Семейство Фролло

Все неприятности случаются в неподходящее время. Любые неприятности надо встречать с улыбкой! Оптимизм заразителен! Когда случаются неприятности, нет смысла сожалеть об этом, можно только свести ущерб к минимуму. В своих бедствиях люди склонны винить судьбу, богов и всё что угодно, но только не себя самих.

После экзаменов наступили каникулы. Чему я была очень рада. Можно расслабиться, отдохнуть. Делать, что вздумается: к примеру, купаться, скакать сколько угодно на лошади, а самое главное, не притворяться парнем! Сима не будет возмущаться, что фокусы вместе не показываем. Ну что ж, пусть радуется. Снова будем выступать. Будет новая программа. Новые трюки. Цезарь один уже придумал. Будет бегать за хвостом все быстрее и быстрее. Просто и гениально. Но все время отдыхать и проводить время в свое удовольствие не получится. Нужен по-прежнему контроль по уходу за Квазимодо. Чтобы секрет не был раскрыт, чтоб ребенок рос и развивался, а судья учился. К тому времени, когда закончилось обучение, все три пункта выполнялись исправно. Никаких сюрпризов, неожиданностей… Ну вы поняли. Не было у нас на тот момент еще такого, чтобы что-то пошло не по плану. Кстати, о помощниках. Точнее, об одном грозном коршуне. Вам интересно, почему его тогда вызвали? Борис! — Я здесь. Итак… Честно говоря, Фролло не очень хотел ехать. Перспектива вернуться в дом детства его не прельщала. Но в тоже время какая-то часть его желала узнать, что обнаружили в доме. Есть вероятность, что этот Диаваль там мог устроить ловушку. Хотя зачем ему это делать? В том-то и дело, что незачем. Но он все равно будет настороже. Мало ли что. Или вдруг было найдено нечто очень важное. Например, труп убитого человека. Обо всем этом судья думал, пока в карете ехал. И разумеется не мог не вспомнить, когда в последний раз был в поместье де Тиршап. Центр болезненных детских воспоминаний. Символ отцовского террора и страха остальных членов семьи. Клод по сей день не понимал, почему они решились тогда на переезд только после смерти отца. Ведь этот дом приносил только несчастья. Фролло даже думал, что поместье, возможно, проклято и поклялся больше не приходить туда, приказывая слугам брать взносы с жильцов, вместо того, чтобы делать самому. Через какое-то время Клод начал сдавать свою резиденцию одному человеку по имени Диаваль и его семье, получая определенный доход. Да и дом не стоял опустевшим. Наконец карета остановилась. Выйдя, судья окинул взглядом некогда великое поместье, ощущая как черный плащ развевается на ветру. Первое, что бросилось в глаза то, что нынешние жильцы заботились о доме не так тщательно, как предыдущие. Стены, которые когда-то были белыми, стали светло-желтыми, где-то появились первые мелкие трещинки. — «Отец бы увидел, в гробу бы перевернулся» — подумал судья. Через несколько секунд дверь открыл мужчина примерно одного возраста с судьей. Черные короткие волосы, легкий румянец. Позади него стоял изнеможденный старик, его отец. — Прошу входите. — сказал молодой мужчина, который и являлся Диавалем. Фролло зашел внутрь, одновременно осматривая интерьер дома. В принципе, было относительно чисто не без легкого беспорядка. Иными словами, нынешние хозяева во время уборки дома не стремились к абсолютной чистоте, лишь бы только можно было жить. Старик шел в месте с сыном, прихрамывая, опираясь на трость. Неопрятные седые волосы в комплекте с тощей бородой и одетый в белую одежду, мужчина обратился к судье. — Ваша честь, мы уже давно вас не видели. С тех как вы позволили нашей семье здесь жить. Я думал, домовладельцы регулярно наведываются с проверкой своей собственности. — При моем нынешнем положении и графике у меня не так много свободного времени, чтобы часто осматривать свои владения. — ответил судья, повернувшись к его сыну. — Теперь к делу. Зачем тебе понадобилось мое присутствие, Диаваль? Мужчина сразу перешел к делу. — Итак, как