***
«Что будем делать?» – немой вопрос, повисший в гостиной. Мать потирает синяк на предплечье, смотря на меня глазами загнанной в угол лани. Откуда мне знать, ты ведь родила это чудовище. Впрочем, и не одно. Молчание затягивается, и некому его разрушить: отец уже неделю не появлялся дома, Ран скрылся в ночи, напоследок избив и мать, а я… ну, я могу сейчас только промычать что-то нечленораздельное и пустить слюни, как даун. Но, серьезно, эти слюни уже начинают раздражать… Мать молча приносит синий пластиковый тазик и отдает его мне, мол, плюй. Смотрит, как я пытаюсь отхаркаться, кивает каким-то своим мыслям, а после утирает мне рот и подбородок влажной салфеткой с тошнотворно-сладким цветочным запахом. Я теперь у мамы самый красивый цветочек. Не удержавшись, озвучиваю эту шутку вслух. Получается как-то совсем отстойно и нихрена не смешно, но мать грустно улыбается и гладит меня свободной рукой по волосам. Ее глаза влажно поблескивают в полутьме, она отчаянно старается не плакать. Правильно. Слезы – удел слабаков. Мать встает и тихо выходит из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Сейчас она откроет на кухне окно, закурит свои богомерзкие ментоловые сигареты и расплачется, наивно думая, что я ее не слышу. Но, увы, в этом дерьмовом доме слишком тонкие стены. А, впрочем, пускай поплачет. Все равно ничего исправить уже не сможет, поздно даже пытаться. Мы все прекрасно это знаем. Через полчаса она придет ко мне с заплаканным раскрасневшимся лицом, поставит на стол домашнюю аптечку и аккуратно обработает ссадины сначала мне, а потом себе. Через полчаса она будет молча пытаться улыбаться, накладывая мазь на мой распухший хлебальник, а пальцы у нее будут ледяными. Через полчаса я буду всем своим видом показывать, что мне совсем не больно и не обидно, что я тоже готов засунуть свою гордость подальше, только бы выжить с этим выродком под одной крышей. Но то будет через полчаса, а сейчас я нетвердым шагом плетусь до окна и открываю его нараспашку, нарушая это чертово извечное молчание отголоском ночной жизни Икебукуро. А ведь где-то там, в городе, у кого-то другая жизнь. Где-то кто-то возвращается после тяжелого дня домой, где его ждут. Где-то кто-то гуляет допоздна со своими друзьями в клубах и караоке-барах. Где-то кто-то живет чертовой нормальной жизнью. Самой обычной жизнью без синяков, унижений и выбитых зубов. А, может, «обычная жизнь» - очередная ложь, придуманная этим миром? Насколько же я, наверное, сейчас жалок со стороны: стою на нетвердых ногах у рассыхающегося окна, весь покрыт синяками и ссадинами, с опухшим лицом, и размышляю о ложности и истинности понятий этого мира как последний неудачник. Просто отвратительно. И все же, как я хочу есть….1
24 января 2018 г. в 20:34
Лучше бы ты не рождался, мразь.
Кулаки у Рана тяжелые. Настолько тяжелые, что, кажется, мой череп давно уже должен был бы треснуть, но нет, я все еще почему-то в сознании, и даже есть какие-то силы закрывать голову посиневшими руками.
В голове нет ни одной адекватной мысли, только какая-то чушь: «завтра первым уроком английский, опять не успею эссе написать, вот же блядство, а» или «хоть бы только правую не сломал, рисовать же не смогу» или «как же живот болит, с самого утра ничего не ел, когда-нибудь точно загнусь из-за этого гребанного гастрита».
Ботинки у Рана тоже тяжелые. Подошва у них такая массивная, рифленая.
Самое то, чтобы избивать кого-нибудь послабее.
Думаешь, ты лучше меня?
Рот наполняется слюной и кровью. Кажется, этот выродок выбил мне зуб. Ну, зато рука пока не сломана.
Да, точно: на полу в лужице крови влажно поблескивает зуб. Вблизи, оказывается, это выглядит еще более мерзко, даже почему-то смешно становится, хотя ничего смешного тут и нет.
Весело тебе, ублюдок мелкий?
Ран хватает меня за волосы и тащит в ванную, пинком открывает дверь, втаскивая меня вовнутрь. Нет сил нормально стоять, ноги подкашиваются и разъезжаются на влажном кафеле. Напоминаю себе, что сейчас главное – не сопротивляться, точка невозврата уже пройдена.
Сейчас нужно просто ждать, пока его гнев иссякнет.
Руки у Рана предательски дрожат, пока он судорожно обдумывает, что бы со мной еще такого сделать. У этого дебила действительно мозгов как у хлебушка, даже не может сам закончить начатое.
В этом плане я-то уж точно лучше.
– Может, еще утопишь меня? – голос какой-то чужой, отвратительно булькающий, но сейчас это не так уж важно.
Ран улыбается, будто сам додумался до этого. Куда уж тебе, бесполезный кусок говна. Твоя задача просто делать так, как я скажу, раз мозги не завезли.
Это твой лимит, братец.
Хватка у Рана железная, а у меня нет сил физически сопротивляться, когда он с размаху опускает мою голову в унитаз и нажимает на кнопку слива. Пока мой мир утопает в шуме, я мысленно радуюсь, что все-таки успел задержать дыхание.
Но надолго меня не хватит.
Ледяная вода в какой-то момент заполняет абсолютно все, перебивая даже тошнотворный привкус крови во рту. Я уже всерьез пытаюсь вырваться, хватаюсь за все трясущимися пальцами в надежде найти хоть какую-то опору.
В мои планы вовсе не входит пункт «умереть, захлебнувшись в унитазе».
Но Ран держит крепко.
Какого черта..?
Все это зашло слишком далеко.