***
Очнулся я спустя несколько часов, когда за окном стемнело, и лишь медленно горящие свечи в лампах мягко освещали помещение. Повернув голову, я увидел по-прежнему сидящего на кровати Стивена — он не собирался покидать комнату с того самого момента, как я отключился. Маг сидел спиной ко мне, что-то тихо бормотал себе под нос, словно закрылся в собственном мире, не замечая ничего вокруг. Лишь благодаря своему чёткому слуху он смог вырваться из водоворота мыслей и заметить, как я переворачиваюсь на другой бок. — Полегчало? — я не стал отвечать. Отвратительное самочувствие и не менее отвратительное настроение — всё это служило вполне весомыми причинами, по которым я отказывался говорить со Стрэнджем. Я просто устал. Устал что-то выяснять, допрашивать, вынюхивать, вытягивать информацию как клещами. Я думал… Что мы не последние друг другу люди. Я занимался допросами на своей не самой любимой работе, не хватало ещё так поступать с теми, на кого мне было отнюдь не наплевать! Конечно, меня нельзя было назвать человеком, которому можно доверять на все сто процентов, но, я терпеть не мог, когда меня держали за круглого идиота. Или же… Мне было больно от того, как игрались с моими собственными чувствами? Я ощутил пронизывающий до костей холод и затрясся, стараясь как можно сильнее укутаться в одеяло. Было ли то ознобом или же последствием резко накативших негативных эмоций?.. Я не знал. Я лишь желал закрыть глаза; желал прекратить всё это как можно скорее. — Росс… Послушай. Пожалуйста, — руку мою сжала холодная, трясущаяся ладонь мага. С трудом сфокусировав взгляд на маге, я увидел, что он придвинулся вплотную ко мне. — Я хочу… Рассказать тебе одну легенду, — прекрасно, теперь мы будем оправдывать свою же нерешительность и нежелание принимать правду всякими дурацкими россказнями. Хмыкнув, я снова прикрыл глаза — во второй раз я ни за что не позволил бы себя одурачить. Однако Стрэндж проигнорировал моё не самое приличное поведение и продолжил повествование: — Легенду о звезде, что охраняет покой Вселенной; что даёт ей жизнь и тепло. Имя ей — Солнце. Тебе ведь прекрасно известно, как устроена солнечная система? — ударивший яркий свет заставил мои глаза распахнуться и с удивлением обнаружить, что Стивен не просто рассказывал некий миф — он пытался воссоздать его при помощи магии. В считанные секунды передо мной возникали картины из космоса: звёзды, кометы, планеты, и, в конце концов, само Солнце, живущее в бескрайней тьме, но дарующее всему живому свой свет. — Солнце всегда было… В гордом одиночестве. Оно столь могущественно, что не хотело делиться ни с кем своей энергией. И потому оно не жаловалось на окружающую его пустоту, наоборот, ему было хорошо наедине с собой. Проходили десятилетия, века… Эоны лет проносились мимо Солнца, а оно по-прежнему жило само по себе. Но, однажды, оно увидело другие планеты, и особенно ему приглянулась маленькая красочная планета Земля, которая, как ему казалось, слишком сильно отличалась от других серых и некрасивых шариков, летающих в космосе. Солнце поняло, как ошибалось всё это время; ему захотелось как можно больше времени проводить с Землёй, но это оказалось невозможным, ведь тот жар, что исходил от звезды, мог попросту сжечь до тла эту крошечную, живописную планету. И Солнце решило, что будет одаривать своим теплом Землю, находясь на большом расстоянии от неё — только так оно могло помогать своей возлюбленной, не боясь, что навредит ей. Солнцу не суждено подпускать к себе кого-то. Его свет спасителен и губителен в то же время; оно вынуждено всегда быть вдалеке, а иначе всё живое вокруг погибнет. Оно… Оно спасает всех, но никто не может спасти его от вечного одиночества. Стивен