я уже говорил, я обнаружил нечто, способное вас заинтересовать. Прошу за мной. Диаваль вывел судью из гостиной и повел вверх по лестнице. Дюваль повел их к двери, которая находилась в конце длинного коридора, открыв ее, чтобы показать комнату, которая когда-то принадлежала родителям Клода. Поколебавшись мгновение, Фролло почувствовал, как какая-то холодная сила помешала ему последовать за своим жильцом. Стряхнув с себя это чувство, он пошел в большую спальню. Как и большая часть дома, комната была не самой ухоженной и таила в себе жуткое ощущение, которое выбило судью из колеи. Единственной вещью, что осталось от предыдущих владельцев, был большой дубовый шкаф, где их отец когда-то хранил различное оружие, вроде мечей и арбалетов. — Мы пришли. Нынешний владелец поместья указал на большой шкаф. Почему-то судья не удивился, будто не ожидал другого. — Мои дети говорили, что за этим что-то стоит, — объяснил Диаваль. — Что-то прикрепленное к стене, как они утверждали. Сначала я не поверил, но потом подумал, а что если это правда? И там действительно есть секрет. Но почему же вы тогда не сказали? Наверное, я подумал, сами не знали. Внезапно Фролло пришло в голову, что в этом шкафу есть что-то… значительное. Но что? Фролло направился к шкафу и схватился за одну его сторону. Диаваль стал помогать и взялся за другую сторону. Двое мужчин отодвинули тяжелую мебель от стены, хотя и с некоторым трудом, потому что большую часть работы выполнил Клод. От Диаваля же толку было не так было из-за того, что тот был физически слабее. Убрав с пути шкаф, убрав с него множество паутины, оба были удивлены тем, что из всех возможных вариантов того, что могло быть спрятано за шкафом, на самом деле была металлическая защелка в середине стены, сопровождаемая контуром пространства размером примерно в половину обычной двери. Желание найти разгадку возросло в два раза. Но кое-что было уже ясно. Что бы это ни было, Фролло давно уже об этом забыл и не вспоминал. Судья шагнул вперед, поднял защелку и с силой потянул, раздался скрип тонкого дерева, когда открылось маленькое отделение. Он и Диаваль в изумлении смотрели на тайное пространство, которое теперь лежало перед ними. Хотя внутри было темно, единственным, что было видно, была большая прямоугольная вещь, накрытая белой простыней. Смахнув еще больше паутины, Фролло вытащил предмет из пространства на свет, Диаваль отодрал простыню. Их взору открылось несколько деревянных рам, в которых были… картины. Фролло поморщился, у него заныло сердце от мгновенно нахлынувших воспоминаний. Судья изучал содержание картин, его сердце застряло в горле, когда его взгляд встретился с взглядом субъекта портрета: долговязого сурового мужчины с густой черной бородой, широким носом и свирепыми серыми глазами. — Кто это? — осмелился полюбопытствовать Диаваль. — Минуточку… Не может быть! Это же бывший министр правосудия! — Все верно. Николас Фролло. Мой отец. — ответил Клод, пока парень очень внимательно рассматривал портрет, периодически поглядывая судью. — Ну конечно. Это же очевидно. Вы так на него похожи. — Честно говоря, я бы хотел, чтобы это было не так, — сурово сказал Фролло. У него и так от заявления Диаваля по спине пробежал холодок. Последний в свою очередь в душу лезть не стал. Но кое-что нужно было обязательно спросить. — Единственное, что я хочу знать, — сказал он. «Почему эти вещи спрятаны в стене?» Фролло вздохнул и ответил: — Кажется, я знаю, почему… Когда прошло несколько дней с того страшного дня, когда его матери пришлось взять на душу грех мужеубийства они вдвоем стали искать новое жилье. Ведь впервые мать и сын ощутили вкус свободы, им больше не хотелось оставаться в столь мрачном месте. Для этого нужно было купить новый дом, а чтобы купить новый дом нужно было много денег, которых у Клода не было из-за отсутствия работы. Тогда мужчине пришла в голову идея получения источника дохода, чтобы