Забытье

О, как милее ты, смиренница моя! О, как мучительно тобою счастлив я, Когда, склоняяся на долгие моленья, Ты предаешься мне нежна без упоенья, Стыдливо-холодна, восторгу моему Едва ответствуешь, не внемлешь ничему И оживляешься потом все боле, боле — И делишь наконец мой пламень поневоле!(с) А.С. Пушкин

Лара Равель знает, что не должна приходить сюда. Что приличные девушки не опускаются до такого. Что ее репутация будет разрушена. Ларе все равно. Она опустошена и разбита, смерть уже окружила ее: Александр Блок ещё не вынес решения, но оно будет жестоким. Отец ее расстрелян этим человеком, и Лара умрет точно так же, даже не захватив его с собой. Так о чем теперь сожалеть? Ее добродетельная репутация уже разрушена ею самой. И то, что сейчас творится в хибаре возле станции, хуже уже никому не сделает. − Лара, Ларочка, − горячо шепчет ей на ухо Младший Влад, осторожно подводя к топчану, − ты уверена? Я − дурной человек, но не настолько же. − Уверена. Я тебе не нравлюсь? − Ох, Лара! Нравишься. Ещё как нравишься. У Влада горячие руки и лихорадочно блестящие глаза. Он тоже мечется в своем личном аду: его отец убит в Термитнике, но, поговаривают, там должен был оказаться вовсе не он. Страх, вина и отчаянье терзают Влада, хоть он пытается их скрыть, но Лара видит страдающих людей насквозь. Он сходит с ума, натыкаясь на стены, и в шаге от беды. Поэтому Лара пришла именно к нему: ему нужно утешение, а ей − утешать, это то, что она всегда считала своим призванием. Если она сумеет, хоть немного загасить пожар, терзающий его душу, значит, пришла не зря. Пусть горит другое пламя. Мужчины знают, как его разжечь. Влад целует ее жарко, нежно, потом жадно − ему вообще явно нравится это занятие. Поцелуями спускается по шее, распускает тесемки платья и припадает к плечам. Лара лежит, не двигаясь, и пытается быть смиренной. Не об этом она мечтала темными ночами, но ей и не положено исполнение желаний. Не заслужила. − Лара, милая моя, я − такой дурак! Думал, ждал, боялся испортить тебе репутацию, но теперь все будет иначе. Теперь, я свободен! Ты − лучшая из женщин, я всегда знал, что это будешь именно ты… Язык у него подвешен хорошо и Лара невольно улыбается. − Тебе не нужно этого говорить. Я ведь уже здесь − в твоей постели. Влад снова целует ее. − И это делает меня счастливым! Ты − самая замечательная женщина на свете. Его руки двигаются под ее платьем и сжимают небольшую ларину грудь. Его ладони накрывают ее целиком. − Столько в тебе нежности, ласки, тепла, − бормочет он, обнажая ее и припадая губами к соску, − голубка моя белоснежная. Лара рвано вздыхает. Лицо ее наливается жаром, а терзаемые, пылким Владом, груди следуют за ним. Она понимает, что он говорит это только потому, что так положено, но ей все равно приятно слушать. Ей всегда хотелось, чтобы ее любили и ценили, и ее жертвенность подкреплялась именно этим скрытым эгоизмом. Возможно, именно поэтому она не смогла пожертвовать чем-то значительным, что прославило бы Равелей и искупило вину отца. − Славная, красавица моя, зачем же ты прячешь свою красоту? − С придыханием говорит Влад, окончательно стягивая с нее платье. − А мне показала. Чем я заслужил, Ларочка? Ты любишь меня? − Люблю, − неловко врет она. У нее язык не поворачивается сказать правду. Да и кому она здесь нужна? Владу так точно нет. От ее слов он сияет и начинает суматошно покрывать поцелуями все ее тело. − Хорошо, ох, как хорошо! Я буду любить тебя сильнее всех, моя голубка. Он