Идеально убитые чувства.

Данил вздрагивает, когда слышит хлопок входной двери, с ужасом осознавая, что просидел неподвижно на хлипкой табуретке, просто смотря в никуда. Громко выдыхая, Кашин прикрывает глаза, запрокидывая голову назад, как бы к небу, где сейчас возможно и находится Лиза… Даня уверен, что она там. Сейчас, он бы отдал всё на свете, чтобы просто перестать думать об этой девушке, но он не мог. Мысль о том, что он убил Лизу, его Лизу, которая просто оказалась не в то время и не в том месте, просто потому что судьба жестокая сука, которая любит делать тебе больнее, как бы проверяя, сколько же ты ещё протянешь с этой, прожигающей сердце, болью. — Дань, как всё прошло? — интересуется, вошедшая на кухню, женщина, не надеясь услышать от сына ответа, ведь понимала, что терять кого-то, не важно родственника или друга, или человека, с которым вы только здоровались на протяжении нескольких лет, не важно. Она понимала, что это хуёво. Кашин ничего не может сделать, кроме как встать со скрипучего табурета и просто, подойдя к матери, обнять её. Светлана, гладит сына по голове, что, из-за большого роста Данила, делать сложно, но она справляется, проводя нежной рукой снова и снова по рыжим волосам, пока сам Даня даёт волю эмоциям, позволяя слезам течь во веснушчатым щекам. — Мам… я кажется любил её. — сглотнув ком в горле, говорит парень, сильнее вживаясь в мать, надеясь найти утешение в этих объятьях, но не находит… Становится действительно лучше, но не настолько, чтобы забыть всё произошедшие, и не настолько, чтобы забыть, что убил того, кого любишь. ***** Просыпается Данил в своей комнате, делая вывод, что то, как он добрался до своей кровати, просто стёрлось из его памяти. Встав с постели, Кашин хватается за голову, ибо та раскалывается, давая понять парню, что он до сих пор жив. Посмотрев на настенные часы, что заполняли комнату приятным ритмичным тиканьем, Даня видит, что за окном давно за полночь. Спать Данил больше не хочет, именно поэтому он покидает свою комнату, направляясь по длинному коридору к кухне, в которой горел свет. — Проснулся? — интересуется Светлана, замечая в проходе сына. — Да, как я оказался в кровати? — Произносит Кашин, прикрывая ладонью глаза, в которые ударяет яркий свет люминесцентной лампы. — Ты заснул на моих руках, я тебя дотащила. — сделав глоток черного кофе из фиолетовой кружки, говорит женщина, тут же грустно улыбаясь. — когда ты стал так много весить? — Не знаю. — пожимая плечами, твердит Даня, садясь напротив матери. — Ну раз уж ты здесь. — мать Данила отставляет свою кружку в сторону. — Приходила Зинаида Викторовна, наша соседка сверху, жаловалась, но то, что я опять курю… — Ой, мам, не начинай. — отмахивается рукой Кашин. — Нет, Дань, я не про это… Вернее, про это, но пожалуйста, если куришь, то делай это тихо и в подъезде, чтобы Людка из квартиры напротив сдохла от запаха курева. — наклонившись ближе к сыну, шепчет женщина, получая от своего сына первую улыбку за эти несколько дней. — Хорошо, постараюсь. На какое-то время мать и сын затихают, думая о своём. Даня о Лизе, а его мать о том, что возможно проебала своего сына дважды, первый раз, когда умер его отец, а второй-сейчас. Она была бы счастлива, если бы её муж снова был рядом, вдвоем было легче воспитывать сына. Сейчас же женщина всё время проводила на работе, уходя из дома в десять утра и возвращаясь домой к одиннадцати. — Мам, а как умер отец? — спрашивает Данил, бросая взгляд на задумчивую мать, которая нервно постукивала ногтями по поверхности стола. — Его застрелили, Дань, прям у нашего дома. — Спокойно отвечает женщина, ведь смерть мужа стала для неё чем-то привычным, чем-то, о чем она может говорить ровным голосом, не рискуя расплакаться, как это было семь лет назад. — Он выжил бы, если бы мы были соулмейтами, жаль что это было не так.- грустно улыбается Светлана, допивая кофе из пёстрого стакана. — Я говорила ему, чтобы он нашел свою родственную душу, что так будет безопасней, учитывая, какие дела он проворачивал, но он стоял на своём, говоря, что ни за что на свете не оставит своего сына. — женщина протягивает руку вперёд, гладя сына по плечу, любуясь, каким же большим он стал за эти годы. — Соулмейты? Серьёзно? Ты в это веришь? — с ноткой скептицизма в голосе, интересуется Данил, скрещивая руки на груди. — Последний раз мне говорили о родственных душах в детском саду, а от туда, я не верю ничему, кроме как: Перед едой надо мыть руки. — Очень жаль, ведь это правда. — произносит женщина. — Не знаю, чему вас учат сейчас в школе, но в наше время нам говорили, что самый лучший способ жить не волнуясь о болезнях — это найти своего