн Макферсон, и все горожане обязаны подчиняться её приказам. Генеральша распорядилась расквартировать войска в наиболее подходящих для этой цели домах. Майорша Джуди Бэнкс выбрала ваш дом. Такова ситуация, мэм. — Что значит — выбрала? Я не хочу пускать на постой ваших солдат, лейтенант, и никто не сможет меня заставить! Майорша Джуди Бэнкс мне не указ! Мы с бабушкой… — Вы с вашей бабушкой, — холодно прервал он, — больше не можете распоряжаться в этом доме. Теперь он принадлежит майорше Бэнкс. Рива чуть не задохнулась от возмущения, а римский воин тем временем продолжал: — В данную минуту майорша Бэнкс находится на военном совете в штабе генеральши Макферсон. За то время, пока она будет отсутствовать, мне поручено всё подготовить для того, чтобы к вечеру мы могли расквартировать здесь отряд. — Неужели? А что же нам делать, лейтенант? Как вы предполагаете, куда нам с бабушкой отправиться на ночлег? Майорша Бэнкс не оставила на этот счёт никаких распоряжений? Я могла бы попросить приюта у друзей, но очевидно, их постигла та же участь, что и нас. Тень сочувствия промелькнула на лице римлянина и тут же исчезла. — Насчёт вашего местоприбывания у меня нет никаких указаний, мэм. Со второго этаже послышался голос бабушки Элеоноры: — Рива, милая, что там случилось? Чего хочет этот молодой человек? Порывисто обернувшись, Рива увидела, что Элеонора стоит на верхней ступеньке лестницы, держась дрожащей рукой за перила. Она поспешила к ней навстречу и заботливо взяла старушку под руку. Спускаясь вниз, она вновь обратилась к лейтенанту: — Как видите, моя бабушка нездорова. Мы целую неделю провели в укрытии, спасаясь от ваших обстрелов и боёв, и это тяжело сказалось на её самочувствии. Неужели вы не понимаете, что любой переезд может стать для неё роковым? — Очень сожалею, мэм, но я всего лишь выполняю приказ. — И всё же, лейтенант… Девушка не успела договорить: бабушка Нора покачнулась, отчаянно цепляясь за её руку, одна нога опасно заскользила по ступеньке… Рива даже не успела испугаться — молодой лейтенант мгновенно подскочил к ним и подхватил старушку. Ни слова не говоря, он помог Риве свести её вниз и усадить на диван. Теперь уже в его взгляде сквозило откровенное сочувствие. Странное дело, но эта простая помощь от человека, которого Рива считала врагом, стала последней каплей в хороводе эмоций, захлестнувших её. После последних дней осады ни страх, ни гнев, ни отчаяние уже не могли довести её до слёз, но сейчас она не сумела справиться с собой и разрыдалась. Она ненавидела себя за эту слабость, но слёзы всё лились и лились. Из последних сил она взяла себя в руки и, с трудом сглотнув, пробормотала, всхлипывая: — Вы же видите… вы же видите, в каком состоянии моя бабушка… Как вы можете… Римский лейтенант покачал головой: — Я искренне сожалею, мэм, но не могу ничем помочь. Слёзы мгновенно высохли на её щеках. ≪Боги, какое унижение — плакать на глазах у этих людей ≫, — подумала Рива. После короткой паузы римский воин продолжил: — Однако я вижу, что дом довольно большой. Скажите, сколько здесь комнат на втором этаже? — Три спальни и ещё несколько комнат на чердаке. Мы храним там… — Вот и чудесно, — пробормотал лейтенант, довольно потирая руки. — Полагаю, майорша Бэнкс не станет возражать, если вы останетесь в этих комнатах. — На чердаке? — в ужасе воскликнула Рива. — Вообще-то предполагалось и там разместить наших солдат, но поскольку ситуация… в общем, я полагаю, что могу принять такое решение. Прошу только запомнить, что остальное пространство дома, кроме кухни, полностью принадлежит штабу армии сил Рима. Вторжение на эту территорию будет рассматриваться как… — Вторжение? Вторжение в наш собственный дом? Лейтенант, я требую… — Прошу меня простить, мэм, но у вас нет права что-либо требовать. Я настоятельно советую вам внимательно рассмотреть моё предложение. Уверяю вас, майорша Бэнкс не была бы с вами так любезна. — Поняв, что наговорил лишнего, римский лейтенант тут же поправился: — Я хотел сказать, что майорша Бэнкс во всём придерживается буквы Устава, так что… — О мои Боги, вы что, хотите напугать меня своей страшной майоршей? — Рива, милая моя, — слабым голосом позвала Элеонора, и девушка замолчала, — полагаю, лейтенант прав, и для нас действительно лучше будет принять его предложение. Он проявляет в отношении нас понимание и милосердие… — Милосердие? Бабушка Нора, умоляю… — Позволь мне закончить, милая, — дребезжащим голосом остановила её Элеонора. — Каково бы ни было наше мнение на этот счёт, сейчас власть в городе принадлежит армии Италии, а власть в этом доме, по всей видимости, майорше Бэнкс и её представителю, лейтенанту… Лейтенант, простите, могу я узнать ваше имя? — Лейтенант Адлер, мэм. -…его представителю — лейтенанту Адлеру. В создавшейся ситуации со стороны лейтенанта Адлера было очень любезно предложить нам остаться… в верхних комнатах. Я очень ценю вашу любезность, лейтенант, — повернулась она к римскому воину. — Позвольте вас поблагодарить и заверить, что мы с моей внучкой в течение часа соберём вещи и переберёмся наверх. Мы будем пользоваться чёрным ходом, так что у нас не будет необходимости появляться… на территории, принадлежащей штабу майорши Бэнкс. — Бабушка! — вновь взмолилась Рива. Не отвечая, Элеонора стала медленно подниматься с дивана. Рива собралась было помочь ей, но тут к ним подскочил лейтенант Адлер и заботливо предложил руку седовласой леди. Через минуту он обратился к солдатам, стоявшим в дверях: — Моррисон и