Семейство Фролло

Давай наставления только тому, кто ищет знаний, обнаружив свое невежество. Советы мы принимаем каплями, зато раздаём ведрами. Благородный человек предъявляет требования к себе, низкий человек предъявляет требования к другим.

Настал день экзамена по риторике. Все вокруг нервничали и лихорадочно повторяли все, что успели выучить или еще не выучили. Мне повезло. Мне надо было только повторить. Вот, что значит вовремя заниматься. У меня в голове были разложены знания по правилам построения художественной речи и мировоззрению. Также я регулярно в последние дни тренировалась в ораторском искусстве и красноречии. И вроде у меня начинало что-то получаться. Но все же я боялась, вдруг на экзамене разволнуюсь, онемеет язык и я провалюсь. А потом так влетит, что мало не покажется. А мне это вообще не надо. А уж если поймут, что я не парень… Лучше вообще не думать об этом. Помимо этого были и другие проблемы. Сима здорово обиделась на меня. Но я не переживала. Сейчас злится, а потом поймет, какую услугу я ей оказала. Может даже и сама захочет куда-нибудь поступить. Не сюда, так еще куда- нибудь. Я была уверена, выучусь, будет хорошая работа и много денег. Мы сможем купить дом побольше, завести хорошее хозяйство. Наша жизнь станет намного лучше. Мы, возможно, будем уже не крестьянами, а дворянами. А Клавдий, то есть судья, обратит на меня внимание. В кои-то веки. С утра перед дверью образовалась огромная очередь. Море студентов перечитывали информацию. От сокурсников я узнала, что экзамен будет состоять из двух частей. 1) ответы на вопросы 2) участие в диспутации. В мое время риторика была одной из самых популярных наук, она входила в число «избранных наук», овладеть которыми должен был каждый человек, претендовавший на звание образованного. Средневековая риторика основывалась преимущественно на логических приемах убеждения и практиковалась в университетах в форме так называемых учебных диспутаций, которые постепенно приобретали все более и более схоластический характер. Участие в диспутациях было для студентов принудительным, а аргументировать надо было подчас совершенно абсурдные положения. Как раз именно с этим я и столкнулась во время обучения. Впрочем, времени было достаточно, чтобы понять, как заслужить одобрение профессоров. Нужно показать, что ты хоть немного согласен с учителем и уважаешь его мнение. Им это нравится. А в случае аргументации — чем абсурдней, тем лучше. Я так думала. Кстати, вам интересно, откуда я взяла много денег на экзамены? Объясняю. Я сама не знаю, почему. Каждый раз вечером перед экзаменом Цезарь приносил мне мешочек с нужной суммой. При расспросе отвечал, что мешочек лежал на крыльце. Странно. Очень странно. На воровство не похоже. Пес-то у меня честный. Чужое не стащит. Разве что еду. Но не деньги! Нет, по-моему кто-то мне помогает. Вроде бы кажется, ответ очевиден на вопрос: кто является моим таинственным помощником? Но я скажу честно, когда все это началось, даже об этом не задумывалась. Деньги есть и отлично. А кто благодетель — неважно. Хотя бы пока не сдам все экзамены. Пока я думала, дошла моя очередь. Я зашла в комнату и осмотрелась. За столом сидел наш преподаватель. Все вроде бы хорошо. Не стоит нервничать, но… Было такое чувство, как будто чего-то не хватает. Точно. Фролло! Он же сказал, что лично проследит. Но его нет. Может опаздывает? — Присаживаетесь, месье Готье. Я села. — Что ж, месье, давайте начнем. Итак… Учитель месье Ферье, так его зовут, извиняюсь за невежливость, задал мне десять вопросов. Из них них я уверенно и подробно ответила только на восемь. Один наполовину, а один вообще не смогла ответить. Наконец, когда учитель сказал: «достаточно», я собиралась перевести дух. Хоть немного. Перед началом диспутации. Вот тут-то я начал соображать. — Неплохо, месье. Я бы сказал, очень даже хорошо. Знаете, вы меня даже удивили. Первоначально вы не произвели впечатление гения. Да и сейчас… — мужчина сделал паузу. — Но за что вас можно и нужно похвалить, так за дисциплину и усидчивость. Да и знания у вас хорошие. Видно, что старались. Но к сожалению, таких студентов мало. Я бы даже зачел вам экзамен без диспутации… Только обрадовалась, как в дверь постучались, и я