начал запинаться; картинки, созданные при помощи его магии, стали больше похожими на кадры из какого-нибудь блокбастера про апокалипсис, где Солнце сжигает всё на своём пути: маленькие планеты и нашу родную Землю. Вдобавок к этому, руки мага вновь затряслись, из-за чего казалось, будто вся вселенная сотрясается в ужасе. Пока я, находясь в полнейшем замешательстве (потому что прекрасно понимал, кто же играл роль «Солнца» в этой легенде), пытался найти хоть какие-то слова, подходящие бы под эту непростую ситуацию, Стрэндж, похоже, углубился в самую суть своих объяснений: — И ведь… Если Солнце в итоге так и останется в одиночестве… Оно рано или поздно сойдёт с ума от того количества энергии, что накопится в нём, и, и… И оно взорвётся, забрав за собой остальные планеты, если не всю вселенную. Оно не знает, как ему быть, к кому обратиться за помощью, так как оба исхода ведут к трагедии. Оно дорожит вселенной, особенно своей малышкой Землёй, и вот, оно попросту теряется… Не в силах больше смотреть на то, как этот горе-волшебник пытается на практике и на примерах объяснить то, что тревожит его, я перехватил трясущиеся ладони Стрэнджа, сильно сжал их в своих руках и произнёс то, что, возможно, убрало нам обоим груз с наших душ: — Я тоже тебя люблю, Стивен. Нет слов, чтобы описать те эмоции, которые я увидел во взгляде Верховного Мага в эту самую секунду. Скорее всего, я и сам выглядел как полнейший дурак — внутри всё встало на дыбы и резко опустилось, словно нечто тяжелое покинуло тело навсегда, освободило голову от лишних мыслей, что вызвало лишь добрую, дурацкую улыбку. В какой-то степени я даже перестал ощущать жар. Всё, что я слышал в это мгновение — взволнованное дыхание Стивена. Всё, что видел — его искренне, наивно-удивлённое лицо, будто вопрошающее: «Как ты догадался, что я пытаюсь сказать?». — Ты не мог бы как-то попроще всё обернуть? — я легко засмеялся, внутренне удивляясь сам себе. Почему мне захотелось вдруг вот так смеяться — от всей души? Откуда взялось чувство радости, когда ещё несколько минут назад я буквально ненавидел весь мир? В любой другой ситуации я бы спихнул всё на магию этого невозможного чародея, но пора бы уже было признать — дело было в самом мужчине. В Верховном Маге, в Стивене Стрэндже. Не переставая держать его руки в надежде, что моё тепло успокоит их, я вновь усмехнулся: — Паршивец, вынудил меня первым признаться так, как это делают все адекватные люди. Серьёзно, у всех магов подобная схема — сначала довести человека, а потом говорить загадками? Солнце, Земля… Так бы и объяснил, что боишься довериться из-за чувства ответственности, возложенного на тебя, как на самого могущественного человека в нашей вселенной… — и вдруг я поймал себя на подозрительно простой мысли — я ведь являлся точно таким же человеком. Не желал открывать свои запертые на тысячу замков сердце и душу ближайшим в моём окружении людям, думая, будто бы долг, будто бы моя работа были превыше этих сантиментов. К тому же, я искренне боялся потерять эту, пусть и маленькую, но всё же семью, и потому воздвиг неприступные стены вокруг своей личности. Вот что пытался донести до моего сознания Стивен рассказанным мифом о великой звезде. По иронии судьбы, я вынес совершенно неожиданный вердикт его словам: мы оба являлись теми ещё придурками. Зачем делать всё по-человечески, зачем говорить друг с другом искренне и открыто? Зачем пытаться бежать от уже давно всем понятной истины? Я внезапно осознал, как же Расти старалась показать нам всю нелогичность наших поступков; как она изо всех сил пыталась свести двух упрямых ублюдков. — Никогда бы не подумал, что окажусь в долгу у мелкой девчонки. Вот уж… — меня наглым