Колби, приказываю вам перенести вещи мисс Лонгворт и её бабушки, а также помочь им устроиться в верхних комнатах. Постарайтесь закончить всё не позднее чем через час. Вздёрнув подбородок, Рива холодно обратилась к римскому лейтенанту: — Вы можете забрать мой дом, но не имеете права перевирать моё имя. Лонгворт — фамилия моей бабушки, я же — мисс Синклер и это имя ношу с гордостью. Потрудитесь запомнить. Лицо лейтенанта вновь приняло выражение абсолютной непроницаемости. — Так точно, мэм, мисс Синклер. Со своей стороны ещё раз хочу призвать вас прислушаться к мнению вашей бабушки и принять создавшуюся ситуацию как должное. Дело в том, что майорша Бэнкс довольно нетерпима к возражениям. — Не стоит беспокоиться, лейтенант, — спокойно парировала Рива. — Избегать встречи с вами и майоршей Бэнкс, а также с остальными членами вашего отряда станет для меня огромным удовольствием, поверьте. — Вот это правильно. Думаю, так будет лучше для всех, — насмешливо отозвался римский лейтенант. *** В приёмной штаб-квартиры генеральши Макферсон было жарко и душно. Рива скользила рассеянным взглядом по знакомым лицам — толпа измождённых горожан, таких же как и она, пыталась попасть на приём к генеральше, чтобы получить доступ к складу с провиантом, который привезли с собой римляне. Девушка надеялась и это испытание вынести с достоинством. Подумать только, едва ей начинало казаться, что ниже падать уже некуда, как римляне изобретали для покорённых жителей Коносса новые испытания. Но, живя на чердаке собственного дома, да и то лишь благодаря милосердию римского лейтенанта Адлера, было ли ей из чего выбирать? Она сидела неподвижно, сосредоточившись только на том, чтобы держать спину прямо, как вдруг до неё донёсся приглушённых разговор двух молодых римских солдат, стоявших на охране перед кабинетом генеральши. — Генеральша Макферсон вроде уходит… — Да уж, не повезло им сегодня. — Другой солдат кивком указал на женщин, безмолвно ожидавших в приёмной. — На их месте я бы лучше целыми днями дожидался приёма у генеральши, чем один раз попал к нашей майорше… — Прекрати! — прервал его первый солдат. — Она достойная воительница и честная женщина. — Да, но просительницам у неё ничего не светит. Хорошо ещё, если хоть кто-то из них получит свои заветные разрешения. — В любом случае майорша будет справедлива. Сам понимаешь, генеральша Макферсон не стала бы доверять мерзавке. В этот момент дверь в кабинет открылась, и рыжеволосый римский солдат звучно выкрикнул: — Мисс Синклер! Прошу вас. Не чуя под собой ног, Рива медленно прошла в кабинет. Несмотря на постоянно преследующее её чувство голода, она никогда не унизилась бы до визита в штаб-квартиру Макферсон, если бы не слабое здоровье её бабушки. Необходимо было выбирать: гордость или жизнь Элеоноры. Рива сделала свой выбор, и теперь отступать было поздно. Она подумала о том, как жалко выглядит её потускневшее старенькое платье — когда-то изумрудно-зелёное. Во время осады им с бабушкой пришлось продать все свои лучшие наряды контрабандистам буквально за кусок хлеба, только чтобы не умереть с голоду, и теперь у неё осталось всего несколько старых платьев, за которые не выручишь даже буханки хлеба. Однако Рива старалась носить их с гордостью: в конце концов, не по своей вине женщины Каносса оказались в таком плачевном положении. Отбросив мысли о платье, Рива гордо вздёрнула подбородок и переступила порог кабинета, где за небольшим столом сидела широкоплечая воительница, которая даже не подняла головы, когда она вошла. Какое-то время девушка молча стояла на пороге, не зная, куда деть глаза. Наконец воительница оторвалась от бумаг, которые только что изучала с прямо-таки фанатическим интересом, и посмотрела Риве в глаза. Кровь бросилась Риве в лицо. Рива сразу поняла, что перед ней та самая воительница, с которой они пересеклись взглядами возле дома Элеоноры, когда армия римлян входила в город. Правда, Рива не была уверена, что воительница тоже узнала её. Неожиданно Рива подумала о том, сколько глупых ненужных мыслей лезет в голову, когда есть одна важная вещь, о которой вовсе не хочется думать. Она пришла сюда не для того, чтобы строить глазки воительнице вражеской армии, и даже не для того, чтобы продемонстрировать гордость и независимость гречанки. У неё была совершенно конкретная цель — раздобыть какие-нибудь продукты для бедной бабушки Норы. Это всё, о чём сейчас ей необходимо думать. Неторопливо поднявшись из-за стола, воительница медленно направилась в её сторону; высокая и худощавая, она была окутана невероятной притягательной аурой силы и решительности. Красная военная форма армии римлян, поверху обтянутая золотистыми доспехами, сидела на ней как влитая. ≪ Боги, какой контраст по сравнению с нашими измученными солдатами! ≫, — невольно подумала Рива. Она чувствовала, что её глаза словно взяли Риву в плен. При взгляде на такую женщину мысли о боли и ненависти как-то сами собой затухали: черноволосая и черноглазая, кожа тронута лёгким загаром, волевые черты лица, ярко выраженные скулы, на которых играют едва заметные румяна… Чёрт, в жизни своей Рива не видела женщины красивее, чем эта воительница-римлянша. Больше всего Риву злило то, что она не может скрыть своего восхищения, в то время как её саму её реакция, кажется, только чуть-чуть позабавила. Когда она обратилась к Риве, в её голосе не звучало никаких эмоций, кроме холодной вежливости: — Добрый вечер! Меня зовут майорша Бэнкс. Как я понимаю, мисс Синклер, вы пришли с прошением