Подойди, маленькая леди, И подари нам улыбку. «У меня нет причины По которой мне улыбаться. У меня нет, ради чего улыбаться, У меня нет, ради чего лгать. Всё, что я поняла — Я не должна тебе даже чёртового «Хэй»!
Юма вошёл в комнату, впервые так сильно беспокоясь о том, что скажет ему девушка. Жертва. Он кивнул Кире, которая одарила его ободряющей улыбкой, и, когда услышал тихий хлопок двери, подошёл ближе к кровати. Лука даже на него не смотрела. Он чувствовал, как сильно она ему не рада, и надеялся, что она хотя бы выслушает. — Я… — Уходи. Юма опустил голову, сам ненавидя то, что ведёт себя, как какой-то неудачник из подросткового ситкома, которого отшила очередная школьная королева. — Это тебе, — Муками вытащил из-за спины букет оранжевых роз. — Уходи. — Дай хотя бы сказать нормально! — Юма повысил голос. Лука повернулась. — Я очень тебя прошу — уйди. Уйди, даже если тебе нужно мне что-то доказать, уйди! Уйди, потому что сейчас я не хочу тебя видеть! — она кричала на него, как простая истеричка. А ему даже нравилось, что она орёт на него, хотя бы потому, что она на него смотрит. — Дай я объясню. — Уходи! — Только когда ты мне ответишь! — он стоял, как дурак, с этим несчастным букетом, смотрел на неё, как будто не зная, что она хочет кинуть в него чем-нибудь, и надеялся, что в этом истеричном крике, на который она так быстро сорвалась, у неё вырвется то, что он так хочет услышать. Повисло молчание. Юма смотрел, как в её глазах собираются слёзы, и очень хотел уйти, лишь бы не видеть их, хотя уже давно надеялся узнать, как вблизи, во всех деталях, потрясающе было бы украшено слезами её личико. Не в темноте, полумраке луны, или секундно издали. Он не хотел видеть, но одновременно так жаждал изучить. — Ответить? — на тяжёлом выдохе, надломленно переспросила она. — Ты хочешь, чтобы я тебе ответила?.. — Юма продолжал смотреть на неё, и с каждой секундой внутри него всё сильнее что-то леденело, рискуя вот-вот заклинить и сломаться. — А ты сам, тварь, решил, на что ты хочешь получить ответ?! Она кричала. Долго кричала на него, повторяя одно и тоже «Ты решил?! Ты сам-то решил?!». Она бросала в него подушки и плакала. А Юма не знал, почему. Не знал, почему ей было так важно, чтобы он решил, не понимал, почему ему так больно, почти до собственных скупых слёз, на это смотреть. Муками положил букет на тумбочку, тихо сказал Луке, чтобы та налила в вазу воды, и ушёл, оставив её одну. Закрыв дверь, он облокотился на неё спиной и стоял так, слушая, как Ороку скулит и подвывает в комнате, периодически срываясь на невнятные крики. Юма стоял под дверью, пока Лука не затихла, и единственным, что было слышно из комнаты на протяжении долгого времени, не стало тихое всхлипывание. Он не знал, что ему делать, не знал, куда деться, и не знал, как долго сидел под дверью. Его душили её слёзы, душила её истерика. Как будто весь его мир сошёлся на её чувствах. Юма встал, еще несколько минут постоял, прислушиваясь к тишине из их комнаты, и пошёл в крыло Коу. Но на этот раз ему нужен был не брат.***
— Ну что, как у нас успехи? — с улыбкой спросил Коу. — Судя по твоему лицу, не особо, ну да ладно. Юма запрокинул голову, пару раз глубоко вдохнул, успокаивая кислое скребущее чувство, и спокойно, насколько мог, спросил: — Где Кира? — Чего? Ты же не хотел меняться? — Коу демонстративно поднял брови. — Но если ты, конечно, очень хочешь… — хитро протянул он. — Нет, не хочу, — Юма чувствовал, что если ещё сильнее сожмёт кулаки — пробьёт пальцами собственные руки. Ему было мерзко даже думать, что кто-то прикоснётся к ней. — Ладно-ладно, не злись, — Коу снова улыбнулся. — Она на балконе. Кстати, если что, могу на сегодня её одолжить. Юма захлопнул балконную дверь и сквозь зубы прошипел: «Какая же ты сука…»***
Кира сидела на стульчике, который Юма сделал полтора года назад, и очень настороженно смотрела на заметно поредевшую клумбу оранжевых роз. — Это её любимые цветы. — Только это не особо помогло, — Юма сел рядом и, запрокинув голову, закрыл лицо руками. — Я такой, мать его, идиот. — Рассказывай. Сильно кричала? — Кагимото бросила на него быстрый взгляд и снова уставилась на розы. — Очень. Кидалась всем, что попалось под руку, плакала сильно, — Муками вздохнул. — Это правда я её настолько задел, или она в целом сдаёт? — Юма надеялся, что второе; что когда всё утрясётся в голове Луки, они помирятся, он сможет как-то объяснить, искупить. — Без понятия. В первые пару дней она успокаивала меня, а не наоборот, так что я даже не знаю, насколько сильно она переживала, — Кира вздохнула и развернулась к Юме. — Как