***
Сегодня тебе предстоит в какой-то степени лишиться девственности и, хоть это и не совсем так, страшно менее не становится. Все произошло слишком неожиданно, но пронесшаяся в голове насмешка лучшего друга прерывается дверным стуком. Вдох-выдох. Вдох. Ты открываешь дверь. У мироздания совершенно точно отсутствует чувство юмора. Этого ты не ждал. Кого и чего угодно, но не подростка, судя по виду, замученного голодом. Он смотрит тебе в глаза. Он смотрит тебе в глаза, и кровь ударяет в голову. На секунду ты теряешь всяческую ориентацию в пространстве, так что тебя хватает разве что на тихое «Проходи». Отступаешь на шаг от двери. — Деннис. — Протягиваешь ему руку, словно вы собрались здесь для какого-то светского мероприятия. — Я Алек. — Подумав, все-таки пожимает. — Ты не голоден? Можно что-нибудь заказать. — Отказывается. — Ты выглядишь уставшим. У тебя все хорошо? — Не хватало ещё чтобы он умер у тебя на руках — вот счастье-то! — Все в порядке. Покажи, где кровать. Указываешь рукой за угол. Он начинает раздеваться ещё по пути, и твой взгляд цепляется за красные полосы на его запястьях. Издержки профессии? Тебе почти жаль его. Ты должен что-то сказать. — Послушай, Алек... — словно пробуешь его имя на вкус. — Понимаешь, ты у меня первый, и я вообще все это делаю, потому что проспорил другу желание. — И эти слова явно были худшим, что ты мог бы из себя выдавить. — Парень или вообще? — Отвечаешь. — Не думаю, что есть большая разница между сексом со мной и с девушками. Но если боишься, советую что-нибудь выпить. Здесь есть алкоголь? Ты все же заказываешь еду в номер. Не говоришь, что уже достаточно пьян, потому что в таких ситуациях никогда не бывает «достаточно». В таких случаях показателем готовности обычно является как минимум «в хлам» и как максимум прийти в себя, когда уже все закончилось. Алек сидит перед тобой в нижнем белье, и ты сомневаешься, что у вас вообще что-то получится. Он манит тебя к себе, так что ты думаешь, что довериться профессионалу — не худшая перспектива, и, глядя ему в глаза, делаешь пару шагов вперёд. Останавливаешься между его ног и смотришь сверху вниз, как он гипнотизирует тебя своим взглядом: не моргая, слегка раскачивая головой. Он прищуривается, и ты неосознанно копируешь его мимику, вздрагивая, когда слышишь стук в дверь. Говядина в устричном соусе. Два бокала. Бутылка вина. Постфактум осознаешь, что одной на вас двоих будет мало. Отказываешься от помощи, избавляешься от пробки сам. Свою порцию Алек предпочитает уступить тебе. — Тогда хотя бы поешь. — Я не голоден. — Вижу я, как ты не голоден. Ты на на ногах еле стоишь. Он вновь окидывает тебя внимательным взглядом, поднимается на ноги, мягкой, гипнотизирующей походкой подходит к тебе и, глядя тебе в глаза, кладет на язык ломтик говядины. Выгибаешь дугой одну бровь, мол, а теперь жуй, и Алек слушается: пережевывает, глотает, облизывает языком губы. На периферии сознания понимаешь, что в его действиях нет ни грамма сексуальности и он ведет себя даже отчасти естественно, но, кажется, ты уже пребываешь в трансе. Вряд ли отдаешь отчет своим действиям, когда проводишь пальцами по его предплечью, вызывая мурашки, добежавшие вплоть до его плеча. Совершенно точно не отдаешь, когда он подносит к тебе бокал и ты делаешь мелкий глоток — стоит ему прищуриться, выпиваешь залпом. Он закрывает глаза и тихо смеётся. — Что-то не так? — Ты слишком послушный. Алек встаёт к тебе полубоком, берет в руки вилку и кладет в рот ещё несколько ломтиков. Ты следишь за ним достаточно тщательно, чтобы заметить, что четвёртый кусок уже не лезет ему в горло. Невкусно? Алек закрывает глаза, делает редкие глубокие вдохи, сжимает пальцами стол. — Ты в порядке? — В полном. — Резко вскидывает голову, одаривая тебя очередным безэмоциональным взглядом, выпрямляется, подводит тебя к кровати, толкая левой рукой в грудь. — Где твой друг? Или ты снимешь все на телефон и ему отправишь? — Именно так и планировалось. — Хорошо. Он толкает тебя на кровать и сам забирается сверху, ты молча ждешь, что будет дальше. После душа ты остался лишь в рубашке и брюках, и юноша наклоняется, чтобы расстегнуть пуговицы. Не имеешь ни малейшего представления, зачем делать это зубами, но вздрагиваешь, когда