о выдаче вашей семье продуктов? Когда она говорила, Рива почувствовала себя ещё глупее. Какой приятный голос у этой женщины: голос, проникающий, кажется, в самые глубины её естества… Таким голосом нужно объясняться в любви, шепча на ухо сладкие слова, таким голосом можно обольщать и покорять, в такой голос можно влюбиться. Ах, если бы только голос! Невероятным усилием воли Рива постаралась взять себя в руки. Какие уж тут сладкие слова, когда речь идёт о продуктах, столь необходимых для жизни и здоровья её бабушки! Но доводы разума не помогли, и она чувствовала себя на грани обморока — то ли от голода, то ли от любви с первого взгляда. Майорша Бэнкс сделала несколько шагов по направлению к ней и обеспокоенно спросила: — С вами всё в порядке, мисс Синклер? Вы что-то побледнели… — С этими словами она крепко взяла её за локоть и подвела к креслу для поситителей. В мозгу Ривы искрой пронеслась мысль о том, что если уж падать в обморок, то именно сейчас, ибо она попадёт прямиком в объятия этой немыслимой красавицы. — Всё хорошо, майорша Бэнкс, — с трудом произнесла она, — просто в приёмной было очень душно, а ждать пришлось довольно долго. Всё дело в этом. Майорша не спешила отпускать её, и Рива сама попыталась высвободиться, но напрасно. И тут же стыд и смущение в её душе сменились гневом. — Я же сказала, майорша, со мной всё в порядке и я вполне способна позаботиться о себе без вашей помощи. — Зелёные глаза её яростно сверкнули. — Я взрослая женщина, и совершенно не обязательно… — Женщина? — с ироничной улыбкой прервала её майорша Бэнкс. — Да вы ещё совсем ребёнок, моя дорогая! Этого Рива уж совсем не могла пережить. Да что себе позволяет эта смазливая самоуверенная римлянша! — Моя дорогая майорша Бэнкс, — произнесла она с уничижительной иронией в голосе, — да будет вам известно, что мне уже исполнилось восемнадцать лет. Именно в этом возрасте девушки в Греции выходят замуж, становятся жёнами и матерями. И я тоже сейчас была бы замужем, если бы не началась эта ужасная война и наши воительные мужчины и женщины не ушли воевать за права Греции. Кроме того, я пережила осаду Каносса — сорок восемь дней сплошного ужаса и кошмара. Как вы считаете, этого слишком мало, чтобы считать себя взрослой? — Рива гневно взглянула на воительницу, но та и не думала отпускать её руку. — Я могу вас заверить, майорша, что не стану падать перед вами в обморок, так что будьте любезны отпустить мою руку. Если я и бледна, так это от того, что последние несколько недель благодаря усилиям ваших доблестных войск нам нечего было есть. Впрочем, если вас действительно беспокоит моя бледность, то удовлетворение моей просьбы о выдаче продуктов должно успокоить и вас тоже. Ещё какое-то время римлянша внимательно вглядывалась в её лицо, а затем отпустила руку Ривы, и она с облегчением опустилась в кресло. Вернувшись за рабочий стол, майорша с преувеличенным вниманием стала изучать принесённую ею бумагу. Несколько минут обе не произносили ни слова, но наконец майорша заговорила первой: — Я вижу, вы подаёте прошение имея в виду двух человек — себя и свою бабушку, мисс Элеонору Лонгворт. — Именно так. — Вы живёте вдвоём с бабушкой, мисс Синклер? В доме нет слуг, нет никого, кто присматривал бы за вами? Неужели вы не понимаете, что это небезопасно, особенно в такое время? — Моя сестра — капитанша армии греков, майорша. Она борется за наше общее дело — за права Греции. Если бы я обладала боевыми навыками, я сражалась бы с ней плечом к плечу. Чёрные глаза майорши метнули в неё насмешливый взгляд: — Кажется, ваша сестра и её единомышленники не особенно преуспели в своей борьбе, и, похоже, будущее не сулит им ничего хорошего… — Здесь наши мнения расходятся, майорша. Я уверена, что ≪красные формы≫ не задержатся в Каноссе. — Не обманывайте себя, мисс Синклер, — мы здесь не надолго, а навсегда. Более того, остальные территории Греции вскоре тоже перейдут под наши знамена. Рива готова была смести с лица земли эту заносчивую римляншу, но что будет делать бабушка Нора, если ей не удастся добиться того, ради чего она сюда пришла? Глубоко вздохнув, девушка ответила: — Я не собираюсь спорить с вами, майорша Бэнкс, и прошу вас беспристрастно рассмотреть моё заявление. С минуту римлянша смотрела на неё не отрываясь, потом, не говоря ни слова, пододвинула к себе бумагу и стала что-то писать. Рива молча ждала её резолюции. Закончив писать, Бэнкс небрежным жестом пододвинула к ней документ. Дрожащими пальцами девушка поднесла бумагу к глазам и беззвучно прочитала: ≪ В связи с тяжёлой нуждой приказываю выдать десятидневный паёк мисс Риве Синклер и мисс Норе Лонгворт ≫. Краска залила её лицо. — Вы неверно написали, майорша, — срывающимся голосом произнесла она. — Да? Что именно не так, мисс Синклер? — ≪В связи с тяжёлой нуждой ≫ — неправильная формулировка. Правильнее было бы ≪ в связи с ограблением ≫. — Неужели? Вас кто-то ограбил, мисс? — Вы и ваши войска! Этот провиант был экспромприирован у наших же граждан в тех городах, где вы прошли своим победным кличем, а теперь вы хотите, чтобы мы вас скромно благодарили за то, что вы милостиво раздаёте нам то, что принадлежит нам по праву. Ведь вы же ожидаете благодарности за ваше благодеяние, не правда ли, майорша? Во время этой пылкой речи майорша Бэнкс не отрывала взгляда от Ривы. Лицо её помрачнело, а губы сжались в тонкую опасную линию. — Нет, мисс Синклер, — тихо, но жёстко ответила она, — от вас я не жду никакой благодарности. — Что ж, значит, я вас не