Не все двери открываются с первого раза

      Дэвид ступал по серому тротуару, затопленному дождевой водой так, что та казалась тонкой полиэтиленовой плёнкой, покрывающей всю поверхность улицы. Осень — отвратительное время года, потому что даже такие жизнерадостные люди, как Дэвид, которые никогда не позволяли себе унывать, терялись во всей этой депрессивной атмосфере, увядая вместе с природой. Начавший накрапывать дождь постукивал по плечам, разрисовывая ткань пальто уродливыми подтёками, и Дэвид, вздохнув, прибавил шагу. Сегодня был совсем не его день…       Осень для Дэвида всегда была наполнена волнениями. В это время года он чувствовал себя неприкаянным призраком, что шатался по серому городу невзрачной тенью. Дело в том, что работа вожатого — сезонная, и как бы Дэвид не хотел проводить все свои деньки на лоне дикой природы в окружении детей и коллег, это было невозможно.       Стоило только наступить осени, как лагерь закрывался. Кажется, зимой владелец сдавал его под всякие мероприятия, но не более того, так что не в летнее время Дэвиду там было совсем не место. Поэтому после окончания каждой смены он заново начинал поиски работы, чтобы обеспечить себя в холодную пору, а уж летом с лёгким сердцем снова отправлялся в лучшее, по его личному мнению, место на земле. Иногда Дэвид ловил себя на мысли, что для тридцатитрёхлетнего мужчины такой образ жизни крайне несерьёзен. Ему бы уже следовало иметь постоянную работу, а не прыгать с места на место лишь потому, что он никак не мог отпустить из сердца лагерь Кэмпбелл. Например, как та же самая Гвэн, которая уже давно нашла себе применение в какой-то крупной компании. Иногда Дэвид писал ей, и пару раз она даже предлагала замолвить за него словечко перед начальством, чтобы его приняли на небольшую, но всё-таки должность. Но он не мог согласиться на это, хотя и считал, что уже следует повзрослеть, и стать зрелым мужчиной со стабильным заработком. Каждое лето его сердце рвалось в лагерь, и бренное тело спешило за ним.       Дэвид не хотел подводить Гвэн, ведь работа была постоянной, поэтому всегда лишь отказывался, и в итоге девушка просто прекратила предлагать ему помощь.       Теперь же пока-что-не-вожатый снова гонялся за новой работой, и сегодня этот поиск не увенчался успехом. Стоило ему только прийти на собеседование, к которому он готовился долго и упорно, как выяснилось, что место оказалось уже пару дней, как занято. И хотя сотрудница бесконечно извинялась перед Дэвидом за причинённые неудобства и досадную ошибку в документах, которая привела ко всей этой ситуации, а сам он отвечал ей уже набившей оскомину лёгкой улыбкой, на душе всё равно было паршиво. Все усилия оказались напрасными. И самое отвратительное, что рядом не было никого, кто мог бы утешить после такого провала, как-то поддержать и приголубить. Всё что ждало Дэвида — это небольшой пустой дом, холодная постель и звенящая тишина, иногда разбавляемая бубнежом телевизора или приглушённой музыкой.       После того рокового лета, когда мужчина встретил своего соулмейта, ему так и не удалось завязать с кем бы то ни было серьёзных отношений. За все прошедшие девять лет — лишь пара мимолетных романов, по окончанию которых Дэвид чувствовал себя ещё более опустошенным и несчастным, чем до этого. Редкие партнёры лишь ненадолго заглушали воющую пустоту в его душе, затмевали тоску о смуглой коже и чёрных вьющихся локонах, колких словах и холодном взгляде зелёных глаз. Всё же за все эти годы Дэвид так и не смог выкинуть из головы и сердца Макса, хотя и усиленно пытался.       Однажды он даже встретил еще одного Максвелла, у которого, совпадение какое, на виске было выгравировано имя «Дэвид». Случилось это в старом баре, в том самом маленьком городишке, что находился в нескольких километрах от лагеря. Был предпоследний день перед окончанием очередной смены, и вожатый решил немного расслабиться, пропустив пару стаканчиков пенного. Незнакомец расположился на другой стороне барной стойки — и пусть его глаза не были цвета свежей мяты, смуглая кожа — на два тона темнее нужной, а соломенного цвета прямые волосы совсем не походили на смоляные завитушки… этот мужчина был по-своему привлекательным. А уж метка судьбы, занявшая несмываемой татуировкой его висок, вообще добила Дэвида. Это был словно очередной выстрел от безжалостной судьбы, прицельно ударивший прямо в и без того израненное сердце; жестокая издевательская насмешка…       …Однако Дэвид всегда мог посмеяться над самим собой, даже если от этого было больно.       Этот Макс долгое время просто гипнотизировал вожатого взглядом со стороны, нервно постукивая пальцами по гладкой поверхности барной столешницы. А спустя пару десятков минут, видимо набравшись смелости, подсел ближе и завязал с Дэвидом какой-то неважный разговор обо всём и ни о чём одновременно. Из него тот понял, что Максвелл — довольно умный, симпатичный и галантный парень, который любит и пошутить, и порассуждать на сложные темы, и, конечно же, пофлиртовать. Более того, он был щедрым — весь вечер подкупал вожатого дорогими коктейлями, не жалея собственного кошелька…       Дэвид был немного пьян. В душе клубилась грусть, оттого что скоро ему снова придётся вернуться к своей жалкой серой городской жизни, и хотелось затмить это чувство хоть чем-нибудь. Ему как воздух были необходимы позитивные эмоции, в которых он мог бы безоговорочно потонуть и получить сладостное забвение от всех жизненных проблем… И потому он позволил этому другому Максу приударить за собой. В итоге, Дэвид просто отпустил себя, поддаваясь пьяному возбуждению. Полный веселья вечер, который продолжился и в других пабах города, завершился в квартире Макса. Они провели ночь вместе, но для Дэвида это ничего не значило — просто дешёвый секс на раз, чтобы сбросить напряжение хоть с кем-нибудь, и забыть хотя бы на время о сосущей пустоте одиночества, что разъедала его душу изнутри.       Поэтому, только очнувшись на мятых белых простынях в чужой квартире, Дэвид собирался сбежать до того, как его партнёр неожиданно проснётся и не позволит этого сделать. Вожатый не хотел разговора о вчерашнем, не хотел ощущать неловкость и смотреть в глаза фактически незнакомцу, которым он тоже просто воспользовался. Однако не удалось. Максвелл проснулся как по будильнику, стоило только Дэвиду ступить на скрипнувшую половицу, и не отпустил его из своего дома. Он был необычайно вежлив и обходителен. Неловко посмеиваясь, чуть морщился от похмельной боли — было видно, выпитое вчера спиртное всё ещё давало о себе знать звоном в ушах, но, тем не менее, Максвелл не позволил себе отлёживаться в кровати. С улыбкой на лице, отпуская какие-то безобидные шуточки, он отправился готовить чудесный завтрак для них двоих. А во время трапезы признался вожатому в том, что обычно не ведёт себя так распутно — не подцепляет парней в пабе, не поит их, чтобы потом затащить в койку. Просто Дэвид — первый. Дэвид — особенный, и действительно ему нравится, и тому даже есть причина — имя «Максвелл», красующееся на чужой щеке.       Вожатый похолодел от этого заявления в тот же миг, но всё равно удержал на губах вежливую улыбку. Про себя же понадеялся навсегда убраться из этой маленькой, но уютной кухни — вернуться домой и никогда не покидать его стен. Про то, что они с Максвеллом не могут быть соулмейтами, Дэвид умолчал, и всю дорогу до лагеря, когда тот подвозил его на своей машине, надеялся лишь на то, что эта их встреча станет первой и последней. Он не собирался вводить этого парня в заблуждение.       Однако мечтам не суждено было стать явью. После той, практически случайной ночи, Макс увязался за Дэвидом хвостом. Он очень красиво ухаживал, старался всегда быть рядом, но при этом не надоедать, а ещё задаривал вожатого всякими дорогущими безделушками. Казалось, о таком парне можно было бы только грезить, но Дэвида в нём что-то неумолимо отталкивало. И он понял, что именно, когда Максвелл впервые, после той пьяной ночи, коснулся губами его щеки, целуя метку соулмейта: Не тот человек. Не тот Макс. Не тот поцелуй.       Этот Макс едва ли не лизал собственное имя, громко причмокивая губами, а вот тот, настоящий, оставил лишь нелепый клевок на этом месте — детский и неуклюжий, полный смущения… который по своей ценности всё равно в разы превосходил фальшивку.       …И Дэвид не решился больше морочить голову «поддельному» Максу, который до последнего надеялся на то, что они — родственные души. На следующий день после поцелуя, вожатый просто отослал ему короткое сообщение с извинениями, благодарностями за эмоции и просьбой искать своего настоящего Дэвида, внутренне радуясь, что не сообщил Максвеллу своего настоящего адреса. Было жутко стыдно и паршиво за трусость, за то, что он не брал в руки разрывающийся от звонков и смсок телефон, но он смог перетерпеть и это. Спустя два месяца преследований, Максвелл, наконец, оставил его в покое. В глубине души Дэвид надеялся, что тот нашёл то счастье, которого действительно заслуживал; того Дэвида, которого он впрямь мог назвать единственным.       Сразу после этого неудачного романа Дэвид прекратил все попытки наладить свою личную жизнь. Он ясно понял, что в мире есть лишь один человек, способный идеально подойти ему, и нет смысла пытаться искать кого-то ещё. Его родственная душа уже была найдена и с таким же успехом нелепо утеряна. Он не должен влезать в чужие пары, рушить жизни других людей, надеясь заменить оригинал дешёвой подделкой с фальшивой лаской и притворным теплом.       Если так подумать, то в последний раз Дэвид слышал о настоящем Максе на следующее лето после той роковой смены. Тогда из всех детей повторно в лагерь приехали лишь Никки и Нил, которые вместе представляли собой лишь 2/3 от невыносимого трио. В один из дней Дэвид как бы невзначай поинтересовался у них: «А где Макса потеряли?» — на что получил какой-то некомфортно-подозрительный взгляд от Нила, словно тот был в курсе их с Максом тайны, и целую лекцию от Никки. Она с упоением рассказала, что родители Макса переехали в большой город, и поэтому он был вынужден пойти в другой лагерь, но, несмотря на это, они всё ещё сохраняли связь — общались в соцсетях. В доказательство своих слов девочка быстренько пролистала вожатому часть огромной переписки, изобилующей всякими мемами сомнительного содержания, грубым сленгом и прочими атрибутами общения современной молодёжи. Вишенкой на торте стала фотография, которая выскочила на заляпанном экране так внезапно, что Дэвид вздрогнул, а Никки лишь засмеялась.       — Это вот прям сейчас скинул! — поделилась она, поднося телефон поближе к лицу Дэвида, и тот посмотрел на неумелое селфи привычно недовольного, нахмуренного Макса, на фоне которого другой вожатый возился с небольшой группой детей. Всё это великолепие дополняло ёмкое: «Нахуй этих пидорасов!»       Разглядывая лицо мальчишки, Дэвид заметил, что тот немного изменился — совсем малость повзрослел: округлые щёки, уже не были такими умилительно-пухлыми, черты лица стали вытянутей, а ещё Макс перестал прятать имя, и теперь оно было отчётливо заметно на загорелой, открытой коже. Значило ли это, что Никки и Нил в курсе того, кому оно реально принадлежит? Может быть. Однако Дэвид предпочитал не думать об этом. Пусть так, теперь Макс находился далеко и вожатый мог не беспокоиться о том, что не выдержит зова истинной связи и, сорвавшись, навредит мальчишке или впутает их обоих в какую-нибудь уродливую историю.       …И это был последний раз, когда парень хоть как-то видел своего соулмейта. Дэвид не пытался найти его страницу в социальных сетях или что-то выяснить. Считал, что лучше изначально смириться с тем, что он будет одинок. В конце концов, даже повзрослев, Макс всё ещё останется младше него на четырнадцать лет. И иногда, малодушно представляя перед сном совсем другую жизнь — рядом с Максом, вожатый вдруг начинал ощущать вину.       Он не смог бы дать мальчишке того, чего тот действительно заслуживал. Возможно, Дэвид даже стал бы объектом насмешек для его друзей и приятелей. Уж лучше не портить жизнь ни ему, ни себе. Серьёзно, когда Дэвиду будет пятьдесят, Максу всего лишь тридцать шесть. Он будет молод, энергичен и красив… и, спрашивается, для чего ему рядом почти что старик? Только смеху ради. Макс заслуживал партнёра получше, так что Дэвиду не следовало питать даже глупых надежд.       Отлично прожить свою жизнь можно и в одиночестве. В конце концов, у Дэвида хотя бы была любимая работа, пусть и сезонная, на которой он чувствовал себя полезным и всегда был окружён интересными людьми, что не давали заскучать. К тому же вожатый был довольно общительным, так что и друзья имелись… И пусть иногда было больно находиться рядом с ними, особенно когда те, не стесняясь чужого присутствия, миловались со своими соулмейтами, но Дэвид убеждал себя, что всё в порядке, да ему и так хорошо. А грусть иногда… это просто осень. Она всегда на него так действовала. Стоит только перетерпеть эту ненастную пору и найти местечко, где можно заработать, как все грустные мысли пройдут. Дэвид надеялся на это, быстро переставляя ноги по влажной асфальтовой дорожке.       Радовало хотя бы то, что даже в таком унылом времени года было своё очарование. Серая улица казалась картиной импрессиониста: тусклые подтёки дождя умелыми мазками разрисовывали фасады зданий, остановки и возвышающиеся над головой уличные фонари. Все оттенки белого и серого, что изредка разбавлялись яркими пятнами рекламных вывесок, сливались воедино, образуя немного безличный, но незабываемо атмосферный осенний пейзаж. Запах сырой листвы и дождя витал в воздухе, а холодный ветер целовал лицо студеными укусами.       Короткий чёрный шарф развевался махровыми концами, плечо оттягивала кожаная сумка-планшет, болтающаяся на длинном ремешке, а тонкое пальто совсем не согревало. Дэвид поёжился, запрятав кисти рук поглубже в карманы, и почувствовал, как синхронно с этим живот недовольно заурчал. Со всей этой беготнёй он совсем не успел перекусить, и сейчас ему жутко хотелось чего-нибудь острого, жирного и вредного — согреться изнутри и заесть свою печаль.       Обычно Дэвид не подкреплялся в кафешках типа фаст-фуд, но сегодня хотелось нарушить давно привычный уклад. Всё же, наверное, он заслужил небольшую отдушину со всеми этими переживаниями. Так что, только заприметив в конце улицы вывеску популярного кафе, которое, как по заказу, попалось ему на пути, мужчина направился прямиком туда, решив побаловать себя каким-нибудь чудовищно калорийным гамбургером.       Взобравшись по низеньким ступенькам, он прошёл через стеклянные двери и оказался внутри небольшой торговой зоны. Милое убранство встретило мягким светом карданных светильников, лучи которых отражались в настолько чистой напольной плитке, что, казалось, в неё можно было смотреться, как в зеркало… Тёплый воздух заставил мужчину передёрнуть плечами, сбрасывая ощущение противного уличного холода. На первый взгляд, в этом кафе было довольно уютно, но, к несчастью, очень шумно и довольно многолюдно — видимо не один Дэвид сегодня поддавался своим желаниям. Первым порывом было развернуться и уйти, избавляя себя от необходимости стоять в длинной очереди, но, чёрт возьми, притягательный запах еды не позволил это сделать — в животе закрутило сильнее, во рту набежала слюна, точно у голодного пса, и Дэвид, со вздохом, всё же занял очередь, параллельно изучая электронное меню.       Вереница ожидающих людей, однако, оказалась не такой страшной, как представлял себе мужчина изначально. Очень скоро он оказался напротив кассира и сделал свой заказ, а расплатившись, получил напечатанный на чеке номерок. Теперь, как понимал Дэвид, оставалось только дождаться сбора своего заказа и, в конце концов, найдя уютное местечко, предаться трапезе.       Устроившись недалеко от выдачи, он всматривался в табло, ожидая появления своего номера, а параллельно с этим обводил взглядом убранство зала, любовался людьми, коих тут было немало и самых разных: от взрослых до детей. Сердце вожатого особенно согревалось от вида последних. Всё же он так сильно скучал по своим воспитанникам, и эти простосердечные улыбки маленьких посетителей напоминали ему о лагере Кэмпбелл… Все ребята, за редким исключением, были такими радостными — тыкали пальцами в какие-то пластиковые игрушки, прячущиеся в стеклянной витрине, клянчили у родителей что-то, а те, хоть и вздыхали иногда, пощипывая кошельки, всё же с улыбкой удовлетворяли каприз своего чада. В воздухе витала чудесная атмосфера уютного веселья. Приятная музыка раздавалась из колонок под потолком, но заглушалась разговорами. Не рад был разве что персонал на раздаче, который загнанными лошадьми сновал туда-сюда, и Дэвид мысленно пожалел всех этих юных мальчонок-девчонок. Всё же глянцевая обложка «работы мечты», которую так активно пропихивал брэнд, отличалась от реального положения дел, где скрывалось довольно много стрессовых ситуаций.       И вот, переведя взгляд на монитор, Дэвид мгновенно вырвался из раздумий — был его номер. Он подошёл к выдаче, но, вопреки ожиданиям, там не было ни заказа, ни человека, который бы его отдал. Вожатый немного растерянно огляделся, потирая в руке чек, как тут внезапно откуда-то сбоку выскочил парнишка — Дэвид не смотрел на него, лишь заметил аккуратные смуглые руки, ставящие поднос к нему.       — В-24. Ваш заказ, — скороговоркой проговорил работник каким-то чересчур знакомым голосом, что стал немного хрипче и ниже, но всё ещё звучал знакомыми нотками, которые заставили толпу мурашек растерзать спину Дэвида, а его сердце бухнуться куда-то в пятки. — Приятного аппетита, приходите к нам ещё.       — Макс? — имя сорвалось с губ быстрее, чем вожатый успел хоть что-то осознать. Его взгляд уставился в знакомое лицо повзрослевшего и такого же крайне опешившего парня. Всё те же зелёные глаза, всё та же смуглая кожа, всё те же непослушные чёрные кудри, так мило подхваченные форменной кепкой-козырьком…. и всё так же имя на щеке начало предательски пощипывать.       В ту долгую секунду, пока они пронзали друг друга ошалелыми взглядами, боковым зрением Дэвид успел заметить знакомые буковки на шее мальчишки, еле-еле выглядывающие из-под наглухо застёгнутого ворота униформы.       — Дэвид… — Макс будто бы тоже произнёс это неосознанно, но растерянность быстро сменилась на привычную для него агрессию: глаза прищурились, по-кошачьи вытянутые зрачки сузились, а брови сошлись практически у переносицы. Макс недовольно зашипел, подталкивая поднос поближе к Дэвиду. — Забирай и проваливай.       — Ох, это действительно ты! — просиял вожатый, словно совсем не заметив чужой грубости. Его глаза цвета зелёного океана радостно заблестели. Он хотел было сказать что-то ещё, как парень по ту сторону прилавка дёрнулся, видимо, собираясь сбежать, но реакция Дэвида сработала быстрее — бросив паникующее: «Стой, нет!» — он проворно ухватил Макса за запястье, и сжал его, не давая мигом забрыкавшемуся мальчишке выбраться. Зачем это сделал, и чего хотел добиться подобной выходкой, Дэвид не понимал и сам. Просто в один миг как будто что-то щёлкнуло в мозгу, и сработал какой-то инстинкт «хищника на жертву» — стоило мальчишке только немного отдалиться, как вожатый запаниковал. Несмотря на все убеждения здравого смысла, Дэвиду не хотелось отпускать чужой руки, а внимательного и подозрительно взгляда охранника он словно вовсе не замечал.       — Что тебе нужно, ты, идиот?! — громким шёпотом, который, однако, всё равно терялся в мешанине шумов и звуков, прорычал Макс, потрясая захваченной конечностью. — Оставь меня в покое!       Но прежде чем Дэвид успел хотя бы открыть рот, в ситуацию вмешалась светловолосая девушка в униформе. И, нет, она вовсе не пыталась вступиться за коллегу или предотвратить то… ну, на что бы не было похоже это явно неформальное взаимодействие работника и посетителя. Она просто недовольно выглянула из небольшого окошка, которое, видимо, вело на кухню. У неё уже был готов заказ, который никто не спешил забирать.       — Максвелл! — раздался тонкий, слегка резковатый голос. — Пошевеливайся, клиенты ждут!       Тот на это раздражённо цыкнул и сильно дёрнул пойманной рукой, в тщетной попытке заставить Дэвида разжать кулак. Не получилось. Пальцы бывшего вожатого казались металлическими клещами, которые абсолютно не поддавались усилиям Макса.       — Мне нужно работать, отпусти меня! — голос мальчишки был твёрдым и бездушным, хотя тревожная дрожь немного пробивалась сквозь эту напускную холодность. Дэвид был решителен и крепко держал чужое запястье. Ему казалось, что если он разожмёт пальцы, то уже никогда не увидит Макса снова, и ему опять придется пережить тот ужасный момент, когда Макс, будучи ещё десятилетним ребёнком, убегал от него к родительской машине. Второй такой разлуки вожатый не вынесет. Мальчишка тем временем забуянил активнее. — Я не шучу, Дэвид! Мне влепят штраф, если ты сейчас же не прекратишь этот ёбаный цирк!       — Макс, я просто хочу поговорить! — мужчина звучал так, словно просил о чём-то очень простом, не требующем никаких эмоциональных и временных затрат. Очевидно, он совершенно не понимал, что у Макса тут каждая секунда на счету. — Пожалуйста, давай хотя бы немного…       — Максвелл! — Дэвида прервал очередной недовольный вскрик со стороны кухни. Девушка уже по плечи высунулась в оконце, гневно сверкая голубыми глазами. — Ну, ты где?!       — Блин, да иду я, Шерли! — крикнул Макс коллеге, а следом выдохнул раздражённо — словно прорычал… и, наконец, сдался. Уперевшись ладонями в столешницу, подался вперед, к Дэвиду: чуть перекинулся туловищем через полоску прилавка и приблизил своё лицо к чужому так, чтобы те слова, которые он собирался сказать, услышал только этот неимоверно надоедливый человек. — Моя смена заканчивается в семь.       Бегло прошептав это на ухо вожатому, юноша мгновенно отстранился рывком, словно его ударило разрядом тока. Взглянул на Дэвида суженными в негодовании мятными глазами, ожидая ответных действий. Тот же, выдерживая этот взгляд с недопустимо радостной улыбкой, едва ли не светился от восторга. Хоть Макс и выглядел сердито, Дэвида подобное совсем не пугало.       — Тогда я встречу тебя! — с готовностью кивнул он, мгновенно выпустив чужое запястье из собственной хватки, и, наконец, подобрал за ручки свой поднос с сиротливо лежащим на его поверхности большим гамбургером и стаканчиком газировки. — А лучше вообще не буду уходить и дождусь тебя прямо здесь!       Дэвид не сводил глаз с лица повзрослевшего Макса, практически препарируя его взглядом, будто бы старался впитать в память чужие черты как можно лучше. Такое пристальное внимание не могло не смутить мальчишку, а потому, как бы сильно он этого не хотел, его щёки всё же порозовели от приливший к ним крови.       — Да мне плевать, — пробубнил он, мгновенно отворачиваясь и направляясь к Шерли, которая уже совсем громко начала возмущаться его нерасторопности. — Давай сюда это дерьмо, истеричка.       