No one else will touch you.

Когда Исак пришел в сознание, первым, что он увидел, был Эвен. Он что, ни ни миг его не отпускал? Гробовую тишину прерывали часы, а именно - их поочередное тиканье. Найшейм смотрел точно на лицо парня и не сводил глаз. Сам он был напряжён. Очень. Губы туго сжаты, а желваки выпирали. Синие глаза, усталые до невозможности, но закрой он их — упустит самое важное и необходимое. Продержался. — Исак! Доктор! Доктор! — Эвен резко вскочил, смотря то на Исака, то на дверь палаты, за которой должены были находиться доктора. В комнату вошёл человек средних лет, с небольшим проблеском седины, тонкими губами и большими глазами. — Ну, здравствуй, дорогой. Как чувствуешь себя? — он навис над парнем, надевая маску и протягивая её Эвену. — Дыш-ш-шать тр-т-рудно. А так н-н-нормаль-но. Исак кинул взгляд на Эвена, и тот, казалось, улыбнулся. Слабо, еле заметно, но улыбнулся. — Расскажи-ка нам Исак, где и как ты мог заразиться туберкулёзом? Кто-то из твоих родителей болеет им? — Я не знаю, — он потеребил край одеяла и опустил глаза. — Как это? Ты живёшь с родителями? — С ними. — Так в чём же проблема? Исак понял, что пропал. Сейчас из него выпытают всё, что можно. Воспоминания о том, что ждёт его обычно дома, больно ударили в сердце, и мальчик поеживился, пряча лицо. Эвен слегка нахмурился, он понимал, что здесь явно что-то так. Неспроста мальчик умалчивает о своей ситуации в семье и практически ничего о себе не рассказывает. Он придвинулся вперёд, заглядывая доктору в глаза. — Может, — кидая взгляд на беспомощно сжавшегося Исака, — лучше я? Доктор сжал губы и тихо покинул помещение, не сказав ни слова. Эвен подошёл к кровати и медленно сел рядом. Исак смотрел в сторону, не смея взглянуть в глаза. Ему стыдно. Стыдно за своих родителей и свою жизнь. За то, что он растет не так, как все. — Исак? Может, поделишься со мной? — Д-думаю, что это не с-с-самая луч-чшая ист-т-тория. — Я хочу тебе помочь. Я хочу, чтобы ты не думал, что одинок, и падал в пропасть, как это чуть не сделал я. Поверь, я как никто лучше знаю, что такое потеря, боль, когда аппетит пропадает напрочь и тебе кажется, что никто не придет. Ты навечно один и задумываешься сам уйти из жизни. Поверь, я знаю, что это. Я хочу облегчить тебе жизнь хоть немного, — он протянул руку, — ты доверишься мне? Исак, вытирая слезу, пожал тёплую руку, а после сказал так тихо-тихо, что, казалось, его никто не услышит, но был услышан. — Спасибо. Но если вы будете приходить сюда каждый день, то точно скоро окажетесь рядом со мной, — уголки губ его тихонько дернулись в слабой улыбке, и он медленно вытянул руку из руки Найшейма. — Да? Это почему ещё? — тот хитро сузил глаза и не смог противостоять такой редкой улыбке мальчика. Расплылся в улыбке сам. — У меня туберкулёз. Заразитесь. — Зато буду с тобой рядом, — он пожал плечами и подвинулся ближе, — иди сюда. Обниму тебя. — Но. Я бол-ол-ею! Эвен, вы зар-р-азитесь! Найшейм тихо приобнял подростка, закрывая глаза. Буквально чувствовал, как тот затаил дыхание. — На мне маска, успокойся. Дружеские объятия, Исак. А после он почувствовал, как тоненькие пальцы касаются спины и неуверенно приобнимают чужое тело. — Дружеские? — Мы же друзья? Или я ошибаюсь, м? — Н-нет. Друзья, — он слабо выдохнул и закрыл глаза. Лежать бы так всегда. Уютно, безопасно. Будто так всегда и было. Будто Эвен старший брат, готовый защитить мальчика всегда. — Тогда… Поговорим на ту тему завтра? Или ты не хочешь? Извини за такой напор, — Эвен снов присел, оторвавшись от Исака под недовольный и совсем тихий выдох. — Завтра. Думаю, ес-с-ли я выг-го-вор-р-сь, мне станет л-л-лучше, — он снова готов убить себя за чёртово заикание. Он ненавидит это. Не может терпеть. — Хорошо. Я зайду ещё. Пока отдыхай, мальчик. Все будет хорошо. Найшейм встал с кровати и поплелся к двери. Открыв её, он повернулся к мальчику. — Я с тобой, Исак. Ты можешь на меня положиться.