Песнь факела

I Елена въезжает в Трою с распущенными волосами, бесстыдно и пророчески. Она — то, что видит в ней толпа: воплощённая мечта каждого, зловещее предзнаменование, божественное дитя. Парис помогает ей соскочить с лошади, и всего миг она стоит в сердце мирной Трои — и получает город в свою власть; потом Парис протягивает ей руку, и Кассандре известно, что рука эта нежна, но себялюбива; и новоявленная царица растворяется в зеркальном образе их обоих. Рядом с Кассандрой на крепостной стене вздыхает её брат. Она протягивает ему руку, испытывая облегчение от того, что тот, кому люди поверят, тоже видит реки крови, что принесёт с собой прекрасная Елена мирной Трое. «Она несёт смерть», — нашёптывает Аполлон ей на ухо, сжимая пальцы на её горле, и Кассандра, привыкшая к его явлениям, не кричит. * Кассандра видит; но относится всё с большим теплом к юной царице — та молчалива и болезненна, совершенно больше не та распутная гетера, какой Кассандра представляла её. Парис приходит к ней, когда у него не находится других дел: праздных шатаний по рынку или прогулок на великолепных лошадях. Она — один из многих даров, принадлежащих ему, и он и на неё, подобно прочим дарам, бросает лишь скучающий взгляд. Кассандра приносит Елене инжир на серебряном подносе, когда солнце алеет кровавым всполохом на горизонте. — Мы сёстры теперь, — говорит она. — Ты стала Еленой Троянской, а я родилась здесь: я дочь этого города, а ты его царица. Елена поднимает взгляд. Она вынимает из волос гребень, и Кассандра услужливо принимает его, подойдя ближе. — Я не царица, — говорит Елена. — А если я и царица, то приведу к гибели моё царство. — Что это значит? Очи Елены — расплавленное золото. Прекраснейшая женщина на земле, вспоминает Кассандра, и познаёт иной опасный и отравляющий дар. — Разве ты не видишь правду, Кассандра? Кассандра берёт гребень в руки и, убирая волосы Елены, думает о ночных кошмарах, от которых она просыпается в поту, кричит беззвучно в удушающей ночной тишине. — Я закрываю глаза, — отвечает она. * Елена в Трое, где обладающий ею поощряет других восхищаться её красотой, где она не может покинуть дворца, не собирая толп обожателей и воздыхателей, следующих повсюду за ней. Волосы её венчает лавр — не царский венец, но ветвь за ухом. Кассандре кажется, что только она понимает, что на самом деле значит лавр в волосах Елены, царственный лавр в волосах несомненной царицы. — Тебе стоило бы иногда меня сопровождать, — говорит ей Елена однажды, раздеваясь. — Туда, на улицы Трои? Елена смеётся. — Ты очаровательна. Проклятия — ничто для Елены; она богоизбранна, она сама — чуть не богиня. Она подходит ближе, наматывает локон Кассандры на украшенный кольцом палец. — Тебе стоило бы иногда меня сопровождать, — повторяет она. — Мне одиноко. Пророческий дар Кассандры не подсказывает ей, какие слова сорвутся с её уст. — Да, — отвечает она тоном, каким повинуются приказам богов; ей он один и известен. — Я согласна. * Они гуляют по городу дни напролёт, подставляя ладони под струи фонтанов, опираясь друг на друга со взрывами смеха. Елена выбирает путь, и Кассандра следует за ней, всегда следует за ней, если только не ведёт Елену в храм. Они молятся бок о бок: Кассандра — Аполлону, своему мстительному, гневливому покровителю, а Елена — Афродите, наделившей её разрушительной красотой. Смех Елены прекрасен, как прекрасна она сама. Однажды она взбирается на крепостной вал — платье путается в кожаных ремешках её сандалий — и простирает руки к безмерным небесам: — Ты должна жить, Кассандра. Кассандра в её пылающем взоре читает несказанное: «Ты должна жить сейчас — потому что скоро жизнь не будет так прекрасна». * Кассандра полна тайн. Они заполняют её грудную клетку медленно, постепенно, пробиваются между рёбер, оплетают их, распирают грудь — и не могут вырваться на свободу. В самых сокровенных своих мыслях она допускает: Аполлон покарал её за первую и единственную ложь в её жизни, за произнесённое с готовностью «Я люблю тебя» в миг, когда тела их разомкнулись под покровом ночи. Среди