То, как взбесилась девица на эти слова, Дэвид уже не увидел — лишь услышал возмущённое пыхтение и обещания пожаловаться кому-то, но судя по реакции Макса, того не больно волновали угрозы. Вожатый наконец-то забрал свой заказ и направился вглубь зала, подыскивая себе подходящее местечко. ***       Максу хотелось орать благим матом, визжать, размозжить кулаки о стену и окунуться головой в кипящее масло, которое, по-хорошему, нужно было бы поменять ещё пару часов назад. Он дико негодовал от злодейки-судьбы, что в очередной раз жёстко поимела его. Макс совсем не ожидал наткнуться на Дэвида сейчас и уж тем более вовсе не предвидел того, что уже давно затянувшийся шрам чужого имени на шее снова вспыхнет болью, умоется жаром и будет жутко зудеть. Но вот оно как получается…       Всё, как всегда, шло по одному месту, и Макс совсем не мог контролировать это. Его жизнь, что и так была наспех склеена из осколков, в очередной раз крошилась на части от присутствия этого улыбчивого идиота.       «Ебанутый», — думал Макс каждый раз, останавливая взгляд на Дэвиде, который устроился за одним из уличных столиков, что находились под навесом. Тот перебрался туда после того, как прикончил свой гамбургер, и теперь, видимо, просто ожидал окончания чужой смены, наслаждаясь прохладной осенней погодой. Вожатый изредка посматривал на Макса сквозь чистое стекло витрины, но старался отвести взгляд раньше, чем парень заметил бы, как за ним наблюдают. Возможно, даже пытался не докучать своим вниманием… Только вот получалось из рук вон плохо!       Макс не мог сосредоточиться на работе, а оттого лажал. В очередной раз получая упрёк, он мысленно поливал Дэвида грязью и молил Бога, Дьявола, хоть кого-нибудь о том, чтобы тот просто оторвал свой зад от металлического стула и съебался куда-нибудь, и больше никогда не показывался на глаза снова. Но чёрта с два. Дэвид — упёртый осёл, а потому, даже спустя внушительный отрезок времени, он всё ещё сидел на своём месте, нетерпеливо посматривая на зону выдачи. Когда стрелки приблизились к часу «икс», вожатый возбуждённо закопошился, во все глаза следя за тем, как Макс нарочито долго прибирает своё рабочее место и пытается удержать в словесном плену своих коллег, маскируя тот под привычный дружеский разговор.       Если Максу с появлением Дэвида этот день стал казаться бесконечно растягивающейся жвачкой с ярким, но отвратительным вкусом, то для вожатого, наоборот, часы ожидания чудились лишь парой десятков минут. Купленный гамбургер он затолкал в себя практически насильно — весь аппетит пропал, а в голове не осталось вообще никаких других мыслей, кроме как о предстоящем разговоре с Максом. Провалившись в свои думы, переживания и воспоминания, Дэвид нервничал, но пытался не выдавать этого.       От вида повзрослевшего Макса что-то внутри надломилось, и почему-то так просто отпускать его уже не хотелось. Наблюдая за виновником своей тревоги, вожатый смущённо улыбался и пытался убедить себя в том, что всё в порядке, что что бы ни случилось после семи часов вечера, он мужественно воспримет это. Макс — его соулмейт, и всегда им будет. Дэвиду, несмотря ни на что, следует просто смириться с этим и попробовать донести до мальчишки ту же самую мысль. Вместе они наверняка смогут что-то решить насчёт их странной душевной связи…       …Но, несмотря на решительный настрой, сердце в груди мужчины билось так сильно, будто было готово пробить грудную клетку, а спина покрывалась каплями холодного пота. Предложить разговор было крайне импульсивной идеей, а потому Дэвид слабо представлял то, о чём можно было бы поговорить с Максом по прошествии стольких лет. Нет, конечно, у него имелись вопросы и даже в огромном количестве, но все они не были рассчитаны на то, чтобы просто задать их в лоб. Напротив, они были слишком личными и требовали определённой обстановки — не быстрой встречи после работы. От этого вожатый был немного в замешательстве. ***       Наконец, роковой час настал — стрелки дошли до заветных делений, а Макс исчез из-за прилавка, отправившись в подсобное помещение, чтобы переодеться и полностью завершить свой будний день. Дэвид, заметив это, уже не смог сидеть спокойно. Он возил ягодицами по не очень удобному уличному стулу, наблюдая через чистое толстое стекло за внутренней жизнью кафе — надеялся углядеть среди посетителей и персонала кудрявую черноволосую макушку… И вот, спустя пару минут, ожидание было вознаграждено: знакомая угловатая фигура выпорхнула в зал, двинулась в сторону двухстворчатой входной двери.       Дэвид думал, что они с Максом отправятся в какое-нибудь тихое местечко, вроде той кофейни, что как раз находилась на другой стороне улицы, и весь вечер привлекала внимание мужчины антуражной вывеской. Там они могли бы уютно устроиться и спокойно всё обсудить за чашечкой хорошо сваренного кофе. Или же можно было бы размять ноги — податься в городской парк, и там, гуляя по светлым запутанным аллейкам, просто разговаривать, наслаждаясь холодным, но свежим вечерним воздухом… Однако, кажется, предложения Дэвида насчёт совместного времяпрепровождения не были нужны никому, кроме него самого…       Когда Макс вышел на улицу, то, прощаясь, помахал кому-то сквозь стекло, а следом развернулся и, не удостоив вожатого даже взглядом, прошёл мимо, бросив грубоватое и безапелляционное: «Пошли», — словно дрессированной собаке. Но как бы то ни было, Дэвид подчинился и, поднявшись, проследовал за ним, оставляя приемлемую дистанцию между их телами, чтобы лишний раз не смущать мальчишку и не смущаться самому.       Макс делал широкие размашистые и быстрые шаги — практически бежал, но при этом не выглядел уставшим или запыхавшимся. Видимо, такой темп был ему привычен, чего нельзя было сказать о Дэвиде, который пытался поспевать за юношей. Нагнать его настолько, чтобы идти вровень, вожатому не удалось, так что он вполне удобно пристроился позади. Они шли по улице в полном молчании — никто не обронил даже слова.       Макс и не собирался, а Дэвид банально не знал, что сказать, а потому лишь сверлил взглядом чужой затылок, рассматривая завитушки смоляных волос, сползал взглядом ниже, к тонкой и не по-мальчишески хрупкой шее, думая о том, что где-то там, под мешковатой одеждой спрятано его имя.       Дэвид, словно загипнотизированный, покорно шёл за Максом, и даже вся нелепость ситуации постепенно ускользала от него. Вожатый был полностью сосредоточен на своих мыслях, запутан в них, как глупый котёнок в махровых нитках размотанного клубка. Он фокусировал взгляд на юноше, который шёл впереди. Можно даже сказать, что Макс служил ему своеобразным маяком, и если бы в эти минуты мальчишка захотел увести Дэвида в пропасть, то у него, несомненно, получилось бы.       Впрочем, откуда Дэвиду знать о том, куда они держат свой путь?..       Пейзаж плавно протекал мимо. Свет уличных фонарей кратковременно укрывал двух парней в своей вуали, и почти сразу же отпускал, позволяя им снова нырнуть в вечерние сумерки. Изредка рядом проезжали машины, шурша шинами по асфальту. Воздух был свежим, но немного тяжёлым от влажности, а высокое небо, уже успевшее почернеть, равнодушно взирало на землю глазками-звёздами.       Дэвид очнулся из личного транса лишь тогда, когда Макс резко свернул в сторону от дороги, вдоль которой они шли всё это время. Мальчишка юрко нырнул в подобие маленького спального квартала, где располагалось множество странных двухэтажных домиков, похожих друг на друга, точно близнецы. Это были серые и угрюмые многоквартирные коробки с межэтажными железными лестницами, находящимися снаружи зданий. Преодолев путь в пару десятков метров, до первой же постройки, Макс сразу же сделал несколько шагов по ступеням, что вели его вверх, к однотонным невыразительным дверям, расположившимся на некотором расстоянии друг от друга.       — Подожди, куда мы пришли? — наконец-то спохватился Дэвид, но Макс, удостоив его презрительным взглядом через плечо, просто прошёл дальше, игнорируя чужой ступор и тем самым всё же вынуждая вожатого следовать за собой.       — А на что это похоже, идиот? — привычно огрызнулся он, но без особого запала. — Ко мне домой. Я не настолько богат, чтобы таскаться с тобой по ресторанам.       — Ох, я бы заплатил… — растеряно заметил Дэвид, но Макс его уже не слушал. Добравшись до своей двери — предпоследней в ряду — он достал ключ и, прокрутив его два раза в хрустящем замке, отворил её, пропуская вожатого внутрь. И как только тот зашёл, то замер. Его глазам предстала немного захламлённая, но вполне уютная квартирка. Однако такая крохотная, что с одного места можно было разглядеть всё: и проход на кухню, и само жилое помещение, и дверь в ванную.       — Пошевеливайся, придурок! Я тут до утра стоять должен?! — прикрикнул Макс грозно, подталкивая Дэвида в спину и тот, посторонившись, дал, наконец, мальчишке пройти внутрь и закрыть за ними дверь. Серьёзно, эта прихожая была преступно малюсенькой… Настолько, что они оба практически обтирались друг об друга, просто стоя рядом. А уж что говорить о нелепых попытках разуться?..       — Так, значит, ты живёшь здесь?.. Очень… мило… — выдавил из себя Дэвид, наконец-то сбросив кроссовки и мысленно поблагодарив всех известных ему Богов за то, что сегодня он не надел дырявые носки. Вожатый прошёл внутрь жилой комнатки, и первым делом его взгляд упал на расстеленный надувной матрас с неопрятным бельем, напротив которого стояла тумбочка с небольшим телевизором, а следом — на рабочий стол, что находился рядом. Тот был захламлён книгами и какими-то листами, на стопке которых, как на подложке, торчал раскрытый ноутбук. А больше в комнате ничего и не было…       — Ой, вот не надо любезностей, — Макс закатил глаза. — Я и сам понимаю, что это срань несусветная, но всяко лучше, чем на улице. Будешь пить что-нибудь? У меня есть кофе, чай, и если постараюсь, может быть, найду виски.       — Тебе же ещё нельзя! — Дэвид обернулся на парня и снова скорчил это своё наигранно-осуждающее, наивное выражение лица, которое ему совсем не шло.       — Ага, кого ебёт? — риторически воскликнул Макс, вскидывая бровью. — Так что?       –… тогда кофе.       — Кофе… — повторил мальчишка задумчиво, кивая самому себе, и тут же последовал на кухоньку, по пути небрежно добавив, — молока, если что, нет.       — Не суть важно, — покачал головой Дэвид и, помедлив, последовал за ним. Наверное, не стоило этого делать, потому что пространство кухни оказалось настолько ограниченным, что им двоим было трудно тут развернуться. В итоге вожатый просто встал в проходе, наблюдая за тем, как Макс возится с чашками. И эта картина почему-то казалась такой домашней и правильной, что внутри Дэвида снова что-то неясно всколыхнулось, а имя на щеке слабо заныло.       Тишина, разбавляемая лишь стуками ложки о бока фарфоровой чашки да шарканьем ног Макса по полу, казалась невыносимой. Сомнения всё ещё кружили в голове Дэвида, и он не был уверен в том, что стоит сразу, вот так просто, начинать важный разговор… но, с другой стороны, молчание между ними и так длилось непозволительно долго — целых девять лет. И нужно ли было продолжать сохранять его? Определённо нет! А потому, собрав всю волю в кулак, Дэвид, наконец, пересилил себя и решил: «Будь что будет».       — Макс… я думаю, нам нужно обсудить то, что между нами происходит.       Мальчишка вдруг замер на миг. Его рука, удерживающая ложку с гранулированным кофе, застыла в сантиметре от чашки, но почти сразу же пришла в движение, опрокинув порошок в ёмкость. Макс продолжил своё дело, притворившись, что не услышал чужих слов. Игнорировал, только усложняя ситуацию и делая её ещё более неловкой для Дэвида. Но тот не унывал, понимая, что если не решится начать разговор сейчас — то не решится уже никогда.       — Я отдаю себе отчёт в том, что, может быть, это несколько неуместно… И я бы не хотел причинять тебе неудобств или, уж тем более, как-то смущать тебя, но… — Протянул Дэвид, опустив взгляд к пальцам своих ног, — но то, что произошло между нами в лагере тогда…       — А разве что-то произошло? — перебил Макс ровным тоном, оборачиваясь на мужчину через плечо. Его глаза, привычно дерзкие и холодные, сейчас укрывали какую-то неясную горечь на дне зрачков, и Дэвид сглотнул, заметив это. Имя на щеке запульсировало и загорелось, точно ожог от крапивы, но самое отвратительное… внутри всколыхнулось давно забытое чувство влечения. Макс фыркнул. — Между нами ничего не было, Дэвид. Ты не позволил этому случиться, а я был слишком наивным, ранимым и гордым сопляком, чтобы рискнуть попытаться ещё раз.       — А ты разве изменился? — глупо улыбнулся вожатый, чувствуя укол лёгкой ностальгии, но тут же одёрнул себя, заметив, как Макс раздражённо сузил глаза на такое косвенное оскорбление.       …Но, то ли мальчишка действительно стал мудрее, то ли слишком устал, чтобы кричать, а потому лишь покачал головой на чужое высказывание, пока Дэвид собирался с мыслями и пытался выдать хоть что-то, что сократило бы градус неловкости и напряжённости между ними.       — Нет, я не изменился, — глухо ответил Макс, не дожидаясь смущённого мужчины, и как ни в чём не бывало, снова вернулся к приготовлению кофе: засыпал гранулы в оставшуюся чашку. — Как и тот факт, что моё имя всё ещё на твоей щеке, а твоё — на моей шее… как и то, что мы всё ещё соулмейты.       Выделив последнее слово особой интонацией, Макс отложил опустевшую ложечку и чуть повернулся, оценивая смятённое лицо Дэвида своим пронизывающим взглядом. И, прежде чем вожатый успел опомниться и ляпнуть что-нибудь глупое и неуместное, Макс продолжил:       — Но, знаешь, мне уже плевать на это. Потому что ни к чему хорошему подобная связь не приведёт, а я не хочу снова остаться брошенным. Я понял, что всего этого говна, типа любви и привязанности, просто не существует, и я не собираюсь разубеждаться в этом.       Чашки были наполнены, и осталось только дождаться, когда электрический чайник начнёт бодро хрипеть кипящей водой… Но на кухоньке повисла такая неуютная тишина, что оба парня и думать забыли о совместном распитии кофе.       Дэвид стоял в проходе и чувствовал, как от слов Макса его сердце пошло болезненной трещиной, а душу потянуло чем-то неимоверно тяжёлым — словно её кусочек просто медленно вынимали… или этот «кусочек» вынимался сам, отрекаясь, пусть и словесно, от него. Всё же, хотел Дэвид этого или нет, но смуглый взъерошенный и явно раздражённый парень, стоящий напротив, который к тому же был младше него на четырнадцать лет — часть его самого. Часть его души; тот, кому эта душа, по сути, должна принадлежать. И то, как Макс вот так просто отказывался от их общей связи, огорчало Дэвида, выбивало его из колеи, но он всё равно пытался оставаться решительным.       — Ты настроен крайне пессимистично, Макс, — протянул вожатый, чувствуя себя чудовищно неуютно от препарирующего взгляда, что давил на него, словно многотонный пресс. — Может быть, в твоей жизни просто не было подходящих ситуаций, чтобы понять, что на самом деле чувства…       — Вот только не надо этого! — огрызнулся Макс, вскинувшись, словно дикий затравленный зверёныш. Он шлёпнул ладонью по столешнице так сильно, что то, что она не развалилась на осколки, показалось чудом. — Нахер твои лекции и нравоучения, Дэвид! Уж от тебя-то слышать про чувства, связь и прочую хрень точно ничего не хочу! У тебя самого с этим полный бардак! И я это точно могу утверждать, потому что я и есть тот, кто должен был… кто должен был… быть…       Макс замялся, кончики его ушей покраснели от смущения. Он проглотил концовку своей мысли, потому что было невыносимо стыдно произнести вслух то, что они оба и так хорошо знали… А потому парень просто громко прочистил горло и отвернулся к захламлённой части стола, зашуршал какими-то пакетами и упаковками, видимо, выискивая в продуктовых завалах что-нибудь, с чем можно было бы попить кофе. Движения юноши были излишни нервными — он казался зверьком, запертым в невидимую клетку, который шебуршался в попытках выбраться… вот только клетка Макса — из смущения и неловкости. Она не разрушится от физической силы. Только от слов.       Дэвид, помедлив с минуту, всё же решился пройти внутрь. Сделав пару шагов, остановился прямо позади мгновенно замершего юноши. Тот выглядел напряжённым, и вожатый не удержался — коснулся кончиками пальцев натуженной, словно перетянутая струна, спины, а следом убрал руку, потому что Макс дёрнулся, как от удара. Он резко развернулся, пронзая Дэвида бешеным, злым и одновременно испуганным взглядом, а обнаружив себя в практически неприличной близости к другому человеку, поддался назад, вжимаясь в кухонную тумбу.       — Ты знаешь, кем должен был стать для меня, Макс, — начал вдруг Дэвид. Его слова звучали утвердительно, да и он сам выглядел хладнокровно и решительно, в противовес беспокойному нервному мальчишке. — Я тоже знаю это. Но тогда, в лагере, у нас с тобой не могло быть и речи о том, чтобы… сблизиться. Я понимаю, что, может быть, обошёлся с тобой резковато, и что ты злишься на меня…       Макс вдруг засмеялся — истерически громко, даже лающе, нервно хватая ртом спёртый воздух. Но Дэвид не растерялся — он узнал это поведение, эту эпатажную игру, что должна была спрятать за собой истинные эмоции мальчишки. Тот снова таился, закрывался в свою броню из грубости, сарказма и напускного равнодушия, лишь для того, чтобы его не ранили… в очередной раз.       — Понимаешь?! Я тебя умоляю, Дэвид! — Макс, отсмеявшись, смахнул несуществующую слезинку с уголка глаза, и его взгляд стал ещё более жестоким, чем прежде. — На самом деле ты ровным счётом ничего не понимаешь. Ты туп, как полено, так что не пытайся корчить из себя психолога, которым ты не являешься. Ты реально сосёшь в этом. У Гвэн получилось бы лучше.       — Макс… — протянул Дэвид, но мальчишка перебил его, остановив раскрытой ладонью, которую поднял прямо к лицу вожатого.       — В любом случае, похуй на всё это, — отрезал он. — Мне плевать на то, что будет с моим именем, с нами, со всем этим соулмейтовым дерьмом. Я проживу свою жизнь для себя, не растрачиваясь ни на каких мудаков. Уверен, это будет прекрасно — минимум уёбков, максимум уединения. О таком можно только мечтать!       Дэвид поджал губы, чувствуя, как из ниоткуда взявшееся раздражение защипало диафрагму. Если бы он был более несдержанным и менее воспитанным человеком, то смог бы даже ударить Макса за эти страшные слова, которыми тот обрекал себя на вечное одиночество, и которые так просто произносил, даже не думая о том, насколько это ужасно. Вернее даже не так — понимая, насколько это ужасно, но добровольно направляясь по этой прогнившей и провальной дорожке. На кону лежало их совместное счастье, и Макс сейчас добровольно отмахивался от него.       — Говоришь, тебе плевать? — прошипел Дэвид и внезапно схватил выставленную руку Макса за запястье, болезненно сдавливая её. — Тебе действительно настолько плевать, что ты притащил меня к себе домой, а?       — Отпусти, уёбок, — прорычал Макс, сужая глаза. Он попытался вырвать руку, но Дэвид держал крепко. А следом, приблизившись, ещё и придавил мальчишку к столешнице, вжавшись своими бёдрами в его, чем вынудил Макса завалиться верхней половиной туловища назад, на стол, в попытках отстраниться от такого вероломного вторжения в своё личное пространство.       — Знаешь, в чём твоя проблема? — ровно произнёс Дэвид, не стесняясь заглядывать на самое дно изумрудных глаз. — Ты врёшь самому себе. Ты лжёшь о том, что тебе плевать, что ты не хочешь быть любимым, что тебе не нужны привязанности… Ты думаешь, что всё вокруг чёрное, когда мир на самом деле вовсе не…       — А с чего мне, блять, думать, что всё вокруг цветное?! — совершенно внезапный крик ударил Дэвида прямо в лицо. Макс затравленно оскалился, словно загнанное в угол животное. — Ты думаешь, что можешь понять меня, что знаешь меня лишь потому, что провёл со мной одно ёбанное лето?! Утрись, идиот, потому что это нихуя не так! Ты и понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти, что я, блять, чувствовал, когда уезжал из того ёбанного лагеря с родителями, которым плевать на меня! Хочешь забавный факт — они вышвырнули меня из дома сразу же, как только мне исполнилось восемнадцать! Я был один! Выживал, как мог! Повидал такого дерьма, которое тебе, чистенькому святоше, и не снилось! А теперь думаешь, что имеешь право учить меня чему-то?!       Он вдруг вскинулся вперёд и Дэвид уступил — отпустил руку и отошёл немного, освобождая приватное пространство парня, а следом уже попятился, потому что Макс угрожающе надвигался на него, сжимая кисти в дрожащие кулаки. Казалось, мальчишка был готов атаковать — его всего потряхивало от эмоционального напряжения.       — Когда ты был нужен мне больше всего, Дэвид, ты оттолкнул меня! — бросил упрёк Макс, чувствуя, как сводит скулы от жгучей обиды, так долго назревавшей внутри и теперь, наконец, выходящей наружу. — Когда я всё ещё верил, что, может быть, жизнь не такое дерьмо, потому что мой соулмэйт никогда не унывал и на всё смотрел с улыбкой, потому что он был единственным, кому было не плевать… Он просто меня оттолкнул…       На последних словах голос зазвучал намного тише, и парень замолк, прикусив губу. Дэвид почувствовал неприятный укол вины; мучительные угрызения совести, скатившиеся по спине ледяными мурашками. Макс, даже будучи взрослым, всё ещё казался таким ребёнком… и, видя его — удрученного, запутавшегося и испытывающего боль — Дэвид содрогался. Хотелось сделать всё что угодно, лишь бы этот мальчик, стоящий напротив с опущенной головой, почувствовал себя лучше.       — Прости меня, — помедлив, произнёс вожатый. Он совсем не знал, что нужно говорить в подобной ситуации, но пытался хоть как-то сгладить её. Несмело подойдя ближе, Дэвид заметил, что плечи Макса крупно подрагивают, но не было похоже на то, что тот плачет — может быть, просто прятал слёзы за густой чёлкой и сдерживал всхлипы внутри узкой груди. — Пожалуйста, прости. Но я не мог тогда… Я чувствовал то же самое — это влечение, потребность быть рядом… Но я не мог, потому что не хотел навредить. Я боялся сорваться, я очень сильно боялся, что не совладаю с собой и перейду черту дозволенного. Ты был ребёнком, и не мог до конца понять того, насколько я был опасен для тебя.       — Не опаснее моих равнодушных родителей и плевавшего на меня общества, — ответил Макс, поднимая взгляд. Его глаза действительно выглядели покрасневшими и слегка влажными, но слёз не было. Он снова пытался быть сильным, непробиваемым. Дэвид вздохнул и, наплевав на все внутренние противоречия, внезапно поддался вперёд, аккуратно обхватывая руками оцепеневшего паренька.       — Прости. Прости меня, Макс, — повторил он, чувствуя приятное тепло чужого тела, что буквально обжигало его. Имя на щеке нещадно защипало, опаляемое мгновенно сбившимся дыханием мальчишки. — Всё вышло так… неловко.       — Полный пиздец, — пробубнил Макс глухо, а спустя пару мгновений неловко стиснул тощего вожатого в ответ. Его руки двигались так же топорно, как конечности у неуклюжей старой проволочной игрушки, но, тем не менее, он всё же смог подарить ответное объятие.       — Да, полный пиздец, — согласился Дэвид, согревая соулмейта в кольце рук. Он мог чувствовать, как бьётся чужое сердце, отзываясь на бешеный ритм его собственного; мог ощущать, как родственная душа откликается, тянется к его, словно желая слиться в одно целое; как бегущая по венам кровь становится горячее от близости единственного особенного для него человека из всех миллиардов людей. И все страхи, все мысли о том, что нужно просто смириться с разницей в возрасте и быть порознь, в этот миг показались такими невыносимо болезненными… Словно острое отравленное лезвие, они взрезали мозг и жадно бьющееся красное сердце, заставляя горло дрожать от сдерживаемого агонического крика. Это было невыносимо, и так похоже на жестокую кровавую пытку, длящуюся целую вечность… Нет, они уже не могли разъединиться. Не могли порвать золотых нитей истинной связи, привязавших их друг к другу… Да, по правде говоря, не очень-то и хотели.       Интимнее прижавшись к Максу, Дэвид продолжил, при этом чуть повернув голову, чтобы говорить прямо в аккуратное ушко, частично закрытое густыми вьющимися волосами:       — …Но, Макс, всё ещё можно исправить. Я не давлю на тебя и не настаиваю на том, чтобы ты принимал это решение прямо сейчас, но… Прошу, дай нам шанс. Лишь один шанс, и я не совершу больше ошибок. Я попробую быть с тобой тем, кем должен был быть с самого начала.       …Не вожатым, не другом, не родителем, а самым близким и понимающим человеком. Дэвид наконец-то понял, что все его роли до этого были лишь глупой обманкой — он пытался быть кем угодно, только не тем, в ком Макс действительно нуждался всё это время. Но теперь он осознал свою ошибку, и с замершим сердцем ждал того, что на это скажет Макс. Тот помедлил с ответом, и эта минута показалась Дэвиду самой долгой в его жизни, а следом произошло то, чего он не ожидал: мальчишка прижался своей щекой — к его, и робко, словно на пробу, совсем по-собачьи потёрся, щекоча чужую кожу шёлком смоляных волос. А после, практически сразу же, отстранился — но несильно, лишь чтобы увидеть лицо Дэвида, посмотреть в его глаза, словно в попытке распознать подвох, которого там, конечно же, не было — лишь привычная по-идиотски дурная наивность, напряжённое ожидание и волнительный блеск. И как бы Макс не пытался убедить себя все эти годы в обратном, но эти глаза цвета зелёного океана были самыми прекрасными из того, что он когда-либо видел в своей жизни. Сказать об этом он, конечно же, не мог… Да и вряд ли сможет хоть когда-нибудь, потому что Макс не такой человек — он не умеет и не хочет сюсюкать или нежничать, да и Дэвид со всем этим спокойно может справиться за них обоих.       — Ну… я всё равно ничего от этого не потеряю, — Пожал плечам Макс так, словно это было очевидно и совсем несложно для обсуждения; будто они договаривались сходить в кино на выходных, а вовсе не попытаться, спустя все эти годы непонимания, снова протянуть мостик доверия между собой. — Так что, думаю, мы можем попробовать.       И только произнеся это, Макс улыбнулся. Улыбка была редким гостем на его лице, а оттого, увидев её, Дэвид уже не смог сдержаться. Почувствовав, как метка на щеке призывно загорелась, он медленно приблизил своё лицо к чужому, и в следующий же миг, минуя приоткрытые в ожидании губы, опустился ниже, поставил клеймо поцелуя на собственное имя. Макс дёрнулся, как перепуганная лань, сердце в его груди тревожно забилось, но Дэвид удержал мальчишку в объятиях, не позволив тому скрыться от этих невыносимо острых ощущений — новых для них обоих. Мужчина старался целовать шею нежно, осторожно, так, словно обращался с чем-то неимоверно хрупким, но вспенивающееся внутри желание просило большего, и Дэвид не мог ему сопротивляться.       Спустя пару мгновений аккуратной ласки, он всё же позволил себе интимно очертить буквы собственного имени языком, а после и втянуть кожу в рот, оставляя на шее Макса видимый засос. Тот от подобных манипуляций задрожал всем телом и впился в плечи вожатого тонкими пальцами, чувственно прогибаясь в пояснице.       Имя — самая эрогенная зона из всех, поэтому Дэвид совсем не удивился, почувствовав, как неуютно паренёк завозил бёдрами, не зная, куда спрятаться от опаляющего смущающего чувства. То зеркально вспыхнуло и внутри Дэвида, связывая низ его живота невидимым огнём.       Трепетно лаская манящую шею, вожатый взялся тактильно изучать чужое тело: он поглаживал торс юноши прямо сквозь одежду, мягко проходился кончиками пальцев по бокам, и деликатно касался поясницы ладонями. Макс отвечал, хотя поначалу действовал как-то нерешительно и неуклюже. Он обвил чужую шею руками, несмело вплёл свои пальцы в рыжие пряди, и, дождавшись того момента, когда Дэвид отстранился, поцеловал его в ответ — в своё собственное имя. Губы коснулись метки… и оторваться уже было невозможно. Парень принялся снова и снова орошать щёку мужчины такими детскими, но по-взрослому горячими поцелуями.       Дэвид сходил с ума от нахлынувших на него ощущений. От этих маленьких невинных «чмоков» крышу сносило не хуже, чем от дорогого алкоголя…       Спустя пару мгновений вожатый всё же прервал Макса, поймав его губы своими — настырно, но не грубо припечатал чужой рот страстным поцелуем, не постеснявшись протолкнуть собственный язык внутрь. Парень отвечал, но так неумело и плохо, что сомнений не оставалось — это наверняка был его первый поцелуй, ну или один из первых. И поймав себя на этой мысли, Дэвид усмехнулся прямо сквозь поцелуй. Эта неопытность не раздражала, а наоборот только умиляла, хотелось сильнее впиться в чужие губки, подробно прочувствовать их вкус. Макс призывно отрывисто простонал, потираясь своими бёдрами о чужие — недвусмысленная выпуклость мазнула по ногам Дэвида, обозначая себя, и тот опустил руки ниже, забираясь ими под толстовку парня.       Не было нужно слов, чтобы понять, чего они оба хотели сейчас так сильно, что от этого подкашивались ноги — того самого запретного плода, который был недоступен им обоим так долго, но теперь наконец-то находился в их руках. Один на двоих, он манил запретным желанием, и было невозможно отказаться от него — отступить, так и не вкусив сладкой плоти, пачкая губы в липком приторном соке.       Они вслепую добрались до матраса — Дэвид вёл Макса вперёд спиной, не в силах оторваться от его губ. Неуклюже перебирая ногами, парни порой спотыкались на ровном месте или несильно прикладывались частями тела о стены или дверные косяки, будто танцевали неведомый странный и не очень безопасный танец. К счастью, дорога из кухни в комнату не была длинной, так что уже скоро соулмейты оказались напротив «кровати» Макса. Когда это случилось, вожатый разорвал дурманящий поцелуй и просто опрокинул мальчишку на матрас, моментально нырнув следом за ним.       — Эй, полегче! — дыхание Макса было сбито, а глаза затуманены возбуждением, но он всё ещё оставался привычным ворчливым собой. — Если с этой надувной хернёй что-нибудь случится, то мне придётся спать на полу!       — Не придётся, — оборвал Дэвид и тут же снова заткнул чужой рот своим, параллельно принявшись стягивать с мальчишки абсолютно ненужную сейчас одежду. Руки путались, не слушались, но мужчина не унывал, чувствуя, как Макс в ответ тоже занялся пуговицами на его рубашке, с переменным успехом вытягивая те из узких петелек.       Не прерывая томительной ласки, они освобождали друг друга из плена бесполезной ткани. Причмокивая губами, касались ртов друг друга, щёк, шей… всего, куда только могли дотянуться. Лицо Макса было напротив — жаркое и настолько пунцовое от дикого смущения, что Дэвид удивлялся: как человек вообще может краснеть так сильно? Но, несмотря на это, Макс старался быть раскрепощённым: он оглаживал ладонями бока вожатого, елозил неуютно на месте, соблазнительно двигая бёдрами, и помогал партнёру стянуть с себя узкие тёмно-синие джинсы; не переставая целовал, опаляя влажным дыханием чужие скулы, ставил на них горячие влажные отметины.       В какой-то момент юноша оказался полностью оголённым. Дэвид стянул с него последнюю лишнюю деталь гардероба — обтягивающие боксёры, обнажив призывно торчащий, налитый кровью член, и вся уверенность Макса как-то сама собой подрастерялась. Парень стрельнул взглядом на собственный пенис, трогательно увитый у основания жёсткими кучерявыми чёрными волосками, и Дэвид заметил смятение и страх в чужих глазах, которые только усилились, грозясь перерасти в панику, когда он навис над мальчишкой, укладывая того на покачивающийся матрас.       — Это твой первый раз? — спросил Дэвид, стараясь держать голос в привычно позитивной интонации, но сам удивился возбуждённой хрипотце, надломившей его привычно ровный тон. Макс же на вопрос сначала ощерился так, будто хотел послать вожатого далеко и надолго, но в итоге из его приоткрытого рта не вырвалось даже звука — мальчишка просто стыдливо отвёл взгляд, прикусив нижнюю губу, и кончики его ушей порозовели ещё больше… И для Дэвида всё стало ясно без слов. Он нежно улыбнулся, нечестно подумав задней мыслью о том, что сорвал Джек-пот. — Тогда я буду осторожным, не волнуйся.       Успокоив, он принялся аккуратно поглаживать чужую грудь тёплыми ладонями, обводя пальцами ареолы затвердевших сосков. Поласкав немного, повёл ниже — бережно прочертил невидимые узоры на впалом животе Макса, что мигом поджался от прикосновений. Невзначай мазнул указательным пальцем по впадине пупка, и взлохматил узкую дорожку волос, тянущуюся к лобку… Но стоило Дэвиду опустить руки ещё немного, как Макс не выдержал — вздрогнул крупно и инстинктивно попытался закрыться, поджав ноги. Дэвид на это грустно усмехнулся — он помнил свой первый раз, и свой страх… Сейчас вожатый немного жалел о том, что не сумел сохранить себя для Макса, но с другой стороны, если бы не те редкие связи, позволявшие забыться хотя бы на время от мыслей о смуглом мальчонке со скверным характером, то он бы просто вышиб себе мозги. Ему, как воздух, нужна была отдушина, пусть и такая грязная, недостойная… Хоть немного…       — Спокойно, я не причиню тебе вреда. Никогда, — пообещал Дэвид, проводя кончиками пальцев по горячей коже. Макс криво усмехнулся, как всегда пытаясь скрыть свою неловкость и неопытность за уверенным оскалом и дерзостью.       — Ха, да будто такой уёбок, как ты, вообще способен на что-то… Ах! — внезапно он крупно вздрогнул и выгнулся, почувствовав, как ладонь вожатого резко и бесстыдно сжала его твёрдый член. Так бесцеремонно, что это даже не укладывалось в голове, а по брюху ударил разряд высокочастотного тока, только вместо электричества — чистое, истинное и практически болезненное удовольствие.       — Способен, видишь? — ухмыльнулся Дэвид, довольный произведённым эффектом, и, не распространяясь больше, принялся в умеренном темпе водить по стволу, растирая выступающий предэякулят по коже, вырывая этим изо рта Макса полузадушенные то ли всхлипы, то ли стоны.       — … иди нахуй, — попытался прорычать тот грозно, но прозвучало скорее жалко.       Дэвид на эту грубость беззлобно хмыкнул и наклонился ниже, снова прихватив чужую шею губами. Расцеловывая чувствительную зону, он оставлял на смуглой коже новые и новые следы, чувствуя, как от этого собственное возбуждение с каждой секундой разрастается всё больше.       Привычные естественные и знакомые движения ладони по члену ослабили напряжение в теле мальчишки. Тот не ждал подвоха, точно зная, что подобное ему не навредит. Наслаждаясь умелой лаской, Макс уловил в своём мутном ментальном пространстве случайную мысль о том, что от Дэвида всё ощущается как-то совсем иначе: более ярко, волнительно и полно, по сравнению с тем, как Макс сам удовлетворял себя, особо тоскливыми вечерами передёргивая на порно в интернете.       