***
Тэгун ополоснулся водой с травами, накинул черное шёлковое одеяние, скрыв под тканью алые засосы и укусы, расцветшие на коже. Он уже перестал обращать на них внимание. Они проходили столь же быстро, как появлялись, тому способствовала усиленная регенерация, никуда не девшаяся после запечатывания магической силы. Он вернулся в свои покои уже за полночь. На небе распростёрся щербатый месяц. Сёдзи были раздвинуты, пропуская в комнату бледный свет. На полу и стенах играли тени от деревьев и высокой травы. Расчесав влажные волосы гребнем, парень направился к давно отцветшей вишне, раскинувшей свои могучие острые ветки, напоминающие когтистые лапы чудовища. Он устроился в ожидании под кроной дерева, внимая мертвой тишине. Он привык к этим извращениям уже давно. Тэгун был спокоен, перестал плакать и жалеть себя, ему стало абсолютно всё равно. Однажды он выберется, он знал это. Он переживет старика и устроит пир на его костях. Это успокаивало. Послышались шорох и осторожные шаги. Это его тоже успокаивало. Он приходил с каждым восходом луны, и однажды, обязательно однажды луна перестанет быть тайным свидетелем и главным поводом их свиданий, превратившись в верную спутницу в их долгом путешествии. Куда-нибудь дальше на север, к диким землям. Там всегда холодно, завывают ветра и живут свободные от закона и правил люди. Там огромные белые медведи, великаны и снежные виверны. Улыбка коснулась его губ, он открыл глаза, увидев пред собой внимательно вглядывающегося в его лицо Рави. В волосах его путалось серебро. — Я думал, ты дремлешь, — на бледном, почти прозрачном от света месяца лице скользнула доброжелательная улыбка. — Ещё немного, и я бы вправду задремал, а тебе пришлось бы топать обратно в тень, — Тэгун потянулся, заложив руки за голову. — Жаль, тебе бы не достался подарок. — Подарок? — глаза его загорелись огнем. — Ага, — Рави уселся напротив кицунэ. — Взгляни. Он протянул ему руку. В его ладони лежала большая кремовая ракушка с шипами. — Случайно выбросило на берег. Приложи к уху. — К уху? — спросил Тэгун, беря ракушку холодными ладонями. — Зачем? — Так ты сможешь услышать шум моря. Попробуй. Да ты не той стороной прижимаешь! Дай сюда, — он приложил своей рукой. Тэгун прислушался. Появился шум. Он услышал прибой, рев морских волн, даже ощутил запах соленой воды. Прикрыв глаза, он представил темные глубокие воды, утопающий в них вой ветра, что разрывает покой на куски, и белёсую пену, прибивающуюся к песчаному берегу. Внезапно картинка сменилась другой, более явной, уже существующей когда-то. Давно затерявшееся в памяти воспоминание, прожженное временем, встало пред глазами. Шум моря перешел в успокаивающее журчание кристально чистого ручья, вместо волн — изумруд травы и крон деревьев, вместо запаха соли — аромат луговых цветов. Он сидел, прямо как сейчас, под раскидистым кедром, вдыхая запах яшмовой смолы. Беспокойно стрекотали цикады, казалось, отплясывая вкруговую возле Тэгуна. Донёсся шорох, лис навострил уши. Из чащобы вышла до боли знакомая фигура. Он слишком хорошо помнил эти черты лица, эту смуглую кожу, раскосые глаза, жесткие черные волосы, собранные в воинский пучок. Всё казалось настолько явным, что он распахнул глаза, желая убедиться в реальности происходящего вновь. Но перед глазами — всё неизменно тот же мононоке с едва выглядывающими из непричесанных волос рожками, черными глазами-бусинками и белой, почти прозрачной и светящейся кожей. Почему-то ему казалось, что история повторяется, и однажды, так же закрывая глаза, он будет бояться их открывать вновь, страшась перед собой никого не увидеть. — Ну как? — Рави убрал руку с ракушкой от уха парня. — Я будто сам там побывал. Это невероятно. — Да уж, я заметил. Ты долго был там, на море. Русалок ловил? — он добро усмехнулся. — Кто знает, кто знает, — Тэгун многозначительно повел бровями, отгоняя от себя непрошеные воспоминания. — Как у тебя сегодня дела? — демон вложил в ладони парня дар моря и сжал на нем чужие пальцы. — Нормально, — и он не то чтобы солгал, скорее, смирился. В конце концов не произошло ничего ужасного. Пока. — Как обычно, — в глазах парня читалось понимание. Он, на самом деле, знает, как у него дела. Ему не нужно узнавать это от Тэгуна, это понятно само по себе. Рави уже давно не является той отдушиной, что был поначалу. Ему не жалуются на жизнь, тот надломленный горделивый лис, что никак не мог принять своей судьбы, смирился и ждал своего часа. И однажды, Рави был уверен, он его дождется. И хотя той отдушиной он больше не был, он стал кем-то большим. Демон это понимал и просто делился всем, что было на уме. — Знаешь, прохаживаясь вдоль берега, я вдруг пришел к интересной мысли. Я всегда верил в Высшее предназначение, оно есть у каждого человека. Судьбой уготована какая-то цель, которую мы можем