***
В эту ночь Беверли никак не мог заснуть. Крутясь из стороны в сторону в кажущейся неудобной и жесткой кровати, он ругал себя за несдержанные желания и собственную слабость. Это называется притяжением соулмейтов — чувства одного передаются другому и, сидевший в одиночке Клиффорд наверняка почувствовал грусть и одиночество Беверли… И решил это одиночество скрасить! Замирая, юноша прислушивался к каждому шороху, каждому тихому шебуршанию за окном и ему казалось, что это не ветер треплет пожелтевшие листья, а Клиффорд раздвигает их мощными плечами. Парень прислушивался к мелким шорохам, вздрагивал от них, и странно надеялся, что уж вот это — точно он. Беверли не представлял, как ему могло так фатально не повезти. Всю юность он благоговейно смотрел на метки на запястье, представляя, как однажды встретит прекрасную Диану Каспар Пирс или скромную Дину Кендес Портлейн, как они узнают друг друга с первого взгляда и как ее нежные ладони окажутся в руках Беверли… С томным любопытством он заглядывался на девушек, которых вполне могли звать Дороти или Дейзи, пока в один прекрасный миг не столкнулся с высоким, угрюмым человеком, руки которого задрожали от одного касания Беверли, и в глазах которого он увидел небывалый, безумный огонь. Даже тогда, в ту солнечную летную пятницу, Беверли подумал, что все не так плохо, что, пусть это и мужчина, он довольно симпатичный и статный, что он добрый, обходительный, ласковый… Встретив его, примерного офисного работника, Беверли никогда бы не подумал, что в подвале у интеллигентного мистера Панирейза вторую неделю уже живет пропавшая без вести девушка. Жила она хорошо, даже улыбнулась Беверли, когда он, осматривая дом почти-любовника, наткнулся на эту маленькую, хорошо обставленную комнату. Кэти Милфорд сидела на мягком диване, уплетая шоколадное мороженное и только надетый на тонкую лодыжку железный браслет с цепью говорил о том, что девушку удерживают здесь. Позже она рассказала полиции, что молодой, обаятельный мужчина познакомился с ней в парке, пригласив погулять, и очнулась она уже здесь, с завязанными глазами и следами спермы между ног. Выглядела девушка хорошо: умытая, чистая, сытая, но заявление она все равно написала и, по убеждению сбежавшего в тот вечер через окно Беверли, отнесла его в полицию. Позже, из новостей Беверли узнал, что далеко не со всеми жертвами галантный маньяк обращался так нежно… В желании отдать своего соулмейта полиции Беверли не сомневался ни секунды. Он преступник и он много чего натворил. Он должен ответить, пусть и в ущерб Беверли… Пусть и было горько, обидно за испорченную связь и стыдно перед следователями, которым Беверли так и не решился рассказать, кем именно он приходится Панирейзу. Прервав пессимистичные размышления юноши, внизу хлопнула входная дверь. Послышалась возня снимающейся одежды, а затем шаги. Прямо сюда, в комнату. Казалось, он и не хотел скрываться, просто зашел в дом, будто к себе домой и теперь, никого не боясь, идет к своей замершей под одеялом жертве. Вскоре тихо открылась дверь комнаты и Беверли с паническим предвкушением услышал чужое дыхание. Он понимал, что давно надо было встать, позвонить в полицию, просто спрятаться… Но что-то удерживало его на месте, заставляя лишь сильнее кутаться, будто хрупкая ткань могла его защитить. Сверху резко навалилось тяжелое тело, Беверли почувствовал, как его прижимают к крепкому торсу и как в волосы зарывает чужой нос. Он почувствовал запах надвигающегося дождя и железа… — Доброй ночи, — раздался над самым ухом, низкий бас, неожиданно наполненный нежностью и теплом. — Ты скучал по мне? Беверли молчал, продолжая вжимать голову в плечи и судорожно думая, что же ему делать. Он пропустил момент и теперь не мог даже пошевелиться, чтобы хоть как-то воспрепятствовать намечавшемуся действу. А оно намечалось, Беверли был уверен. — Ну, что молчишь? Ты же проснулся, — Беверли резко перекатили на бок и подняли. Секунда — и он уже сидит на коленях у улыбающегося Клиффорда, держась дрожащими руками за его шею. — Доброе утро, — промурлыкал тот и прижался макушкой к часто вздымающейся груди парня, приобнимая его. Посидев так пару минут и не почувствовав отклика от обдумывавшего побег Беверли, Клиффорд резко поднял голову, вглядываясь в загнанные глаза своего соулмейта. Тот, собравшись наконец с мыслями, тихо спросил: — Зачем ты сбежал? — Мне там стало так скучно, так грустно, — снова обнимая парня и тут же расцепляя хватку, мужчина вдруг резко взял Беверли за подбородок, притягивая его лицо к своему. — Другой вопрос — зачем ты меня туда упрятал… — Ты… — попытался было сказать юноша, набравшись смелости, но замолк тут же, стоило ему встретиться глазами с безумно горящим взглядом пары. — Какой плохой мальчик, просто беда. Я же ни чем тебя не обидел, просто тихо веселился со своими друзьями… Или, — Клиффорд улыбнулся, поглаживая спину