No one else will touch you.

Найшейм заглянул в палату, как раз когда Исак отдыхал, откинув руку назад. Его отросшие кудри распластались по подушке солнечными ниточками, излучавшими свет. Наверное, поэтому в комнате было светло, ярко и уютно, несмотря на всё ещё холодный февраль за окном. Каждый раз, когда удавалось, Эвен заглядывался на профиль парня. Хотя, глядя на мальчика, парнем назвать его было трудно. Сочные губы, вздёрнутый носик, длинные, несвойственные мальчику, густые ресницы. Глаза — цвета изумруда. Но стоит зимнему солнцу попасть на них, как цвет менялся на цвет свежей травы. Иногда Эвен сравнивал его с весной. А точнее, его внешность. Самого Исака он не мог сравнить ни с чем. Скорее потому что тот был слишком зажат, и понять его было довольно трудно, но, возможно, это из-за времени. Они слишком мало знакомы. Он до сих пор не понимал, с чего вдруг так начал кружиться над этим мальчишкой. Мысли были самые разные. От «его просто жалко и нужно помочь» до «ему действительно нужен настоящий и не фальшивый друг, каких у него сейчас просто нет». Одни пустышки, временные приятели, с которыми хорошо провести вечер за бокалом вина, обсуждением карьеры, денег и ничего большего. То ли им не хватало мозгов на более душевные разговоры, то ли Эвен сам не хотел разговаривать с ними о том, что у него внутри, потому как эти зажравшиеся рожи не внушали особого желания это обсуждать. Исак до смешного тихо посапывал во сне, чуть морща нос и хмуря брови. Он был, как ангел. Самый настоящий ангел на земле. Комнату наполнило чувство необъятной нежности. Знаете. Не той сопливой и розовой, которую и нежностью назвать нельзя. Просто чувство, при котором человек кажется необъяснимо прекрасным, цветущим и кажется, что только он способен изменить твой день. И Эвен не был влюблен. Исак доставлял эстетическое удовольствие. Всегда. Уголки губ Найшейма чуть приподнялись, и он осмелился провести указательным пальцем по линии скул. Кожа Вальтерсена мягкая и бархатная. До жути приятная на ощупь. Солнечный луч упал на открытый участок лица, попадая в глаза. Чёртово солнце, ты же его разбудишь! Веки начали медленно шевелиться, но и сам он заметно зашевелиться, чуть потягиваясь, изгибая губы. — Доброе утро, — Эвен произнёс тихо, хриповато и не переставал улыбаться, глядя на это сонно-прекрасное зрелище. Вальтерсен чуть вздрогнул, сразу же открыв глаза, и в ту же секунду слегка улыбнулся, сверкая мутным из-за болезни взглядом. — Д-доброе. К-как в-вас сюда п-пус-стили? — Я просто умею хорошо просить. Но это не надолго. Скоро придёт врач и начнётся твоё восстановление. — Вы перестанете ко мне ходить? — Нет. С чего бы? Исак пожал плечами, ничего не ответив. — Я буду с тобой здесь до тех пор, пока ты не поправишься окончательно, — он вздёрнул брови и чуть потрепал, а скорее, даже погладил парня по плечу. — А п-потом? Мы потом б-будем общ-щ-щаться? — Если ты захочешь, обязательно будем. — Я хочу. — Это ты сейчас так говоришь. Но стоит появиться кому-то твоего возраста или даже на год старше или младше, ты забудешь про меня. Я не осуждаю и не пытаюсь сказать этим, чтобы мы не прекращали общаться. Просто рано или поздно заканчивается всё, Исак. Будь то плохое, либо хорошее. Всему есть конец, и ничто не длится вечно, — Эвен перевёл дыхание и покачал головой, как бы подтверждая правдивость своих слов. — Н-немного пессим-с-стич-н-но, — Вальтерсен улыбнулся, оголяя зубы с промежностью. — Зато это правда. Правда не всегда сладкая. Исак опустил голову набок, оголяя белоснежную щеку и острую ключицу. Солнечный свет попадал на волосы, создавая ощущение одуванчика. Только дунь, и волосы разлетятся по всей комнате. Вдруг в груди у него снова что-то пережало и дыхание стало тяжёлым, редким. Исак сжал в руке простынь и взглянул на Эвена, показывая всем своим видом, что ему снова плохо. — Ты чего?! Дышать?! — Найшейм чуть приподнялся. — Не можешь? — Он вскочил с кровати, обхватывая лицо мальчика ладонями. На его глазах происходил действительно ужас. Всего каких-то секунд пять. Исак беспомощно хватал воздух пересохшими губами и выглядел, как рыба, брошенная на берег. Он закрывал глаза, расширял ноздри и кашлял. — Я сейчас! Доктор! Доктор! Он выбежал в коридор, а Исак откинулся на подушку, продолжая задыхаться и кашлять, кашлять, кашлять.