вас обоих угораздило всего за неделю чем-то друг к другу загореться и вылить всё вот в это? Её я хоть долго знаю, у неё любая история с чувствами превращается в голливудскую драму, потому что чувства у неё всегда к каким-то форменным говнюкам, но как ты додумался до того, чтобы вот так прыгать от «я люблю её» до «я люблю её, но скажу, что ненавижу» и обратно к «я люблю», у меня в голове никак не уложится. — Я не знаю, ляпнул сначала, потому что она была так близко, такая красивая, и такая хрупкая, что просто никаких других слов ей сказать было нельзя; потом Коу сказал, что я как идиот поступил, и мне самому показалось, что я перед ней себя опустил на уровень ниже. А потом я не знаю, что было, я просто… Твою мать, да я не знаю, просто не знаю. Юма злился на себя, очень. И на ситуацию злился, и на то, что ничего не лезет в голову, что ничего не получается придумать, чтобы объяснить; и на то, что не может опустить свою гордость, чтобы пойти к ней сейчас и хотя бы сказать «прости». — Ладно, я с этим всем разберусь, всё разгребу, но завтра мне что делать? — Муками облокотился на перила и стоял так, заламывая пальцы рук. — Мы должны будем отыграть счастливую пару, а она в слёзы и крик бросилась, как только меня увидела. — Юма вздохнул. — Да и я сам не потяну делать вид, что всё хорошо. Кагимото помолчала пару секунд и, снова кинув взгляд на клумбу, сказала: — Она справится. И ты справишься. В конце концов, знаешь, наверное, тебя стоит поздравить. — Что? — Юма нахмурился. — Ты, наверное, первый парень, который видел её слёзы вживую. — Классно, я тот самый мудак, который её максимально довёл, — Юма грустно усмехнулся и хрустнул пальцами. — Я не об этом, — Кира закатила глаза и немного улыбнулась. — Ты первый парень, перед которым она не постеснялась заплакать. — Всё ещё не звучит, как повод для радости, но спасибо, наверное… Они ещё пару минут помолчали, и Юма ушёл, недовольно отмахнувшись от всё ещё сидевшего в комнате Коу. Было очень много дел на завтра.***
— Где она? — Боже, Руки, кошечка всего лишь её подруга, а не мать, — вступился Коу, когда старший Муками в очередной раз пытался узнать у его невесты, где Лука. — Я сейчас схожу за ней, только, пожалуйста, не кипятись. Кира поднялась на второй этаж и остановилась на последней ступеньке. Ей не хотелось знать, кто к ним едет, не хотелось видеть гостей Карлхайнца и уж точно не хотелось видеть Луку в том состоянии, в котором она сейчас. Утро в этом чёртовом особняке не заладилось. Первые пару часов после завтрака Кагимото провела с подругой, и, как бы та не пыталась выглядеть раскрепощённой, то, насколько Ороку больно, Кира чувствовала неизменно. Но стоило ей лишь коснуться того, как прошёл, по её версии, вчерашний разговор с Юмой, Лука побледнела и кинулась в слёзы, а когда успокоилась, сразу перевела тему обратно на приезд новых невест и то, как Кагимото переживает нахождение здесь. Даже то, что разговаривали они, первый раз за всё время в особняке, самозабвенно и долго, не могло сгладить углов: сама себе помогать ни одна из них не умела, а когда форменное говно навалилось на обеих одновременно — друг другу помочь в полной мере они не могли. Хотя бы потому, что каждой было тяжело смотреть на то, как страдает другая. Услышав недовольный голос Руки, Кира опомнилась и быстрым шагом направилась к комнате Луки. — Солнце, нам пора, все тебя ждут, — Кагимото говорила тихо и очень мягко. — Пойдём. Лука стояла перед зеркалом. И Кира знала, как ей некомфортно в этом платье с короткими рукавами, которое открывало шрамы, и как ей страшно идти туда. — Ты же тоже боишься? — Лука опустила голову, но не повернулась. — Пожалуйста, скажи, что это не я настолько слабая. — Ты сама знаешь, — Кира подошла к ней и развернула к себе лицом. — Даже если бы мне не было страшно, я бы побыла слабой вместе с тобой. — Кагимото била мелкая дрожь, слегка стучали от страха зубы. — Прости, я расклеиваюсь именно тогда, когда нужно помочь тебе… — Мы обе расклеиваемся. Кто угодно расклеивался бы на нашем месте, — Кагимото старалась быть спокойной. Старалась продолжать быть тем голосом разума, той холодной расчётливостью, которыми всегда была для импульсивной Луки. — Но сейчас мы обе должны собрать яйца в кулак и отыграть этот спектакль так, будто каждой клеточкой влюблены в это место, перспективу свадьбы, и в этих людей… почти… Неважно. — Да… — Лука всхлипнула и утёрла маленькую слезинку, пока та не испортила ей макияж. — Мы справимся. — Мы справимся.***
Подруги спустились вниз, и Руки, не тратясь на прелюдии, чётко объяснил вновь, что сегодня всех ждёт.