Живи, Сайори!

      Солнце светило непривычно ярко. Это была мелочь, но Сайори заметила. Она ведь пришла раньше со школы лишь для того чтобы лежать на кровати, глядя в потолок.       Внутри жгло и ныло. Впервые она была совсем одна. Впервые была совсем не нужна.       Не удержалась, рассказала ему, и он выслушал, и постарался быть рядом… Но она хорошо знала, что на самом деле, рядом его уже нет. Он наконец-то нашел себе друзей. Он стал счастливым, он больше в ней не нуждался…       А она нуждалась. До смерти нуждалась. В нем, в возможности помогать, иметь человека, которому будет нужна она. Но теперь ему нет надобности в Сайори.       Разбитая, сломанная. Она больше ничем не сможет пригодиться другу. Теперь ее присутствие только вредило ему.       Сердце разрывалось от понимания того, насколько многое она испортила, одним лишь своим присутствием. Если бы не она, Юри точно бы его поцеловала. Испортила пареньку такой шанс. И ведь могла остановиться, могла уйти или хотя бы стоять дальше, чтобы девушка ее не увидела. Могла! Знает ведь что могла… Но не сделала.       Сквозь сердце словно прошло копье. Девушка судорожно вздрогнула, задыхаясь, и вцепилась рукой в простыню.       Она сделала вещь гораздо хуже — заставила его волноваться о ней. Не выдержала, пришла, доставила ему боль, которую клялась унести с собой! Она больше не могла быть ему полезной… или могла?       Оставалась еще одна вещь, которую Сайори могла сделать — оставить его. Исчезнуть. Так она больше не сможет ему помешать, не сможет заставить думать о ней, забрать себе время, которое предназначалось другой.       Боль поутихла. Ее ослабляло тоненькое пламя свечи. Надежда, смысл. Их призрак звал закончить ее последнюю миссию.       Ватными руками, девушка затянула узел. Он долго ей не давался. Казалось даже, что прошла вечность, но это не впервые. Осознание времени сводилось к последним минутам. Они растягивались до невозможного, настолько невыносима была эта боль. Поэтому сейчас становилось даже легче — у нее снова было к чему идти, пускай и сама мысль об этом холодила сердце острым пронизывающим льдом. Его осколки вопили «Остановись!», но Сайори почти не слышала. Вопиющие крики льда практически растворялись на фоне прожигающей боли. Они слышались так отдаленно, словно через плотный туман, что порою казалось — их вовсе и нет.       Девушка забралась на стул и попыталась достать веревку. Просчиталась, петля была слишком высоко. Держась за веревку, Сайори наклонила стул, поставив его на задние ножки, и забралась повыше. Балансируя на шатающейся мебели, девушка просунула шею в петлю.       Равновесие удавалось держать с трудом. Страх в сердце все больше перебивал боль. Но стоило в мыслях лишь чуть-чуть отступить от задуманного, как жжение накатывало с новой силой, напоминая о ее единственной возможности, пригодится другу, а значит и вновь обрести смысл. И все же в кровавом противостоянии страха и боли мелькала такая тусклая, но все еще живая искорка надежды. Она беззвучно выводила дрожащими от слез губами:       «Умоляю…»       «Кто-нибудь…»       Комнату пронзил тихий крик:        — Помогите!       Стул отвратительно скрипнул по полу и с грохотом отскочил. Крик девушки был пронзительным, но пронзал он лишь пустоту. Никто его не услышал, и никто не пришел, хотя шанс еще был. Ведь веревка задушила не сразу. Она заставила задыхаться и мучиться, раздирая пальцы в кровь. Всем хочется жить, и ей тоже хотелось, До конца, который еще не настал. Сайори и все еще ведь висит задыхаясь. Ее время безумно быстро течет. И кто знает, может все же успеют Спасти ее, кто бы это ни был. В тишину ли последнее слово улетело? Не знаю, Но петли у уха мне тихо шепчут:       — Прости, дорогая — никто не придет.