Сейчас было жарко и душно до того, что лёгкие давило нехваткой кислорода. Максу казалось, что он задыхается от переполняющих его ощущений. Его тело находилось в каком-то невидимом огне, который только усилился, грозясь превратить его в искалеченный чёрный уголёк, когда Дэвид, прочерчивая дорожку поцелуев по торсу, спустился ещё ниже, и в итоге замер своим лицом прямо напротив чужого паха. Макс успел лишь чуть привстать на локтях, как в следующий же миг резко закрыл себе рот ладонью, сдерживая непроизвольный вскрик, потому что Дэвид властно накрыл ртом его изнемогающее достоинство. Мужчина сразу полностью заглотил член и, расслабив горло, задвигал головой, позволяя органу свободно скользить по шершавости своего языка, томительной мягкости припухших губ.       Макс пытался не показывать, насколько это приятно — закусывал пальцы, подавляя стоны, пытался удержать себя от лишних движений… да только Дэвид и так всё прекрасно видел. Плоский животик паренька резко поджимался время от времени, а бёдра, совсем не поддаваясь воле хозяина, подавались навстречу. Неопытность, наверняка долгое воздержание… всё это сказалось на том, что Макс излился очень быстро — практически сразу, не выдержав и пары минут. Сперма ударила в рот Дэвида тугой струёй так стремительно, что тот крупно вздрогнул от неожиданности, а следом быстро выпустил изо рта чужой член, и надрывно закашлялся, обронив на простынь несколько белых клякс.       — Ох, чёрт… извини! Блять, я не хотел! Прости! — Макс забеспокоился, паникующее наблюдая за тем, как партнёра потрясывает от кашля, а его угловатые плечи ритмично подрагивают. Мальчишка совсем не знал, что сейчас должен был делать, и от этого, как и оттого, что на бледной коже Дэвида — на его щеке, подбородке… на всей нижней половине лица, красовалась свежее семя, было жутко стыдно. Внутренности связывались в узел, всё тело жутко потело, а красное, как спелый фрукт, лицо уже давно прекратило своим цветом напоминать цвет человеческой кожи.       — Да всё в порядке, расслабься! — улыбнулся Дэвид вульгарно перепачканными в сперме губами. Он думал, что успокаивает этим, но на деле сердце Макса только ускорило свой бег. Вожатый, поспешил утереться, а следом опустил взгляд ко всё ещё возбуждённому члену мальчишки, и как бы невзначай, аккуратно приласкал его кончиками пальцев: обвёл красную головку, спустился вниз по стволу, разрисованному вспухшими венками, игриво поддел поджатые яички, заставив паренька всхлипнуть.       — …Но ты всё ещё твёрдый. Нужно кончить ещё хотя бы раз, — Дэвид говорил все эти смущающие вещи так просто, а у Макса внутри разрывался шаблон. Вожатый всегда казался ему невинным, точно маленький ребёнок — он постоянно улыбался и был чересчур наивным, чтобы смыслить хоть что-то в сексуальной теме… Только вот его навыки, и полное отсутствие смущения, в противовес готовности Макса провалиться под землю от стыда, говорили совсем об обратном.       — …Так что, мы можем остановиться на этом, и я снова помогу тебе справиться с твоей… кхм… «проблемой». Или же мы можем зайти дальше. Но я ни в коем случае не заставляю тебя! — тут же закачал Дэвид головой. — Всё будет так, как ты скажешь! Я понимаю, что это для тебя впервые и не хочу торопиться, особенно если ты сам этого не хочешь!..       Мужчина снова затараторил, и Макс вдруг увидел в нём всё того же двадцатичетырёхлетнего вожатого из детства — позитивного, но иногда чересчур беспокойного. Тот мог раздуть из мухи слона, и пока этого не случилось, парень решил действовать.       — Дальше, — пробубнил он, пыша смущением, и мужчина моментально замолк, изумлённо рассматривая его лицо. Макс рыхлил пальцами простынь, не зная как ещё побороть стеснение. — Я хочу, чтобы ты, наконец, оттрахал меня, хренов святоша. Сделай то, чего не смог в лагере!       — Знаешь, ты можешь быть сверху, если хочешь, — предложил Дэвид, бесстыдно всматриваясь в самую глубину изумрудных глаз парня и абсолютно наплевав на то, насколько тому от этого зрительного контакта неуютно.       — Я уже сказал, чего хочу! Или ты настолько глупый, что не понимаешь с первого раза? — прошипел мальчишка, чувствуя, как раздражение смешивается со смущением и рождает из себя гремучую смесь. Дэвид кивнул на это, полноценно прощупав грань чужого терпения. Макс никогда не отличался сдержанностью, так что не стоило сейчас доводить его до точки кипения… А потому вожатый лишь принял выпавшую ему доминирующую роль.       — Тогда приготовься, — посоветовал он и, под взглядом Макса, наспех облизал свои пальцы. Следом опустил руку к самому пикантному месту, и уж было притронулся к сжавшемуся анусу, как мальчишка вдруг прервал его.       — Подожди! — суматошно подорвался он на месте и, небрежно перевалившись на бок, быстро запустил руку куда-то в щель, между матрасом и стеной. Пошерудив там пару секунд, извлёк наружу нечто и тут же протянул это Дэвиду. — Воспользуйся этим.       Тот вскинул бровь, немного заторможено принимая подачку в руки. Это был ярко-розовый флакончик малинового лубриканта и пачка презервативов с фруктовым запахом, что были перемотаны друг с другом скотчем — так обычно делали в магазинах, продавая два товара за одну цену. Сама картонная коробочка и крышка флакона всё ещё не были открыты.       — Не знал, что ты любишь послаще… — уголки губ Дэвида сами собой потянулись вверх, образуя небольшую усмешку. Сопоставить сладости и Макса всегда было крайне трудно, ведь даже в детстве тот предпочитал пить кофе без сахара, а сладкий полдник обычно выменивал на что-нибудь у других ребят. А тут вдруг такое…       — Э-это друг подарил! — заикаясь от дикого смущения, объяснил Макс, наблюдая за тем, как мужчина аккуратно поддел короткими ногтями полиэтиленовую упаковку, принявшись вскрывать пачку контрацептивов. Это занятие было не таким уж простым, как казалось изначально — мокрые от волнения пальцы то и дело норовили соскользнуть с прямых углов коробочки. — Давай живее, п-пока я не передумал!       — Я стараюсь! Вот! — наконец, спустя десяток секунд возни, упаковка в руках Дэвида открылась. Он подобрал один квадратик из фольги и незамедлительно бросил его на постель, оставив на потом, а ненужную более пачку отложил в сторону. Следом вниманием мужчины завладел флакон, с которым он справился куда быстрее и сразу же щедро смочил пальцы в вязком, приятно пахнущем геле.       Макс не сводил с Дэвида взгляда, завороженно следя за тем, как тот орудует со всеми этими постыдными вещами, с которыми он сам не имел понятия, как обращаться. Когда его друг впихнул ему этот секс-набор, то Макс вместо благодарности искренне послал его нахуй, посчитав это за насмешку над тем, что он так ни разу никого не затащил в койку, в отличие от этого еблана, который, даже имея любящего соулмейта под боком, частенько предпочитал заводить интрижки на стороне. Макс испытывал от этого искреннее отвращение, и ловил себя на мысли, что будь у него партнёр, то он не стал бы так опрометчиво предавать его, но сейчас презент того уёбка пришёлся очень даже кстати.       Из размышлений мальчишку выдернуло новое ощущение — смоченные гелем кончики чужих пальцев коснулись его промежности и мягко провели по ней, оставляя за собой влажный след. Макс вздрогнул всем телом. Несмотря на то, что лубрикант немного нагрелся от чужих рук, всё равно был ещё слишком холодным. Дэвид остановился прямо на колечке сжатых мышц — обвёл его круговым движением и несмело, а оттого осторожно, попробовал просунуть пальцы внутрь. Плоть пропускала его, и первый палец легко вошёл вглубь жаркого тела, проскальзывая по ароматной смазке. Но вот когда Дэвид попытался добавить второй, тело Макса вдруг взбунтовалось — мышцы сжались, пленив находящийся внутри палец, а сам паренёк поднял на вожатого испуганный взгляд.       — Успокойся и постарайся расслабиться, Макс, — с ободряющей улыбкой на лице посоветовал Дэвид, синхронно пытаясь немного подвигать пальцем внутри, но это лишь заставило мальчишку напрячься ещё больше. — Я знаю, что это может быть неприятным сначала, но ты должен потерпеть…       — Легко сказать! — огрызнулся тот, но всё же, вопреки всему, попытался расслабиться. Получилось не сразу, однако спустя несколько мгновений натуга немного ослабла, и Дэвид воспользовался этим, принявшись осторожно разрабатывать вход.       Не сказать, что ощущения для Макса были приятными, но и не сказать, что были болезненными. Он просто чувствовал, как внутри его прямой кишки копошится что-то, и сохранял возбуждение лишь благодаря тому, что сама мысль об этом распаляла его. Ведь это именно пальцы Дэвида, его соулмейта, были внутри — изучали, аккуратно растягивали, готовили для того, чтобы он принял в себя настоящий член. Одно осознание подобного уже прокатывало по низу живота шальную молнию сладостного предвкушения, но в остальном же Макс воспринимал это просто как необходимую процедуру.       …Однако когда Дэвид добавил третий палец и неаккуратно мазнул прикосновением по какой-то чувствительной точке внутри, то мальчишка мигом подрастерял всю свою невозмутимость. Крупно вздрогнув, вдруг завалился назад, выгибаясь, чем даже немного перепугал партнёра. Впрочем, Дэвид быстро понял, в чём дело, и, хитренько ухмыльнувшись, повторил движение, но уже куда нежнее, вырвав из распахнутых губ Макса истомлённый вскрик.       — Значит вот тут, да? — вожатый озвучил вопрос скорее для себя, нежели действительно ждал на него ответа. Собственное возбуждение потянуло в разы сильнее оттого, как Макс, подобно змейке, извивался на месте, сминая простыни, и сам насаживался на ласкающие его пальцы, соблазнительно водя тазом. Испорченный мальчишка… от одного только его непотребного вида кишки в животе Дэвида сворачивались в тугой клубок и предвкушающее дрожали, разнося по телу горячую волну возбуждения.       — Н-ну, и чего ты ждёшь, уёбок? Вставляй свой чёртов… ах!.. — паренёк заикался от переполняющих его ощущений, и даже не закончил фразу, оборвав её очередным протяжным стоном. Дёрнулся, да так и замер, чувствуя, как всё тело пробивает неясная судорога, сильно стрельнувшая от тяжёлого и пылающего низа живота.       Макс сам не знал, почему требовал подобного. Просто казалось, что сейчас быть наполненным — жизненно необходимо, что без этого не произойдёт чего-то очень важного, чего-то, что должно было безвозвратно изменить его жизнь. В лучшую ли сторону? В худшую? Ему было плевать. Всё, о чем он мог сейчас думать, так это о долговязом рыжеволосом парне — его соулмейте, и о том, как сильно он хочет слиться с ним, прочувствовать его в себе, стать с ним одним целым.       Того же самого, судя по затуманенному взору зелёных глаз, хотел и Дэвид, послушно подчиняющийся чужому приказу.       — Потерпи немного, сейчас… — сбивчиво попросил он, вытаскивая собственные пальцы из тесного жаркого тела. Ему тоже уже было невмоготу терпеть, но он должен был довести подготовку до конца, прежде чем ввести в мальчишку кое-что гораздо более крупное, чем пальцы.       Наспех разорвав зубами квадратик фольги, вожатый извлёк наружу кружок цветной резинки, которая сильно пахла синтетическими фруктами. Повозившись, раскатал её по собственному стоящему колом члену, и выдавив на ладонь немного лубриканта, увлажнил, понадеявшись, что это упростит проникновение.       