разочаровала, — огрызнулась Рива и резко поднялась на ноги. — Всего доброго. Не дожидаясь ответа, она повернулась и направилась к двери. Всё внутри её клокотало от праведного гнева. Стуча каблучками, она прошла через приёмную, где остальные несчастные каноссцы ещё ожидали своей очереди, и только когда оказалась на улице и смогла вздохнуть полной грудью, весь ужас сказанного дошёл до неё. Она вдруг поняла, что могла лишиться даже тех жалких благ, которые у неё оставались, — крыши над головой, с такими трудами добытого десятидневного пайка, — и сердце тревожно ёкнуло у неё в груди. *** Майорша Бэнкс проводила взглядом разгневанную посетительницу и осуждающе покачала головой. Ох уж эти греческие женщины! Что за темперамент, что за ужасный характер! Вспыльчивые, самонадеянные, нетерпимые! Кажется, в Греции в женщинах специально культивировали те самые качества, которые нужно выжигать калёным железом. Нет уж, она никогда не сглупит и не влюбится в гречанку. Это ж с ума сойти можно от такого характера! Пусть уж эти горе-вояки, их женихи, невесты и мужья, возвращаются со своей проигранной битвы и сами разбираются со своими гордячками. Однако какова маленькая ведьма, только что выбежавшая из её кабинета! Она не похожа на остальных, что правда, то правда. Умопомрачительные изумрудные глаза, пышные белокурые волосы — настоящая красотка! А когда она злится, в глазах у неё сверкают крошечные изумрудные искорки, так что даже дыхание перехватывает! При воспоминании об этом майорша не сдержала улыбки, которая совершенно преобразила её строгие, жёсткие черты. Разительный контраст между белоснежными зубами и загорелым лицом сделал её немного похожей на озорную девочку. Мало кто знал майоршу Бэнкс такой, да и она сама себя такой почти не знала. Косметическими средневыковыми принадлежностями майорша практически не пользовалась, потому что не видела в этом особой необходимости: она была чернява и черноброва от природы, что избавляло её от ежедневных косметических утомительных процедур. Единственные её принадлежности, которые она использовала для лица, были румяна, тени и помада, но наносила она их не всегда, изредка и по необходимости. ≪Эта девчонка считает себя взрослой женщиной, — продолжала вспоминать она. — Что за чушь! Ребёнок! Заносчивый ребёнок к тому же! ≫. С высоты своих тридцати пяти лет её восемнадцать казались ей сущим детством. Хотя на свои года майорша не выглядела. На её лице практически не было морщин. Они проявлялись лишь тогда, когда она смеялась в кругу своих подчинённых, которые рассказывали ей смешные истории или анекдоты пошлого характера. Зато какой же потрясающей женщиной она станет через годик — другой! Резкость чёрт смениться мягкой округлостью, а в остальном она и сейчас совершенна: белоснежная чистая кожа, высокие скулы, не тронутые косметическими принадлежностями, прямой нос, соблазнительный контур губ. А глаза! Они, словно два драгоценных сияющих изумруда, делают её лицо просто незабываемым. Огонь этих глаз прожигает насквозь. И эти глаза ненавидят римлян, ненавидят со всей силой и искренностью, на какие люди бывают способны лишь в ранней молодости. Мысли майорши плавно перетекли к её юной стройной фигуре, которую не могло скрыть даже поношенное плохонькое платье. Бэнкс подумала, что в прежние времена ни одна рабыня не надела бы такого платья, но сейчас гречанкам было не до мод, это ясно. Манящие изгибы её тела пробуждали самые нескромные мысли, а копна непослушных белых кудряшек, небрежно заколотых в пучок от июльской жары, делала эти мысли похожими на самые что ни на есть эротические фантазии. Бэнкс саму себя не узнавала. В последнее время она думала только о войне, о том, как лучше вести сражение, как убеждать командование в правоте своих предложений, как воплощать в жизнь военные планы. Но вот наступил момент, когда впервые военные нужды нисколько её не волновали. Майорша думала о блондинистой девчонке из оккупированного города и никак не могла выкинуть из головы её образ. Она вспоминала, как взяла её руку, вспоминала её кожу — нежную, мягкую, шелковистую, и сердце её начинало мучительно вздрагивать от этих ощущений. Бэнкс тряхнула головой. Что за бред! Для неё никогда не составляло труда затащить в постель понравившуюся особу женского пола, даже если они этого не хотели. Встречались на пути и те, что жаждали этого. Дальше этого дело никогда не шло — на войне не до серьёзных отношений. Она едва помнила свою мать. Говорят, она была писаная красавица и бросила их с отцом, когда заботы о маленькой дочери её утомили, а на пути встретился молодой и красивый любовник. Отец воспитал её как ≪мальчишкой в юбке≫, поэтому она была боевой и сильной. Вот почему Джуди Бэнкс давно решила для себя, что любовь — удел глупых романтиков, не способных ни на что серьёзное в жизни. Она занималась мужским делом — войной, где женщинам вообще нет места. За многие прошедшие военные годы она превратилась в мужеподобную особу, которая совсем не нуждалась в мужчинах, так как была с ними на одном физическом уровне. Именно поэтому Джуди предпочитала женщин. Жизненный факт Джуди был таким: женщине нужна женщина; всё остальное — пустые фантазии. И вот сейчас Джуди поймала себя на том, что сама чересчур размечталась: сидит и вспоминает хорошенькую греческую ведьмочку вместо того, чтобы принимать посетителей и выполнять свои служебные обязанности. Недовольно нахмурившись, Бэнкс громко крикнула: — Сержант Уолкер, попросите зайти следующего посетителя! К тому