сбрасывает одежду и с себя и Лара не выдерживает: украдкой разглядывает его тело. Влад поджарый, стройный и фигура у него красивая: широкие плечи, длинные ноги, узкие бедра и… Наткнувшись взглядом на мужское достоинство Лара вспыхивает и закрывает лицо руками. Ой, зачем, зачем она пришла сюда?! Она думала будет проще, будет быстро: отдаст себя, искупит вину, утолит печали Младшего Влада и уйдет снова в туманную хмарь улиц, пропитанную болезнью. Но Влад не торопится, раскрывается перед ней и Ларе с каждой минутой становится все более стыдно. − Ну, ну, не стесняйся, хорошая моя. Обними меня, приласкай и не стыдись того, что мы делаем. Помнишь, как там было у поэта? «О, как милее ты, смиренница моя! О, как мучительно тобою счастлив я…» − Я не могу, − жалобно отвечает Лара. Когда он отводит ее ладони от лица и покрывает поцелуями, в ней что-то переворачивается, − не могу! Влад, давай скорее. Его пальцы ныряют ей между ног и исчезают, прежде чем она успевает испугаться. − Скорее? Нет, Лар, ещё явно слишком рано, − удивляется он, − чего ты? У тебя есть, что ты любишь в постели? Скажи, я сделаю. Лара впадает в панику все сильнее. И как же он не понял? Наверное, подумал, что раз она пришла сама, то знает чего хочет. И не объяснить, что это не так. Лара торопливо обнимает его, утыкаясь лицом в плечо. Вдыхает запах: странный, чужой, будоражащий. Приятный. − Нет, ты делай сам, как хочешь, хорошо? Я не знаю… не умею… − Понял. Тогда расслабься. Этого Лара уже никак не может сделать. Она дрожит, но не только от страха. Губы Влада продолжают посасывать ее груди, горячие ладони оглаживают тело, обнаженная кожа трется о кожу, волоски на теле встают дыбом. Лара больше не думает о смерти и вине, она не может думать ни о чем, кроме того, что сейчас с ней происходит. Ее руки неуверенно гладят Влада по плечам и спине, а тело наливается сладостью. Когда пальцы Влада снова оказываются меж ее ног, они задерживаются там надолго, а Лара тихонько стонет, выгибаясь. Болезненно-сладкие ощущения в теле пугают ее. − Вот так, славно. А теперь можно? Ты готова? − Готова, − шепчет Лара, закрывая глаза. И тут же открывает их, слабо вскрикивая от боли. Влад двигается в ней осторожно, неторопливо, не отрывая взгляда от ее лица. Раскрывает ее тело, заполняя его до краев. Это странно и мучительно непривычно, хочется вытолкнуть чуждое и вернуть все, как было, но Лара терпит. Она кусает губы и впивается ему в плечи. Мотает головой, сбрасывая прядку, липнущую к вспотевшему лбу. Влад прижимается к ней, давит всем весом, скользя снаружи и внутри. Он тяжелый, но, лежа под ним, Лара может не думать ни о чем, слушая только свое тело и их общее, сорванное дыхание. Она начинает привыкать к его ритму, подстраивается, с удивлением понимая, что двигаясь, гасит боль и распаляет все больше пламени в своем теле. Так вот почему… из-за этого женщины и попадают в беду, а мужчины творят безумства? Толчки усиливаются, наслаждение нарастает, и Лара выгибается, изо всех сил цепляясь за Влада. Она кричит, не сдерживаясь, и хорошо, что хибара стоит вдалеке от жилых домов, не то ее непременно услышали бы. Влад, внутри нее, содрогается и спускает семя, блаженно постанывая. Лара лежит на боку, накрытая одеялом и все ещё в объятиях Влада. Ей хорошо и совсем не хочется ни о чем думать. Потом. Потом она будет каяться и посыпать голову пеплом, а пока что ее все устраивает. Влад гладит ее по спине. − Я даже не знаю стыдиться мне или гордиться, − замечает