С горем пополам

В такси тебя почти не укачивает. Насильно накормив тебя завтраком, что, в общем-то, был неплох, Деннис вызвал такси, чтобы добраться до дома. Подумав, ещё одно для тебя. Ты предпочёл не сообщать ему, насколько его поведение странно. Хочется спать. За всю ночь вы оба не сомкнули глаз, предаваясь непонятным, бессмысленным, не несущим практического смысла беседам. О чем? Уже вряд ли вспомнишь. Знаешь только, что большую часть времени говорил он, и ты был вынужден слушать: у тебя слишком чуткий сон, чтобы отключаться под музыкальное сопровождение чьего-то голоса. Освежаешь в памяти принятое решение забраться в постель сразу, как будешь дома. Деннис — по правде говоря, ближе к пяти утра он разрешил тебе звать себя Деном — не только вызвал, но и оплатил такси, так что до квартиры ты добираешься без какого-либо намека на приключения. Отец куда-то ушёл, и ты, почти не веря в то, что вчера не забыл ключи, похлопываешь себя по карманам — не забыл. Ты так и не покурил, но уже сомневаешься, что тебе это все ещё нужно. Открыв в спальне окно, прямо в одежде ложишься спать. Хроническая усталость — далеко не абстрактный лозунг. *** Существует особо редкая группа людей, которые взмахом ресниц способны подчинять себе ход событий. Таким неизвестно понятие «ожидание», потому что поезда, автобусы да и все прочие виды транспорта прибывают на станцию или остановку, стоит им к ним подойти. Только не нужно думать, что ради таких задерживают самолёты: если этому человеку нужно в аэропорт, пробки на дороге не будет, как и очереди на регистрацию, и никого не смутит, что ещё минуту назад в зале людей были сотни. Можно подумать, что таким вот просто везёт, однако, если приглядеться, нетрудно заметить, что они по своему желанию направляют работу вселенной. Например, если им захотелось в кино и по нелепому недоразумению все билеты распроданы, обязательно найдётся тот, кто вернёт свой, причём на весьма удобное место. Такие люди всегда получают то, что хотят, не прикладывая никаких усилий, так что считается, что с такими водиться выгодно. Твой отец как раз из таких. Однако, увы, это не передаётся по наследству. Напротив, ты подвержен его влиянию больше прочих. Эта история отдаёт полной бессмыслицей, и все же ты варишь кофе: на двоих. Твой отец вернулся домой как раз в тот момент, когда ты доставал из ящика турку, и ему совершенно необязательно знать, что перед тем как встать ты бесцельно пялился в потолок, пока тебя не посетила мысль: «Хочу кофе». Кофе ты, кстати говоря, не хотел. В отличие от твоего родителя. — Ал-лек, — почти нараспев зовёт из другой комнаты. — Что с Уильямсоном? — Это кто? — Приносишь ему чашку. — Деннис Уильямсон. — А, этот. Нормально. — Садишься рядом с отцом, ставишь свой кофе на подлокотник. Тебя всегда поражало, зачем и как он запоминает их имена, но ты, конечно же, никогда не спрашивал. — Есть планы на Рождество? — На тебя? Никаких. — Не успеваешь спросить. — Да, это окончательно. Гуляй, ребёнок. Вздрагиваешь. Он зовёт тебя так только в трех случаях: а) когда хочет напомнить, что пока ты никто и решения здесь принимаются старшим, б) когда рядом кто-то есть и вы изображаете нормальные отношения мальчика и его родителя и в) когда он тобой доволен. Последнее? Уходишь от продолжения разговора, пока твой отец расслабился, и запираешься в комнате, дожидаясь, пока он уйдёт. Впрочем, не продержавшись и часа, все-таки выходишь на балкон покурить. Не холодно, но прохладно. Особенно если стоять босиком на ледяном кафеле. Открываешь окно, поджигаешь первую сигарету, и подоконник врезается в живот, когда с улицы тебе почти на руки прыгает кошка. Кот. Медно-рыжая бестия, которую, как ни запирай, все равно тянет прогуляться по улице, и ты искренне не понимаешь, как он каждый раз сбегает на улицу. Чешешь его за ухом. Он кладет