образом перебил поцелуй Стивена — отнюдь не похожий на тот, что случился между нами после моего «чудесного воскрешения». Тогда он целовал волнительно, страстно, словно в первый и последний раз, теперь… Это было не менее чудесно, но чувствовалось по-другому — через прикосновение его губ мне передавалось тёплое ощущение заботы и нежности; всей его закрытой от общества и, теперь, обнажённой для меня сущности. — Прости меня. Прости за всё, Эверетт, — торопливо зашептал Стрэндж, разомкнув поцелуй. Он называл меня по имени уже второй раз, и, Боже, как же жаль, что до этого я не мог испытывать такого волнительного, пленительного желания слышать, как великий волшебник произносит именно его. — Прости, я не должен был… — я не выдержал и, подавшись вперёд, поцеловал Стивена. Разве это ли не лучший способ заставить своего возлюбленного перестать нести всякую чушь вроде нелепых извинений? Да за что же ты всё время извиняешься, мой глупый колдун? Уже давно я не чувствовал себя настолько… Уязвимым? Полностью распахнувшим свою душу перед близком мне человеком? Ловящем себя на мысли, что у меня был этот самый «близкий человек» — что всё это происходило на самом деле, и я не ловил никаких галлюцинаций, насланных каким-нибудь мутантом? Возможно, из-за того, что я так долго и упорно отрицал любые проявления настоящих, живых эмоций, и в эту самую минуту ледяная крепость моей души рушилась, разбиваясь на миллионы осколков, я вёл себя неуверенно и неловко. Даже в таком, казалось, обычном деле как «поцелуй» — я почти невесомо касался губ Стрэнджа, совершенно отвыкнув проявлять нежность и ласку. Тот, проведя ладонью по моей груди, осторожно отстранил меня от себя, и я испугался, что своей холодностью мог задеть Стивена. Однако, мужчина взял стоящий на прикроватной тумбочке пузырёк, на который я доселе не обращал внимания, выпил его содержимое и, совершенно неожиданно, вновь поцеловал меня и влил, таким образом, густую горьковато-сладкую на вкус жидкость в мой рот. — Это поможет сбить температуру, — на прерывистом выдохе произнёс волшебник, видя во моём взгляде немой вопрос. — Наш с малой сбор трав. Личное изобретение. Думаю, ты понял, зачем… Зачем это всё, — как-то робко произнёс он, нервно сглатывая. В любом другом случае я бы непременно посмеялся над умеющим контролировать любую ситуацию великим магом, который сейчас выглядел абсолютно неуверенным в себе, если бы сам не ощущал себя точно также. Потому что прекрасно знал, к чему всё шло. «Сбор трав», тем временем, начал действовать, излечивая мой организм. В глазах резко потемнело, всё тело обдало обжигающей жарой, и я незамедлительно опустился обратно на кровать, поддерживаемый руками Стивена. Мой непредсказуемый волшебник навис сверху и виноватым тоном пробормотал: — Это всё побочный эффект… Должно пройти через несколько секунд. Чёрт, я и забыл про него… Он был прерван моей протянутой рукой, осторожно касающейся его лица. — Как долго он действует? — Час или два… Зависит от человека и его физиологии. — Тогда, думаю, тебе стоит повременить со словами и заняться делом. — Эверетт, я… — перехватив и сжав мою ладонь, Стрэндж наклонился чуть ближе. До стирающего все рамки, нормы и морали расстояния. — Если ты не хочешь, то не надо. Я много думал об этом, представлял, что случится, если дойдёт до такого… Но, в первую очередь, мне важно твоё согласие. — Отчего-то мне кажется, будто я ждал этого вот уже много лет. Мне неважны последствия, — никогда бы не предположил, что способен нести столь безрассудный бред (это всё лекарство, определённо, это оно), но именно в это сокровенное мгновение хотелось делать всё вот так — безрассудно, не заботясь о завтрашнем дне. Лишь наслаждаясь