Макс нетерпеливо вился, приглашающе расставляя ноги шире, и этот жест только сильнее подхлестывал Дэвида, увязающего во всеразрушающем желании. Томные стоны, притягательный вид того, как крупные капли пота поблёскивают на смуглой коже, под которой ходят напряжённые мышцы, и этот лишающий рассудка запах горячего тела, смешивающийся с искусственно-фруктовым запахом латекса… Всё это напрочь сводило с ума обычно здравомыслящего Дэвида, заставляя того выгорать изнутри тысячеградусным пламенем. Он, практически не сдерживаясь, вошёл в тело мальчишки сразу на половину — резковато, для первого раза. И стоило только этому произойти, как весь энтузиазм Макса исчез вместе с возникшей болью: он вдруг проглотил задушенный вздох и замер, шокировано распахнув свои прекрасные изумрудные глаза. У Дэвида едва слёзы не выступили на глазах оттого, как сильно стенки ануса, мигом ставшие практически каменными, сжали его член. Макс сильно напрягся и перепугался, судя по паникующему выражению лица. Дэвид не мог осуждать его за это.       Пытаясь успокоить партнёра, вожатый принялся шептать в его разрумянившееся лицо какой-то ласковый бред, разбавляя тот случайными поцелуями-клевками; нежно поглаживать чужой торс тёплыми ладонями. И хотя Макс оставался абсолютно равнодушным к этим бесполезным, но искренним ласкам, всё же пытался перебороть реакцию собственного организма: расслабиться и позволить Дэвиду продолжить начатое.       Спустя пару минут это даже удалось — и пусть живот Макса всё ещё подрагивал от резких сокращений, давление внизу стало слабее. Выгадав момент, Дэвид наклонился к губам мальчишки, завлекая того в чувственный поцелуй. Синхронно с этим, поступательно качнул бёдрами, проникая глубже. Однако стоило сделать это, как мужчина поражено охнул прямо в приоткрытый рот Макса. Стенки прямой кишки снова сдавили пенис до болезненного сильно, и в голове Дэвида даже возникла неприятная мысль о том, что если они продолжат в том же духе, то он наверняка порвёт уздечку. Однако вместе с тем, внизу палило огнём и совсем другое чувство — наслаждение и дикая жажда, которую было необходимо удовлетворить.       А потому, наплевав на некоторый дискомфорт, Дэвид принялся двигаться — плавно вскинув бёдра, вошёл полностью, и тут же продолжил фрикции. Макс под ним зарычал, как пойманный в силки зверёныш. Начал извиваться в разы сильнее: вдавил, что есть мочи, свои короткостриженые ногти в руки вожатого, отчего едва ли не рвал ими светлую кожу; и даже пытался кусаться, сводя Дэвида с ума буйным нравом. Того заводило подобное поведение, так что на агрессию мальчишки вожатый мог отвечать лишь громкими стонами. Он чувствовал, как тугие стенки ануса крепко сдавливают его плоть, и это, чёрт возьми, было так восхитительно узко, что он едва ли не терял сознание, туманным от наслаждения взглядом рассматривая на чужом лице гримасу из смеси адской боли и сумасшедшего, но робкого, наслаждения.       — Ох, блять!.. — выкрикнул Макс, в неясном порыве попытавшись оттолкнуть от себя разгоряченного мужчину, а потерпев поражение, уронил руки на матрас и беспомощно схватился за простыни, сжав их до побелевших костяшек. Чуть приподняв таз, прогнулся в спине, и мучительно сморщился. — Ебанный в рот!.. А-ах! Д-Дэвид!..       — Я здесь, — выдохнул вожатый, ощущая, как с висков и лба стекает горячий пот. Одна капля даже сорвалась с кончика носа и разбилась о чужую щёку. Дэвид плавно покачивал бёдрами, проникая глубже в знойный жар вожделенного тела, заставляя мальчишку захлебываться вскриками. — Я здесь, Макс, всё хорошо…       — Э-это нихуя не хорошо! — сорванным голосом выругался парень, всхлипывая… и внезапно по его щекам потекли слёзы, больше неспособные прятаться внутри. В этот миг Максу было жутко стыдно за позорную слабость; за то, что он делал; за всё вот это непотребство, которое Дэвид творил с ним. Он отчаянно, но несильно ударил кулаками по плечам растерявшегося вожатого, жалобно заскулив сквозь стиснутые зубы. Это уже даже не напоминало добровольный акт — сплошное принуждение. — Прекрати!.. Х-хватит, придурок, мне больно!       Сказать, что Дэвид был ошеломлён подобным — не сказать ничего. Он всё это время пытался быть крайне осторожным, чтобы ненароком не травмировать… Так почему ресницы Макса слипались от влаги, а щёки блестели? Это выбивало его из колеи, однако совсем не отбивало охоты продолжить начатое — совсем даже наоборот.       — Тшшш, Макс, потерпи немного, сейчас станет легче… — Дэвид попытался мягко уговорить мальчишку, успокаивая того нежными поглаживаниями горячих рук, скользящих по поджатому животу и плоской груди. Замер, несмотря на то, что хотелось плевать на всю осторожность и просто отпустить себя — врываться в восхитительно узкое пространство снова и снова, до тех пор, пока не кончит. Низ живота крутило сладкой судорогой, а в паху шаровой молнией сконцентрировались приятные ощущения. Дэвид был настолько напряжён, что сам себе казался оголённым проводом, прикосновение к которому вызовет короткое замыкание. Он жаждал разрядки, но достигнуть её было нельзя. Он не мог продолжить, хотя и до чёртиков не хотел прерываться. Всё же состояние Макса было куда важнее собственных эгоистичных желаний. — Прошу, расслабься, и тебе сразу станет легче…       — Какой легче, блять?! Не в тебя всунули эту здоровенную штуку! — капризно вскрикнул парень, сам того не понимая, отвесив Дэвиду нелепый комплимент. — Она разрывает меня изнутри! В-вытащи!       — Я буду осторожнее, клянусь! — пообещал Дэвид, но когда Макс приоткрыл глаза и посмотрел на него так пронзительно, так осуждающе… в душе стало гадко от проснувшейся совести. Это был его первый раз… и от того, как он пройдёт, зависело многое, в частности то, как Макс дальше будет воспринимать эту сторону жизни. И продолжив сейчас против его воли, Дэвид мог легко сломать мальчишку, вызвать отвращение к сексу и, не дай вселенная, ещё и нанести психологическую травму. Каким бы ни был Макс острым на язык, и как бы ни старался произвести впечатление человека-кремня, всё же это могло его подкосить. А потому Дэвид, разочарованно выдохнув, уступил.       — Ну, хорошо… — сорвалось тихо с его языка, а следом он аккуратно, но быстро покинул чужое тело, в последний раз проскальзывая по проходу.       Кажется, всё оборвётся прямо здесь, и между ними не произойдёт того магического чувства истинного единения… по крайней мере сегодня. Дэвид завозился на постели, уже собираясь подняться и уйти в ванную, чтобы там сбросить своё напряжение с помощью старой доброй правой руки, как Макс вдруг удивил его: перекатился на живот, отрезая путь к отступлению, и встал в коленно-локтевую, вызывающе оттопырив зад. Дэвид обмер в недоумении.       — Макс, что ты делаешь? — произнёс он, вопросительно склонив голову набок, словно дрессированная собака, не разобравшаяся в команде хозяина. — Разве мы уже не закончили?       — Тебе особое приглашение нужно, идиот? — вскрикнул тот, поднимая на вожатого суровый, но всё ещё смущённый взгляд, а следом промямлил куда тише, от стыда вжимая голову в плечи. — Я не могу в той позе… в этой, говорят, легче всего.       — Кто говорит? — вопрос вылетел изо рта всё ещё недоумевающего Дэвида быстрее, чем тот успел его осознать.       — Ты издеваешься что ли, блять?! — моментально вскипел Макс, чувствуя себя ужасно нелепо в этой раскоряченной позе, в которой, ему ещё и приходилось бороться с чужой тупостью. — Уёбки из интернета говорят! Какая, хуй, разница?! Ты будешь трахать меня или нет?!       Лицо мальчишки горело красным, глаза напоминали маленькие диковинные блюдца, а брови так воинственно устремились к переносице, что от этого вида Дэвид едва не издал умилённый вздох. За грубостью Макс, как всегда, пытался спрятать свою неловкость, которую воспринимал как слабость и потому жутко стыдился.       «Вот же дурачок», — предательски мазнуло в голове вожатого, но не осуждающе или зло, а ласково, с долей дружеского подтрунивания. Правда в том, что Максу не было никакой необходимости держать лицо перед тем, кто и так знал его достаточно хорошо, чтобы повестись на очевидный обман.       Дэвид больше ничего не стал говорить — лишь подполз ближе, приняв чужое приглашение.       Он пропустил руку между разведёнными худыми ногами Макса и, поддразнивая, провёл раскрытой ладонью по промежности, заставив бёдра дрогнуть, а их обладателя глухо всхлипнуть. Усмехнувшись такой реакции, повторил движение, но уже более настойчиво: коротко сжал пальцами мошонку и, потянувшись выше, обхватил чужой пенис, начал ласкать его в умеренном темпе. Макс постанывал, пропуская случайные звуки сквозь сжатые зубы, и сам подавался тазом вперёд, задавая нужный темп.       Положение их тел относительно друг друга было не очень удобным, и Дэвиду пришлось изловчиться, чтобы, не прерывая процесса мастурбации, дотянуться до бутылочки лубриканта и подобрать её свободной рукой, но он прекрасно с этим справился. А только завладев вожделенным бутыльком, нетерпеливо сорвал крышку зубами, и щедро налил смазки на сокращающееся в нетерпении колечко чужого ануса. Даже если они сменили позу, нужно постараться, чтобы всё прошло идеально и Макс больше не почувствовал той жуткой боли.       Закончив с увлажнением и убедившись, что партнёр готов принять его, Дэвид приподнялся на коленях и пристроился сзади, уперев в смазанное отверстие красную головку своего эрегированного члена. Не прекращая мягко надрачивать пенис Макса, начал медленно входить, чувствуя как тот, хоть и с сопротивлением, но впускает его в себя.       Головка с лёгкостью проникла внутрь, и Макс задержал дыхание. Дэвид, осторожничая, погрузил свой член в чужое тело до половины. А затем, дав и себе и мальчишке передышку в пару секунд, оказался внутри целиком, не удержавшись от нетерпеливого толчка. Его бёдра звучно шлёпнули о ягодицы Макса, вырвав из горла последнего задавленный вскрик. Тот начал дышать заново — жадно втягивал воздух быстрыми рывками, запрокинув назад косматую голову.       Сразу после этой маленькой вольности Дэвид замер, позволяя партнёру привыкнуть к новым ощущениям.       — Скажешь, когда можно будет начать, — просил он сиплым шёпотом, на что Макс издал хриплый смешок.       — Сейчас же, ботан…       …И этого разрешения оказалось достаточно. Дэвид начал двигаться — плавно и крайне бережно, чутко следя за реакцией партнёра, и только после того, как Макс сам начал постанывать уже не от боли, а от скребущегося внутри удовольствия — увеличил темп, позволив своему внутреннему зверю выбраться наружу.       В этот миг Дэвид испытывал так много всего! Он чувствовал, как сильно Макс сжимал его изнутри; как их тела нещадно раскачивали надувной поскрипывающий матрас. Видел, как капли пота скользили по той самой смуглой коже, которой он так долго грезил; как трепыхались торчащие в разные стороны чёрные кудри от каждого толчка. Слышал, как звучал сорванный в наслаждении, а оттого казавшийся немного хриплым, голос соулмейта. Наблюдал, как на чужой шее блестело от влаги уже клеймённое истинным поцелуем имя, и ощущал, как буковки собственного пекли щёку.       Им обоим не нужно было многого, чтобы кончить, но эти мгновения приближения к разрядке стали, пожалуй, самыми яркими в жизни обоих. Небывалое удовольствие, которое не могло быть достигнуто с другим партнёром или при помощи мастурбации, топило их в своей волне, смешивая мысли и чувства, запутывая нити восприятия в один огромный клубок на двоих. Имена нещадно жгло огнём, но от этого не было плохо — скорее даже наоборот. Подобное только подхлёстывало, заставляя двигаться быстрее и резче; тонуть друг в друге без остатка, вверяя свои сущности в руки чего-то большого и абсолютного, именуемого судьбой.       Чувствуя приближение оргазма, Дэвид практически лёг на Макса — прижался своей грудью к его худой спине. Перехватив удобнее, сделал несколько размашистых толчков, а следом излился, чувствуя, как стенки ануса вибрируют вокруг его члена. Сам мальчишка выгнулся, будто дикая кошка, подмахнул бёдрами в последний раз, не скрывая громкого протяжного вскрика, а в следующую же секунду Дэвид почувствовал, как в его пальцы брызнуло горячее белое семя, связав их липкостью.       