её тайн: всепоглощающая любовь Гектора к своей жене и его готовность по одному её слову обратить город в прах; один из любовников Париса, юный спартанский царевич, которого тот так и не смог забыть; нашёптывания Аполлона всякий раз, как она закрывает глаза; знание, что боги, подобно Парису, ветрены и непостоянны; и ненависть Елены к Трое. — За что ты столь ненавидишь свой город, Елена? — спрашивает Кассандра беззвёздной ночью, когда Елена ложится с ней рядом в постель, и её ресницы подрагивают. — Это не мой город. Я родилась не здесь, — и тише. — Я не хочу становиться этой женщиной. Я не хочу видеть, как Троя вспыхнет. Кассандра могла бы сказать многое: «ты полюбишь языки пламени», «ты именно эта женщина», «ложись, Елена» — но выбирает самый милосердный ответ: молчание. * — Елена! Елена… Далеко ей идти не приходится: всего минуту назад они тесно обнимали друг друга, пока Кассандра не провалилась в кошмар и её молодое разгорячённое тело не охватила лихорадочная дрожь. –Что случилось? — спрашивает Елена, с трудом разомкнув веки. — Там… там конь, и корабли. Они близко, Елена! Елена молчит, и по лицу её пробегает тень, и на золотистой загорелой коже плеча кровавым пятном покоится цвета пламени локон Кассандры. — Что ж, — говорит она наконец, — этому суждено ведь было случиться? Она обнимает Кассандру, и Кассандра с радостью позволяет увлечь себя в объятия. * Корабли прибывают. Длинной цепью растягиваются воины в сияющих на солнце доспехах, ступая на землю Трои, обшаривая храмы, и число их всё растёт. Елена наблюдает, стоя на крепостной стене, и её платье горит, словно само солнце, словно кричит: «Вот то, что вы ищете». II Кассандра должна была бы выучить уже горький урок. И всё же, она пытается предупредить отца. «Не верь златокудрому богу», — говорит она и видит лишь оскорблённые лица кругом, и слуха её достигает всё нарастающий гул: безумна, безумна. — Аполлон с нами, — говорит ей Приам, запирая её в комнате, и на неё падает его гордая длинная тень. — Разве ты не знаешь, что он заботится о нас? — Боги непостоянны! — кричит Кассандра, бросаясь на деревянную дверь. * Когда начинается война, Кассандру выпускают, в ночи, подобно любимой собаке, больной бешенством, и она пробирается к Елене и смотрит с ней вместе на кровь и пыль. — Они ведь сражаются за тебя? — спрашивает она, вдруг преисполнившись любопытства. Елена качает головой и глубоко вздыхает. — Нет, любимая, — отвечает она, и ладонь её ложится на бедро Кассандры. — Эта война окончена давным-давно. * Елена, понимает Кассандра, не трофей в этой войне, и если она должна играть свою роль, то она лишь латает раны — и она тоже невыслушанная прорицательница, пытающаяся себя защитить. Она стоит рядом с Андромахой и Кассандрой, а красота её снова обманывает и лжёт — она столь же полна покоя и мира, как первая, и столь же безумна, как последняя. Силуэты их — жена, царица, прорицательница — будто жемчужины, что нанизаны на нить крепостных стен. Иногда безжизненные пальцы сплетаются, когда женщины видят, как те, кого они любят, падают, лишённые жизни врагом, а они ничего не могут сделать, ничем не могут помочь, лишь смотрят, как чрез них преступают воины обеих сторон и сходятся снова и снова стенами железных мечей. * Девять лет ушло, чтобы Кассандра возненавидела любовь, отнявшую у неё речь, братьев, отца, город, любовь и собиравшуюся отнять у неё жизнь. Девять лет ушло, чтобы поставить Елену Троянскую на колени и заставить молить о смерти. Девять лет ушло, чтобы поднялся прилив, и чтобы вздыбилсь волны, и чтобы разразился шторм. * Кассандра как никто другой знает, какая судьба ждёт её. Она не поднимает головы, когда в тронный зал входит вестник и объявляет: «Троя горит» — и не смотрит в глаза Елены, целуя её губы и обещая, что они встретятся снова. Она бежит к храму, заставляя себя отвести взгляд от полыхающего в пожаре дома, и падает на колени, едва переступив порог. «Это ещё не конец», — шепчет мстительный бог. Кассандра вытирает глаза. — Я знаю, — отвечает она в пустоту и ложится в ожидании на землю.