временно прокормить себя и мать; кроме поместья Мулен, он решил сдавать свой семейный дом в Тиршапе крестьянской семье. Первое, что нужно было сделать, это убрать большую часть останков его умерших членов семьи. Клод хотел, чтоб исчезло все, что принадлежало его семье — с глаз долой, из сердца вон. Чтоб когда новые жильцы поселились Но он не мог заставить себя уничтожить их. Вот и нанял плотника, чтобы сделать пристройку к поместью… где-нибудь, где он мог бы спрятать эти ужасные вещи. После того, как будущий судья умело замаскировал это тайное пространство за старым шкафом своей семьи, он совершенно забыл о нем… До сегодняшнего дня. — Я предполагаю, что это ваша матушка? — пока Фролло предавался воспоминаниям, Диаваль уже любовался картиной бледной хрупкой женщины с золотистыми локонами, покрытыми тонкой вуалью. — Вы правильно предполагаете, — ответил Фролло. — Бедная женщина: в течение многих лет подвергалась жалкому браку с эгоцентричным, безразличным и распущенным ублюдком. Диаваль с удивлением посмотрел на возмущенный взгляд судьи. — Грешно говорить так о своем родителе, — сказал Диаваль. — Старый Николас Фролло был холодным человеком, но в то же время очень могущественным и серьезным, который правил Парижем железным кулаком. Фролло почувствовал отвращение от того, что нынешний жилец его дома действительно был впечатлен его отцом, даже не подозревая, каков он был на самом деле. Как он относился к своей семье. — И сейчас сын достойно продолжает дело отца. Глаза министра наполнились ненавистью после того, как он услышал такие слова, что заставило его крепче сжать картину в руках. — Никогда не сравнивайте меня с таким мерзким человеком, — его голос был низким, но указывал на опасность, ожидающую нападения. — Вы не представляете, какой позор и унижение он принес нашей семье! — Простите, ваша честь. — поклонился Диаваль и перешел к следующей картине. На ней был изображен серьезный молодой мальчик — темно-черные волосы, тонкие губы и кривой нос, сидящий в центре большой библиотеки. Фролло с отвращением изучал обложку, жалея, что не уничтожил ее давным-давно. — А это уже ваш портрет. — прокомментировал парень. Судья вспомнил тот день: его отец заказал художнику — возможно, пожилому фламандцу — издалека сделать картину по настоянию его жены, которая хотела нарисовать своего сына, вероятно, лет девяти или десяти. Он часами сидел, скучающий и несчастный, пока художник не торопился запечатлевать каждую деталь — даже бормоча оскорбления и оскорбления, которые не остались незамеченными объектом. Случайное движение, вызванное дискомфортом, побудило художника открыто выразить свое разочарование, а министра резко напомнить своему сыну, чтобы он сидел спокойно, и Клод безмолвно подчинился. Фролло вспомнил, как его отец разговаривал с художником на латыни, поскольку семья не говорила по-фламандски. Фролло посмотрел на подпись, украшающую рамку, едва разобрав имя Ян ван Эйк. — «Даже в детстве вы выглядели недовольным окружающим миром», — продумал Диаваль. — «Тем не менее, вы выглядите восхитительно, ваша честь!» А затем спросил уже вслух. — Итак, я предполагаю, что вы хотите забрать эти вещи, ваша честь? — Полагаю, да, — ответил раздраженный судья и приказал слугам отнести картины в карету. Задвинув шкаф на место, Фролло попрощался со своим арендатором, пообещав послать за кем-нибудь, чтобы собрать следующую арендную плату, прежде чем слуги выполнили приказ. Когда карета тронулась, Фролло не мог оторвать глаз от произведений искусства, которые лежали рядом с ним. Нужно было решить, что с ними делать. Если портрет матери и себя он еще мог бы повесить на худой конец у себя дома. В конце концов, мать он любил. Но в то же время, ему не хотелось держаться за то, что является постоянным напоминанием о прошлом, которое должно оставаться нетронутым. Особенно портрет отца. Как же ему хотелось тогда забыть этого монстра. Ему