Поддавшись вперёд, Дэвид чуть развернул оглушенного оргазмом, а оттого очень податливого Макса к себе, и бесцеремонно поцеловал во влажные от слюны губы — сразу глубоко и властно, совсем на него не похоже, словно попытался обозначить над мальчишкой свою власть, пометить укусом, как дикое животное. Но скоро этот страстный порыв прошёл, и вот Дэвид уже покрывал чужое вспотевшее лицо отрывистыми и нежными поцелуями… Макс принимал эти ласки, пытался отвечать, но выходило крайне неумело. Впрочем, Дэвид подумал о том, что в будущем исправит это и приучит своего строптивого соулмейта к нежности, научит его принимать и дарить любовь.       После мужчина аккуратно покинул чужое тело и брезгливо стянул с себя презерватив. Завязав его, отправил куда-то на пол, пока Макс, словно пытаясь прийти в себя и, наконец, осознать, что произошло, просто лежал плашмя на постели, потирая собственные виски пальцами.       Наверное, нужно было что-то сказать… Наверное, следовало обсудить то, что между ними сейчас произошло, как-то озвучить это, но все слова казались такими лишними! Не было времени для вербальной коммуникации — она должна быть совсем иного рода — чувственная, духовная. Они должны говорить не ртами, а сердцами, особенно теперь, когда они нашли друг друга спустя столько лет и больше не намеревались покидать.       Даже случившееся между ними — это был не просто секс, а сокровенный ритуал; что-то более высокое, чем просто удовлетворение друг другом. Дэвид опустился рядом, лёг на спину и почувствовал, как Макс поворачивается к нему — несмело действуя, кладёт свою буйную голову на плечо и протягивает руку поперек вздымающегося живота. Вожатый обхватил мальчишку ответным объятием: вплёл пятерню в чужие всклокоченные волосы и накрыл ладонь Макса своей. Распластавшись на кровати, оба парня чувствовали удовлетворение, растекающееся по телу приятной негой.       Слабость навалилась тяжёлым небесным облаком. Она — мягкая, тёплая, но при этом просто неподъёмная, заставила мышцы расслабиться, а мысли просто-напросто исчезнуть, оставив после себя только уютную гармоничную пустоту и наконец-то обретённое спокойствие. Дэвид держал Макса в кольце рук, и тот, пригревшись, в скором времени тихонько засопел да бессознательно прижался плотнее, щекоча мужчину локонами непослушных угольных волос. Дэвид, баюкая, мерно поглаживал тело мальчишки, но вскоре сморило и его, унеся в страну Морфея, где они впервые делили один сон на двоих. ***       Дэвид проснулся оттого, что рядом с ним кое-кто беспокойно возился. Макс, как принцесса на горошине, всё не мог выбрать лучшее положение для того, чтобы лечь удобнее, и от такого внутреннего сравнения Дэвид пропустил лёгкий смешок. А следом приоткрыл веки, встречая взор зелёных и слегка озадаченных глаз, удивление в которых, впрочем, быстро сместилось привычной напускной холодностью.       — Ммм, видеть твою рожу с утра… — протянул Макс, морщась так, словно попробовал на вкус неспелый лимон. — День определенно не задался.       Эта знакомая ядовитая колкость, граничащая с издевательством, совсем не расстроила Дэвида, даже наоборот — только успокоила. По крайней мере, после проведённой ночи их обоих не ломало тошнотворное чувство неловкости, и всё вокруг было как прежде, но немного по-другому… лучше. А потому и вожатый позволил себе побыть обычным повседневным собой.       — Да ладно тебе, Макс! Чудесное же утро! — воскликнул он неправильно радостно для только что разбуженного человека, а следом увил паренька руками, как плющ. И, не встретив сопротивления, осмелел — поддался вперёд, чтобы поцеловать, но наткнулся не на мякоть чужих манящих губ, а на жёсткую и по-мужски грубую ладонь.       — Оставь свои микробные слюни себе, Дэвид, — прошипел Макс, презрительно щурясь. — По крайней мере до того момента, пока не почистишь зубы.       — Ох, точно, извини!.. — Дэвид неловко улыбнулся, но радостного настроя подобное замечание у него не отняло. Ощущать рядом единственного любимого человека было прекрасно, и ничто не могло затмить этого чувства.       Макс завозился в чужих объятиях, чётко выдавая движениями своё намерение встать, и Дэвид, наконец, отпустил его, наблюдая за тем, как парень аккуратно садится на постели, стараясь не делать лишних движений. На его смуглой коже красовались засосы, а сам он был таким по-утреннему взъерошенным и милым, что у Дэвида засосало под ложечкой, когда он подумал о том, как вчера брал его, навсегда избавляя от невинности. Впрочем, все горячие фантазии прервались в тот момент, когда Макс принялся неуклюже подниматься на ноги: он замер на полпути и, глухо прорычав что-то сквозь зубы, схватился за поясницу.       Дэвид обеспокоенно привстал на локтях, испытывая взявшееся из ниоткуда чувства вины и беспокойства, которые неприятно защемили его сердце.       — Так сильно болит? — протянул он, пронзая Макса искренним жалостливым взглядом, на что тот страдальчески поморщился.       — Терпимо, — отмахнулся, стараясь не показывать слабость, и, наконец, полностью встал, при этом шипя, как придавленная ботинком змея. А привыкнув к вертикальному положению, неуклюже передвинул ногами, ощущая явный дискомфорт в нижней части спины. Однако стоило сделать всего пару шагов, как парень внезапно опёрся рукой на стену и, едва ли не всхлипывая, выругался. — Ёбанный блять!       — Эм… это же был твой первый раз… — несмело начал Дэвид, тоже собираясь подняться с кровати и, наконец, подобрать своё нижнее бельё, закинутое вчера в порыве страсти на и без того захламлённый столик. — Я думаю, тебе лучше отдохнуть сегодня, Макс. Давай ты сейчас ляжешь, поспишь, а я что-нибудь нам приготовлю?       — Хах, хотел бы я, но мне пора на подработку, — невесело фыркнул мальчишка, бросая на вожатого быстрый взгляд из-за плеча.       — Уже? — удивлённо воскликнул тот, наблюдая как Макс стоит, несуразно раскорячив ноги. От одних только воспоминаний о том, как мальчишка вчера носился с бесконечными заказами, уже становилось плохо. Сегодня Макс абсолютно точно не справится с такой работой! Выражение лица Дэвида стало крайне обеспокоенным. — И как же ты будешь?.. В смысле работа в таком бешеном темпе…       — Да это всё херня, — перебил парень, не дав продолжить. — Это другое место и другая работа. Я там сижу почти весь день, так что как-нибудь справлюсь.       — Может быть, не пойдешь? — с надеждой предложил Дэвид, чувствуя свою персональную ответственность за такое плохое состояние Макса. Он хотел бы позаботиться о мальчишке, создать для него комфортную среду, чтобы тот почувствовал себя лучше не только физически, но и морально. Макса никуда не хотелось отпускать от себя — ни сегодня… ни когда-либо ещё.       Впрочем, тот лишь недоумённо вскинул бровь на подобное предложение, а потом широко развёл руками, обозначая всё окружающее пространство.       — Даже за эту крохотную спичечную коробку, которую мой арендодатель считает комнатой, приходится платить, Дэвид. И мне действительно очень нужны деньги! Так что я не могу разбрасываться возможностями подзаработать!       — Может быть, ты будешь жить со мной? — моментально предложил вожатый, но осёкся, когда Макс развернулся, пронзая его недоумённым, практически шокированным взглядом. Мальчишке показалось, что он ослышался, но Дэвид, бестолково хлопая выразительными глазами, как и всегда, просто светил своей блаженной улыбочкой, полной безоговорочной любви ко всему живому.       — Ч-что? — не веря спросил Макс, склоняя голову вбок, словно пёс, не понявший команды хозяина. Может быть то, что он услышал — это просто игра воображения? Не мог же этот рыжеволосый придурок и взаправду…       — Ну… жить со мной? Не скажу, что мой дом — Букингемский дворец, но… места уж точно больше! — застенчиво засмеялся Дэвид, разбивая в мальчишке все сомнения. — Да и тебе больше не придётся платить за жильё. К тому же, разве нам в любом случае не суждено быть вместе? Мы и так потеряли много времени… так почему бы нам не начать всё заново с более внушительного шага — с переезда?       — Пф, ты не знаешь, что несёшь, — закатил глаза Макс, саркастично фыркая, но всё же на один короткий миг уголки его губ приподнялись вверх. — Со мной трудно ужиться.       — Ну, это я прекрасно знаю, — снисходительно кивнул Дэвид, даже не изменившись в лице. Он полностью осознавал, что отношения — это тяжкий труд. А учитывая характер Макса — этот труд можно было ещё множить на шесть, но он не был напуган этим. Мужчина наконец-то был готов не сбегать, а принимать лицом свою судьбу.       — …А ещё я неопрятный и не люблю убираться, — предпринял новый аргумент Макс, обведя рукой окружающее его небогатое убранство, — видишь, какой свинарник я тут развёл? Поверь, это ещё лучшее состояние этой комнаты!       — Я могу сам позаботиться о домашних делах. Так что это тоже не проблема, — взгляд Дэвида был тёплым и всепонимающим. Чуть вздёрнутые уголки рта складывали губы в немного игривую, но нежную и снисходительную улыбку.       …И в этот миг Макс понял, что чтобы он ещё ни сказал, какой бы аргумент в пользу раздельного существования ни привёл — Дэвид не поверит ни в один из них. Он в любом случае будет настаивать на своём. И это, если честно, подкупало, но Макс не мог показать своего расположения и, как слащавая тупоголовая девица, просто обрадоваться — плюхнуться на кровать рядом со своим, наверное, уже… бойфрендом? и засосать его по гланды. Это было не в его характере, а потому в ход пошли стандартные инструменты.       –Ты действительно долбаёб, — страдальчески вздохнул Макс, потирая указательным и большим пальцем переносицу. — Как можно вот так с бухты-барахты тащить к себе в дом кого-то с улицы?       — Не кого-то, а своего любимого соулмейта, — исправил Дэвид, смутив мальчишку красочным эпитетом. — Так что? Ты согласен?       — Мне понадобится время, но я подумаю, — уклончиво ответил Макс спустя долгую паузу, во время которой он успел изучить взглядом все поверхности в комнате.       Дэвид улыбнулся, замечая это привычное упрямство, но не стал спорить и требовать мгновенного ответа. Он поднялся, быстро облачился в одежду, параллельно наблюдая за тем, как Макс натягивает на голое тело свою рубашку, и застёгивает мелкие пуговки, что так и норовили ускользнуть из-под его пальцев. А после мужчина спокойно ушёл на кухню, чтобы приготовить лёгкий завтрак на двоих.       Дэвид не вспоминал о своём предложении, когда варил кофе, и когда ставил на стол перед уже одетым Максом тарелку с глазуньей из найденных в холодильнике яиц и чашку крепкого напитка. Они завтракали под аккомпанемент какого-то бессмысленного, но одновременно важного разговора обо всём и ни о чём. А после, сгрудив грязную посуду в раковину, вместе вышли из дома, и Дэвид усадил Макса в предварительно заказанное и оплаченное такси до его работы. Вожатый провожал взглядом отъезжающий жёлтый автомобиль, будучи уверенным в том, что уже через недельку-другую они с Максом будут жить под одной крышей и каждое утро просыпаться в общей постели; что уже через несколько дней их жизни переплетутся, образовывая из себя то, чем им было предначертано быть с самого начала. И тогда, когда это случится, они оба, наконец, почувствуют себя счастливыми… и, хотя трудности будут иногда встречаться на их пути, они будут преодолевать их вместе. Теперь уж точно — навсегда.       Что ж, Дэвид не ошибается.