Семейство Фролло

Давай наставления только тому, кто ищет знаний, обнаружив свое невежество. Советы мы принимаем каплями, зато раздаём ведрами. Благородный человек предъявляет требования к себе, низкий человек предъявляет требования к другим.

Сказано — сделано. Со следующего дня Флорика пришла пораньше со всем необходимым и с радостью окунулась в счастье материнства, которое, к сожалению, должно было продлиться год или полтора. А ей этого очень не хотелось! Мне, конечно, ее было очень жалко, что такая судьба ее ждет, но ничего не могла сделать. Если бы мы позволили Флорике забрать ее ребенка, то судья начал бы о чем-то догадываться. И докопался бы. Сколько людей бы тогда пострадало! Но время от времени приходил сам Фролло, проверяя качество работы кормилицы. Такими моментами было не грех воспользоваться. После кормления я передавала Квази в руки судьи, чтобы оба привыкли друг другу. Мне казалось, что Клоду это будет полезно. А вот он был категорически против. Ни в какую не желал брать на руки горбатого младенца. Да и мать тоже волновалась. Но все же держал на одной руке. Я сначала думала, что он просто не умеет, забыла, что он уже доказывал обратное. А он просто не хотел. Видите ли, не судейское дело за ребенком смотреть! А вот не надо было толкать женщину, пусть даже нечаянно, Фролло! Хоть и девушка осталась жива, но ведь могла умереть, если бы не я. Самое интересное было то, что Квази почти сразу принял нового отца. Это было заметно еще в их первой встрече. Так и потом: в руках Фролло мальчик лежал не менее спокойно, чем материнских. Было очень забавно смотреть, как он шевелил ручками и пытался схватить судью за нос. Даже улыбался «папе». Правда, «папа» нисколько не умилился. И меня это немного коробило. Но вот каникулы закончились и снова началось обучение. Только в этот раз все было намного серьезней, чем до отдыха. Все потому, что профессора хотели, чтобы их студенты отличились на экзаменах. На фоне других университетов. Оттого они больше «зверели». Еще внимательнее стали смотреть, чтобы дисциплина не нарушалась и выходили из себя, если кто-то шевельнулся или произнес хотя бы одно слово. Так что я старалась сидеть тише воды и ниже травы, дабы никого не раздражать. В целом, все было не так страшно. В латыни мой запас слов увеличился и не только. По многим предметам стало легче. А Фролло еще считал, что мне здесь не место. Пришла весна. Оставалась неделя до сдачи первого экзамена. А предметов в университете немало. В те времена постулаты о творении предполагали выделение природы творящей (natura naturans) и природы сотворенной (natura naturata). Средневековье знало семь свободных искусств — триумвиум: грамматика, диалектика, риторика; квадриум: арифметика, геометрия, астрономия, музыка. Каждый ученый был обязан владеть всеми этими науками — искусствами. Так что тяжелая нам, студентам, тяжелая выпала доля. Учиться и готовиться, чтобы выдержать столь важное испытание в жизни, влияющее на нашу судьбу. А я хотела еще юриспруденцию изучать. Церковное право и законы Юстиниана. Некоторым студентам даже латынь была твердым орехом. Представьте себе: Тысячи школьников были обязаны учить латынь в мое время. Многие не выдерживали и убегали от зубрёжки и побоев. Но для тех, кто всё-таки выдерживал, латынь становилась привычным и понятным языком, и поэтому лекция на латинском языке была понятна слушателям из разных стран. Так что мне оставалось немного поднапрячься, чтобы стать одной из вторых. А лекция проходила так. На профессорской кафедре, которую поддерживал треугольный пюпитр, лежала огромная книга. Слово «лекция» означает «чтение». Действительно, средневековый профессор читал книгу, иногда прерывая чтение пояснениями. Содержание этой книги студентам приходилось воспринимать на слух, усваивать на память. Дело в том, что книги в те времена были рукописные и стоили очень дорого. И не каждому было по карману купить её. У меня тоже были проблемы. Но немного смекалки, и всегда найдется выход. Некоторые книги взяла из библиотеки Нотр-Дама, а одну даже сам Фролло одолжил на время. В благодарность за помощь, из-за которой ему не пришлось самому менять грязные пеленки, кормить и укладывать спать «сына». Вообще его взгляд немножко потеплел в мою сторону. Он даже был готов утерпеть мое обучение, тем более на меня никто не жаловался. А мой мужской псевдоним он знал. Уже лучше. Парижский университет, в который я попала, был один из самых известных в мире. Вот почему требовали от нас лучших результатов. Еще одна причина. Ведь