он, − почему ты не предупредила, что я у тебя первый мужчина? − Потому что это неважно. − Ничего себе неважно! Я думал, девственницы на такие подвиги, как лечь в постель к мужчине, способны только после долгих уговоров. Что тебя сподвигло? − Песчанка, − поколебавшись, отвечает Лара, − мы же все равно умрем? Но думать об этом постоянно невыносимо. − Пыталась забыться? Хм. А что? Способ не хуже прочих. Но знаешь, мне кажется, скоро все закончится. Вспышки никогда не бывают долгими. − Значит, меня расстреляет Александр Блок, за то, что я пришла с револьвером в Управу. − Ларочка, ты серьезно этого боишься? Да если бы тебя собирались обвинить в покушении, то ты сидела бы сейчас в тюрьме, а не расхаживала свободно по городу. Полководцу не до тебя, он сцепился с Инквизитором и спешит вернуться на восточный фронт. − Но меня могут арестовать после Совета. − Тогда я дам Блоку взятку и тебя выпустят, − Влад целует ее в лоб, − не тревожься об этом, я разберусь. Спи, голубка моя. И Лара слушается его, откладывая все заботы на завтра. Утром она неловко одевается, надеясь сбежать до пробуждения Влада, но ничего не выходит. Влад красивый и Лара разглядывает его украдкой, пока не натыкается на его лукавый взгляд. Ей снова становится стыдно, а его исцарапанная спина приводит ее в смятение, ей хочется провалиться сквозь землю или бежать немедленно. Влад хохочет и требует, чтобы она обязательно пришла выхаживать его после «ран». У него вообще отличное настроение и Лара, с удивлением понимает, что и у нее оно повышается. Влад останавливает ее на пороге. − Лара, если будут последствия, обязательно скажи мне. Она замирает. А если и, правда, будут? Она думала, что умрет и это не будет иметь значения, но что если она выживет и у нее будет внебрачный ребенок от Влада Ольгимского? Оглушивший ее ледяной ужас сменяется странным трепетом. Ребенок. У нее. Пусть и без отца, но… Она его не отдаст. − Спасибо, Влад, но я сама справлюсь. Я никому не скажу, кто отец. Влад мрачнеет. − Совсем меня негодяем считаешь? Я не собираюсь ломать тебе жизнь. Лара сжимает зубы. Она уже готова защищать свое нерожденное дитя, сражаясь до последней капли крови. − Я не дам его убить. − Убить? Моего сына или дочь? И не думай даже. Я не об этом говорил. Ольгимские от своей семьи не отворачиваются. Я поступлю, как положено честному мужчине. Лара вспыхивает. − Но ребенка может и не быть. − Это вопрос времени, − Влад хитро улыбается, − ты ведь придешь сюда ещё? Я вполне дозрел до создания собственной семьи, раз уж я теперь глава дома Ольгимских. − Но Мария Каина… − Я ей не нравлюсь. К счастью. Лар, я тебя не тороплю, ты подумай, пока. Но я и в самом деле считаю, что из тебя получилась бы чудесная жена. Ларе кажется, что ее голова сейчас расколется от сотни распирающих ее мыслей. Так не бывает. Это только в сказках богатые промышленники берут в жены бедных сирот. Но не настолько же Влад глуп, чтобы болтать заведомую ложь? Да и зачем, если она ничего от него не требует? − Я должна подумать. К тому же, ещё ничто не закончилось. Мы можем мечтать или строить планы, но песчанка перечеркнет их. − Будем надеяться на наших врачей. Лара прощается, покидает хибару и шагает по городу. Вчера она знала, что делает, сегодня в полнейшей растерянности. Сумеет ли она создать жизнь? А уберечь ее? Она не сразу понимает, что на улице что-то изменилось. А когда понимает, удивленно оглядывается. Впервые за долгое время распогодилось, и солнце вышло из-за облаков.