удалось, и отец исчез из памяти. Как будто и не было. А теперь этот Диаваль невольно заставил его вспомнить прошлую жизнь, напомнил, заставил старую рану, которая давно затянулась, опять кровоточить. Другая часть судьи говорила, что нужно сохранить несмотря ни на что. Впервые Фролло подумал о младшем брате Жеане. А что? Пусть вся семья будет в сборе. Второе ужаснейшее воспоминание. Череп и кровь. Если бы только братец был жив? Чтобы он сказал? Он ведь был более ласковым. Даже этот ублюдок, отец, баловал его. «Где мой любимый сын?» — Клод вспомнил, как тогдашний глава семьи Фролло кричал с порога, зовя младшего наследника. Чем больше судья об этом думал, тем сильнее фраза отдавалась ему в мозг. Тем громче кричал отец. Если бы Жеан был здесь, думал Клод, он бы одарил его самым невинным взглядом, прежде чем начать умолять: «Пожалуйста, Клод! Это последнее, что у нас осталось от него! Пожалуйста, ты должен! Каким бы он ни был, мы семья.» Внезапно судье пришло в голову идеальное решение. Картины себя и матери от повесит дома. А портрет отца во Дворце правосудия. Чтоб он занял место в галерее предшественников. А во-вторых, картину нельзя было выбрасывать. Кто знает, вдруг отец из ада какое-нибудь проклятие. «Признайся, Клод: ты хочешь заполучить эти картины так же сильно, как и я!» — веселился воображаемый Жеан. Фролло придал своему лицу выражение безразличия, мысленно ответив: «Хотел бы я, чтобы это было правдой». На этом игры воображения закончились. Пора возвращаться в реальность, еще не хватало сойти с ума. А Диавалю не помешало бы дать один совет. Чтоб не думал слишком высоко о том, кого не знал небось в лицо. Он еще узнает, как ему повезло, что снимает дом у меня, а не у него. Фролло в мрачном настроении поехал домой. У него еще было много нерешенных проблем. От осознания этого мужчина начал массировал виски. У меня все. Пора возвращаться к Катерине. — Правильно, Борис. Отдыхай. Я продолжу. Итак, когда начались каникулы, мне в голову пришла идея искупаться в реке, а заодно Фемиду помыть. Но сделать это нужно было так, чтоб вокруг не было никого. А то вдруг получится, к примеру, такая история. Мы купаемся, а мимо какой-нибудь франт проезжает. И что он увидит? Голую девку с лошадью? Начнет приставать. Но это еще ладно. А если этот франт решит, что я украла лошадь? Она же выглядит дороговато. Судья вон также сказал и подумал. Так почему же ему бы не подумать? Ну да ладно, хватит думать о плохом. А то и в самом деле может так случиться. Слыхали когда-нибудь о поговорке «Бойся своих желаний»? Это не просто поговорка, а одна из шуток Господа. Например, Он или Его помощники услышат чье-либо желание и исполняют, но совсем не так как человеку хочется. Вернемся к истории. Так вот, я шесть дней уделяла Симе как можно больше внимания. Играла, разучивала трюки. Лишь бы ей было хорошо, лишь бы она была довольна. Все для нее. Ну и чтоб она спокойнее отнеслась к тому, что я потом к реке пойду купать Фемиду и остальных питомцев. Ее в собой не возьму. Или… возьму? Ничего ж плохого не случится. Тем более нас много. Когда вместе — это сила. Седьмой день выдался очень жарким. Будто Господь намекает что надо освежиться. Ну мы и пошли все вместе. Вдвоем на Фемиду сели. Рядом Цезарь бежит и голуби летят. Последние полетели вперед размять крылья и заодно посмотреть то-нибудь. А нам захотелось галопом до реки добраться, чтоб ветер в лицо бил. Бегать было весело. Так весело, что выдохлись. Тут голуби прилетели и сели мне на плечи. Наконец показалась наша любимая речка. Мы устроили привал там, где было много кустов и чтоб никто не увидел. Если вдруг кто-то мимо проезжать будет. Бдительность никогда нельзя терять. Береженных Бог бережет. Сначала я сняла с Фемиды седло, уздечку, потом сама вместе с Симой разделась. А потом… началось веселье и польза. И лошадка наша напилась, и мы ее отмыли. Даже рыбы немного наловили. Вот это удача! И