времени, когда в кабинет вошла сухонькая седая леди с очередным прошением, майорша уже окончательно выкинула из головы мысли о Риве Синклер. *** Рива медленно взбиралась на холм, направляясь к тем самым пещерам, в которых они так долго пережидали осаду. Теперь это место было пустынно. Горожане вернулись к себе в дома, хотя многие из них, как и Рива с её бабушкой, были вынуждены ютиться на чердаках, освободив комнаты солдатам-римлянинам. Но сейчас пещера могла стать для Ривы палочкой-выручалочкой, — ведь невозможно хранить десятидневный запас провизии на чердаке, а больше никуда их с Элеонорой в собственном доме не пускали! Вернувшись в дом от майорши Бэнкс, Рива забрала с кухни ручную тележку и немного бечёвки. В очереди за провиантом ей повезло: она успела получить продукты до наступления темноты. Аккуратно упаковав провизию и накричав по ходу дела на двух римлян, которые грузили свои продукты в отнятую у кого-то из горожан коляску, Рива с тяжёлым сердцем отправилась на холм. При виде оставленных горожанами укрытий у неё защемило сердце: она вспомнила о дорогой сестре, которая сейчас неизвестно где, и остаётся только надеяться на то, что она жива. Хоть бы Чарлина оказалась права и Фей удалось выбраться из этой переделки живой и невредимой! Стоя на холме, Рива дала себе слово, что как только бабушке Норе станет получше, она отправится на поиски сестры, чего бы это ей ни стоило. Но где искать, у кого спрашивать? И потом, если она уйдёт, что станет с бедной Элеонорой? Ну нет, если уж им и надо куда-то отправляться, так это обратно на плантацию: лошадей и повозку у них не забрали, так что как только бабушке станет лучше, они возвратятся домой и станут ждать Фей там… В записке, которую Рива несколько часов назад получила от Чарлины, та писала, что ей придётся все ближайшие дни неотрывно находится при госпитале: кроме того, врачей в госпитале не осталось, а раненные солдаты продолжали пребывать. Милая Чарлина! Рива почувствовала, как тепло разливается по её телу. Несмотря на то, что ей от работы продохнуть некогда, она беспокоится о ней и о бабушке Норе. В записке она намёком напомнила ей о том обещании, которое она дала ей перед сдачей города: обязательно обратиться к ней, позвать её в случае крайней нужды. Только теперь Рива уже вовсе не была уверена, какой случай из переживаемых ею каждую минуту можно назвать крайней нуждой. *** Домой Рива вернулась ещё затемно. Поднявшись на чердак, она тревожно взглянула на неподвижно лежащую на кушетке бабушку и успокоилась только тогда, когда заметила, как тихо вздымается её слабая грудь. Сон пожилой леди был тяжек и неспокоен: Элеонора то и дело вздрагивала и жадно хватала бледными губами воздух. В какую-то минуту Риве даже показалось, что старушка задыхается. Когда Элеонора открыла глаза, Рива бросилась к ней: — Как ты себя чувствуешь? Та попыталась ободряюще улыбнуться, но улыбка вышла вялой и жалкой. — Всё хорошо, милая моя. Ты давно вернулась? — Не очень. Я отнесла провизию в укрытие. — Хорошо. Но ты, наверное, устала: слишком тяжёлая ноша для молодой леди. — Со мной всё в порядке, а вот как ты? — О! — Пожилая леди снова сделала попытку улыбнуться, на сей раз немного успешнее. — Душная ночь, тяжело дышать. Думаю, мне станет лучше, если я выпью немного воды. Волна гнева вновь захлестнула Риву. Бесчестные римляне! Да как они посмели заставить пожилую больную женщину — хозяйку дома! — ютиться на душном чердаке! Но девушка понимала, что от её гнева легче никому не станет; поэтому подавив эмоции, она налила воды в стакан и подала его бабушке: — Вот возьми, бабушка! Элеонора сжала обеими руками стакан, но как только начала пить, стакан выскользнул из её слабых пальцев. Рива вовремя подхватила его и осторожно поднесла к губам старой женщины. — Ну вот, теперь мне стало получше. — Элеонора откинулась на подушку и поманила внучку рукой. Когда Рива наклонилась, она тихо заговорила: — Милая моя девочка, ты должна вести себя осторожнее. Пойми, мы сейчас целиком во власти римлян; если они захотят, то выкинут нас на улицу. Надеюсь, ты это понимаешь. В конце концов, всё не так плохо, как могло бы быть: у нас ведь есть крыша над головой и… — Крыша над головой?.. — возмущённо воскликнула Рива. — Бабушка, милая, это твой дом! Они не имели права… — Послушай, Рива, — мягко перебила Элеонора, — ты не должна забывать, что идёт война. Римляне — победители, и как победители они имеют абсолютно все права. — Временно! — Возможно, но пока ситуация именно такова. Они — победители, мы — проигравшие. — Но твоё здоровье… -…оставляет желать лучшего, это верно. Думаю, со мной всё будет хорошо: я поправлюсь, обещаю тебе. Просто нужно немного подождать, понимаешь, моя милая? И ещё надо верить. Я поправлюсь, и мы вернёмся на плантацию. Я не оставлю тебя одну в этом городе, кишащем римлянинами, которых ты так ненавидишь. — Я верю в это, бабушка Нора, ты обязательно поправишься, и тогда мы уедем! А потом, когда эта война будет окончена и римляне уберутся из города, мы вернёмся. Наши войска обязательно выгонят их из города! — Возможно, — снова улыбнулась бабушка. — Безусловно, мы должны верить и в это тоже. Но пока здесь хозяйничают римляне, ты должна быть терпелива и сдержанна, как и подобает истинной леди. Ты ведь будешь хорошей девочкой, правда? Рива не смогла сдержать улыбки. — Сегодня я получила записку от Чарлины: она пишет, что пока вынуждена остаться в госпитале, но навестит нас, как только сможет. — Чарлина — прекрасная молодая