соулмейта. — Погоди, ты сейчас серьёзно? — приподняв правую бровь, спрашивает Кашин. — Потому что, если это не правда, возможно, я не смогу больше жить. — Дань, я бы ни за что на свете не стала бы тебе врать. — встав с табурета, на котором несколько часов назад сидел Данил, женщина подходит к сыну, аккуратно целуя в лоб. — Я очень устала, а завтра ещё и на работу. — шепчет Светлана, поправляя волосы Дани. — Пойду спать. — Говорит женщина, удаляясь из кухни. Поняв, что если он не заснёт сейчас, то завтра будет невероятно тяжело, Кашин встаёт со стула и, выключив свет на кухне, идёт свою комнату, до сих пор прокручивая слова матери в голове. Вновь приняв горизонтальное положение, Данил пытается уснуть, но из-за количества мыслей в голове, сделать это не получается. Даня думает лишь о том, что если бы Лиза была его соулмейтом, то сейчас была бы жива. Спустя два часа пустого глядения в потолок, Кашин подскакивает в своей кровати, пытаясь удержать в голове промелькнувший только что мысль. «А что, если Лиза тоже поняла, что любит меня?» — проносится в голове парня, из-за чего он горько усмехается. «Такого, как я, Лиза ни за что и никогда бы не полюбила.» — думает парень, но в кровать обратно не ложиться, всё ещё обдумывая вероятность того, что девушка до сих пор может быть жива. Снова и снова прокручивая в голове все действия и слова Лизы, Данил покрывается мурашками. Парень вспоминает все их драки, в которых Неред не особо и хотела участвовать. Оскорбления, на которой девушка, в большинстве случаев, не отвечала, игнорируя и отводя взгляд в сторону. И, в конце концов, блядские похороны, на которых Данил не увидел ни одного синяка, который поставил во время драки в школьном дворе. Вскочив с кровати, Кашин открывает тумбочку, доставая из неё старый фонарик, который, к счастью Дани, работает, кидая его в школьный рюкзак. Быстро надев ветровку, Данил выбегает из квартиры и, попутно вызывая такси, спускается на первый этаж. Через четыре минуты, вызванная им машина, уже стоит у подъезда. Сев на заднее сиденье, парень говорит мужчине за рулём ехать на Ковалёвское кладбище, на что ловит на себе странный взгляд таксиста, но автомобиль всё же трогается с места. Спустя 35 минут, машина останавливается у ворот, уже знакомых Кашину. Выйдя из транспорта, парень хлопает дверью и, обойдя синюю kia rio, отдаёт деньги водителю, после чего направляются к входу. Из-за накатывающих воспоминаний, живот Данила неприятно скручивает, но мысль о том, что Лиза может быть сейчас жива, греет его душу. ***** Открыв глаза, девушка не видит ничего. Абсолютно. Первое, о чём думает Неред, так это о том, что она умерла, но почему она чувствует боль в груди? Самое странное, что она не могла понять, какого рода эта боль, физическая или душевная? Прикоснувшись к правой груди, вспомнив, что именно туда попала пуля, Лиза морщится от ощущений, сжимая пальцы ног, чтобы не закричать. Сделав глубокий вдох, а позже ещё один, Неред ощущает, приближающуюся паническую атаку, ведь её глаза открыты, но вокруг пустота. Холод, из-за которого девушка вздрагивает, тут же покрываясь мурашками, даёт ей зацепку, от которой почему-то не по себе. Аккуратно приподняв руку, она ощущает гладкую и ровную поверхность, холодную, как и предполагалось. Сейчас, Лиза молилась всем возможным богам, чтобы это был всего лишь железный ящик в морге, ведь там тоже холодно и тоже мало места. Аккуратно продвинувшись к месту, где, по мнению девушки, должна была быть дверка, Неред ударяет ногами по стенке. Но не услышав характерного для металла звука, Лиза просто расслабляется, чувствуя, как по лицу текут солёные слёзы. — Блять. — шепчет девушка, закрывая глаза руками. — Почему, блять? — уже кричит русая, ударяя крышку гроба коленкой, ощущая, как задирается платье. — Даня, почему ты не попал мне в сердце? — спрашивает Неред, не ожидая ответа, просто так легче. Легче потратить весь оставшийся воздух, чтобы поскорее сдохнуть. -Блять, какая ирония, именно в него ты и попал, сука! — Лиза ударяет кулаками по стенке гроба, чувствуя, как сквозь щели проникает сухая земля. — Почему ты просто меня не добил? Девушка делает глубокие и жадные глотки воздуха, не желая долго находиться тут, ведь больше, чем темноты, Неред боялась только замкнутых пространств. Забавно, что вся её комната была сплошным замкнутым пространством. Сняв с головы венок, русая прижимает его к груди, глубоко вдыхая аромат цветов. Белокрыльники. Аромат, который казался сейчас таким резким, вызывает у Лизы новую порцию слёз. Почему-то Неред знала, что это именно бабушка настояла на том, чтобы венок был из этого растения. Она была единственным человеком, ради которого действительно