твоей уже голой груди касаются кончики его волос. Щекотно. Выпрямившись, он проводит ногтями вдоль твоих ребер, так что дыхание сбивается. Ребра? Серьёзно? Такая странная эрогенная зона? Он гладит тебя указательным пальцем по линии подбородка. Ты думаешь, что ещё недостаточно пьян, чтобы спокойно воспринимать все его действия, и все же такой дозировки алкоголя в твоей крови хватает, чтобы ты велел самому себе заткнуться и просто получать удовольствие. Ты думаешь, что Алеку не нравятся поцелуи, когда он обводит пальцами контуры твоих губ, и ты слегка приоткрываешь рот, потому что поступающего через нос воздуха уже слишком мало. Он слегка спускается вниз, чтобы освободить своим же рукам путь до твоей промежности, и ты думаешь, что парень знает, что нужно делать, как не знал ни один из твоих предыдущих партнёров. Партнерш. Ты закрываешь глаза, потому что знаешь: продолжишь смотреть, и что-то обязательно пойдёт не так, как задумывалось. Парень уверен в своих же действиях и ты выбираешь ему доверять, потому что ты уже. Слишком. Пьян. Чтобы. Мыслить. Здраво. Но ты не позволяешь себе отключаться и пускать все на самотек, ведь ты уже. Слишком. Пьян. Чтобы. Контролировать. Ситуацию. Поднявшись, Алек стягивает с тебя брюки вместе с нижним бельем, и ты понимаешь: через секунду пути обратно уже не будет. Он берет твой член в рот. Он берет твой член в рот, и, втянув носом воздух, ты прикусываешь свою губу, ведь, черт побери, несмотря на всю очевидность происходящего, это было действительно неожиданно. Ты до последнего не был уверен, что он это сделает. Но он сделал. Он это сделал, так что на счёт «три» ты открываешь глаза, и именно в этот момент он поднимает на тебя мутнеющий взгляд и поднимается на ноги. — Где туалет? — Направо от входной двери. Алек уносится в указанном направлении и, пока ты приходишь в себя, принимается прочищать желудок. По крайней мере так говорят доносящиеся до твоего слуха звуки. Поднимаешься на ноги и, на ходу натянув белье, подходишь к двери туалета. Стучишь. — Эй, ты в порядке? — Не дождавшись ответа, легонько толкаешь дверь. — Алек? Парень ожидаемо стоит на коленях перед унитазом, решаешь принести ему бутылку воды. — Алек, мне вызвать врача? — Мать воспитывала тебя невероятным человеколюбом. — Извини, это... — Вдох-выдох-вдох. — Это рвотный рефлекс, так бывает, если надавить на корень языка. Я не знаю... — Договорить ему мешает очередной спазм, и остатки говядины покидают его желудок, следуя примеру собратьев. Протягиваешь ему полотенце и бутылку воды. — Извини. Это был твой далеко не первый минет, однако ни одна девушка не пыталась после него выблевать ваш романтический ужин. Сомневаешься, что дело в обычных рефлексах. — Когда ты в последний раз ел? — Неважно. — Ошибаешься. Алек, послушай. Ты не выглядишь готовым... Работать. Повторяю ещё раз: мне вызвать тебе врача? — Нет. Он прислоняется затылком к стене, пытается открутить крышку, однако руки дрожат, и выступивший на ладонях пот мешает ему это сделать — отбираешь бутылку, открываешь, возвращаешь ему. — Зачем ты делаешь все это? — Осушает пол-литра залпом. — Я должен тебя бросить, чтобы ты помер тут? — Садишься на бортик ванны, приглаживаешь к затылку волосы. С прискорбием осознаешь, что ты уже как никогда трезв. — Я тебе никто, к тому же ты уже заплатил. Я в порядке, можем продолжить. — Нет. Я заплатил лишь за секс. — Не понимает. — Представь, что ты пришёл в магазин, ну, например, за цветами своей матери, выбрал букет, купил его, но вдруг продавцу стало плохо. Ты ему ничего не должен, но бросить его — по меньшей мере нечеловечно. Алек фыркает, вытирает полотенцем лицо, передразнивает твои рассуждения о человечности. — Меня таковым нечасто считают. — Выгибаешь в немом вопросе одну бровь. — Человеком имею в виду. Никто об этом не парится. — Это ещё почему? — Я достаточно... Грязный. — Не мне осуждать выбор твоей профессии. К слову, официанты мне более неприятны. Знаешь, почему? — Качает головой в ответ. — Ты только представь, сколько грязных тарелок и приборов, да ещё и денег они трогают! А ты чистый, ухоженный, да и вообще приятный — за что мне тебя не любить? Он смотрит на тебя как на душевнобольного, и ты сам понимаешь, что ведешь себя как полный