услышала очень знакомый голос. У меня аж сердце подпрыгнуло. — Прошу прощения за опоздания. — Ничего, ваша честь. Я как раз принимаю экзамен у месье Готье. Толковый студент, что сказать. — месье Ферье даже слегка улыбнулся, чего раньше за ним не часто водилось. — О, мне тоже это хорошо известно. В конце концов, этот юноша даже брал у меня книги. С юриспруденцией связать жизнь хочет. — судья тоже улыбнулся. Только его улыбка была не сдержанной, а такой, что будто одолжение делает. Или что-то в этом роде. — Ну надо же. — воскликнул учитель. — Не знал. Ну что ж, сударь, надеюсь вы добьетесь успехов и станете творить правосудие в Париже. — мужчина пожал мне руку. Я была польщена. — Я надеюсь, что вы не станете расслабляться, юноша. — лицо месье Ферье снова стало строгим и обычным. — И когда, дай Бог, вы станете великим, скажем: «Спасибо университету, который дал мне все знания. Спасибо профессорам. (Мне почему-то казалось, что он имел ввиду «особенно его») Спасибо Его чести Клоду Фролло за его помощь, за то, что он верил в меня. Надеюсь, вы не забудете. " — Конечно, не забуду. — улыбнулась я. Тут Фролло сказал: — Месье, зачтите Николасу экзамен. Мне крайняя нужда с ним поговорить. — Хорошо. — месье Ферье, несмотря ни на что, не собирался делать исключения даже очень талантливому студенту. Он считал это правильным и ни разу не отступился от принципа за все годы работы. Но с другой стороны, месье Фролло, которого он тоже учил, не осмелился перечить. И поставил самый высокий балл. Я была приятно удивлена. На этой приятной ноте не забыв про спасибо, мы вышли из комнаты. Буквально выйдя за порог и закрыв дверь, я обомлела. Студенты стояли у стены молча, без единого звука. Я подозревала, что всему виной судья. Один его вид внушал им благоговейный ужас и невольное уважение. Но не мне. Я-то его давно знаю. Пока мы не вышли на улицу, судья покровительственно держал руку у меня на пояснице. Потом он ее убрал. И начал разговор: — Ну-с, сударь, похоже вы умудрились произвести на всех приятное впечатление. Не ожидал. — Благодарю вас. А теперь пройдемте ко мне домой. Ни у одного из слуг не возникло вопросов, что за юноша пришел в дом к известному судье. Причина была проста. Привыкли. — Прошу вас. — мажордом пригласил нас в кабинет. Чистый и убранный к приходу. Ну что сказать, я была в восторге. В кабинете-то у него я ни разу не была. И тем более в это личных покоях. Туда мне вообще вход был запрещен. — Оставь нас, Жером. — судья жестом попросил удалиться. Наконец мы остались наедине. — Итак, Кэтти, есть что сказать? — Никак нет, ваша честь. На самом деле мне стало нехорошо. Что он имел ввиду? Он догадался, что кормилица Квазимодо — не та за кого она себя выдает? Кто-то подозревает, что я не мужчина? Что? О чем он хочет спросить? — Долго ли ты будешь обманывать университет? Гора с плеч. — Пока не закончу его. — А потом? — ехидно спросил Клавдий. — А потом работать буду. Надеюсь, у меня все получится. — с уверенностью и с улыбкой на лице сказала я. — То есть собираешься всю жизнь жить в мужской шкуре? Данный вопрос поставил меня в тупик. Действительно. До этого я об этом никогда не задумывалась. Все время жить под именем Николас Готье. Больше никакой Катерины Третьяковой. Она умрет. А Николас останется. Если это так, то Сима права, и мне лучше все закончить. Как-то вырулить что ли. Все вернуть на круги своя. Я уже собиралась так сделать. Не знаю, что на меня нашло. Но тут же отмахнулась от этой идеи, как собака от мухи. НЕТ! Никогда! Я не остановлюсь, не оступлюсь! Тем более сейчас! Уже поздно что-то менять. Чтобы Сима не будет говорить, как бы она меня не умоляла, не плакала, я буду непреклонна! Вот так! — А я не могу вести двойную жизнь? — внезапно голову посетила мысль. — А ты сможешь? — Фролло ни на секунду не избавился от издевательского тона. — Кто знает. Может смогу. Вы же тоже не знаете. В конце концов, пути Господни неисповедимы. — последнюю фразу я всегда считала «аргументом на все случаи жизни.» — Вот именно. Но… — судья сделал длинную паузу. — А вдруг… Так неосторожно… Кто-нибудь… Узнает правду о Николасе Готье… — Фролло снова остановился и впился взглядом в меня. — Расскажете? — настал мой черед ехидничать. — Расслабься. Пока