достичь путем лишений, испытаний. Я вовсе не пьян, лис, не смейся, я лишился этого свойства вместе с чувством боли и страха, философия в последнее время — единственное развлечение. Так вот, о чём я… Ах да. Сам посуди: не будь я мононоке, а ты не лишен своих сил, довелось бы нам встретиться? Скорее всего. Но случайная встреча ничего не изменит. Мы тут сидим вдвоем лишь благодаря нанесенному судьбой удару. И сдается мне, не просто так на нашу долю выпала эта участь. — Ты серьезно? Что великого могут сделать без пяти минут одержимый и лишенный сил и способностей демон-лис? — Ты вроде умное существо, — он почесал за ухом, Тэгун насупился. — Цена заплачена. Не могут все эти испытания сыпаться на голову просто так. — Скажи это умирающим от чумы, оспы и разорений селянам, скажи об этом девчушкам рыбака или портного, которых продали в публичный дом в три года, в конце концов скажи это матерям, чьи мужья и сыновья ушли на никому не нужную войну, возложив на свои плечи скотину, поля и уход за домом. Уж они-то заплатили должную цену. Не думаю, что их ждут великие свершения. Максимум — их тела посбрасывают в канавы, когда они издохнут. — Им не повезло уродиться простыми крестьянами и… женщинами, — он вздохнул, накрутив на палец черный локон кицунэ. — Я бы мог сейчас гнить в том доме, истерзанный воронами и червями. Мне бы никогда не довелось притронуться к этим шелковым волосам… Понимаешь, к чему я? Я мог бы сдохнуть, как и все, но я выжил. Интересно, для чего меня приберегли Боги. Уж явно не для того, чтобы я был скинут в канаву. — Боги не наводят скверну. Они вообще предпочитают не вмешиваться, лишь бросаясь законами и заповедями, держа в страхе подчинённых. Думают лишь о своем величии. — У тебя с ними счеты, да? — Что-то вроде того. В общем-то… — Тэгун встал, расправляя подолы халата. — Утомил ты меня, — а после добавил: — Рави? — А? — Что с тобой произошло в том… доме? — В общем-то, — он также встал, поправив хаори на плечах, — утомился я с тобой болтать, — Рави осклабился. — Иди отдыхать, уже поздно. — Угу, — он пошаркал сандалией землю. Демон уже уходил, когда его окликнули: — Рави! Спасибо за ракушку и… знаешь, нет, всё не нормально. Совсем не нормально. Я слишком устал, ещё немного — и я превращусь в извращенца. Порой я ловлю себя на мысли, что мне нравится. Чёрт, сегодня мне было настолько противно от того, что я… что мне… — выступили непрошеные слезинки. Он поспешно начал стирать их рукавом. Тэгун давно не плакал. Щеки непривычно обжигало. — Надеюсь, та высшая цель… стоит того, иначе… я тебе откушу л-лицо, — его охватила мелкая дрожь. Внезапно он почувствовал, как на улице холодно. Рави сгреб его в охапку и прижал к себе. Слезы капали ему на грудь. Он в очередной раз убедился в хрупкости этого могучего существа. Ничего нет страшнее для такого, как он, чем ущемление гордости. Казалось, он бы не придал значения, если бы ему выдергивали наживую ногти с пальцев, но позора он принять не могу, хотя и пытался. Вернее просто сдерживался. Ведь если просто не обращать внимания, то вскоре чудом можно обнаружить, что всё не так уж ужасно. Однако стоит только призадуматься… Он ничего не говорил. Никаких слов не нужно было. До рассвета оставалось недолго. Он чувствовал, как силы покидают рогатый месяц. Аматерасу* подступала к небесному пьедесталу всё ближе. — Рави… Рави, не покидай меня. Не уходи до рассвета, — он схватился тонкопалыми ладонями за широкие плечи. — Останься… мне страшно. Ты нужен… — Если ты просишь, я сделаю. Я сделаю ради тебя всё, что ты захочешь, Тэгун, — рука нежно гладила смоляные волосы. Этой ночью Тэгун засыпал под запах смолы, дымом тянувшейся от курительной трубки. Рави сидел безмолвной бледной тенью напротив мирно посапывающего лиса. Беспорядочные черные пряди обрамляли лицо, месяц белой краской ложился на кожу. Думал ли Рави о том, что однажды вновь будет вглядываться в лицо, подернутое сонной негой, мечтая разорвать в клочья всех, кто хоть пальцем посмеет дотронуться? Вероятно, что нет. Когда-то он уже пообещал защитить. И не сберёг.***
Бин снова ощущал чужое присутствие. Это чувство не покидало его с первым появлением луны на небе и до самого её перерождения. Неважно, была ли она полной, главное, чтобы лунные лучи рассеивали густую темень. Также присутствия не было, если луна была сокрыта за тучами. Он ни с чем не мог перепутать эту энергетику, эту силу. По ночам в их поместье расхаживал демон, ведомый светом луны. Он догадывался, к кому приходил чертяка. Только одно существо в этом доме могло привлечь такого сильного одержимого, — существо не менее сильное, чем сам мононоке. Он знал, и всё же… он ничего не делал. Никто, кроме него, не ощущает его, значит, пусть приходит. В конце концов, если он всё еще никому не навредил, не стоит и переживать по этому поводу.