тем, от чего мы оба так долго и напрасно отказывались, ограничивали себя, скованные глупыми правилами. Которые сами же и выдумали. — Стивен, — у него прекрасное имя. Хочется повторять его вновь и вновь, всякий раз пробовать на вкус и ощущать эту невероятно приторную сладость на языке от осознания, что ты наконец-то обращаешься к человеку как к близкому, как к полноценному партнёру. — Ничего не бойся. Делай, как ты всё обычно и делаешь. Со стороны, наверное, казалось, что я выгляжу как по уши влюблённый идиот — с этой дурацкой нежной улыбкой на лице и блеском в глазах, в которых отражалось не менее идиотское выражение лица Стрэнджа, не ожидавшего таких красноречивых слов в свой адрес. Такое… Наивное, расплывшееся в такой же нелепой улыбке. Он бросился жадно целовать меня, как ненасытный хищник, долго не лакомившийся своей добычей. Точнее… Мы оба напоминали двух оголодавших зверей. Наши языки переплетались. Мы издавали далеко не самые приличные звуки. Волшебник чуть ли не разрывал на мне робу, стараясь расстегивать и снимать её лишь из уважения к портным храма. Как только вся верхняя одежда была халатно и неуважительно разбросана вокруг кровати, Стивен приступил к новой порции наслаждений, которыми он так щедро одаривал меня. Горячие губы клеймом опаляли шею, оставляя на ней запретные метки гордого собственника-чародея, спускались вдоль груди, живота, ниже, гораздо ниже. Его ладонь бесцеремонно проникла под ткань штанов, прошлась вдоль вставшего от томящего возбуждения члена, чем вызвала секундное потемнение и тысячи искр вокруг меня. Я застонал — протяжно и пошло — и резко закрыл рукой рот, судорожно думая (пока разум ещё позволял себе эту функцию), что нас могли услышать. — А если… Если кто-то придёт?.. Или, что ещё хуже, малая может… — Ах, тебя волнует это? — Стивен сильнее надавил на твёрдую плоть, нарочно провоцируя меня на стоны. Я зашипел (что за нахальный придурок?): — Конечно, м-меня волнует это! — Никто не придёт, можешь не волноваться, — спуская с меня штаны, он слегка коснулся губами головки члена. Мне лишь оставалось надеяться на свою солдатскую выдержку и сжимать в кулаках простыни. Подавив в себе желание как можно громче закричать, я почти что прошептал: — Откуда такая уверенность?.. — Среди учеников сейчас никого в храме нет. Раз в год устраивается большое паломничество, и все обучающиеся отправляются в горы тренировать разум и тело. Остаётся лишь несколько моих помощников, которые на данный момент крепко спят у себя на нижних этажах. А мы, к твоему сведению, почти что под самой крышей. Можешь не сдерживать себя… — А Расти? — Расти собирала травы, из которых мы и сделали лекарство, с утра и до самого вечера. Я сам отправил её, зная, как она переживает за твоё самочувствие. Она — самый последний человек, который проснётся, даже если начнётся апокалипсис. Уж слишком сильно вымоталась за день. — Сволочь, ты ведь знал всё заранее, и потому нагрузил бедного ребёнка… Как тебе не стыдно?.. — ответом мне послужило жгучее дыхание вокруг члена, заставившее меня окончательно растерять последние остатки рассудка и позабыть о нежелательных гостях, которые могли бы в теории ворваться. Картина, как великий волшебник, доктор Стивен Стрэндж, Хранитель Миров делает мне минет, наверное, останется одним из самых ярких и невероятных воспоминаний за всю не самую лёгкую жизнь. Само осознание, тянущееся по венам вместе с той медовой истомой — «Сам Страж Мироздания орально удовлетворяет меня…» — возбуждало и растворяло в блаженном сне, происходящем наяву. Мы не сдерживались. Я — в криках и стонах. Он — в движениях. Где?.. Где он этому научился?.. Готовился наперёд, предполагая подобный сценарий?.. Крайне много