Беверли, — ты приревновал меня к той глупой кукле? Брось, куколка, ты для меня самый лучший и желанный, — от последних слов Беверли судорожно вздрогнул и заметивший это Клиффорд, ухмыльнувшись, стал медленно заваливать юношу на спину. — Но все же так подставлять меня не стоит, мне очень не нравится в полиции еще с детства — все такое серое, мрачное, однообразное… Люди такие злые и безразличные. Мне там очень не нравилось, очень. Так что ты поступил плохо, понимаешь? — Беверли робко кивнул. — Умничка, самая умная и сообразительная куколка из всех, что у меня были. Ну, раз ты такой умник, то поймешь, наверное, что без наказания тут не обойтись, — окончательно завалив замершего Беверли на кровать и нависнув над ним, Клиффорд провел руками по покрывшемуся мурашками телу, поднимая футболку и оттягивая резинку шорт. Цыкнув на спадающую на грудь тонкую ткань, мужчина вдруг достал из-за спины блестящий, кухонный нож и разрезал мешающийся элемент одежды прямо на потерявшим дар речи Беверли. Положив оружие непозволительно близко от головы юноши, Клиффорд наклонился к нему, аккуратно целуя шею. — У меня никогда не было секса с мужчиной, а у тебя? Нет, конечно нет, ты же хороший мальчик. Как здорово, правда, вместе разберемся во всем этом. Вместе попробуем, правда? Хороший мой. Не обращая внимания на слабые попытки Беверли как-то оттолкнуть его, Клиффорд стянул с худого тела шорты и нижнее белье. Остановившись, он взглянул на сжавшееся под ним тело с долей разочарования. — И правда член. Что ж, меня никогда не тянуло на мальчиков, но, думаю наша связь все сделает за нас, правда? — М-между прочим, так делать нельзя, — пискнул снизу Беверли, испытывавший одновременно страх и сладкое предвкушение. Он не знал, что творилось сейчас с его телом, но отвращения почти не было, лишь легкая истома и нетерпение. И Беверли ругал за это сам себя, ведь какое еще нетерпение, когда его вот-вот изнасилуют? — Почему нет? Ты стесняешь? — рассматривая и оглаживая тело Беверли, спросил Клиффорд. Со скрупулезностью ювелира он рассматривал каждый сантиметр загорелой кожи, каждую темную родинку и побелевший от времени шрам. — Нет, просто… Я же против… — Не говори глупостей, — резко распрямившись, Клиффорд стянул с себя черную водолазку, позволяя Беверли любоваться красивым, стройным торсом. — Ты почувствуешь, как это прекрасно, стоит только начать. А после нашей ночи уедем куда-нибудь, где надоедливые копы нас не достанут, правда? — Я-я про другое, — повернувшись под внимательным взглядом соулмейта, Беверли открыл тумбочку рядом с кроватью, одновременно щелкнув включателем настольной лампы. Комнату залил ровный, матовый свет и Клиффорд с удивлением увидел в руках Беверли журнал, с полуголым мужчиной на обложке. — М-мы же мужчины, — сам не веря, что начал рассказывать это, Беверли повернулся к Клиффорду, усаживаясь перед ним. Тот, фыркнув, притянул юношу и усадил спиной к себе, через его плечо заглядывая в журнал. Беверли который раз подумал, что творит нечто безумное, но все же открыл цветастый «Boys» на заложенной странице. — И вот, просто так заняться чем-то таким не получится. — Почему нет? Попробуем, у меня-то обязательно выйдет, — радостно сообщил Клиффорд, не обращая внимания на вздрогнувшего Беверли. — Нет, ну можно и так, только мне будет больно, — юноша обернулся, заглядывая в сверлящие его, кажущиеся ярко-желтыми глаза. — Так что лучше… подготовится. А это все занимает время. И большее, чем пара часов, — Клиффорд внимательно разглядывал страницу из-за плеча покрасневшего Беверли, и, через несколько минут устало выдохнул. — Жа-а-аль. А я так хотел попробовать сегодня. Ну ничего, у нас будет еще много времени, верно? — повернув к себе облегченно выдохнувшего юношу, мужчина притянул его лицо к себе и поцеловал в губы. Отпрянув, он облизнулся и улыбнулся замершему Беверли. — Ну так… — смутился он, опуская глаза. — Ты же… Ну ты же понимаешь, что в тюрьму все равно придется вернуться?.. — Зачем? — Ну, знаешь, — Беверли смутился, но неожиданно для себя, вместо того чтобы отпрянуть крепче прижался к крепкому телу. Сразу стало теплее и уютнее. — Ты много чего сделал, и… И надо ответить, понимаешь? — Зачем мне это? — одновременно и раздражаясь, и умиляясь этой неожиданной нежности со стороны соулмейта, Клиффорд прижал его к себе, не собираясь никуда отпускать. — Чтобы… потом стать порядочным человеком. С которым я мог бы… жить. Подняв лицо Беверли к себе, Клиффорд пару секунд вглядывался в него, чтобы потом улыбнуться и нежно прошептать. — Хорошо. Но только с тобой.Глава первая. Дождь и ветер
24 января 2018 г. в 04:47
— А в Джемерсоне сегодня не по-осеннему солнечно! — радостно вещала молоденькая, загорелая девица с экрана телевизора. На ее ярко-красных губах застыла радостная улыбка и руки с искусным маникюром указывали на карту за идеально прямой спиной, разделяя границей жару и грозы.