туда стекались студенты и преподаватели всех сословий. Университетское общество с самого начала не знало кастовых различий, скорее, оно образовывало новую касту гетерогенных социальных элементов. И, если в последующие эпохи университет обретает аристократические черты, средневековый изначально был «народным», в том смысле, что дети крестьян и ремесленников через систему привилегий (в виде низких цен за обучение и бесплатное жильё) становились студентами. «Благородство» их не определялось более сословным происхождением, но завесило от наработанного культурного багажа. В прошлый раз я уже рассказывала интересные факты о студенческой жизни и не только. Но теперь хочется сказать еще больше. Возможно, буду повторяться. Но в повторении нет вреда. Структура у университетах примерно одинакова. Преподаватели университетов создавали объединения по предметам — факультеты. Во главе их стояли деканы. Преподаватели и студенты избирали ректора — руководителя университета. Средневековая высшая школа имела обычно три факультета: юридический, философский (богословский) и медицинский. Но если подготовка будущего юриста или медика занимала 5-6 лет, то будущего философа-богослова — целых 15 лет. Прежде чем поступить на один из трех основных факультетов, студент должен был закончить подготовительный — артистический факультет, на котором изучались уже упомянутые «семь свободных искусств» («artist» по латыни — «искусство»). На занятиях студенты слушали и записывали лекции (по-латыни — «чтение») профессоров и магистров. Ученость преподавателя проявлялась в его умении разъяснить прочитанное, связать его с содержанием других книг, раскрыть смысл терминов и сущность научных понятий. Помимо лекций проводились диспуты — споры по заранее выдвинутым вопросам. Горячие по накалу, иногда они перерастали в рукопашные схватки между участниками. В XIV–XV в. появляются так называемые коллегии. Сначала так называли общежития студентов. Со временем в них также начали проводиться лекции и диспуты. Коллегия, которую основал Роберт де Сорбон, духовник французского короля, — Сорбонна — постепенно разрослась и дала название всему Парижскому университету. Последний был самой крупной высшей школой средневековья. Так что я получила настоящее золотое яблоко Гесперид. В средневековых университетах существовало четыре факультета: низший — артистический, или «свободных искусств», дававший право учиться далее, и три высших — медицинский, юридический и богословский. Главной задачей факультета был контроль за качеством преподавания. На артистическом факультете обучение длилось от 5 до 7 лет; студент становился сначала бакалавром, а затем — магистром искусств. Согласно статутам эту степень не мог получить человек моложе 21 года. Магистр получал право преподавания, но он мог и продолжить обучение на одном из высших факультетов. Высшей степенью, присуждаемой факультетами, была степень доктора, или магистра, т.е. профессора (учителя, преподавателя), получавшего эту степень при условии выполнения тех требований, которые предполагает выдача лицензии. Название " магистр " постепенно закрепилось за профессорами артистического факультета, а название «доктор» — за профессорами трех высших факультетов. В силу вариативности национальных традиций " магистрами " могли именоваться и те, кто получил высшую ученую степень на старшем факультете. Так что предстоял долгий учебный путь. Я сомневалась, смогу ли пройти, не свернув. Ведь по сути десять лет я буду познавать науку. Боялась, что Серафима, этого не выдержит. Но надеялась, что повзровлев, поймет. Образовательный процесс был многоступенчатым; прохождение каждой ступени заканчивалось получением определенного звания, которое фиксировало в соответствии со строгим стандартом определенный уровень квалификации. Со временем в практике средневекового университета появились дополнительные степени — бакалавра и лиценциата. Степень бакалавра, являвшегося фактически подмастерьем ученого цеха, открывала доступ к получению прочих степеней. Для ее получения необходимо было выдержать соответствующий экзамен. Продолжающие обучение бакалавры имели право на преподавание, выполняя обязанности преподавателей низшего ранга. Например, на теологическом факультете они начинали свою преподавательскую деятельность с должности бакалавра-репетитора («cursor»), затем последовательно переходили к следующим степеням: «biblicus» (комментатор Библии); «сентенциарий» (преподаватель по «Сентенциям» Петра Ломбардского). Высшей степенью бакалавра была степень «baccalariusformatus» (сложившийся преподаватель, практиковавшийся в диспутах и проповедях, готовый к получению степени лиценциата). Процедура присуждения степени бакалавра, доктора или магистра отличалась театрализованностью, ее детали определялись университетским статутом. Кандидату в бакалавры предлагался сюжет для толкования авторитетного текста. Отвечать по заранее сделанным записям запрещалось. В случае правильных ответов студенту подавалась одежда бакалавра, надев которую, он занимал место среди бакалавров. После этого он снова демонстрировал свои знания, приносил присягу на верность факультету. Его наставник произносил речь в честь соискателя, давая оценку его личным качествам. Для получения более высоких степеней кандидату приходилось вести многочасовые диспуты, читать проповеди и пробные лекции. Ввод лиценциата в коллегию профессоров сопровождался известным ритуалом. Он должен был получить докторскую шляпу как символ учительского достоинства. В процедуре, обставленной с большой торжественностью, главную роль играл диспут, проходивший не один день. Диспуты были не просто формой квалификационных испытаний: они составляли суть схоластической науки, подчиняющейся законам интеллекта (ratio). Они предварялись комментированием какого-либо авторитетного текста. Большое значение имело умение выделить основную проблему и разбить ее на вопросы, с тем, чтобы далее вести полемику, результатом которой было произведение собственной мысли испытуемого («determinatio»). В диспуте принимали участие бакалавры. Окончательное же решение спорного вопроса принадлежало новому доктору. Получение докторской шляпы требовало больших расходов. Для многих, получивших лицензию, это было не по средствам. Таким образом, появляется самостоятельная степень — «лиценциат», средняя между степенью бакалавра и степенью доктора, или магистра. Западноевропейскую высшую школу — университет отличала высокая степень институализации и структурированности. В ней были выработаны достаточно надежные приемы для защиты академического сообщества от коррупции. Все это я узнала по мере обучения. Ну и Фролло немного объяснил. А Борис вам охотно расскажет чему учились студенты поподробней. Узнаете, как я занималась. Вся университетская система требовала строжайшего внешнего порядка, совершенно противоположного современной академической свободе. Не только учебный год, но и день был точнейшим образом разграничен. Ранним утром (летом обыкновенно не позже 5 часов) начинались обязательные лекции (ordinariae), которые оканчивались около 8 — 9 ч. утра. После обеда или вечером происходили необязательные чтения (extraordinariae). В начале учебного года преподаватели артистического факультета распределяли между собою книги, подлежащие прочтению, причем сначала не было разделения труда, а каждому «артисту» приходилось постепенно перебрать все книги, откуда являлась полная невозможность углубиться в специальность. Особенно неудобна эта система была на старших, специальных факультетах, где число доцентов было ничтожно; у медиков, например, один читал всю теоретическую, другой — всю практическую медицину. Даже книги во многих университетах разделялись особой комиссией, под председательством ректора, на отделы (puncta), для прочтения которых были установлены точные сроки (puncta taxata). Малейшее отступление от намеченного порядка влекло за собою крупные штрафы. Университетское начальство прибегало даже к шпионству за профессорами, для чего привлекались студенты и педеля. Например, на Никомахову этику в Париже было положено 12 недель, на афоризмы Гиппократа — 50 лекций, на книгу о горячках — 38 лекций. Во время чтения лекций доцент занимал место на кафедре; схолары старших 3 факультетов сидели на скамьях, «артистам» же предписывалось располагаться на полу, на соломенной подстилке, «дабы внушить им смирение». Улица в Париже, на которой были расположены аудитории артистов, в 14 в. получила прозвище Rue de Fouarre (Vicus straminis, Соломенная улица). В 1366 г. папа Урбан VI предписал такой же «порядок» и для оксфордских артистов. Доцентам запрещалось диктовать свои лекции; тем не менее, этот способ преподавания в некоторых университетах настолько укоренился, что некоторые благородные схолары стали посылать своих слуг для записывания лекций. Регламентация студенческой жизни вытекала из правил организации корпорационной системы: все должно было быть расписанным, отступление от правил казалось нарушением привычных норм жизни. Со временем в каждом средневековом университете появились