Смятые простыни

Эрику никогда не отказывали. Он был умён, харизматичен, красив. К тридцати шести годам он имел всё, о чём мечтал в семнадцать лет: деньги, хобби, удовольствия. И он никогда не мог даже вообразить, что его настигнет любовь. Любовь острая, убивающая, всепоглощающая. Он не верил, что подобное может произойти, когда тебе за двадцать. Не верил, пока не испытал это на себе. И познав эту любовь, он понял, что ни его деньги, ни харизма, ни красота не помогут, если чужое сердце — кусок льда… Июль медленно умирал. Московские дворы утопали в пышной зелени дубов и ив, до самой ночи были слышны крики резвящейся детворы, старики играли в домино, молодёжь собиралась кучками и пела песни под гитару. Небо становилось тяжелее и синее. Уже пахло августом, который по обыкновению принесёт с собой аромат мёда и антоновских яблок. Июльские тени пробирались в окна, прятались под потрескавшимися подъездными козырьками, не желая вытеснять зной. Прохладные земляничные вечера и короткие звёздные ночи — удел августа. В тот тёплый вечер в квартире Донникова было шумно: в честь переезда он устроил пирушку для знакомых и не очень. Стол ломился от дефицитных продуктов: красная икра, белый сыр, ветчина, котлеты из лосося. А ещё было много вина. Тогда-то Эрик впервые и увидел Его. Это был слегка потрёпанный мужчина тридцати пяти лет. У него были пронзительные серые глаза, русые волосы до середины шеи и короткая борода, которая очень ему шла. На груди болталась толстая цепочка с большим серебряным крестом. Он был одет в белую рубашку, джинсы и кожанку. Небрежный, сексуальный и мужественный стиль привлекал взгляды. Но тогда Бергграв не понимал, отчего так сводит в солнечном сплетении, а сердце скачет почти вприпрыжку. Он просто посматривал на этого типа, потягивая креплёное вино. В какой-то момент незнакомец повернулся в его сторону и взгляды схлестнулись. Бергграв как можно вальяжнее отвлёкся на бутерброд, хотя внутри начиналась настоящая буря. Когда мужчина в кожанке достал сигареты и вышел из комнаты, Эрик обратился к сидящему рядом Лаврику, который обычно знал всё и вся. — Кто это? Который вышел, — как можно небрежнее спросил он. — Это? Руслан Вердин, насколько помню. А что? — Ничего… — задумчиво произнёс Бергграв, — абсолютно ничего.

***

Вердин жил в двухкомнатной квартире на улице Шереметьева. Это всё, что смог впоследствии выяснить о Руслане Эрик, чтобы не вызвать подозрений. Но для болящего пленительной болезнью сердца этого было дьявольски мало. Мужчина мучился, всеми силами стараясь сохранять прежний беспечный вид. Вердин любил кладбища. Чёрт знает что, но в уединённой атмосфере вечного инфернального покоя было что-то чарующее и умиротворяющее. Руслан частенько бродил между могил, всматриваясь в лица на плитах и думая, кем были эти люди, какую жизнь они прожили и какой была их смерть. В один из первых августовских дней Руслан столкнулся на Новодевичьем кладбище с Антоном. С этим мужчиной у него было что-то вроде романа. «Что-то вроде», ибо Вердин просто позволял вертеться вокруг себя, оставаясь внутри непоколебимым и пустым. Их расставание получилось гадким, хотя Руслана оно очень позабавило: Антон кричал о безумной любви, не хотел заканчивать отношения, даже угрожал Вердину расправой, в конечном счёте вывалился из окна, желая показать силу своей любви. Руслан просто стоял на балконе и с нездоровым блеском в глазах наблюдал за тем, как мучается от боли бывший любовник, как беспомощно открывает рот, силясь что-то сказать. Одна из соседок вызвала скорую, а Вердин просто скрылся. Он не собирался нянчиться с этим остолопом, который полностью упал в его глазах. — Привет, — завидев проходящего мимо Руслана, громко произнёс Антон. Его голос разрушил незыблемую атмосферу вечной смерти, как мальчишка ломает песочный замок. — Здравствуй, — холодно отозвался Вердин, мельком взглянув на Косарева. Тот выглядел вполне себе свежо и стильно, но в Руслане это не могло вызвать даже отблеска эмоций. — Как твои дела? — отойдя от могилы отца, Антон приблизился к Вердину и пытливо посмотрел в его бездонные серые глаза. — Пока не родила. Сам как? — вынув из кармана кожанки пачку сигарет и зажигалку, мужчина лениво закурил. — Прекрасно. Выздоровел, как видишь. — Не слепой. — И в личной жизни всё отлично. — Чудеса. — Рус, скажи… — Антон закусил угол губы, отворачиваясь в сторону и скользя встревоженным взглядом по древним ивам, — ты сердишься на меня за что-нибудь? — Нет, — делая затяжку, Вердин продолжил свой путь. — Я вёл себя глупо. Мне жаль. Извини, — крикнул ему в спину Антон. Руслан поднял вверх ладонь и свернул к центральному входу. Пропитавшись кладбищенским запахом и горьковато-медовым ароматом августа, Вердин приехал домой. Сняв верхнюю одежду и обувь, он налил себе стакан молока и съел вчерашнюю куриную котлету. Руслан неплохо готовил, но редко занимался этим. Да и в последние годы товарный дефицит становился всё явственнее, бил всё ощутимее. Прихватив из комнаты уже заготовленный чемодан, мужчина мельком глянул на себя в зеркало, провёл ладонью по волосам и вышел из квартиры. …Было уже поздно, за окнами мелькали однотипные деревушки с пёстрыми крышами и кое-где горящими огнями. Время от времени поглядывая в окно, Руслан перелистывал страницу за страницей. Дверь отъехала в сторону и в купе вошёл привлекательный мужчина с шальными светло-зелёными глазами и нордически строгими чертами лица. Тонкие губы изогнулись в подобии улыбки: — Здравствуйте. — Здрасьте, — мельком глянув на спутника, отозвался Руслан. Тем временем у Бергграва внутри всё горело: он совершенно не ожидал увидеть здесь объект своих болезненных желаний. Сердце бесновалось! Ладони взмокли, дышать стало тяжело. Эрик закрыл дверь, убрал чемодан наверх и опустился на полку напротив Вердина. Бергграв понимал всю глупость своего положения, но эмоции брали верх над здравым смыслом. Он всё больше убеждался, что это судьба, что не зря он лишился покоя от одного лишь взгляда на незнакомого человека. Во всём есть смысл. И в той их встречи он был. А теперь у него появился шанс. Надвигающаяся летняя ночь. Они одни в купе. Мерный стук колёс и бесконечная синь за окном. Да, это был его шанс. В волнении облизав губы, Эрик ослабил узел галстука, гипнотически рассматривая сосредоточенное и умное лицо мужчины напротив.