Цикл по фэндому "Поле битвы - Земля"

*** Упрямство. Настороженность. Страх – легчайший его отголосок. И ненависть, ненависть, яркая, как вспышка сверхновой. Я должен был убить его еще там, на забытой богами планете. Должен был. Собирался. Планировал и предвкушал. Сжимал зубами трубочку, через которую в горло текла пьянящая свежесть кербанго, наблюдал за тем, как мой личный зверочеловек осторожно пробует настоящую пищу – и как наяву слышал гул взрывов и жалкие вопли издыхающих дикарей. Наблюдал и презирал это дерзкое существо, судьба которого, как мне казалось в тот знаменательный день, была предрешена. Я должен был. Собирался. С чувством, с толком, без суеты и недостойной псайкла поспешности. Он, этот Джо-оунни, не заслужил быстрой смерти. О, нет. Я хотел, я должен был – медленно, неумолимо, сладострастно. Зубами, ногтями, и снова зубами. Упиваясь его горячей кровью и отчаянными воплями. Сразу после того, как придет сигнал от моего недалекого заместителя, от недотепы Кера. «Противник уничтожен» – и вот тогда «Сюрприз, мой милый землянин!» И заслуженная награда для победителя. Я ведь победил, мерзкий ты человечишка. Победил. Упрямство. Настороженность. Страх – легчайший его отголосок. И ненависть, ненависть, ненависть. Даже распростертый, распятый на холодном полу, он излучал ее, искрил ею. А вот страха было… недостаточно. - Пожалуй, ты не достоин… Не заслужил. И предвкушаемый кровавый банкет обернулся буйством внезапной похоти. Не менее сладостной, но более, как бы это сказать, перспективной. Убить можно один раз, всего один, как ни растягивай удовольствие. Всего один – но я, сам того не ожидая, возжелал долгой, очень долгой, оч-чень насыщенной мести. От того, что страх в его глазах был – но надежно окутанный коконом ненависти. Он был – но его словно бы не было. Даже после того, как я, несколько изумленным собственной вспышкой, первобытным, дикарским желанием утвердить свою власть, жаждой сломать, показать низшему существу его место, упиться желанной победой, соизволил бросить на поверженного врага презрительный взгляд; даже после того, как все закончилось, и он, раздавленный, разбитый, втоптанный в пыль и униженный судорожно заглатывал воздух распухшим и мокрым своим ртом – даже тогда ужас и потрясение в его глазах оказались лишь небольшим довеском к этой концентрированной, сияющей ненависти. Возмутительно, дерзко, не-воз-мож-но! Немыслимо, недопустимо… И с этим следовало что-нибудь сделать. Я, Терл, так решил. В тот, знаменательный для нас обоих, день. *** Джо-оунни. Совершенно дикарское имя. Впервые я произнес его вскоре после той памятной ночи, в которую приоткрыл его глаза на, так сказать, истинную суть вещей. В тот самый момент, когда моя налившаяся кровью плоть вонзилась в его, жаркую и все еще тугую несмотря на все прошлые забавы. Как он дернулся, как изогнулся подо мной – словно от внезапного удара наотмашь. На некоторое время – какие-то секунды – он даже кричать забыл. А потрясение в его расширенных, мокрых от слез глазах было зрелищем воистину бесценным. Я даже остановился ненадолго – полюбоваться. И, поддавшись извращенному импульсу, скользнул языком по гладкой и мокрой его щеке. Вкус отдаленно напоминал их же, зверочеловеков, кровь – горячее и соленое, но чересчур водянистое. Джо-оунни не то чтобы снова забыл о необходимости кричать – он попросту задохнулся не до конца набранным в грудь воздухом. Очень… познавательно. Очень. *** Полагаю, он свято уверен в неспособности псайклов плакать. Потому что ни разу не видел подобного, а значит, по его дикарской логике, псайклы не умеют – и точка. Но разве обязан я опускаться до объяснений, посвящать жалкого землянина в азы воспитания? Золото и власть – вот слабости, достойные истинного псайкла, вот желания, приличествующие сильнейшей расе во Вселенной. Я, Терл, в последний раз опускался до плача в раннем детстве; способность, равно как и желание бессмысленно расточать телесную влагу выбивают из нас в первую очередь. Даже из женщин – потому что у высшей расы не может быть слабостей. Только золото и