факультеты: юридический, медицинский, богословский. Но обучение начиналось с «подготовительного» факультета, где преподавали так называемые «семь свободных искусств». И так как по-латыни искусство — «артес», то и факультет назывался артистическим. Студенты — «артисты» изучали сначала грамматику, потом риторику, диалектику (под которой подразумевалась логика); лишь после этого они переходили к арифметике, геометрии музыке и астрономии. «Артисты» были молодыми людьми, и по университетскому уставу их можно было пороть, как и школьников, тогда как более старшие студенты не подвергались таким наказаниям. Эти факты отражены, например, в поэзии вагантов. Но вы уже это знаете. Просто повторяюсь. Средневековую науку называли схоластической (дословно — школьной). Суть этой науки и её основной порок выражала старинная пословица: «Философия — служанка богословия». И не только философия, но и все тогдашние науки должны были каждым своим выводом укреплять истины религии. Схоластический метод не ставил под сомнение веру, но применявшиеся в схоластике методы сделали настоящий переворот в ментальных установках, они помогли принять возможность существования разных мнений, отучивали пугаться новаций, применяли наблюдение и эксперимент, способствовали развитию внутренней духовной жизни. Аудитория средневекового университета напоминала аудиторию университета наших дней: точно также, ступенчатыми рядами, расположены скамьи, внизу стоит массивная дубовая кафедра, за которой стоит читающий лекцию профессор. Студенты слушали и писали грифелем на навощенных дощечках. Возраст студентов был самым разнообразным. Можно было увидеть людей разной национальности: испанцев, немцев, французов, англичан. Для всех европейских (в особенности западноевропейских) стран языком науки, как и богослужения, была латынь. Слово «лекция» означало «чтение». Средневековый профессор читал книгу, иногда прерывая чтение пояснениями. Содержание этой книги студентам приходилось воспринимать на слух, усваивать на память, переписывать. Учёность преподавателя проявлялась в его умение разъяснить прочитанное, связать его с содержанием других книг, раскрыть смысл терминов и научных понятий. В учебной жизни средневекового университета большое место занимали диспуты. На так называемых магистерских диспутах обучавший студентов магистр умело втягивал их в спор. Предлагая подтвердить или оспорить выдвинутые им тезисы, он заставлял студентов мысленно сверять эти тезисы с мнениями «отцов церкви», с постановлениями церковных соборов и папскими посланиями. Во время диспута каждому тезису противопоставлялся контртезис противника. Тактика наступления заключается в том, чтобы вереницей взаимосвязных вопросов подвести противника к такому вынужденному признанию, которое либо противоречило его собственным утверждением, либо расходилось с незыблемыми церковными истинами, что было равносильно обвинению в ереси. Горячие по накалу, иногда диспуты перерастали в рукопашные схватки между участниками. Учебный курс в университете был рассчитан на долгий срок. Однако в те дни в университет приходили более молодые студенты, чем сегодня.Так в 13 веке в Париже студенты сначала шесть лет учились на факультете искусств. В этот период студент мог стать «бакалавром» и помогать на второстепенных ролях в обучении других. Но он не мог начать учительствовать, пока ему не исполнится двадцать лет. Курс теологии преподавался сперва в течение восьми лет, однако имел тенденцию удлиняться. После завершения курса на факультете искусств и нескольких лет преподавания студент посвящал четыре года изучению Библии и два — изучению «Сентенций» Петра Ломбардского. После этого он мог стать бакалавром и в течении двух лет читать лекции по Библии, а в течении одного года — по «Сентенциям». Степень магистра или доктора он получал ещё через четыре — пять лет. Некоторые студенты, конечно, выдерживали столь долгую учёбу в надежде на продвижение по церковной лестнице. Однако сам учебный курс был явно ориентирован на преподавание, на выпуск учителей или профессоров. И поскольку обучение «искусства» подготавливало к изучению более высоких наук и теологии, которая считалась царицей всех наук, то получение степени магистра или доктора теологии, дающее право на преподавание, естественно, рассматривалось как вершина академической карьеры. Отсюда легко понять, почему самые выдающиеся мыслители средневековья были теологами. Но это еще не все. Образование первых университетов Европы, начиная с XII века, было вызвано упрочением тенденций