женщина, — согласно закивала Элеонора. — Думаю, мы можем рассчитывать на её помощь. Почему бы тебе завтра не навестить её? — Разумеется, я так и сделаю, бабушка. Вскоре Элеонора вновь уснула, оставив Риву наедине с её невесёлыми мыслями. Ей было совершенно ясно, что на этом душном чердаке её бабушка долго не протянет и уж точно не выздоровеет. Да, конечно, она может сходить к Чарлине и попросить её о помощи, но чего тогда стоят её заявления о том, что она — взрослая женщина? Нет уж, эту проблему она должна решить сама, — и — видят небеса! — она её решит. ≪Клянусь всем, чем угодно, — твёрдо пообещала Рива самой себе, — это последняя ночь, которую бабушка проводит на чердаке! ≫. *** Риву разбудил какой-то непонятный шум из нижних комнат. Сон её был тяжёл; проснувшись, она ещё какое-то время не могла сообразить, где находится и что происходит вокруг. Однако как только в ноздри ей ударил острый запах жареного бекона и аромат свежесваренного кофе, Рива тут же пришла в себя. Наступило утро, но жара в комнате так и не спала. Стараясь не разбудить бабушку, девушка осторожно выскользнула из-под одеяла — её ночная сорочка промокла от пота, голова гудела. В кувшине осталось совсем немного воды, и Рива старалась использовать её экономнее. Смыв с лица липкий пот, она вытерлась полотенцем и надела второе из двух своих оставшихся платьев — бледно-жёлтое. Сейчас сложно было поверить, что это платье едва сходилось на ней до начала осады: теперь оно попросту висело на ней, ни капли не подчёркивая изящной фигуры. Но в данный момент Риве было не до этого. Проведя пару раз расчёской по волосам и небрежно заколов с двух сторон свои непокорные локоны, она торопливо вышла из комнаты: ей необходимо было застать майоршу Бэнкс, и времени терять было нельзя. Скорее всего после завтрака майорша снова уйдёт в штаб, и тогда с разговором придётся ждать до вечера. Спускаясь по парадной лестнице, Рива старалась справиться со страхом. ≪Ну чего мне бояться, — успокаивала она себя, — что она может мне сделать? Что вообще может быть хуже, чем задыхаться на этом ужасном чердаке? ≫. На лестничном пролёте её окликнул римский солдат. — Прошу вас остановиться, мэм, — вежливо, но жёстко сказал он. — Гражданским вход на эту половину дома запрещён. Только по специальному разрешению. — Мне нужно поговорить с миссис Бэнкс, — как можно спокойнее ответила Рива. — Прошу прощения, мэм, но майорша Бэнкс сейчас занята: у неё лейтенант Адлер, и она велела не беспокоить её. — А вы и не беспокойте, — как можно более вежливо заявила Рива, — я побеспокою её сама. — Она продолжила спускаться по лестнице, но возле лестничного пролёта римский солдат всё же задержал её. — Вы не можете идти дальше, мэм, — это приказ майорши. — И всё равно я пройду! Солдат перегородил ей дорогу перед самой дверью. — Нет, мэм. — Вы не имеете права! — Рива попыталась обойти часового, но он крепко схватил её за локоть. — Вам лучше подчиниться, мэм. — Голос солдата зазвучал угрожающе, но это только ещё больше обозлило Риву. Никто не сможет ей помешать, никто! — Пропустите меня! — закричала она как можно громче. — Я обязательно должна поговорить с майоршей! В этот момент дверь отворилась, и на пороге комнаты, которая раньше была библиотекой бабушки Норы, а теперь стала кабинетом майорши Бэнкс, появились двое людей. — Что здесь происходит, капрал Грей? — с холодной яростью в голосе осведомилась майорша Джуди Бэнкс. Подойдя на несколько шагов ближе, она перевела взгляд на Риву и, заметив, что рука капрала сжимает её локоть, побагровела. — Ещё раз спрашиваю вас, капрал Грей: что здесь происходит? — Эта леди, майорша… — попытался объяснить капрал, — так вот, она сказала, что ей нужно поговорить с вами, а я объяснил, что вы заняты. Но она не захотела уйти и сказала, что вы ждёте её. Джуди Бэнкс перевела удивлённый взгляд на Риву. — Я жду вас? — вкрадчиво переспросила она. — Мисс Синклер, если у нас с вами была договорённость о беседе, то почему я об этом ничего не знаю? Немного ободрённая тем, что Бэнкс сразу же не прогнала её, Рива запальчиво выкрикнула: — Даже если этой договорённости не было, майорша, сейчас мы должны поговорить кое о чём! — Вот как? И о чём же? Не соизволите ли вы сообщить мне подробности? Рива не могла отделаться от ощущения, что в душе майорша искренне веселится, хотя ничто в её лице не выдавало подобных эмоций. — Подробности? Что ж, я всего лишь хотела поинтересоваться, удобно ли вам спалось в моей постели, майорша Бэнкс! Эффект от её слов был подобен разорвавшейся бомбе: лица всех троих римлян украсил неподобающий отважным воинам румянец. Не сразу взяв себя в руки, майорша Бэнкс медленно произнесла: — Господа, вы все можете быть свободны… кроме мисс Синклер. Думаю, я сама смогу разобраться с этой скандальной леди. Когда мы закончим, — майорша повернулась к лейтенанту, — я сообщу вам, и мы вернёмся к нашему разговору. Римский лейтенант Адлер вежливо уступил дорогу Риве, пропуская её в кабинет, и как только девушка переступила порог, Бэнкс, пройдя вслед за ней, с силой захлопнула за её спиной дверь. Опёршись рукой о ручку двери, она угрожающе нависла над ней. — Ну, юная леди, я требую объяснений. Что вам нужно в моём доме? У Ривы была заранее заготовлена вежливая просительная речь, однако когда она услышала столь наглое заявление, все продуманные слова мигом выскочили у неё из головы, и она буквально захлебнулась от возмущения: — В вашем доме? Да что вы себе позволяете, майорша! Это дом моей бабушки Элеоноры