Беверли отпил немного пива из жестяной банки и с стуком опустил ее на стол. Он не знал, какая погода стояла сейчас в городе, за несколько миль отсюда, но на одинокой ферме, опустевшей и готовящейся к зимней спячке, стояла настоящая, осенняя хмарь. Небо было затянуло низкими серыми тучами, дул резкий, холодный ветер и накатывала непонятная тоска, будто печаль умирающей выси передалась и сидящему в теплой гостиной парню.
Он не понимал, чего ему хочется. Было то жарко, так, что он закатывал рукава грубого свитера, то вдруг пробирал холод, заставляя кутаться в теплый плед рядом с камином, то вовсе вгрызалась в горло тоска, гранитной плитой придавливающая юношу к креслу и заставляющая тяжело вздыхать от каждого грозного ветреного порыва. И телевизор он включил только для того, чтобы не оставаться наедине со своими сумбурными, свинцово-серыми мыслями.
Было как-то непривычно одиноко. Не слышно было шорохов аккуратных шагов за окном, макушку не сверлил внимательный взгляд и на белом подоконнике сегодня утром не нашлось следов грязных армейских ботинок.
Да, Беверли ненавидел это раньше. Боялся, раздражался от очередного навязчивого знака внимания, презирал… Но теперь, когда не осталось и крупицы этого беспринципного внимания, парню стало непривычно пусто и одиноко. С печальным вздохом, уже которым за вечер, Беверли потер зудящее запястье с чернеющими на нем, грубо начертанными черным маркером буквами. Как бы он хотел, чтобы эти глупые черточки в один день поблекли и растворились где-то среди клеточек новой кожи, чтобы вместе с ними ушло это непонятное одиночество, чтобы пустота снова стала родным и послушным псом, а не диким зверем, рвущим грудную клетку.
Юноша, вздернув прямой нос с едва заметной горбинкой, резко поднялся со стула, собираясь сделать что-то и… И снова опустился на печально скрипнувшую мебель, рукой нашарив полупустую банку. Крепкий «BlueMoon» и набирающий силу ветер за окном — вот и все, что скрашивало вечер Беверли сегодня.
А телевизор продолжал навязчиво жужжать, рассказывая про стрельбу в тихой школе в Сиэтле, про встречу членов Большой Семерки в Вене и про очередное крушение пассажирского лайнера, где-то на границе России и Китая. Беверли слушал в пол уха, поглощенный своими проблемами и чаяниями. И лишь в самый последний момент, когда рука уже нащупала пульт, собираясь на вечер отрезать юношу от бешенного потока не фильтруемой информации, он краем глаза заметил красную каемку местных новостей в углу экрана. Растерянный взгляд скользнул ниже и наткнулся на презрительно сощуренные глаза местного следователя, даже через экран пронзавшие холодностью и безразличием. Включив наконец слух, Беверли вдумался в сообщаемое по ТВ.
— …Повторяю, сегодня, в два часа дня, из местной тюрьмы города Джемерсон сбежал опасный преступник, маньяк и насильник, на счету которого больше двадцати жертв, Джеймс Клиффорд Панирейз. Просим жителей соблюдать осторожность и не покидать свои дома без надобности до урегулирования ситуации.
— Бля… — тихо выдохнул Беверли под внезапный раскат грома и в разлившимся из упавшей банки пиве отразилось не скрытое свитером запястье, и неаккуратная метка на нем — Д.К.П.