развития феодального общества. Если в раннее средневековье в образованных людях общество не особенно нуждалось, и вообще само общество формировалось на основе остатков античной цивилизации и традициях варварских королевств, то в период развитого средневековья, в связи с ростом городов, усложнением общественных связей, люди почувствовали необходимость знаний, интеллектуальных умений. Церковные и монастырские школы не могли удовлетворить потребности светского общества, мирян, обществу понадобился новый вид школ — городские школы и университеты. Алгоритм развития средневековых образовательных потребностей можно определить так: от элементарных начатков знаний, через изучение традиционных античных наук, к овладению востребованных наук в средневековом обществе и, по желанию, поиск и изучение научных и духовных истин, различные рабочие места, где требовались из знания и умения. Права университету изначально давали патроны: короли, герцоги, епископы, городская администрация, словом, власти тех земель, на которых организовывался университет. Но выиграл в этой череде — сам Папа Римский. Знания были связаны с понятием о божьем слове, прежде знания сосредоточивались при церквях и монастырях, поэтому церковь постаралась поставить внутреннюю жизнь университета под свой контроль. Это касалось и наук (теология прежде всего), и бенефиций, и даже внешности и правил жизни на учебе и в быту. Но пестрая студенческая среда внесло свои коррективы, в дела университетов вмешивались короли и их администрация, и мало помалу университеты добились разнообразных привилегий, превратившись в особую корпорацию со своими законами, правилами. Регламентация университетской жизни соответствовала цеховым правилам средневековья. Но интеллектуальную жизнь невозможно было загнать в рамки цеховых ограничений. Так сложилась пестрая среда и нравы университетов. Здесь имели вес и преподаватели из нищенствующих монашеских орденов, и прославленные профессора. Студентами становились лица самых разных сословий, в том числе бродячие школяры. Университетская корпорация состояла из множеств федераций: факультетов, наций, колледжей, общежитий, пансионов, торговцев и т.д. Заправлял жизнью университета выборное лицо — ректор. Университет вмешивался в интеллектуальные и политические коллизии и конфликты эпохи. Университеты стали значимой частью городской жизни и интеллектуальной жизни Европы. Так развивался средневековый университет: от городских школ к цеховой организации, выросшей в мощную корпорацию, а затем в государство в государстве. Направленность университетского образования была выше чем потребность в элементарном счете, чтении, письме. Средневековое общество испытывало потребность в более глубоком изучении права, богословия, медицины. Первой ступенькой к постижению данных наук оставалось изучение семи свободных искусств, традиции которых были заложены еще в античности: изучались грамматика, потом риторика, диалектика (под которой подразумевалась логика); лишь после этого — арифметика, геометрия, музыка и астрономия. Дипломированные специалисты в большинстве своем становились преподавателями-профессионалами, многие другие занимали в обществе различные рабочие места, где требовались из знания и умения. Рассматривая студентов, следует отделять студенческую элиту, которая уже преподавала, основную массу студентов, и недоучившихся студентов. Дипломированную элиту университетов и практикующих специалистов волновали многие интеллектуальные вопросы. Для получения диплома требовалось учиться много лет, перечитать много книг, овладеть искусством красноречия, а юристам и медикам еще и практическими знаниями. Неудивительно потому, что из университетской среды выходили папы, кардиналы, знаменитые поэты и писатели, ловкие администраторы, специалисты-правоведы, известные хирурги, ученые и алхимики-чернокнижники. Эта же среда дала базовую основу знаний гуманистам. В целом, значимыми для интеллектуалов того времени были вопросы совместимости постижения божественного знания с необходимостью брать деньги за свой труд, вопросы поиска истинного благородства (по крови или по знаниям), вопросы реформирования науки (от схоластики), поиск тайных, необщепринятых, знаний, вопросы о совместимости знаний и искусства. Но основную массу студенчества и также преподавателей волновали поиски заработка. Эта масса вливалась непосредственно в жизнь городов и сел (организация школ) и внесла свой вклад в становлении профессии практикующих медиков, нотариусов, секретарей, прокуроров, учителей