придурок. Увы, сказанных слов не вернуть, а в принципе тебе и не жалко. — И что будет со спором? — Скажу, что не смог, потому что вряд ли снова решусь приглашать кого-нибудь. — Намеренно избегаешь слова «вызвать», потому что не знаешь, к какой реакции может привести подобное. — Какие доказательства ему нужны? Видео? Фотографии? — Киваешь на последнее. Алек делает шумный вдох. — Того, как ты меня трахаешь, или минета будет достаточно? — Ты не в состоянии. — Мой отец не вернёт тебе деньги, вернись в кровать. — Не успеваешь переспросить. — Деннис, я в полном порядке. Это было небольшое недоразумение, но, клянусь, этого больше не повторится. Блевать мне в любом случае больше нечем. Пока ты раздумываешь, можно ли вновь доверять ему, он умывается, наскоро полоскает рот и, взяв тебя за руку, выходит из ванной комнаты. Ты не сопротивляешься, когда он вновь стягивает с тебя белье, заставляет сесть в кресло и садится на пол между твоих ног. Не сопротивляешься, когда он стимулирует твой ни разу не возбужденный член рукой, советуя закрыть глаза и представлять на его месте кого-то другого. «Лучшую девушку, с которой ты когда-либо спал», но это не работает, потому что ты не можешь оторвать от его действий взгляда. Алек снова гипнотизирует. Снова, не моргая, смотрит тебе в глаза, ритмично двигая вверх-вниз рукой, замедляет свое дыхание. Алек спрашивает, где твой телефон, но, найдя его взглядом, встаёт и сразу же возвращается, протягивая гаджет тебе. — Поищи пока лучший ракурс. Скажи, когда будешь готов. Обхватывает головку губами, и второй раз за вечер ты забываешь, как вообще нужно дышать. Происходящее тебя неслабо пугает. Во-первых, ты трезв. Во-вторых, ты в замешательстве. В-третьих, тебе сосёт парень, глядя тебе прямо в душу своими заплаканными глазами, и, даже если бы захотел, ты не смог бы сейчас выбраться. И не потому что любые посторонние движения чреваты тем, что ты попросту лишишься яиц, — тебе, по правде говоря, и не хочется. Не хочется никуда уходить. — Ты фотографировать будешь? — Не дождавшись ответа, проводит по уздечке высунутым языком. Мычишь в ответ что-то нечленораздельное. — Обратный отсчёт до снимка. Не оценив шутку, действительно начинаешь считать. — Десять. — Он ухмыляется, разблокируешь свой телефон. — Девять. — Находишь иконку камеры. — Восемь. — Мы запускаем ракету? — Семь. — Ставишь руки на подлокотники, чтобы немного унять дрожь. — Шесть. — Наводишь фокус. — Пять. Четыре. — Алек делает глубокий вдох. — Три. — Выдох. — Два. — Вдох. — Один. Он заглатывает твой член целиком, и ты делаешь снимок до того, как понимаешь, что головка упирается ему в горло. Услышав характерный щелчок, юноша поднимает голову. — Получилось? — Да. Зачем ты это сделал? — Цензура. А теперь просто закрой глаза и получай удовольствие. Слушаешься. Алек старательно доводит начатое до конца и, закончив, поздравляет тебя с почином. Решаешь не обращать внимание на то, что он снова дрожит, а его язык заплетается. Он остаётся с тобой до утра. Не потому что вам есть что обсудить или вам обоим нравится засыпать в чьих-то объятиях. Просто ты заплатил за всю ночь, а уходить раньше времени — не в его правилах. * Джуд и Норма Крэндалл — персонажи «Кладбища домашних животных» Стивена Кинга.Пролог. Часть 2
1 мая 2018 г. в 10:10
От тебя вновь пахнет спиртом, перезревшими колосьями ячменя и дубовой корой — привычные последствия воскресной встречи с приятелями. Тебе некомфортно. И дело даже не в том, что день по большому счету выброшен к черту, а в том, что ночь станет куда более захватывающей: сомневаешься, что воспоминания о ней растают в морозном воздухе с облачками пара, следуя примеру брошенных ненароком слов.
Ты делаешь это, не потому что так надо, не потому что «свое слово надо держать» и «надо уметь проигрывать». Ты делаешь, чтобы — никогда, ни о ком, ни о чем — не жалеть. Попробовать все в этой жизни — не худший девиз ведь, верно? Не понравится и ладно — тебя не заставляют заниматься подобным вечность, просто, прежде чем браться есть на спор наггетсы, надо было подумать: сможешь ты запихать в себя три упаковки или же нет. Доминик смог, а вот ты сдался в самом начале последней, и ваш бессмысленный спор «на желание» был в честном бою проигран. Тобой, к сожалению.