власть, власть и золото. Золото у меня есть; стараниями возомнившего о себе человечишки – много золота. Победоносный рейд в людское хранилище – и вот я уже самый богатый псайкл на планете, и директора Корпорации льстиво смотрят снизу вверх, и чуть ли не дерутся между собой за право первым войти ко мне с докладом, и вышколенная секретарша бросает призывный взор из-под старательно отращенных ресниц, и Кер, этот неудавшийся шантажист, чуть не ботинки мне лижет, доказывая свою полезность и преданность. Он боится, до смерти боится, как бы Терл не припомнил ему идиотскую попытку взять верх. И Терл, конечно же, припомнит. В нужный момент. К чему спешить, ведь они все теперь у меня в кулаке. Все. Я могу все, а скоро… Скоро смогу еще больше. *** Золото, золото, золото. Там, на Земле, много золота. Куда больше, чем в подаренном мне Джоу-оунни хранилище. В отличие от тупиц вроде Кера, я потратил какое-то время, изучая почившую земную цивилизацию. Эти низшие существа, ухитрившись развить свои технологии, так и не сумели стать единой расой, единым целым. Множество так называемых «государств» - большие, маленькие, совсем крохотные… И невероятное множество языков и наречий; то, на чем болтает мой личный зверочеловек – лишь капля в высохшем море... Естественно, поручить столь важное дело кому бы то ни было я не могу. Благо, у нас, псайклов, имеются разнообразнейшие рабы со всех известных планет – почти на любой случай. Ииззы – слабый народец, пригодный лишь для того, чтобы служить высшей расе. Тихие, морщинистые, зеленокожие – и обладающие способностью расшифровать любой или почти любой язык. Я пообещал рабу быструю и легкую смерть – и уже очень скоро кошмарные письмена одного из крупнейших земных «государств» будут расшифрованы и переведены на единственно правильный язык. Скоро еще одно хранилище, куда человеки прилежно свозили ценнейший из металлов, будет найдено, пересчитано, запечатано в контейнеры; скоро все оно будет в моих, Терла, руках. *** Я отнюдь не первый псайкл, вздумавший поразвлечься с низшим созданием. Отнюдь. Но я, пожалуй, первым додумался таскать упомянутое существо за собой вместо того, чтобы, насытив свою похоть, вцепиться в горло оного зубами. Это попахивает извращением – но разве я, Терл, теперь не выше всех и всяческих законов и приличий? А землянин… Джо-оунни… забавляет с каждым разом все больше. Что-то такое есть в его неистребимой ненависти, что-то, возбуждающее чуть не охотничий азарт. Другой давно бы уже сломался, покорился с неизбежным, стал бы неотличим от остальных рабов, бесшумно снующим по коридорам; этот же не снисходит теперь и до той, притворной покорности, которую изображал в далекие дни собственных заблуждений и питал иллюзии по поводу своего умственного превосходства. Каждый раз: согбенные плечи, опущенная низко голова, напряженное, как перед боем тело – и хлесткая, кислотой обжигающая неизменность во взгляде. Пожалуй, стоит слегка переменить тактику. Как учили в Академии: запутать, заморочить, ослабить бдительность соперника, запутать еще больше – и в тот момент, когда он меньше всего ожидает… - Мы летим туда, на твою Землю, - сообщаю я как бы между делом, лениво, разглядывая напрягшегося в предчувствии неизбежности землянина. И чтобы добить завершаю на выдохе: - Джо-оунни. Кажется, я слегка переусердствовал. Впрочем, никакие обмороки не лишат меня полагающегося развлечения – все сроки прошли, его плоть зажила, его раны затянулись – ровно настолько, чтобы я, Терл, мог снова и снова любоваться свидетельствами своей власти над этим созданием. Сквозь легкий туман уходящего обморока пробивается мимолетный испуг – что неудивительно, ведь чтобы привести землянина в чувство, мне пришлось не только подняться с постели. Псайкл, стоящий на коленях над низшим существом – если бы кто-нибудь увидел подобное, моя репутация была бы… Впрочем, при том количестве золота, которым я обладаю – и буду обладать – можно не бояться шепота сплетников за спиной. Но все равно я рад, что последняя проверка не обнаружила в моей спальне ни скрытых камер, ни подслушивающих