лапу на твою ладонь, опуская её до уровня своей морды, и чешется об тебя сам. Интересно: у него есть блохи? С его любовью к прогулкам это вполне вероятно. Вполуха слушаешь, что делает твой отец, и, стоит входной двери хлопнуть, берёшь в руки кота и выходишь на кухню. Сомневаешься, что почти уличное животное хочет есть, но все же насыпаешь в его миску немного корма, поставив рядом стакан с водой. Он такой привередливый, с ума сойти: ведёт себя так, будто это он хозяин этого дома. Ищешь глазами часы. С твоего пробуждения прошло четыре часа, а с возвращения домой — двое суток, из которых всего десяток часов ты потратил на бодрствование. Ты давно столько не спал, и организм, успевший привыкнуть к сильным нагрузкам, все ещё не пришёл в себя; возможно, он решил, что ты умер. Закрыв глаза и с силой потерев виски, считаешь до трех. Забираешь с дивана кофе, который ты так и не надумал пить, и, вылив его в раковину и сполоснув чашку, отправляешься в душ. Голова раскалывается. Голова раскалывается, но лекарства ты никогда не пьешь, но не почему-то существенному — из принципа. Кусок шерсти, набитый сухим кормом, вальяжно проходит мимо тебя, когда ты выходишь из душа, и, гордо задрав свой никчемный нос, скрывается в отцовской спальне. Они подходят друг другу: два сапога — пара. Фыркнув, открываешь холодильник в надежде что-нибудь там найти, однако тщетно. Можешь сделать вид, что удивлён — твой отец не обедает дома. *** Ты почти вернулся в кровать, когда в дверь позвонили, и принял окончательное решение, что «Переживут», когда позвонили снова. Выругался, оделся, дошёл до двери. Консьержка. — Александр? К тебе гость; сказал, что забыл номер квартиры. — Переводишь взгляд за её спину, и, кажется, временно покидаешь мир. — Все нормально? — Да, извините. — Медлишь, раздумываешь. — Спасибо Вам. Заходи. Отойдя чуть-чуть в сторону, пропускаешь «гостя» в квартиру, закрываешь за ним дверь, ждёшь, пока он разуется. — Что ты здесь делаешь? — Провожаешь его на кухню. Вероятно, пропускать к себе домой абсолютно чужого человека — не лучшая идея, но, как известно, инстинкт самосохранения у тебя отсутствует напрочь. — Проезжал мимо. Дай, думаю, загляну. — Включаешь чайник, опять, достаешь чашки, снова; еды у тебя все равно нет. — Даже не спросишь, как я узнал твой адрес? — Я сам сказал его, когда ты вызывал такси. — Ты не так глуп, как зачастую думают окружающие. Впервые за день смотришь ему в глаза: пристально, не моргая, как обычно смотришь на людей, которых нужно «очаровать»; вскоре он отворачивается. — Деннис Уильямсон, зачем ты пришёл? — Решил, что дела нужно доводить до конца. — Звони Брюсу, договаривайся об условиях. Я не собираюсь спать с тобой просто так. — Если быть честным, ты вообще с ним спать не собираешься. Черт тебя дернул сказать отцу, что все прошло хорошо. Подобных провалов в твоей жизни никогда не было, и какая-то часть твоего мозга истошно вопила, что твой родитель все знает. Знает, но почему-то молчит. — Тогда зачем впустил? — Невежливо было бы выгнать. — Чайник закипает, заливаешь в заварник кипяток. — Ты мне такую лекцию о человечности позавчера прочитал, что я не мог поступить иначе. — Как ни странно, ты слушал. Слушал и запоминал: соскучился по социальному взаимодействию. Смеётся. Говорит, что был пьян и не отдавал отчёт своим действиям. Не то чтобы ты сегодняшний его поступок назвал «трезвым» и «здравым», но это ведь отнюдь не твое дело. В комнате повисает тишина, и ты думаешь, что сейчас самое время спросить, как прошёл спор и принял ли друг ту фотографию — да, был шокирован. Ты не понимаешь мотивов Денниса. Не можешь разобрать, какого черта он делает и какие цели перед собой ставит, и именно поэтому он становится для тебя загадкой. Загадкой, которую, с одной стороны, хочется разгадать, и все же, с другой, она бесит своей