вопросов, Росс. Когда-нибудь ты научишься просто отдаваться процессу с головой, не пытаясь анализировать всё подряд. Но, и правда, он делал это слишком хорошо, слишком потрясающе, слишком превосходно. Не существует столько слов в лексике рядового американца (а может, и жителя любой страны), чтобы передать всё ощущения, пронизывающие тебя с головы до ног. — Чёрт, Стивен… Чёрт… — мне страшно было вообразить, на какие мучения был ещё способен этот искусный маг, желавший свести меня с ума подобными сладчайшими пытками. Выгибаясь, извиваясь, впиваясь зубами в тёмную наволочку подушки, я желал единственного — чтобы этот «заслуженный отдых» длился вечно. Снова вспышка, снова внутренний удар раскалённого, как лучи летнего солнца, пламени, и я смущённо наблюдаю, как Стивен слизывает с моего торса «свидетельство полного удовлетворения полковника Росса». Заметив это, Стрэндж легко усмехнулся и утянул меня в удушающие объятия. — Неужели у тебя такого никогда не было? — Было… Давно… Не твоего ума дело! Сам-то откуда этому научился? — Студенческие годы в общежитии медицинского колледжа, оказывается, пошли мне на пользу, — хитро улыбнулся маг. Во мне почему-то взыграло противное чувство собственности: — И сколько девушек… Мужчин… Побывало на моём месте? — Конкретно на этой кровати и конкретно в моём сердце, как это сейчас делаешь ты — ни одной. Ни одного. Только ты. Ты сам захотел, чтобы я сделал всё по-своему. Надеюсь, ты не пожалеешь о принятом решении, — он резко схватил со стола тот самый пузырёк с микстурой и вылил оставшееся содержимое на свои пальцы левой руки. — Даже думать не хочу о том, что входит в её состав… — процедил я сквозь зубы, стараясь отгонять от себя странную и достаточно абсурдную мысль о том, что Расти собирала травы и готовила лекарство, совершенно не догадываясь, по какому назначению оно будет использовано. — Выдохни, — проведя правой ладонью по животу (мне показалось, или я увидел зелёный свет под ней?), Стивен осторожно ввёл в меня указательный палец. Я тихо выругался. Поначалу ощущения были не самыми приятными, но, постепенно, я привык и к этому. — Твоё счастье, что ты занимаешься сексом с бывшим военным, — ответил я на немой обеспокоенный взгляд Стрэнджа. Тот, однако, быстро переменился в лице, вновь облачившись в маску обольстителя. Прильнув к моему лицу, он продолжал глубже проникать в меня, заставляя всё тело сотрясаться в блаженстве. — Поверь, были и довольно крикливые. К счастью, я знал, как их затыкать… — жгучее чувство ревности вновь опалило грудь, и я укусил пытавшегося утянуть меня в новый алчный поцелуй Стивена за нижнюю губу. Будет знать, как упоминать при мне всех своих бывших. Маг, усмехнувшись, едва коснулся места укуса и оскалился: — Ты же понимаешь, что я этого просто так не оставлю, — наказанием мне послужил второй палец, введённый с особым цинизмом. Тая, плавясь, сгорая в цепях страсти, я поймал себя на единственной мысли, искрой пронёсшейся в моей голове: я хочу большего. — Долго ещё ты собираешься меня мучить? Гордый упрямец… — сердце подсказывало ругать моего волшебника как можно чаще, будто бы это был наш особый язык, на котором мы вели все диалоги. И ничуть не были в обиде за это. — Кто бы говорил, заносчивый агент. Своей холодностью ты мучил меня куда как сильнее, — целуя меня в полыхающие от стыда щёки и слизывая выступающие на лице капли пота, прерывисто шептал Стрэндж. — Как же ты порой бесишь. — Ты тоже, агент Росс. И снова жадный, накрывающий как ураган, как цунами, как стремительная лавина поцелуй, в который мы вкладывали всё, что так долго скрывали в себе. — Попроси меня. — Что? — мне казалось, что уже где-то слышал подобную манеру речи. Подобный