хотелось жить, как жаль, что Лиза не успела сказать ей об этом. Девушке было интересно, кто пришел к ней на похороны. Как думала Неред, помимо бабушки пришли ещё несколько друзей, скорее всего Даша Зарыковская и Ксюша Хоффман. Больше, она была никому не нужна. Хотя, в голове крутился вопрос: пришёл ли Данил? Скорее всего, да. Как-то раз, Лиза прочитала в интернете, что преступник, в девяноста девяти процентов случаев из ста, возвращается на место преступления или приходит на похороны человека, которого убил. Разумеется, она не считала Даню убийцей или преступником, ибо любила. От этого становилось еще хуже. Хуже от того, что поняла она это, когда лежала в луже своей крови, смотря в голубые глаза парня, который просил у неё за все прощения. ***** — Слышь, парень, ты чо здесь забыл? — слышится грубый мужской голос, заставляя Кашина повернуться к источнику звука. — Я-я… Послушайте, мне очень сильно нужна лопата. — говорит Данил, как он понял, сторожу. — Ничего себе, какое наглое поколение. Мародёрят, так ещё и лопаты у сторожей просят! — Вы не поняли… — произносит парень, ближе подходя к мужчине — Знаю, прозвучит странно, но мне надо выкопать Елизавету Неред, которую похоронили сегодня, потому что она, кажется, моя родственная душа. — говорит рыжий, смотря на сторожа, который понял всю суть вопроса. — Что же ты сразу-то не сказал. — произносит мужчина лет шестидесяти. — пошли. — старик указывает рукой на небольшую сторожку, стоящую между хвойными деревьями, в которой горит свет. — Когда же в нашей стране научатся проверять, прежде чем закапывать людей? Сколько ни писал президенту, всё равно хоронят, а мне потом раскапывать. — говорит сторож. — Это хорошо, что ты сам понял, что она твой соулмейт, а то обычно мне приходится выкапывать, когда шпана малолетняя, пробравшись на кладбище, начинает жаловаться на крики из-под земли. Дойдя до сторожки, старик на секунду удаляется за дверь, возвращаясь через несколько секунд с штыковой лопатой. — так, боец, как выкопаешь, так вернёшь, понял? — спрашивает старик, протягивая Кашину лопату. — Да. — отвечает Данил, беря инструмент из рук мужчины. — Спасибо вам большое. — Не за что, сынок. — произносит сторож, заставляя Даню улыбнуться. Чем ближе парень подходит к месту, где была погребена Лиза, тем сильнее он волнуется. Сердце Кашина колет, только от одной мысли, что он ошибся и Лиза вовсе его не любила, что он откроет гроб и увидит в нем бездыханное тело любимой. Данил не может сделать вдох, когда видит знакомую ограду, выкрашенную в глянцевый чёрный цвет. — Ну что, понеслась? — спрашивает Даня сам у себя, когда убирает с земли все искусственные цветы и втыкает лопату в землю, начиная копать. Кашин останавливается, только когда остриё лопаты упирается во что-то твердое. Запрыгнув в вырытую яму, парень убирает остатки земли руками и открывает крышку гроба… Первое, что видит Данил-это опухшие от слез глаза Лизы, которая первым делом бросается на шею парня, обнимая. — Какая же ты сука, Кашин! — кричит сквозь слёзы девушка, сжимая в руках данину ветровку. — Я знаю. — говорит парень, заглядывая в глаза Неред. Чуть наклонившись вперёд, рыжий аккуратно целует Лизу в мокрые от слёз губы, чувствуя, как девушка отвечает на ласки. — Ты сейчас простудишься. — произносит Кашин, отрываясь от губ Неред, которая тряслась от каждого дуновения холодного осеннего ветра. Сняв с себя темную ветровку, парень прикрывает худые плечи Лизы, на которой, кроме легкого ситцевого платья и балеток, больше ничего не было. — Пошли. — Данил оставляет ещё один лёгкий поцелуй на губах русой, после чего вылезает из ямы, помогая Неред сделать тоже самое. Когда парень возвращается ко входу на кладбище, по дороге занеся лопату сторожу, у ворот уже стоит черная машина Юры, за рулем которой сидит Руслан. — Твою же мать. — шепчет себе под нос парень, выходя из машины, когда видит в окно Кашина, несущего на руках девушку. Быстро оказавшись возле багажника, Тушенцов открывает его, доставая плед, который, на сколько помнил Руслан, лежал там с прошлой осени. Поставив Лизу на землю, Даня позволяет другу закутать девушку во флисовую ткань и усадить её на заднее сидение автомобиля, пока сам Кашин садится на то же заднее сидение, но уже с другой стороны. Лиза, трясясь от холода, цепляется за плед, как за самое ценное, что было в её жизни, заворачиваясь в кокон и засыпая на коленке Данила, даже не дождавшись пока тронется машина. — И куда вас отвезти? — спрашивает Руслан, мертвой хваткой вцепившись в руль. — Ко мне домой. — отвечает Даня, перебирая русые волосы девушки. — Ну ладно. — говорит Тушенцов, давя на педаль газа, направляясь в сторону центра города.