Лонгворт! Прошлую ночь вы провели в моей постели, и надеюсь, вам хорошо в ней спалось. Что до нас с бабушкой — вы выставили нас на чердак задыхаться от июльской жары. Должна вам заметить, что нам спалось далеко не так сладко! Тоже мне — армия освободителей! Да наши рабы жили лучше, чем мы сейчас! Глаза майорши потемнели от гнева, но Рива была уже в таком состоянии, что не почувствовала угрозы. — Мисс Синклер, из нашей беседы я вынесла вполне определённое суждение о вас. Вы совершенно сумасшедшая юная сумасбродка, но в прошлый раз я хотя бы понимала, о чём шла речь. Интересно бы понять, о чём вы говорите сейчас? Мгновенно опомнившись, Рива попыталась взять себя в руки. Ей было ясно, что тут криком дела не решишь, и, значит, надо просить, а не требовать. Но где ей взять столько терпения? — Неужели вы хотите сказать, майорша, что не знаете совершенно очевидной вещи: ведь дом, который вы только что назвали своим, принадлежит моей бабушке Норе! Бэнкс поколебалась, прежде чем ответить: — Насколько я понимаю, дом носит название ≪Лонгворт-Хаус≫, а ваша фамилия Синклер… — Как мило с вашей стороны запомнить это, — саркастически заметила Рива. — Но я уже сказала и могу только повторить — дом принадлежит моей бабушке Элеоноре Лонгворт. — А, бабушка… Та самая, для которой вы просили провизию… — Именно так. — И что же? — Что же? — Рива продолжала выдерживать саркастический тон. — А то, что благодаря вам больная женщина вынуждена перебраться на чердак, в то время как вы нежитесь в наших комнатах. Бабушка Нора очень больна, я опасаюсь за её здоровье, а на чердаке невыносимая духота. Не знаю, сколько она ещё так протянет, и вот в этом всё дело, майорша Бэнкс. Теперь я понятно объяснила, не правда ли? Долю секунды взгляд её был неподвижен. Она смотрела прямо в глаза Ривы, и она почувствовала почти физическое облегчение, когда майорша отвела глаза и, сделав несколько шагов назад, повернулась к ней спиной. Какое-то время Бэнкс молча смотрела в окно. — Где сейчас находится ваша бабушка, мисс Синклер? — наконец негромко произнесла она. — На чердаке, в так называемой верхней комнате. Она спала, когда я уходила. Впрочем, временами мне сложно определить, спит она или теряет сознание. — Хм… Но если ситуация так плоха, почему вы не попросите приюта у друзей? Наверняка у вас есть друзья в городе? — Приюта? Майорша Бэнкс, моя бабушка слаба, но она гордая женщина и никогда не уйдёт из своего дома. И раз вы посмели… — Аккуратнее выбирайте слова, мисс Синклер, — резко прервала её Бэнкс. — Я уже достаточно наслушалась ваших оскорблений. Честно говоря, я начинаю сильно жалеть бедных греческих джентельменов и воительных леди, которые после войны — не все, конечно, — будут вынуждены возвратиться домой и жить под одной крышей со своими сварливыми жёнами. Рива вздрогнула. — Да как вы смеете! Вы в подмётки не годитесь нашим мужчинам и женщинам, глупые римляне! — О, так вот она, хвалёная вежливость, которой в Греции учат леди с младых ногтей! — Бэнкс напряжённо улыбнулась. — Впрочем, довольно болтать. — Она грубо схватила её за руку. — Лучше покажите мне, что там с вашей бабкой. — Сначала отпустите меня! — потребовала Рива, но её пальцы только крепче сжались на её локте. — Вы играете с огнём, мисс Синклер! — тихо проговорила она, и на этот раз Рива вдруг отчётливо поняла, что полностью находится во власти этой женщины. Когда они поднялись по лестнице и вошли в комнату, где лежала Элеонора, пожилая леди с трудом открыла глаза и, заметив майоршу, слабо улыбнулась: — Простите, что вынуждена встречать вас в таком виде, воительница, но я… не очень хорошо себя чувствую. Рива поспешила представить их друг другу: — Это бабушка Нора, а это майорша Бэнкс. Бабушка, майорша любезно выразила желание познакомиться с тобой. — Очень признательна вам, майорша… — Я тоже рада познакомиться. — Голос Бэнкс прозвучал так мягко, что у Ривы неожиданно заныло сердце. — И я сожалею о произошедшем, мисс Лонгворт. Меня не поставили в известность о том, что в доме находятся гражданские лица, однако я собираюсь исправить ситуацию и найти для вас более подходящую комнату. — С этими словами она сделала несколько быстрых шагов по направлению к постели больной и легко подняла её на руки: — Пожалуйста, мисс Лонгворт, не беспокойтесь, я не уроню вас. Вы лёгкая как пёрышко, и я сейчас же отнесу вас в вашу комнату, где вы сможете спокойно отдохнуть. Ваша внучка покажет мне, какая из комнат принадлежала вам. Рива в оцепенении наблюдала за внезапной метаморфозой, произошедшей с ненавистной прежде римляншей. Только что эта женщина казалась грубой, самоуверенной воячницей, презрительно отзывавшейся о гречанках, и вот уже она ведёт себя как истинная леди! Однако быстрый взгляд, который майорша метнула в её сторону, вернул Риву к реальности. Никакой мягкости в ней не было и в помине. Девушка тут же поняла, что вся эта сцена, разыгранная перед больной старой леди, — всего лишь имитация участия. Что ж, пусть так — против этой фальши у неё не было возражений. Кажется, бабушка поверила в то, что перед ней настоящая леди, и успокоилась; даже улыбка у неё стала повеселее. Когда майорша ушла, Рива помогла Элеоноре устроиться поудобнее и собралась сходить в пещеру, чтобы принести что-нибудь поесть, но только она подошла к двери, как раздался стук. Девушка удивлённо распахнула дверь и увидела на пороге седовласую женщину в военной форме армии римлян. Женщина тут же представилась: — Я доктор Уинслоу, а вы, должно быть, мисс Синклер? Майорша