Прикованный

В Санкт-Петербурге почти всегда холодно и сыро. Даня привык к такой погоде, у него даже почти получалось находить в ней некоторую романтику, однако факт оставался фактом — с климатом в этом городе все было не слишком хорошо. Этим ранним утром Рэнделл снова ощутил на себе все тяготы петербуржского ненастья. Особенно раздражал парня колкий ветер, заставляющий съеживаться и неловко прятаться в почти не согревающую накидку в попытках спрятать лицо от холодного дыхания ранней весны. Пальцы онемели и почти не двигались, и Даниил в очередной раз обругал себя за то, что забыл дома злополучные перчатки. Благо, идти оставалось недолго, и только это успокаивало Рэнделла. Вместе со своими родителями он направлялся в огромную, красивейшую церковь, в которой он проводил чуть ли не каждое утро. Для этого, правда, приходилось просыпаться в половину шестого, быстро принимать душ и поспешно одеваться, выскакивать и идти быстрым шагом в сторону храма, попутно слушая, как его подгоняют родители. У него на носу было ЕГЭ, на первые и самые важные пары он часто опаздывал, пропадая на утренних службах и наслаждаясь церковным пением, оценки неумолимо, хоть и медленно, падали. Но отец с матерью, вроде, не были против, лишь приговаривали, что пропускать службу ради лекций по биологии — это не дело. Но сегодня об этом Рэнделл вовсе не беспокоился, отложив заботы об обучении на завтра. И дело не только в том, что этот малоприятный день был воскресеньем. Все мысли парня были заняты сплетнями, которые так брезгливо слетели с губ его мамы во время очередного ужина. — К нам в город переехали наши старые друзья, мы уже десять лет не виделись, — сказала она тогда, пережевывая плохо проварившиеся овощи. Видимо, в тот вечер ужин не удался, потому что женщина была взволнованна свежими новостями. — И их сын, Миша. Сколько ему исполнилось? — она перевела взгляд на своего мужа, явно пытаясь втянуть его в разговор. — 15, — сухо ответил отец, настроение которого стабильно было отвратительным. — Ох, точно. Они с этим мальцом измучались, он же у них… бесноватый, — мать сказала последнее слово чуть тише, будто боялась его. Даня удивленно поднял глаза, заинтересованно посмотрев на маму. Он много слышал о людях с нечистой силой от бабушки, однако в узком семейном кругу они редко задевали эту тему. — Завтра они приведут его в церковь, может, и свидимся с ними. Ты не против, если я приглашу их к нам после службы на следующей неделе? — женщина снова посмотрела в сторону отца, и тот кивнул, сжав губы в тонкую ниточку, что явно означало, что ему не нравится эта затея, однако спорить он не хочет. Почти всю ночь Рэнделл не спал, всё думая о том, что ему практически весь день придется провести с человеком, в котором поселились демоны. Ему казалось, будто он попал в сказку, будто он рыцарь, который вот-вот должен увидеть огромного и страшного дракона. Он не мог представить себе, как выглядит Миша, потому что ни разу не видел его, не считая Рождества, когда ему было 3, а Рэнделлу — 5. Даня не мог предположить, какой у него характер. Ему хотелось изучить этого человека вдоль и поперек, настолько загадочным, таинственным и в то же время опасным он ему казался. И вот Рэнделл переступает порог храма, предварительно три раза перекрестившись и поклонившись, и судорожно выдыхает. Как бы он не спешил в церковь этим утром, его родители вовсе не горели таким же желанием прийти в церковь раньше положенного, и в итоге они опоздали на пятнадцать минут. Все помещение было битком забито народом, в нем было жарко и душно, люди и свечи выжгли практически весь кислород, отчего дышать становилось невыносимо тяжело. Но ко всему этому Даня привык ещё в детстве, а сейчас он почти не обращал на это внимания. Его глаза метались из стороны в сторону, ища человека, образ которого не давал ему покоя целую ночь. Почему-то ему представлялось, что в церкви поставят целую клетку, дабы бесноватый Миша не мешал остальным. Но никаких решеток не было и в помине, что было, в общем-то, предсказуемо, однако это немного обескуражило Рэнделла, потому что он не знал, что делать дальше. Песнопения, которые обычно завораживали своей красотой и мелодичностью, сейчас казались лишь надоедливым монотонным жужжанием, не отличающиеся разнообразием речи священника вызывали лишь желание уйти подальше из этого душного храма и остаться наедине со своими мыслями. Даня и не думал, что практически незнакомый ему парень можем привести его душу в такое немыслимое возбуждение. В конец утомившись, Даня нашел ближайшую к себе лавочку и осторожно сел на нее, продолжая оглядываться. Он не видел ничего, что выбивалось бы из привычной картины — прихожане кланялись и жмурились, шепотом произнося слова молитв, сбоку батюшка отпускал грехи бабушкам, которые чуть ли не плакали, искренне раскаиваясь, свечки мерно мерцали под каждой иконой и в руках