нелогичностью. Этому парню далеко на пять лет, зато беспечностью принимаемых им решений он ушёл не так далеко от возраста детского сада. Вдруг становится интересно, почему он вообще ещё жив. Спросить что ли для разнообразия? Только ты открываешь рот, твой гость громко чихает. И снова, когда ты желаешь ему быть здоровым. И ещё раз, когда хочет сказать тебе что-то в ответ. — У тебя есть кошка? — У тебя аллергия? Вместо ответа Деннис чихает вновь. Сам не зная, зачем, уходишь к отцу в спальню и, подхватив кота, возвращаешься на кухню. — Знакомься, это Шафран. — Демонстрируешь гостю прикинувшуюся милым пушистиком бестию. — Та ещё сука. — Ты хочешь, чтобы я скопытился быстрее, чем успею покинуть квартиру? — Можешь пойти ко мне в комнату, ему туда вход воспрещен. С радостью приняв предложение, недоклиент обходит тебя — точнее кота на твоих руках — и уходит дальше по коридору. Идёт так, словно знает, куда. Ну, успехов ему: если зайдет не в ту спальню, ему же хуже, ведь твоему отцу слишком лень убирать кошачью шерсть с пола и мебели. Как правило, её убираешь ты, однако, как известно, последний месяц ты был немного не в том состоянии. — Долго я еще буду идти в неизвестном направлении? — Кричит, продолжая чихать. Недолго ж он продержался. Какой наглый. — Самая левая дверь. — И лишь произнеся это, осознаешь, в каком состоянии находится твоя спальня. Ну и черт с ним. В конце концов, гостей ты не звал. Дождавшись, пока чай заварится, разливаешь его по чашкам и, отпихивая ногой нетрадиционно ласкового кота, идешь проверять гостя. Вообще-то у тебя должны быть таблетки, но ты ни за что ему их не предложишь — иначе он никогда не уйдет. Находишь Дена сидящим на стуле с запрокинутой головой и видишь, как по его щекам льются слезы. Какой нежный. Расчистив локтем место на столе, ставишь чашки и, покопавшись в хламе, протягиваешь гостю пачку бумажных платочков. — Спасибо. — Чем ты думал, когда сюда ехал? — Небрежно заправляешь кровать и ложишься сверху. — Тебе не приходило в голову, что я мог бы тебя убить? — А ты почти и убил. — Высмаркивается. — А вдруг я был бы не один? — А об этом я не подумал. — Чихает. — В любом случае, мне тысячу раз говорили, что у меня напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. — Ухмыляешься. Деннис, немного придя в себя, кивает на чашку. — Это мне? — Да. Нужен сахар? Молоко? — Отказывается. — Я не собираюсь тебя развлекать, так что либо говори, что тебе надо, либо убирайся. — У тебя достаточно опыта общения с незнакомыми людьми, чтобы в два счета понимать, кому грубить можно, а кому лучше не стоит. — Я не знаю, чего хочу. Сказал же, проезжал мимо. — Соскучился? — Язвишь, даже не скрывая этого. — Возможно. — Морщишь лоб, приподнимаясь на локтях. Что он несет вообще? — Я не знаю, что чувствую, со мной такое впервые. Начинаешь смеяться. Как пафосно. Такое чувство, что общаешься с двенадцатилеткой, насмотревшейся романтической драмы, а не с взрослым — во всех смыслах — мужчиной. Почти спрашиваешь, сколько ему лет (ты дал бы не больше двадцати пяти), однако вовремя понимаешь, что, возможно, в таком случае он задаст ответный вопрос — ответ на который ему знать совершенно необязательно. Перекатываешься на бок, подперев голову рукой. —Решил продолжить свои эксперименты? — Улыбаешься. — На мальчиков неожиданно потянуло? — На тебя. — Снова смеешься, даже несмотря на то что Деннис выглядит абсолютно серьезно. — Алек, ответь мне на вопрос. — Замуж за тебя не пойду. — Ложишься обратно на спину, раскинув в стороны руки. — Я и не предлагал. — А жаль. — Слишком драматичным голосом. — Вот так и проживешь всю жизнь в девках. — Как ты понял, что ты гей? Перестаешь смеяться. Вновь смотришь на своего гостя, внимательно разглядывающего совершенно обычную серую чашку в его руках. Там раньше был какой-то рисунок, но он