Бэнкс просила меня зайти проведать вашу бабушку. Рива недоверчиво посмотрела на докторшу. Ну уж нет, она не позволит вражескому врачу лечить её бабушку! Если Элеоноре и вправду нужен докторша, то у неё есть Чарлина. — Миссис… Доктор Уинслоу, я прошу прощения… Майорша Бэнкс побеспокоила вас, но это было сделано без моего ведома. Дело в том, что у моей бабушки есть личный доктор, и я хотела бы… Однако Уинслоу даже не стала слушать её. — Я тоже прошу прощения, мисс Синклер, но у меня приказ, и если вы хотите, чтобы я ушла, вам нужно сперва поговорить с майоршей Бэнкс… О Боги, опять эта майорша Бэнкс! Ну ладно, она ещё ей покажет! Проведя доктора в комнату Элеоноры, Рива отправилась обратно в библиотеку, где теперь располагался кабинет Бэнкс. Как и в прошлый раз, римский капрал на лестнице снова остановил её: — Я прошу прощения, мэм, но майорша до сих пор занята. Лейтенант Адлер… — К чёрту лейтенанта! — выкрикнула Рива. — Неужели вы ещё не поняли, что я всё равно поступлю по-своему? — Мэм, майорша оставила чёткие указания, я… — Ну, для мисс Синклер здесь, по-видимому, никто не указ, — раздался знакомый бархатный голос, и Рива увидела в дверном проёме майоршу Бэнкс. — Что привело вас сюда на сей раз, мисс Синклер? Если вы намерены потребовать обратно свою комнату, то вынуждена вас огорчить: это невозможно. Однако я могу предложить вам одну из гостевых комнат на выбор. Впрочем, я всё это уже сказала вашей бабушке, так что не понимаю, чего вы ещё хотите… — Я хочу? Майорша, да скорее небо упадёт на землю, чем я что-нибудь попрошу у вас для себя! Мне ничего не нужно, и я ничего не приму. Я прекрасно чувствую себя на чердаке и намерена там оставаться до тех пор, пока наши доблестные войска не выгонят вас из Каносса… — Вы снова забываетесь, мисс Синклер… — Это вы забываетесь, майорша! Как вы посмели… — Ну-ну… И что же я посмела на этот раз? — Как вы посмели послать к бабушке Норе своего врача? — Опять неладно! Чем плох врач? — Тем, что она римлянша, итальянка! Я не позволю… — Вы не позволите? — Да, я не позволю, чтобы мою бабушку лечила врач-итальянка! У нас есть прекрасная врач, Чарлина… Я попрошу её прийти посмотреть бабушку… — Вряд ли я смогу вам это позволить, мисс Синклер, — насмешливо сказала Бэнкс. — Это ещё почему? — Потому что теперь в этом доме не место солдату Греции. — Но Чарлина не солдат, она врач! — И даже не носит военную форму греков? — ехидно поинтересовалась Бэнкс. — Носит, конечно, — нехотя призналась Рива. — В таком случае я считаю вопрос решённым. — Будьте вы прокляты, чёртова упрямая римлянша! — вне себя от ярости выдохнула Рива. Казалось, Бэнкс не слишком удивила столь непосредственная реакция. Немного помолчав, она холодно заметила: — Вы не первая гречанка, посылающая мне проклятия. — Возможно. — Рива с трудом заставила себя успокоиться. — Но мои проклятия — самые искренние, можете быть уверены! — Возможно, — в тон ей ответила Джуди Бэнкс, — однако это ничего не меняет. Я ещё раз напоминаю, что одна из гостевых комнат предоставляется в ваше полное распоряжение. — Она быстро пересекла комнату и с преувеличенной любезностью распахнула перед посетительницей дверь. — Не трудитесь казаться благородной леди, майорша, — сквозь зубы проговорила Рива. — Мне не нужны ваши подачки. — Нет? В таком случае вы просто упрямая дурочка, мисс Синклер. — Я? А вы… Вы упрямая ослица, майорша Бэнкс! — Рива изо всех сил захлопнула за собой дверь и с искренним недоумением окинула взглядом вытянувшегося по струнке римского часового. Молодой капрал выглядел заметно смущённым: на его веку ещё никто и никогда не смел так разговаривать с майоршей Джуди Бэнкс. *** ≪Невыносимая заносчивая девчонка! ≫, — негодовала в это время майорша Джуди Бэнкс — человек, вызывавшая страх и трепет у всех, кроме мисс Ривы Синклер. Пальцы её слегка подрагивали после последнего разговора с юной леди, и из-за этого все бумаги, которые предназначались на подпись самой генеральше Макферсон, оказались заляпаны чернилами. Чёрт бы побрал столь же смазливую, сколь и скандальную мисс Синклер! С тех пор как она впервые увидела её, входя победным кличем в Каносс, майорша не знала ни минуты покоя. Спору нет, она была хороша, но отнять покой у непоколебимой вояченицы… Надо будет хорошенько проучить её, а то так недалеко и до потери уважения со стороны подчинённых. Где это видано — какая-то девчонка дважды подряд врывается в её кабинет, осыпает её упрёками и оскорблениями и уходит с гордо поднятой головой! Всё, с неё довольно: она положит конец этому безобразию! И пусть у неё точёная фигурка и сверкающие изумрудные очи — в своей жизни майорша Бэнкс встречала красивых женщин, и многие из них перебывали в её постели. Ну вот хотя бы вспомнить Маршу… А это что? Сопливая девчонка корчит из себя обворожительную женщину, изображает хвалёный греческий шарм! Наверное, она и эту греческую докторшу очаровала… Бэнкс поймала себя на мысли, что неизвестная докторша, которую она ещё в глаза не видела, уже становится ей неприятной. Пытаясь взять себя в руки, она взглянула в окно и в тот же момент заметила знакомую точёную фигурку в бледно-жёлтом поношенном платье. Чёрт, куда она теперь направляется? Наверняка к своей докторше-гречанке. Джуди глубоко вздохнула. Нет-нет, так не пойдёт. Она должна закончить донесение генеральше Макферсон, а у неё перед глазами лишь эта девчонка, опять и опять она! Ничего, она с ней разделается! Спесивая гречанка — спесь её и погубит. Это последнее слово Джуди Бэнкс.