людей. Всё это было настолько привычным, что едва ли не надоедало Дане. Но всё же его романтичная натура во всём могла найти прелесть. — Привет, — вдруг услышал позади себя Рэнделл и спокойно обернулся, однако душевное равновесие тут же покинуло его. Все это время позади него сидел худой темноволосый парень с глубокими и затравленными карими глазами, руки которого были надежно прикреплены к лавочке с помощью наручников. В голове Дани промелькнула мысль о том, что запястья мальчика, наверное, невероятно затекли. В целом юноша выглядел болезненно и выделялся с первого взгляда: может, дело в одежде, а, может, у него особая аура. Но Даня сразу понял, кто это. — Привет, ты Миша? — спросил Рэнделл осторожно. — Михаил Совергон, — мальчишка протянул руку, но сделать это по-человечески ему не удалось, так как наручники сковывали большинство его движений, холодно и бездушно звеня. — Даниил Рэнделл, — Даня осторожно пожал ладонь нового знакомого и приподнял уголки губ, изображая вежливую и сочувственную улыбку. — За что тебя так? — Это? — Совергон кивнул на железные браслеты, охватывающие его руки, и, уловив согласный взгляд парня, хмыкнул. — Таким образом они… «защищают меня и других от демонов, что живут внутри моего тела». Видимо, он передразнивал кого-то, потому что последнюю фразу он сказал с какой-то совсем уж противной интонацией. Заметив, что Даня не понимает, о чем он говорит, он тихо сказал, смотря куда-то в сторону: — Мой отец теперь работает здесь, в этом храме. Он всё не может смириться с тем, что я в бога не верю. Стоило мне пару раз упасть в обморок на службе… Нет, ну ты сам подумай, тут так душно и громко, да ещё и стоять нужно… Так вот, стоило мне пару раз упасть, как он начал приковывать меня к скамье. Это мне, конечно, не понравилось. Я всегда свободолюбивым был. Орал, извивался, вот он и решил, что я бесноватый. Теперь возит меня по всяким «святым местам», прикладывает насильно к иконам и костям всяких людей. А я как сопротивлялся, так и буду сопротивляться. Ненавижу, когда что-то делают против моей воли, — он замолчал, будто обидевшись на весь мир. Сердце Даниила ускорилось, всё сильнее отбивая неровный ритм о нервно вздымающуюся грудь парня. Он впервые видел бесноватого. Тем более так близко. Даня замер в немом испуге. Этот парень был таким неизведанным и инородным, что затягивал, будто интереснейшая книга, стоящая на самой верхней полке, до которой все никак не удавалось дотянуться. Но также он был так не похож на Рэнделла, он был таким необузданным и диким, стойким, сильным. Даня особо никогда и не сопротивлялся, он делал то, что ему говорили, но в пределах разумного, конечно. Однако сделать такой вызов обществу и семье, в которых ты живешь — это заставляло Даню уважать Совергона буквально с первых секунд. Заметив на себе взгляд Рэнделла, полный немого восхищения, Миша смутился. — Ты чего уставился? — буркнул он, не зная, что ещё и сказать. — П-прости, я задумался, — Даня искренне улыбался, подсев ближе к Совергону, чтобы было удобней разговаривать. — Я понимаю, что эти вещи ужасны, но неужели ты не хочешь избавиться от нечистой силы внутри себя? Ведь именно она отворачивает тебя от бога… — Перестань нести чушь. Жить с верой или без — личный выбор каждого. И твой, кстати, тоже. Стоит задумываться почаще, веришь ли ты, только потому что все вокруг так делают, или по какой-то другой причине, — Миша гордо вздернул нос и отвернулся, не желая продолжать разговор, однако Рэнделл не унимался, хоть и немного поутих, мысленно ставя на заметочку тему для размышлений этой ночью. — Знаешь, я сегодня долго не спал, всё думал, какой ты на самом деле. Но я совсем не ожидал, что ты будешь таким. Ты ещё интересней, чем я предполагал. Совергон в конец засмущался, опуская глаза и ощущая, как кровь жжется в районе скул. — А ты такой же верун, как и все, кто меня окружают. Ничего особенного, — ощетинился мальчишка, пытаясь спрятаться за челкой. — Ты придешь к нам на следующей неделе? — с надеждой в голосе прошептал Рэнделл, пропустив оскорбление мимо ушей. — Конечно, куда я денусь. Меня дома одного не хотят оставлять, — по голосу Миши нельзя было сказать, что он против встречи с новым знакомым, однако парня действительно напрягало это почти маниакальное и неизвестно откуда взявшееся внимание Даниила. — Я буду ждать, — мягко улыбнулся Даня, встал и ушел по направлению к своим родителям, пытаясь сосредоточится на службе. Совергон тут же спрятал лицо в ладонях, судорожно вдыхая горячий воздух. Даня был странным, но в то же время таким обычным, невинным, но почему-то горячим. Миша украдкой взглянул на Рэнделла, который о чем-то разговаривал со своей мамой и не обращал внимания на парня никакого внимания. Такой контраст позабавил Мишу, и тот тихо ухмыльнулся, не отнимая рук от пересохших губ. «Хочешь поиграть, религиозный фанатик? Мы ещё посмотрим, кто кого».