приказ. — Попроси меня по-хорошему. — Ах ты засранец… — зашипел я, понимая, что другого выбора у меня, по сути, и не было. Весь организм, всё нутро буквально взвивались от одной лишь мысли, что мы могли стать единым целым, что Я стану полностью (его — невыносимого чародея), что Я потеряю весь мир с ним ради этой ночи. Задыхаясь, я словно в бреду промолвил: — Пожалуйста, Стивен… — Так-то лучше, мой белый котёнок, — прозвище, данное мне народом Ваканды, настолько обескуражило меня (откуда он вообще это узнал?!), что Стрэндж не мог не воспользоваться этим моментом. Щелчком избавив себя от одежды (он и для этого использует магию?), волшебник, пока я внутренне возмущался столь быстрому распространению моей новой клички и смущался от того, что именно Стивен использовал её, взял меня — быстро, стремительно, ошеломляюще. И снова — ему повезло, что я являлся бывшим военным, работающим на данном этапе моей жизни на одной из самых опасных должностей. Боль не из самых приятных, но такая ерунда по сравнению с тем количеством пулевых ранений, выпавших на мою долю. Больнее было только закрываться от любви в течение долгих… Долгих лет. С непривычки я прижался к Стрэнджу, обхватив его руками; на глазах выступили слёзы, и очень зря — Стивен тут же волнующе взглянул на меня. Какой же он до одури странный — то ведёт себя так, будто хозяин всего сущего, но, в то же время, чуть ли не сходит с ума, если переживает за близких. Неужели это была первая черта его характера, покорившая моё каменное сердце? — Ты как? — поинтересовался он, на время прекратив движения. Перехватив его руку в жесте поддержки и сжав её, я утвердительно кивнул. Всё уже случилось. Назад дороги не было. Пока я ощущал Великого Мага внутри себя, пока глаза мои закрывала пелена опьянения, я словно урывками видел разные видения. Там мы тоже были вместе. В любых проявлениях, в любой вселенной, в любое время — судьба каждый раз сводила нас. Я был искусным чародеем, правителем, которого предал народ, и я был вынужден бежать прочь из родных мест. Он — магом-самоучкой, чьи родственники считали его законченным неудачником. Две потерянные души соединились, смешались в одну ужасающую и сметающую всю на своём пути бурю, жаждущую приключений. Он обожает меня, боготворит и вытворяет безумные вещи в постели, стоит ночной тьме опуститься над средневековыми улицами. Мы были представителями двух воюющих за трон богатых семей. Каждый из нас стремился защищать честь дома и бороться за власть до последней капли крови. Враги на поле боя, любовники под тенью густого раскидистого Чардрева, где мы впервые признались друг другу в чувствах. Вынужденные делить любовь и ненависть напополам, мы умирали в ярости к несправедливой судьбе и молили Всевышних, чтобы в следующей жизни они позволили нам быть вместе. Я — военный, потерявший всякий интерес к жизни. Он — сумасшедший фрик, считающий себя выше и в миллион раз умнее остальных. Как только я вижу его — взлохмаченного, нелепо радующемся новому делу и зовущего меня «в игру», мир вокруг сразу преобразовывается, окрашивается в удивительные яркие цвета, и я хочу жить. Я хочу быть рядом с ним — интровертом-зазнайкой, не знающем границ и рамок. Я люблю, люблю его, как бы Боги не распоряжались нашим будущим и не предопределяли наши следующие жизни. — Стивен… — Эверетт, — он тоже это почувствовал. Я заметил это по глазам — самым красивым на всём белом свете. — Она была права?.. — воздуха, мне катастрофически не хватало воздуха, и приходилось говорить ужасно прерывисто. — Она была права… Этот день рано или поздно должен был настать. Чтобы мы снова воссоединились… — Навеки, — мне более не хотелось отвлекаться на и без того понятные, очевидные разговоры. Завершив столь краткий диалог красивым словом, я подался вперёд, сильнее прижимаясь к волшебнику и углубляя сокровенный поцелуй. Единственное, что меня беспокоило в течение той феерической и долгожданной ночи — им с малой придётся готовить новое снадобье, на этот раз для полностью сорванного от оргазменных криков горла.***