устройств. Еще один, легчайший удар по бледной щеке: - Не зли меня, землянин, я ведь могу передумать. Светлые ресницы Джо-оунни испуганно трепещут, но в голосе явственно различается насмешка: - И оставишь здесь одного, без высочайшего присмотра? Привычная ненависть на сей раз изрядно разбавлена пробивающейся надеждой. - Изволишь встать, или сегодня развлечемся на полу? Мне, в общем, все равно; вот только в сегодняшние планы входит обязательного присутствие Джо-оунни именно в постели, а не где-либо еще. - Маленькое дополнение, - дождавшись, пока землянин примет вертикальное положение, отхожу к стене. Мы, псайклы, любим не только скрытые камеры. В замаскированном тайнике – одном из множества – тихо ждет широкий ошейник. С сюрпризом, естественно. Пульт – пластиковый конус с единственной кнопкой на вершине – привычно ложится в руку. Я, Терл, неторопливо возвращаюсь на место будущей забавы. Удобно устраиваюсь на спине и делаю приглашающий жест: - Сам догадаешься, или подсказать? Землянин нервно сглатывает, и я, Терл, не могу не ответить самодовольной ухмылкой. Я рискую, конечно же – кто знает, что взбредет в голову этого дикаря; но успешно изображаю высокомерную уверенность. - Без глупостей, - предупреждаю, многозначительно поглаживая пальцем круглую кнопку. - Измажешься моей кровью, - дерзко отвечает землянин, но за этой дерзостью ему не удается скрыть охватившего его замешательства. - И прочими ошметками твоих презренных внутренностей, - киваю я. – Но, Джо-оунни… Я, в конце концов, приму ванну, а вот от тебя мало что останется. - Это точно, - бормочет он себе под нос, причем на своем дикарском наречии. - Значит, договорились, - отвечаю я таким же образом – и как же трудно даются мне слова примитивного языка! Но мой персональный Джо-оунни, без преувеличения, ошарашен. *** «Можешь поздравить себя, Терл. С очередной, пусть и маленькой, победой» Нет, я так и не дождался покорности в полном смысле этого слова. И сияющая ненависть землянина никуда не делась, даже, кажется, стала еще ярче в какой-то момент. Но как же он хочет снова увидеть свою поганую Землю, как же рвется туда, в мир непригодного для псайклов воздуха, слишком синего неба и отвратительных деревьев! Так сильно, что, несмотря на неопытность в подобных делах, сумел ублажить меня в полной мере. Не один раз. Пожалуй, стоит когда-нибудь повторить. Тем более, что ко второму разу землянин вполне справился с некоторыми рефлексами и вполне достойно управлялся со своим языком – и тот факт, что у землян эта часть организма не так длинна и гибка, как у псайклов, ничуть не помешал моему, Терла, удовольствию. Все-таки удивительные существа эти человеки: вроде бы мелкие, вроде бы хилые в сравнении с нами, и даже женщина способна без труда сломать земляшке конечность-другую; но в то же время они удивительно выносливы; при наличии стимула землянин способен выжить в самых, казалось бы, невыносимых условиях. Сколько уже времени я вожусь с этим конкретным… Разница физиологий позволяет развлекаться с ним не чаще раза в месяц – если я хочу оставить на следующий раз; и сколько их уже было? С учетом последнего. Впрочем, ко времени отбытия на Землю он успеет прийти в норму. Если, конечно, не вздумает снова отказываться от пищи и вынуждать рабов кормить его силой… Впрочем, он так рвется в свою азотно-кислородную дыру, что будет, я полагаю, вести себя образцово. Что не отменяет необходимости следить за ним, особенно когда мы прибудем на место. Ненависть в нем кипит, искрится, пылает, словно протуберанцы новорожденной звезды. Вовеки пребудет в обитаемой вселенной: мощь псайклов, страсть их к золоту и ненависть землянина Джо-оунни ко мне, великому Терлу. Я должен был убить его еще тогда, в тот знаменательный для нас обоих день. Должен был. Собирался. Планировал и предвкушал. Впрочем, это всегда успеется. В любой момента. Когда ты, Джо-оунни, меньше всего ожидаешь. Я ведь победил, Джо-оунни. Победил. Ведь победил..? А пока… Пока у нас с тобой есть еще время. Много, много времени для наших маленьких игр. Я, Терл, так решил.