давно стерся: после второй или третьей мойки. Поведение Денниса не поддается здравому смыслу. Ты ему тут бесплатных психолог что ли? У него Интернет заблокировали? Более нелепого вопроса в своей жизни ты, вероятно, не слышал, и все-таки решаешь ответить — из вежливости. — Я не гей. — Он поднимает на тебя взгляд, ожидая продолжения. — Меня не привлекают мужчины. — Он открывает рот, но ты перебиваешь. — Женщины тоже, если что, но и отвращения не вызывают. Мне все равно, с кем спать, потому что секс — чистая физиология, где нужно всего лишь обладать базовым набором знаний о том, как работает мужское или женское тело. — Ты спал с женщинами? — Молча киваешь. — И как? — Никак. Ты чем меня слушал? — Тебе не понравилось? — У тебя такое чувство, что с каждой секундой он каким-то неведомым образом придвигается к тебе ближе, хоть ты и знаешь, что с начала разговора он не сдвинулся с места. — Этого я не сказал. — Не понимает; тяжело вздыхаешь. — Когда ты спишь с десятком разных людей подряд, это перестает приносить ментальное удовольствие, что, однако, не значит, что стимуляция определенных мест не вызовет заложенной природой реакции. Фи-зи-о-ло-ги-я. Биологию в школе проходил? — Он инстинктивно кивает. — Я могу заставить тебя кончить за две минуты. Могу за тридцать секунд, но ты не позволишь мне сделать это. — Ухмыляешься. Ты бы и сам добровольно не дался. Впрочем, ты лично знаешь парня, который частенько так развлекается. Деннис молчит, поэтому ты решаешь продолжить. — По сути, секс — это моя работа. Я не могу сказать, нравится она мне или нет, но она точно уже давно не вызывает никаких эмоций. — Как давно ты…? — Не договаривает. А оно тебе и не нужно, ведь ты прекрасно понимаешь, что он хочет спросить. — Не очень давно. Пару лет. Он молчит, и ты принимаешь его молчание. Ложишься поудобнее, закинув за голову руку, и разглядываешь потолок, раздумывая о своем: вспоминаешь, как впервые начал заниматься своей «работой». Тебе только-только исполнилось шестнадцать лет, и на тот момент ты спал только с одним человеком: другом твоего отца — на этой самой, черт побери, кровати. Твой опыт по сути был нулевым, так что ты явно был непривлекательным (даже скорее убыточным) вложением, если бы не одно «но»: ты обратился за помощью с «трудоустройством» к своему родному отцу, и твой папочка, никогда особо не потакавший желаниям своего единственного сына, не отказал тебе в этой любезности. Ты помнишь первого своего клиента. Ему на вид было, наверное, около сорока, и он оказался на удивление приличным мужчиной — одним из немногих, кто обращался с тобой не как с куском мяса, а как с живым человеком, у которого есть как эмоциональные, так и физиологические чувства. Позже тебе рассказали, что это был своеобразный подарок Брюса (он делает так для всех): нормальный «первый раз», чтобы человек не сбежал в первый же день куда подальше. Впрочем, как правило, на твоего отца работают те, кому особенно бежать-то и некуда, и, конечно, ты в свои скромные шестнадцать лет попросту возглавлял этот список. Недовзрослый ребенок. Каким был, таким и остался. Вздохнув, приподнимаешься на локтях, привлекая к себе внимание Денниса. — Пошли что ли в приставку поиграем. Раз уж ты здесь, развлекай меня. — Я не могу выйти из этой комнаты. — Зачем-то трясет пачкой платочков. — У меня есть таблетки. Пошли. Ден поднимается на ноги и послушно выходит за тобой из твоей спальни. Оставив его выбирать игру (тебе все равно), уходишь в ванную за аптечкой и заодно заходишь на кухню за стаканом воды: свой чай твой гость уже выпил. У тебя нет друзей, но ты обычный человек, которому нужно общение. Ничего страшного, от этого пока никто не умирал. Успокаиваешь себя этой мыслью, разглядывая устроившегося на твоем диване Денниса. Интересно, как отреагировал бы отец, зная, что здесь происходит?