Тебе отчасти страшно, но ты не можешь сказать, чего или кого ты боишься, потому гипнотизируешь себя глупой мантрой: «Ты взрослый мальчик — смелее». Подходишь к берилловым поручням лестницы и без пауз хватаешься за один рукой, поднимаешься. «"Берилловый" — по названию берилла, прозрачного зеленовато-голубого камня,» — подсказывает подсознание, но, откуда оно это знает, молчит, и ты не пытаешься вспомнить, потому что и так опаздываешь, а ещё надо продумать речь. Взрослый мальчик, а каждый разговор с незнакомцами все равно в голове репетируешь, несмотря на то что все равно половину забываешь сказать, но люди тебя понимают — и это главное. Замечаешь стойку рецепции, и, чтоб не выглядеть дураком, не останавливаясь направляешься к ней и получаешь улыбку от занимающей дежурный пост девушки.
— Добрый вечер, я заказывал номер.
У девушки тёмные волосы и смуглая кожа, а глаза, кажется, по-хамелеоньи копируют кобальтовость блузки. Если вы встанете рядом, она вряд ли будет выше твоего плеча, но между вами полметра, а отсюда навскидку не скажешь.
— Ваше имя?
— Уильямсон. — Фамилия, если быть точнее.
Пальцы левой руки без спроса выстукивают на твоём бедре мелодию, и, раз уж все равно заняться нечем, пускаешься на поиски слов. «Нам никогда не узнать, что нас ждёт за дверью, но что-то мне подсказывает, что за это не жаль отдать жизнь». Совершенно не соответствует ситуации, однако.
У девушки золотое кольцо за полсотни (кто-то из твоих друзей дарил такое же своей возлюбленной), её зовут Норма Обрей, что сообщает тонкий бейджик, и ты ловишь себя на мысли, что это имя ей совсем не подходит. Ты бы назвал её Лайлой или на худой конец Пэгги, но никак не Нормой, потому что, по-твоему, это имя для какой-нибудь пожилой дамы — супруги Джуда Крэндалла в идеале.* Обрей протягивает тебе бумаги для заполнения.
Номер ты заказал полчаса назад, стоя на очередном светофоре, предварительно потратив около восьми таких же остановок на просмотр и отвержение других вариантов. Номера либо отвратительно выглядели, либо стоили столько, сколько за одну ночь ты бы ни за что не отдал. Как оказалось, найти место переночевать в родном городе не так уж просто, ты удивлён.
Подписываешь протянутые документы, улыбаешься, возвращая, и покорно ждёшь, когда с поверхностными инструкциями тебе отдадут ключ-карточку. Благодаришь и, отказавшись от сопровождения, ведь вещей у тебя как таковых с собой и нет, спрашиваешь, как подняться, снова благодаришь и как можно быстрее уходишь. Ты сюда не хостес кадрить приехал.
Пытаешься репетировать речь, но не можешь. Не можешь, потому что не знаешь, что ждать, не можешь предугадать, выстроить воображаемый диалог с человеком, которого ты никогда не видел. Вести себя нагло? А если он старше, солиднее и вообще вызовет панику? Вновь повторяешь себе, что ты уже немаленький мальчик, но поверить в то, что ты со всем справишься, это помогает едва ли.
Общая площадь номера около пятидесяти квадратных метров, и он лишь незначительно больше твоей собственной спальни на другом конце города. Ты смотрел фотографии на сайте, и номер действительно тот, что ты выбрал: с белыми от пола до потолка шторами, двумя креслами, столом и диваном, низкими светильниками по двум сторонам от кровати и деревянной отделкой стены в изголовье. Ты доволен собственным выбором, хоть он и не был слишком уж тщательным. Ты ехал в такси, но читать все равно мог лишь на остановках, ведь из-за количества алкоголя в крови тебя безбожно мутило. Глупо было вызывать машину до того, как узнаешь финальное место назначения, но ты просто сказал район, и уже там впоследствии искал приемлемые отели. Этот весьма неплох.
Садишься в одно из кресел, даже не подумав раздеться. На тебе, если от пяток до темечка, высокие кроссовки, в которых на улице было ощутимо холодно, носки, узкие брюки, хлопковая рубашка с викторианским принтом "Скелеты", тёмно-синее фетровое пальто из шерсти и кашемира, классический верблюже-черный кашемировый шарф и зажатые в левой руке кожаные перчатки. Тебе порой кажется, что по собственному гардеробу ты можешь водить экскурсии и рассказ о каждой его детали затянется часа на два. Плевать, что рубашка не сочетается с шарфом, тебе было некогда выбирать.
Ожидание утомляет. Тишина давит на мозг, и хочется поскорее чем-то заняться. Но чем? Ты не знаешь. Достаешь телефон. На часах без семи минут восемь, и, вероятно, времени тебе хватит разве что на душ — этот день обещает быть слишком долгим. Раздеваешься.