что могло пойти не так? — Сестра, давай под конец от берега до берега? — Давай! Только доплыли, как слышу Цезарь лает: — Хозяйка, я кого-то чую! Сюда идут! Вот черт! Как знала, что что-то будет. Рано расслабились. И действительно вдалеке показалась компания парней. Двойная проблема. Были бы девушки, то ничего бы страшного не произошло. А тут… Еще опозориться не хватало. К тому же, когда парни приблизилась, я поняла, кто это. Робен и его приятели. Отлично, их-то нам и не хватало! — Скорее прятаться! — скомандовала я. Мы быстрее поплыли к кустам, которые, как назло, были на том же берегу, где мы и вещи оставили. В итоге, к тому времени, как они дошли до реки, мы только подобрались к кустам. — Годо, ты молодец, что сюда нас привел. — говорил Робен. — Отличное место для купания. Ну это вообще… Надо их прогнать или самим по-быстрому смыться. Хорошо еще, что… — Гляди, тут уже кто-то есть. Чьи-то вещи лежат. — Не чьи-то, а девичьи. — Ну надо же. — обрадовался Робен. — Значит это место тем более замечательное. И поплаваем, и развлечемся как следует. А что? Одна на пятерых. Неплохо. Придется, правда, решить, кто первый. — Ну и пусть. — ответил Годо. — Только ты же не знаешь, красивая или нет. А уже собрался. И чур в этот раз я первый. А то вечно ты… — Какая разница? Сейчас любая сойдет. А будет сопротивляться, ты знаешь, что делать. Все знают. И насчет первого… Ладно, уступаю. — Правильно! — вся компания загоготала. Думаете мне было приятно это все слушать? Еще чего! Мне хотелось одного — головы им отрубить и фаллосы тоже! — Так где она? — Наверное в кустах прячется. — Робен перешел на шепот и начал что-то им объяснять. Мне это не понравилось. Потом парни стали расходиться. Ясно. Решили взять в кольцо. Ну уж нет! Не на тех напали. Я начала давать сигнали нашим друзьям-животным. Впрочем, они и сами не дураки. Тоже смекнули, что надо что-то делать. Первыми начали голуби. Обстреляли этих красавцев с высоты птичьего полета. — Ну привет. — я обернулась. Робен. — Привет. — поздоровалась как ни в чем не бывало. Тем более из воды торчит голова и шея. — Я вижу, плавать хотите. Понятно, мне лучше уйти. Не буду мешать. Меня тут же схватили за волосы. — Нет-нет-нет, ты нам помешаешь если как раз уйдешь. Ну что на берег? Заодно покажешь себя. От его похотливых речей мне хотелось блевать и дать этому уроду в зубы. — А может лучше закрыть глаза и поплавать? — предлагаю, невинно хлопая глазками. И как у меня это получается? Думаю одно, а говорю другое. — Давай. Так может даже лучше. — Рубен попытался схватить за талию, но я как рыба тихонько дала ход влево. — тише, тише, не уплывай. — как бы невзначай сказал. — кстати, твоя одежка вон там. Я посмотрела на берег, один из прихвостней Рубена помахал моей юбкой. Вот гад! Ладно, мы еще посмотрим, кто кого. Нас шестеро, а вас четверо. Кстати где Сима? — Помогите! — Тихо! Гляжу: еще двое сестренку за плечи держат. — Это что такое спрашиваю? — Это так… Не дашь, она даст. — лаконично, невинно произнес Рубен. — Вы что сдурели? Она еще ребенок. — Вот именно. Смотреть не на что. Значит тем более придется согласиться. Иначе силой обоих… АААА! Неожиданно враг заорал как резаный. — Что случилось? — Меня укусили! — Рубен резко выпустил меня. В этот момент Фемида выбежала из кустов и изо всех сил лягнула того, кто вещи держал. Парень аж сознание потерял. А сама загородила меня, чтоб никто не видел. Я бегом схватила вещи, начала одеваться. Тем временем двое побежали Рубену на помощь, чтоб посмотреть. Так тут Цезарь вынырнул и им кусь! Так бешено дрался, что вода вспенилась. В итоге вся банда дала деру. Рубен вообще голый удрал. Мы все вместе хохотали! Как мы им задали! — А что с жмуриком делать будем? — спросила Фемида. — Тут оставим. Дойдет как-нибудь. Хищников вокруг нет. До города недалеко. Мы собрались и поскакали домой. Лишь одно мне не давало покоя. А что именно, узнаете завтра. Я устала.