— Может, проветрим? — Что, дыхание совсем сбилось после таких «упражнений»? — Боже, просто открой окно. — Хорошо, хорошо, только не вредничай, — Стивен, по принятым стандартам, щёлкнул пальцем, и большие окна комнаты мгновенно распахнулись, впуская в помещение свежий утренний воздух и прозрачные лучи восходящего солнца. Вдохнув полной грудью, я поправил одеяло и наклонил голову в сторону мага. Мы просто лежали в обнимку где-то с наступления рассвета — уставшим телам требовался срочный отдых. Признаться, в какой-то степени это было даже приятнее, чем происходящее между нами несколько часов назад. Никогда бы и вообразить себе не мог, что могу позволить подобную роскошь — лежать, окруженный тёплыми руками любимого человека. Настолько приятно, что хотелось растягивать каждую минуту наравне с целыми часами. — Держи меня вот так, или… — Или что? — улыбнулся Стрэндж. — Неважно. Не отпускай, — проворчал я, всё ещё пытаясь избавиться от впечатлений прошедшей ночи. — Знаю, своевременный вопрос, но… Как чувствуешь себя? — вдруг поинтересовался маг. Я, не скрывая удивления, ответил, что не ощущал никаких признаков болезни, мучавшей меня в течение нескольких недель. — Видимо, твоя микстура помогла… Или не только она. Не зря говорят, что занятия любовью помогают при болезнях. — Как знал. Я же доктор, как ни как, — он снова гордо заулыбался — настолько вредно и самоуверенно, что захотелось швырнуть в это наглое лицо подушку. Желательно с размаху. Где-то спустя минуту Стивен вдруг настороженно приподнялся на локтях и нахмурил брови. Я обречённо выдохнул, внутренне сетуя, что кто-то посмел прервать эти долгожданные минуты нашей уединённости. — Что-то не так? — Кто-то пытается разрушить барьер вокруг границ храма. Хочет покинуть территорию, но не знает, как. Среди всех присутствующих на тот момент в Камар-Тадже находилась лишь одна-единственная персона, не знающая местных заклинаний, но пытавшаяся каким-то образом повлиять на них. Секундный обмен взглядами, и вот мы уже, попутно одеваясь в спешке, бежим на нижние этажи. Внизу мы увидели закрывающийся прямо перед нашими носами портал, который обычно создавала наша мелкая непослушная ученица-воспитанница. Всё, что мы успели сделать — поймать взлетевшую в воздух записку. Стивен быстро прочитал её и, шумно вздохнув, молча передал мне. Происходящее казалось мне какой-то нелепой шуткой: в записке говорилось, что Расти теперь может отправляться по своим делам и наконец-то оставить нас в покое, раз мы решили все свои «любовные проблемы». Я хлопнул ладонью по лицу — вроде взрослый человек, а ведёт себя как полнейшая, круглая и неисправимая дура! Как мы могли допустить подобное?! Отпустить ту, которую мы так долго воспитывали, вкладывали в неё силы, нервы; тратили время и старались уберегать от опасностей? За кого она нас считала?! — Ты думаешь о том же, о чём и я? — процедил я, надеясь, что мне не пришлось бы объясняться вслух, и всё было понятно по одному лишь выражению лица. Стрэндж, ни секунды не мешкая, схватил меня за руку и открыл портал, параллельно ругаясь себе под нос: — Когда мы вернём её домой, у этой юной леди будет ну очень много проблем… Пусть это была и не самая подходящая к ситуации мысль, но в ту минуту, когда портал закрывался за нами, меня наполнило разливающееся в груди чувство теплоты. Кажется, я наконец-то обрёл свою семью.