школ. Возле университетской среды кормились писцы, книгопродавцы и прочие поставщики необходимых рабочих принадлежностей для письма и наук, городской житель мог выбирать в различных жизненных ситуациях между действием на свой страх и риск (в правовых казусах, в лечении, и даже в составлении прошений) и опытом специалиста. Такого рода корпоративных формаций и свободных ассоциаций учеников и наставников с их привилегиями, установленными программами, дипломами, званиями и знаниями, как университеты и их обитатели — не видала античность ни на западе, ни на востоке. -Борис. Откуда ты столько знаешь? Как в твоей голове столько всего поменщается? -Я знаю все. -Ишь ты какой. Ну ладно. Я продолжу. -Погоди. Я еще кое-что не объяснил. Катерина не ошиблась. Фролло разозлился именно из-за побега. Он собирался выпустить ее на утро, но она сама сбежала. Умная девчонка. А еще троица цыган не давала покоя. Но Клод решил, что пока они гниют в темнице. Все равно страдают. Цыгане не в состоянии долго жить взаперти. К тому же, судья велел не давать им еды. Только воды. Чтобы ослабить физически и морально сломить их дух. Но несмотря на злость, Фролло был доволен тем, что крестьянка выполнила обещание и очень безукоризненно выполнила. Девушка была порядочной кормилицей и действительно опытной. Правда, немного странной и скрывала свое лицо. Но это было не столь важно. Ответственно подходит к своей работе и то хлеб. А что касается Катерины, то он, не хотя признавать, был действительно немного благодарен. Оказывается, она не только умеет фокусы показывать и притворяться, используя актерское мастерство. Она еще и дипломатична. Неплохо для крестьянки. Пожалуй, стоит к ней приглядеться. Может быть, она принесет ему еще пользы. Может... Хотя нет, этого он требовать с нее пока не будет. Потом. Если понадобится. А так... -Спасибо, Борис. Если позволишь, я продолжу. Экзамены шли неплохо. По крайней мере, я выдерживала. Не высочайшие результаты, но этого было достаточно, чтобы меня не исключить. В общем, все шло хорошо, пока не случилось происшествие, которое чуть было все не испортило. А было так. Я собиралась проходить очередную проверку своих знаний, как мне судьба приготовила встречу. Кстати, кому интересно, я готовилась по риторике. И она мне была интересна даже больше, чем грамматика. Так вот. Я с книгами иду повторить материал домой. Причем взяла еще две дополнительные книжицы из библиотеки. -К экзаменам готовишься? А я думал, крестьянке столь тяжкий труд не под силам.-услышала знакомый насмешливый голос судьи. На лице лисья ухмылка. -А я от цели не отступлюсь. И никуда вы от меня не денетесь. Я же служить вам пойду.-ответила я немного в дерзкой форме. -На кой черт нужна ты мне?!-закричал Фролло. -Не пугайте. Не видите, что учебники в руках. К риторике готовлюсь. -Готовься. Готовься.-физиономия Клода приобрела несколько звероватое выражение лица и необычайно строгий взгляд. Мне стало холодно, несмотря на то, что на улице невыносимая жара, и даже страшновато, отчего я вздрогнула. Ухмылка снова появилась.-Я лично буду следить за сдачей экзамена. Судья резко развернулся, обдав меня ароматом диковинных специй и уехал, сев на коня. Одну из них я угадала. Это гвоздика. Читала. И сделала вывод, что неплохой у него вкус в запахах. Очень приятный. Мне понравилось. А потом продолжила свой путь. Ведь испытание не за горами. Через пять дней. Переступив порог дома, я пообедав вместе с семьей, засела за столом, при этом сжав виски руками. Хочу как следует собраться. Вроде начало получаться. Если бы не одно но. -Сестренка, давай поиграем!-доносилось до моих ушей. -Сима, не видишь, мне готовиться надо. -Потом. -Нет не потом!-рассердилась я.-Отстань! Сестричка вспыхнула. На глазах ее показались слезы. Мелкие, но заметные. - Это что еще такое? - возмутилась я, а затем продолжила на более спокойных тонах. - Разве ты не понимаешь, что на кону моя судьба. Либо я буду дальше учиться, дабы получить диплом и хорошую работу, либо меня отчислят и нам придется зарабатывать деньги, также как и раньше. Ты что этого хочешь? - Да! - крикнула сестричка. - Ясно. Но ты подумай сама. Что лучше: каждый день выполнять трюки вместе со мной или же каждый день играть, в то время как старшая сестра с остальными членами нашей семьи будет работать? - Мне хочется, чтоб было как раньше! - заявила Серафима и убежала к себе. Я удивилась. Видимо, мои аргументы были неправильны. Потом решила для себя, придет время, она сама поймет, как сильно ошибалась. И снова углубилась в чтение.