что мне до тебя дела нет. Ну да ладно. Иди домой. Переоденься. Сегодня на колокольне ты мне понадобишься. Кормилица сегодня придет? — Да. Вовремя. Она к своей работе очень серьезно относится. Но почему я нужна? Опять очередной урок отцовства? — Можно и так сказать. — судья вернулся к высокомерному тону. — Ступай. — Слушаюсь. — я сделала небольшой поклон. Дома я быстро переоделась, а после к назначенному сроку пошла на колокольню. Провела обыденный ритуал: подошла к чаше с с святой водой (хотя я почему-то сомневалась в этом), макнула в нее руку и перекрестилась. Я же верующая. Пусть и православная. На встречу вышел не безызвестный архидьякон. Тот самый. — О, дочь моя. Здравствуй. Что-то давно я тебя не видел. — Да. Давно. Хотя скорее всего мы просто не пересекались. Сама ведь тоже с вами редко сталкиваюсь. — улыбнулась я. — А сейчас хочу преподать судье очередной урок заботы о детях. — Надеюсь, от этих уроков будет польза. — пожилой священник продолжил зажигать свечи. А мы вместе, как священная Троица двинулись наверх да по лестнице. Квази спал. Флорика тут же подбежала к колыбели, села рядом. Положила руку на деревянный бортик и застыла в буквальном смысле. Серьезно с такой жадностью, будто вовек не может наглядеться. «Как можно смотреть с любовью на это мерзкое чудовище» — именно такая мысль небось сидела у судьи в голове. А молодая цыганка начала тихо напевать сыночку колыбельную. Я, к сожалению, слов не разобрала. Наверное, цыганский язык. — Ну, Кэтти. Ты, насколько мне известно, отлично разбираешься в воспитании детей. Сколько времени эта женщина будет сюда ходить? — спросил судья. — Детей кормят только молоком где-то до шести месяцев. Квази сейчас примерно пять месяцев. Уже можно прикармливать другой едой. Но такой, чтобы он мог легко проглотить ее. — сказала я, опираясь на опыт с Серафимой и на рассказы мамы. Господи храни ее душу. — Дорогая, можно мне вставить слово? — Прошу, Борис. Воздух в колокольне был душным, но весь остальной Париж наслаждался прохладой. Отчего судья был не доволен. За последние несколько месяцев он выработал новый распорядок дня, по которому он должен подниматься на колокольню и посещать «сына» утром днем и вечером. Как обычно, он относился к этому без особого энтузиазма. А потому понимал, что Катерина заслуживает благодарности за помощь. Конечно, молодого судью и раздражала ее умеренная наглость, но нельзя было не отметить ее участливость, законопослушность и трудолюбие. Ее вечная готовность помочь правосудию исправно и быстро. Что ж, может он заплатит ей приличную сумму денег. Но потом. Когда все закончится. А закончится эта головная боль не завтра. И не послезавтра. Несмотря на наличие кормилицы и помощи девушки, судья все равно был вынужден учиться ухаживать за ребенком. Держать уродца у руках, кормить, менять пеленки и т.д. Ему же нужно было искупить грех. По его мнению, это была случайность. Она бежала. Он преследовал, хотел взять сверток, женщина упиралась, а он машинально оттолкнул. Вот она и ударилась. А ему отдуваться! Ах, если бы он мог отмотать время назад. Тогда бы точно взял себя в руки и попросил цыганку показать ему, что там. И вполне возможно, сейчас не было висевшего над головой дамоклова меча в виде гнева Господа. Но что случилось, то случилось. Меч висит. Еще тогда роковой ночью Фролло объял холодный страх. Ему, казалась, что сама Дева Мария смотрит на него. Статуи смотрят! Мужчина нервно сглотнул от будораживших его разум неприятных воспоминаний. А потому был впервые рад услышать: «Ваша честь, пора». — Все. Теперь моя очередь. Для начала я напомнила судье, что скоро Квази не будет так много спать, а значит визиты будут более продолжительными. Урок начался. Стоит отдать должное, Клавдий очень старался. Так он с легкостью поднимал ребенка из колыбели и ложил на стол. А малыш вертел головой, изучая окружающий мир. И знаете, что хотелось бы сказать? Есть люди, способные одними лишь жестами, одним лишь взглядом рассказать о многом. Вот как раз Флорика. Не смевшая сказать слово, чтобы не выдать себя, она выражала материнскую любовь глазами. Какими они были выразительными в тот момент! Глядя в женские черные глаза, заглядывая в их самую глубь, я… Душу прям щемило. Как это было трогательно. Кстати, говоря о приятном, Фролло подарил «сыночку» погремушку с горохом внутри. Разумеется, по моему наущению. Ребенок остался очень доволен. Бывало, мы приходили, а он тряс ее. Судью раздражало, но он старался не обращать внимания. Для этого он брал в собой книгу и немного читал. По правде сказать, чтение помогало ему отвлечься от самых неприятных ситуаций, в которых он оказывался. — Слушай, можно еще вставить слово? Пожалуйста. — Ну хорошо. Но только в последний раз на сегодня. — Ура! Хотя Фролло не сомневался в том, что мальчик может оказаться исчадием ада, он все равно не мог отрицать, что Квазимодо обладает той самой невинностью, которая напомнила ему о его младшем брате много лет назад. Несмотря на некрасивое лицо, выпирающий горб и рыжие волосы, судья ловил себя на мысли, что он очарован ребенком. По всей видимости в Квази было что-то, что заставляло сердце Фролло на мгновение наполняться радостью, прежде чем он становится обратно собой. Всякий раз, когда Квазимодо улыбался нам, показывая крошечные зубки, которые буквально недавно начали резаться, Фролло напоминал себе об обстоятельствах, которые привели его к работе в качестве приемного отца, чтобы предотвратить любую сильную привязанность, которая могла возникнуть. — Ну все. Выговорился. — Продолжаю. Детские зубы стали для нас небольшой проблемой, поскольку Флорика с легкостью справилась сама и еще показала нам, что делать. Оказывается, ромашка является отличным противовоспалительным средством. Надо запомнить. Это единственное, чем страдал Квази за свою короткую жизнь. Никакой простуды или других болезней за все месяцы не было. Разве что пару раз живот болел и все. Внезапно малыш закричал. Пришло время кормить. Флорика как обычно хотела дать грудь, но я ее остановила, потому что, как уже было сказано, можно вносить разнообразие в кормление. Я напряглась, пытаясь вспомнить, что готовила мать, когда Сима была маленькой. Я пошла к деревянному старому шкафу, где достала деревянную миску и муку. Зачерпнула немного воды из ведра, налила в посудину, тщательно перемешала, чтобы получилось пастообразное вещество. Плач Квази утих, когда Фролло САМ взял ребенка на руки. На этот раз я ему не говорила. Сам догадался. Мужчина осторожно посадил мальчика на стол. Первую ложку дала Флорика. Малыш сразу проглотил. Дальше была моя очередь. — Давай, малыш, скажи «А». — Квази поколебался и тоже с удовольствием съел. Теперь судья. Ну что сказать, совсем не трудно повторить за другими. Клавдий осторожно засунул в рот еду ребенку. — Давай, Квазимодо. Ешь. — по лицу судьи было понятно, что он испытывает отвращение к такой еде и самой процедуре. Губы судьи еще сильнее скривились от возмущения, когда еда капала с подбородка Квази на столешницу. Не дожидаясь знака, я быстро все убрала. — Чтобы ребенок охотнее ел, процесс кормления можно сделать интереснее. Самое простое — нарисовать ложкой смешную рожицу. — посоветовала я. Клавдий попробовал. Получилось кривовато. Но все равно прогресс налицо. — Или можно украсить кусочками фруктов или овощей и сделать какую-нибудь смешную картинку. Фролло кивнул, мол, «приму к сведению». Выйдя из собора, мы разошлись. Флорика к своим. Мы остались. — Ну что ж, урок на сегодня закончен. — начала говорить я, но меня прервали. — Вот вы где, ваша честь. Я вас ищу. — подбежал к нам запыхавшийся мужчина, на мой взгляд, по старше судьи. — В чем дело, Жером? — Это касается вашего человека в поместье де Тиршап. По-моему, его зовут Диаваль. — Да. А что с ним? — Я столкнулся с ним сегодня и… Он что-то нашел в поместье, что может вас заинтересовать, ваша милость. — И что же это? — скептически спросил Фролло. — Поезжайте и узнаете. — Мне можно с вами? — тут же спросила я. Мажордом поморщился. Небось не понравилось, что какая-то убогая чернь открывает рот в присутствии судьи без разрешения. Ну и ладно. Больно мне было нужно его уважение. — Нет. Лучше сосредоточься на учебе. Сдай экзамены. Пока есть возможность — последнюю фразу судья прошипел прямо на ухо. Затем сел в карету, на которой мы приехали. Две серые лошади побежали рысью, а я осталась одна на улице. Пришла домой пешком. Оставшиеся четыре экзамена я успешно сдала без происшествий.